Она надела лучшее свое платье, синее с белым рисунком и рукавами наподобие пелерины, и новенькие черные туфли-лодочки — похороны все-таки.
Знаете, что дочь мне заявила на днях? Я приготовила на пробу запеканку с тунцом. Подала ее на ужин и спрашиваю: «Ну разве не объедение? Скажи честно». А Дэйзи и говорит... — Веки защипало от слез. Мэгги глубоко вздохнула. — Нет, сначала она просто сидела, долго-долго, и разглядывала меня, и лицо у нее было такое... зачарованное, а потом сказала: «Мам? А было в твоей жизни точно осознанное тобой мгновение, когда ты решила стать посредственностью?»
Она так старалась не обратиться в свою мать, что взяла да и обратилась в отца.
Ты можешь менять мужей, но не свое положение в мире
Одно из поразительных свойств смерти, думала она, это ее способность порождать события. Она заставляет тебя понять, что ты живешь настоящей жизнью
мы вспоминаем все те обещания, какие давали себе насчет того, чего никогда, никогда не станем делать, повзрослев. Мы обещали, что не будем семенить, ходя босиком. Обещали, что не будем валяться на пляже и загорать, вместо того чтобы плавать, и не будем плавать, задирая подбородки повыше, чтобы вода не испортила нам прически. Обещали, что не станем мыть тарелки сразу после ужина, потому что это занятие отвлечет нас от наших мужей, ты помнишь? Давно ты в последний раз оставляла тарелки до утра, чтобы побыть с Максом? И давно ли Макс перестал замечать, что ты не делаешь этого?
Вот уже несколько месяцев Айра размышлял о людской расточительности. Люди проматывают свои жизни впустую, так ему казалось. Расходуют силы на мелкую зависть, тщетные амбиции или застарелую, горькую неприязнь. Мысль об этом возникала, куда ни повернись, словно жизнь пыталась сообщить ему что-то. Ну так ему и намекать даже не нужно. Разве сам он не пустил по ветру столь многое?
Едва родив ребенка, начинаешь понемногу избавляться от него, вот в чем все дело. Это очень, очень важный момент, когда ты можешь взглянуть на детей и сказать: «Теперь, если я умру, они и без меня обойдутся. Значит, имею право умереть, — говоришь ты. — Какое облегчение!»
Почему ее воспоминания никогда не совпадают с Айриными? Воспоминания у них словно чередуются: один момент хранится в памяти Айры, а следующий – в ее, как будто они договорились поделить между собой кусочки своей совместной жизни. (Нелогично, разумеется, но ее всегда беспокоило – правильно ли она вела себя в тех кусочках, о которых забыла.)
В доме престарелых был старик, который верил, что, едва попав на небо, он получит назад все, чего лишился в жизни. «О да, идея хорошая!» — сказала ему Мэгги, когда он рассказал ей об этом. Она полагала, что старик говорит о вещах неосязаемых — о юношеской энергии, например, или о способности молодых людей забывать про все на свете, увлекаться страстями. Но старик продолжал рассказывать, и она поняла, что у него на уме вещи вполне осязаемые. Прямо у жемчужных врат, сказал он, святой Петр вручит мне большой мешок и там будет все: красный свитер, который мама связала перед самой смертью и который он, когда учился в четвертом классе, забыл в автобусе — и с тех пор скучает по нему всей душой; совсем особенный карманный ножик, по злобе заброшенный его старшим братом в кукурузное поле; колечко с бриллиантом, которое его первая возлюбленная не вернула, после того как разорвала помолвку и сбежала с сыном священника.
Мэгги тогда задумалась — а что она найдет в своем мешке?
