Когда любишь, другой нужен для того, чтобы быть счастливым, а не для того, чтобы пережить это время
одиночество можно перенести, если с ним подружиться.
Он не хотел бы снова стать молодым. Снова и снова падать настолько низко, насколько высоко хотел взлететь, снова и снова испытывать столь же горькие разочарования, сколь сладкими были надежды, — это тоже молодость, и она прошла, и хорошо, что она прошла
Это был хороший разговор, и это было хорошее расставание. Оно было печальным, расставание с другом всегда печально, даже когда расстаются по-доброму. Мы больше не будем разговаривать. Он умер. Но я буду вспоминать о нашей дружбе, как я вспоминаю о моем детстве, и, как воспоминания детства, воспоминания о нашей дружбе будут освещать мне дни моей старости.
Где-то я читал, что одиночество можно перенести, если с ним подружиться. Мне это тогда сразу стало понятно.
Память — это река, и если уж мы пустили по ней кораблик воспоминаний, она уносит его все дальше и дальше
Нежность матери, прикосновения девочек, солнце, которое переплавляло мальчика, и счастье, которое его переполняло, — это лето чувственности не только оставалось в его воспоминаниях, но и питало томление, которым всегда наполняло его любовь к женщине. Томление должно быть в любви, как оно было и в чувственности того лета.
Он не смотрел ни «Бен Гура», ни «Рио Браво», ни «Некоторые любят погорячее», ни «Историю монахини» — ни одного из тех фильмов, которые все остальные считали себя обязанными посмотреть, если хотели участвовать в общем разговоре. Но, в отличие от всех остальных, он читал «Бен Гура» и «Историю монахини» и благодаря Сюзанне выглядел человеком, не нуждающимся в экранизациях, потому что читает и способен в голове рисовать сцены из книг, которые остальным надо показывать на экране.
Своеобразная вещь — эта нынешняя страсть быть жертвой былых гонений. Словно это какой-то почетный титул, удостоверение какого-то подвига. Когда больше ничего не добился, хочется быть хотя бы жертвой. Кто был жертвой, с тем поступили плохо, а следовательно, сам он ничего плохого сделать не мог. Кто был жертвой, перед тем остальные виноваты, а сам он должен быть неповинен.
Память — это река, и если уж мы пустили по ней кораблик воспоминаний, она уносит его все дальше и дальше.
