О женщина, дитя, привыкшее играть И взором нежных глаз, и лаской поцелуя, Я должен бы тебя всем сердцем презирать, А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя! Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю, Живу одной тобой в моих терзаньях страстных, Для прихоти твоей я душу погублю, Все, все возьми себе – за взгляд очей прекрасных, За слово лживое, что истины нежней, За сладкою тоску восторженных мучений! Ты, море странных снов, и звуков, и огней! Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений!
Впиваю это бледное сиянье, Как эльф, качаюсь в сетке из лучей, Я слушаю, как говорит молчанье. Людей родных мне далеко страданье, Чужда мне вся земля с борьбой своей,
как распутать нить? Едва в лесу я сделал шаг — Раздавлен муравей. Я в мире всем невольный враг, Всей жизнею своей, И не могу не быть – никак — Вплоть до исхода дней.
Я жить не могу настоящим, Я люблю беспокойные сны, Под солнечным блеском палящим И под влажным мерцаньем луны. Я жить не хочу настоящим, Я внимаю намекам струны, Цветам и деревьям шумящим И легендам приморской волны. Желаньем томясь несказанным, Я в неясном грядущем живу, Вздыхаю в рассвете туманном И с вечернею тучкой плыву. И часто в восторге нежданном Поцелуем тревожу листву. Я в бегстве живу неустанном, В ненасытной тревоге живу. 1895
