Ощущение такое, словно на тебя рухнуло здание. Барабан стиральной машины потащил меня. Невозможно было понять, где в следующий миг окажется голова, а где колено. Океан играл мной, как хотел, забивая нос и горло горькой водой. Трудно представить большую беспомощность.
― Мы сами когда-то вышли из этого океана. Весь чёртов научный прогресс не стоит красоты одного-единственного заката! А человек, который не способен наслаждаться этой красотой, уже не способен ни на что.
Смысл жизни в том, что второго шанса не будет ни в чём! А единственное, что привносит смысл в мою жизнь ― это как раз такие моменты, ― он снова посмотрел вверх, зажмурился и поднял сжатые кулаки. ― Рассекаешь волну и чувствуешь, что живёшь!
― Ты можешь улыбаться весь день. Такое не купишь ни за какие деньги. Ариф вытер со лба пот и ничего не ответил. Мимо проехал старый американский фургон с досками на крыше. ― А чем ты там занимался? ― Я убеждал людей покупать то, что им на самом деле не нужно. ― Это законно? ― Еще как, ― сказал я. ― Чем больше они покупали, тем больше я получал. ― Я бы не смог, наверное. ― И я не смог. ― И тогда ты ушёл? ― Я не понимал, кто я и зачем я. Скопил денег и прилетел сюда.
― Смотря что считать хорошей работой. Он на мгновение замешкался. ― Ну, денег много платили? ― На ваши деньги много, но работа ведь от этого не становилась хорошей. Лицо балийского мексиканца немного вытянулось. ― Понимаешь, есть такие вещи, которые нельзя купить. ― Почему? Я почесал затылок. ― Ты богаче меня, Ариф.
― Люди? Ты знаешь Ариф, не такие, как на Бали. Они, мне кажется, не так счастливы, как вы. ― Почему? ― Не знаю, ― я отпил. ― Может, они просто не созданы для счастья. ― А для чего тогда они созданы? ― Не знаю. Отец мой всегда говорил, что русские созданы для великих дел. ― И ты? ― Нет, ― рассмеялся я. ― Мне нравится думать, что я создан для счастья.
