Это значит, мне просто насрать. А если мужику насрать, то его в принципе ничем не прошибешь. Я – яркое тому подтверждение. Мне насрать на девяносто девять процентов окружающих меня людей и происходящих вокруг вещей. Именно поэтому все поражаются моему контролю. Очень просто не выходить из себя, если тебе глубоко фиолетово. Нет никакой хваленой выдержки, есть просто здоровый (а может, и не очень) пофигизм.
Но Александр Романович! – возмущается врач. – У нас же не гостиница, а больница. – За те деньги, которые я плачу, вы даже баней общественной станете, если мне понадобится
– Все живы? – тут же уточняет он. Какое бы дерьмо ни происходило в нашей жизни, этот вопрос – контрольный. Нет ничего важнее жизни и здоровья близких. Поэтому позволяю себе усмехнуться и отвечаю: – И даже здоровы. Но никогда не думал, что при этих исходных данных можно чувствовать себя настолько дерьмово.
Глеб заслужил отдых. А Анжелика – тем более. Она его терпит и носит под сердцем самого младшего Лисовецкого, что делает ее в глазах членов нашей семьи едва ли не богиней
– А потому что долбаный спортсмен. Он не спит до обеда, как простые смертные. Мне кажется, этот монстр не спит. Бывает, с вечера пьем вместе, все с утра дрыхнут, выползают к обеду с больной головой. А этот в семь утра на пробежечку сходил, потом тренировочку провел, пару кругов в бассейне проплыл, всем звездюлей по телефону навставлял и снова жаждет приключений. Ненавижу, супермен хренов.
– А потому что долбаный спортсмен. Он не спит до обеда, как простые смертные. Мне кажется, этот монстр не спит. Бывает, с вечера пьем вместе, все с утра дрыхнут, выползают к обеду с больной головой. А этот в семь утра на пробежечку сходил, потом тренировочку провел, пару кругов в бассейне проплыл, всем звездюлей по телефону навставлял и снова жаждет приключений. Ненавижу, супермен хренов.
