Я до сих пор помнила его взгляд, когда требовала уйти. Боль и терпение, понимание и прощение, но самое ужасное, что в его черных глазах явственно читалось согласие. Я долго не могла понять, как внутри такого многосущного человека появилась обычная человеческая безысходность?
Откинув голову на спинку кресла, вздохнула. Дикий зверь внутри графа был не чем иным, как страхом в очередной раз оказаться ненужным. И кажется, сегодня я помогла ему выбраться наружу.
Ты такая хрупкая, – выдохнул он. Горячее дыхание опалило кожу. – Хрупкая, нежная, но такая независимая. Сильная и слабая одновременно.
– Это плохо?
– Нет, тобой хочется восхищаться и спрятать. Сохранить только для себя, закрыть от всего мира.
– Заточить в темницу?
– Нет… О боги, нет! Не позволить кому-либо обидеть, причинить боль. Ты прекрасна. – Сан Венте подался вперед, обнимая за талию и прижимая к себе. – Ты такая близкая и такая далекая. Ты моя, но в то же время я не имею на тебя никаких прав. Это страшно, Эрина, очень страшно осознавать, что та, к ногам которой ты готов положить свою жизнь, вовсе в ней не нуждается.
Все-таки судьба – удивительная вещь: иногда самое ценное и дорогое находится прямо под носом и нужно лишь только постараться, чтобы разглядеть это на дне обычной чашечки чая
Напомнили, что любовь причиняет боль. – Филин встал. – Общество благоволит к пушистым питомцам, миледи. К ярким и красочным, способным вызвать умиление, – он перевел взгляд на лисенка, – а одинокие, загнанные в угол звери вынуждены всю жизнь обороняться, чтобы проходящий мимо человек не пнул их ради забавы
Хотя в чем-то ты прав, я действительно не жду от жизни слишком много, но не потому, что этого не случается, а просто… Знаешь, одна умная женщина сказала, что плохих судеб не бывает, просто некоторые судьбы чуть хуже, чем другие, но даже в самую несчастливую можно добавить мед. Пожалуй, мой жизненный принцип именно такой, мы сами строим свою жизнь, в том числе и семейную.
