Можно констатировать и другой не менее удивительный факт: несмотря на смену режима, которую пережила страна, аппаратчикам удалось остаться у власти, завладев контролем над демократической оппозицией. Эти сановники заняли центральное место в неформальном движении, потому что быстрее и точнее других уловили текущие ставки
За редкими исключениями неформалы-демократы играют в политическом пространстве роли второго плана. Они не принадлежат к истеблишменту, а переквалифицировались скорее в мелких предпринимателей от политики и зависят от заказов со стороны представителей власти. Эта система зависимости, которую можно назвать клиентелистской, превратила некоторых оппозиционеров в «менеджеров» режима
появление Путина в рядах претендентов на высшую власть в стране часто представляется как маневр, совершенный этими теневыми советниками. На самом деле эти предприниматели вовсе не могущественные манипуляторы; они находятся в положении зависимости, в частности финансовой, от носителей власти, особенно когда им удается дойти до ее высших эшелонов
Так, «Демократическая Россия» в 1990—1992 годах получила 956 000 долларов в рамках программ американского правительства по «содействию демократическому развитию России» [551]. Кроме того, фонд «National Endowment for Democracy», финансируемый из госбюджета США, в 1990 году потратил 3 миллиона долларов на поддержку разных политических и профсоюзных структур. И хотя эти суммы кажутся скромными по сравнению с теми, что потратили США в рамках той же программы в период 1992—1997 годов (17,4 миллиона долларов [552]),
Ельцин, стратегический союзник, став лидером движения, заставил его пожертвовать имевшейся у того долей автономии. Поскольку движение завоевало институциональные позиции на российской сцене и крепко связало себя с Ельциным, оно стало определять себя как российское и отвернулось от союзной арены. Его постепенный переход к либеральному дискурсу — еще один элемент происходящего разрыва с ареной союзной власти.
В рамках демократического движения ни одна группа не разыгрывает какой-либо иной идеологической карты, кроме либерализма, чтобы составить конкуренцию «Демократической России». Слияние Социал-демократической партии России и Республиканской партии по принципу социал-демократии было самым многообещающим вариантом, но он тоже не удался.
В 1990-м Анатолий Чубайс (который войдет в это правительство) отстаивает «чилийскую модель» перехода к рыночной экономике и для популяризации своих предложений использует одно из СМИ, контролируемых бывшими неформалами [536]. Речь идет о журнале «Век XX и мир», который пользуется большой популярностью среди «демократической интеллигенции» и редакцией которого заправляют неформалы первой когорты (Павловский, Фадин), вовсе не разделяющие вышеизложенную точку зрения. Дискурс, разводящий понятия рынка и демократии, не распространен в демократическом движении, и А. Чубайс говорит не от его лица. До того времени идея «модернизации» через утверждение авторитарной власти была чужда движению
Либерализм» вообще весьма многозначный термин, в России же в эту эпоху он особенно полисемичен. Он обретает политический смысл: защита индивида от коллектива, демократические ценности, многопартийность, правовое государство и права человека, отлучение КПСС от всех сфер общественной жизни. В экономическом смысле термин покрывает широкий спектр позиций, начиная от «социальной рыночной экономики» и заканчивая ультралиберализмом. Поэтому лейбл «либеральный» — довольно гибкий элемент идентичности, который участники демократического движения могут использовать по-разному
Ультралиберальная программа правительства Гайдара вовсе не пользуется в движении единодушной поддержкой, и к тому же не все демократы выступают за роспуск СССР. А ведь именно этот вариант был избран группой Бурбулиса
