— Вот и цветы поутру так же, — вырывала её из зимних мыслей Обыда. — Сначала рады-радёшеньки солнышку, небу. А потом узнаю́т, что в мире не только солнце, но и ветер, и зной, и дожди, и зверьё, и чёрствые руки. А делать нечего: ты цветок — значит, тебе раскрываться положено каждое утро. Легко ли?
— Пока жива — ничего не поздно. Но пока не примешь свой страх, пока не перестанешь бояться, и не почувствуешь по-настоящему жизнь. Только самые трудные, самые страшные мысли крепость дают, восторг, ярость, самую большую силу.
А в глазах твоих, глазастая, весь Лес. А в глазах твоих, глазастая, метель. А в глазах твоих смеётся свиристель. А в глазах твоих, глазастая, чудес Будет столько, что и Я́гпери не счесть: Как дубов в бору, как лютиков в лугах, Как в Инмаровой пригоршне ясных вёсн, Как Куа́зевой69 водицы в облаках. Взгляд твой светел, и печален, и лукав. А в глазах твоих, глазастая, тоска… А глазам твоим бояться да яснеть. А в мои уже заглядывает смерть. Ярина упала на постель, закрыла глаза и тотчас задышала ровно, сонно. Обыда подошла на цыпочках, наклонилась.