Человек есть существо, поневоле задающее себе вопросы, на которые не может ответить.
Ни война, ни философия не освободили его от загадки и несчастья, какими он был для самого себя. С войны он вернулся изменившимся, но никоим образом не просветленным. И, чтобы побороть неизбывный хаос внутри, за долгие месяцы итальянского плена в лагере Кампо Кассино постарался составить для себя радикальный план. Во-первых, отписать всё состояние брату и сестрам. Во-вторых, больше никакой философии. В-третьих, жить честным трудом — и в постоянной бедности.
То, о чем нельзя сказать, следует обойти молчанием
Этот цирюльник у Рассела — один-единственный человек, который стрижет в Чизике волосы всем тем и только тем людям, которые не подстригают их сами. Решающий вопрос в данном случае, естественно, гласит: кто же, в таком случае, стрижет цирюльника?
Невозможно дать на этот вопрос непротиворечивый ответ. Ведь цирюльник либо стрижет себе волосы не сам и, значит, по определению принадлежит к множеству людей, которым он стрижет волосы. Но если он стрижет себя сам, то тем самым нарушает заданное определение множества — «стрижет волосы всем тем и только тем в Чизуике, кто не стрижет себя сам». Предположение, что чизуикский цирюльник просто лысый, это, конечно
в том, что существует внутренняя связь между степенью ясности использования своего языка и состоянием собственного «я» и собственной культуры. Это и есть негласная скрепа, соединяющая такие разные культурные явления, как музыка Малера, литературные сочинения Гуго фон Гофмансталя, Роберта Музиля и Карла Крауса, философию Эрнста Маха и Фрица Маутнера и, не в последнюю очередь, психоанализ Зигмунда Фрейда
Невозможно предписать символу то выражение, для которого его разрешается применять. Всё, что символ МОЖЕТ выразить, ему и РАЗРЕШАЕТСЯ выражать» (48), — пишет
За всю историю, охватывающую около десяти тысячелетий, наша эпоха — первая, когда человек стал полностью и без остатка проблематичным для самого себя; когда он больше не знает, чтó он такое, и в то же время знает, что он этого не знает
Но самое главное, в 1929 году Кассирер тоже находится в зените славы, на пике творческой формы. За минувшие десять лет он закончил трехтомную «Философию символических форм». Энциклопедическая широта и систематическая оригинальность работы, третий и последний том которой вышел в свет за несколько недель до давосской конференции, утвердили Кассирера как бесспорного главу неокантианства — ведущего академического течения немецкой философии.
Всего двумя годами ранее, весной 1927-го, он опубликовал «Бытие и время» — работу, которая уже спустя несколько месяцев была признана новой вехой философии.
Нового времени, как «Этика, доказанная в геометрическом порядке» (1677) Баруха Спинозы, «Исследование о человеческом разумении» (1748) Дэвида Юма и «Критика чистого разума» (1781) Иммануила Канта.
