Это значит, мне просто насрать. А если мужику насрать, то его в принципе ничем не прошибешь. Я – яркое тому подтверждение. Мне насрать на девяносто девять процентов окружающих меня людей и происходящих вокруг вещей. Именно поэтому все поражаются моему контролю. Очень просто не выходить из себя, если тебе глубоко фиолетово. Нет никакой хваленой выдержки, есть просто здоровый (а может, и не очень) пофигизм.
Но Александр Романович! – возмущается врач. – У нас же не гостиница, а больница.
– За те деньги, которые я плачу, вы даже баней общественной станете, если мне понадобится
– Все живы? – тут же уточняет он.
Какое бы дерьмо ни происходило в нашей жизни, этот вопрос – контрольный. Нет ничего важнее жизни и здоровья близких. Поэтому позволяю себе усмехнуться и отвечаю:
– И даже здоровы. Но никогда не думал, что при этих исходных данных можно чувствовать себя настолько дерьмово.
Я, алкоголь и случайный секс – гремучее сочетание, гарантирующее проблемы.
А это уже ошибка, – предупреждающе говорит он.
– Я знаю, – отвечаю, облизнув губу.
Хочу выйти, но не успеваю. Александр матерится и притягивает меня к себе, жадно и властно целуя.
Нормальные мужики тридцати семи лет не западают на малолеток, – отвечаю я.
– Ты на меня не запал.
– Как знать?
Как вышло, что та, которая зацепила меня, пожалуй, впервые за мою жизнь, принадлежит сыну?
Мне противна сама мысль, что эту девушку могут трогать чьи-то чужие руки. А когда я понимаю, что все то, что я делал с ней сегодня, делает Ник – не исключено, что прямо сейчас, – меня просто разрывает.
– Чего хотела? – уточняю я, с раздражением отметив, что все же Крис неприлично хороша.
