но коли уж кого-то полюбил, так люби со всеми недостатками.
В беду… Нет, я не попала в беду. Я сама — Беда.
— Со мной пойдешь.
Ведьма хмыкнула. Лучше хмыкать, чем слезы лить.
— Просишь или спрашиваешь?
— Ни то, ни это. Просто говорю. Со мной пойдешь. Я Рада попрошу, у него дом большой. А потом… потом и у меня большой дом будет.
— Нет. Я сама от матушки ушла и то… то, из-за чего ушла, тоже сама делала. Никто не неволил. Так что и устроюсь без подмоги, не стану тебе обузой.
Рьян закатил глаза и закрыл ей рот. Наперво ладонью, а там и поцелуем. Прежде только одна девка с ним спорила. И, надо признать, спор выиграла, если судить по колдовской метке на щеке. Но теперь он точно знал, как убедить ведьму в своей правоте, и крепче поцеловал упрямицу. Йага застонала в поцелуй и попыталась вырваться, но он не пустил. Со сломанной ногой или с целой, а северянин всяко сильнее. Ведьма забилась, как рыбешка на берегу, но
с каждым мгновением трепыхалась меньше и наконец сама обняла его за шею.
— Со мной пойдешь, — повторил Рьян, оторвавшись от ее губ. — Поняла?
— Поняла,
Сопротивление мальчишек быстро побороли и выпихнули на пустой пятачок двора. Троица стояла перед судьей ни жива ни мертва, даже Йага и та тряслась меньше. Седые брови пришли в движение, а в зарослях бороды мелькнуло нечто, схожее с улыбкой. Что-то подсказывало, что троица разбойников успела засесть в печенках даже у самого гласа богов.
Ведьма вскочила снова:
— Я тебе не жена!
— Нет, жена! Не перед людьми, так перед богами! Я тебя взял в Медуницах, и теперь ты моя!
Любовь, она и есть любовь, ее боги завещали.
Горько, наверное, желать того, кто всем сердцем тебя любит, но не той любовью.
плясала, как пляшет пламя костра. Извивалась, вспыхивала, взрывалась искрами. Цветные юбки задрались, обнажая колени, рубаха сползла с загорелого плеча. Глаза — желтые, звериные. Волосы… как пышный лес! Целая копна, грива лошадиная. Немудрено, что путались в ней ветви да колдовские листья. И не скручивала их ведьма в тугой жгут, как принято у срединных женщин, коли никакого праздника не случилось. Волосы цвета дубового корня шевелились, как живые, невесомо взмывали в воздух.
А Рьян молча встал на колени и ладонями накрыл ее бедра. Коснулся губами колена, и по телу разлилось тепло. Лесовка никому не будет принадлежать, одной только чаще. Оттого поцелуи становились горше, но и сладкое бессилие дурманило рассудок. Загорелые пальцы путались в рыжих волосах, бледные руки сжимали бедра до синяков. Каждый бесстыдный мокрый поцелуй срывал крик с губ хозяйки леса... Его хозяйки.
Темные боги зорко следят за теми, кому помогли. Они не допускают ошибок.
