От вопроса, чего я хочу, я сразу перестал чего-либо хотеть
Бесхребетных пугает даже счастье. Они способны пораниться ватой.
А в детстве определенно ничто не причиняло мне больше мучений, чем трапезы в окружении родных.
Презирая друг друга, мы продолжали общаться, этим унижали самих себя, и если именно это в мире называется «дружбой», тогда отношения между мной и Хорики были, несомненно, «дружескими».
И что же такое это общество? Люди вместе взятые? Наверное, в нем и заключается сущность этого мира. Всю жизнь я считал общество чем-то сильным, суровым и страшным, а когда услышал, как о нем упоминает Хорики, с языка чуть не сорвалось: «И что это за общество – ты, что ли?», – но чтобы не злить его, я промолчал.
«Общество этого не потерпит».
«Не общество. Ты этого не потерпишь – верно?»
«Будешь так поступать – общество жестоко обойдется с тобой».
«Да не общество. А ты, ведь так?»
«Опомниться не успеешь, как общество сделает тебя изгоем».
«Не общество. Изгоя из меня сделаешь ты, да?»
общем, никто и не заметил, как я стал ребенком, от которого не услышишь ни единого честного слова
Если речь о человеческой жизни, представления о ней у меня нет.
Мое несчастье было несчастьем человека, неспособного сказать «нет». Мне не давал покоя страх, что, если я откажусь от предложенного, зияющая, неустранимая пропасть навсегда откроется между сердцем того человека и моим.
Чуть что, вали на богов – не ошибешься.
Если так, тогда все просто, тем не менее непонятно, все ли люди и всецело ли таковы… крепко ли спят по ночам, встают ли отдохнувшими утром, какие мечты лелеют, о чем думают, когда идут по улице, – о деньгах?
