Люди с высокой тревожностью, в том числе и дети, трудно усваивают любую информацию, потому что всё их внимание сфокусировано на внутреннем страхе совершить ошибку, пораниться, заболеть, потеряться.
Есть семьи, где под воспитанием родители понимают процесс строгания Буратино из бревна, забывая, что в каждом ребенке есть Божья искра и стремящееся к развитию начало, забыв о котором, он рискует всю жизнь искать себя в других людях, в вещах и деньгах.
Он привык делать рисунки вместе со мной, поэтому не доверяет себе в этом деле — сложно почувствовать при столкновении с определенными трудностями силу, если родитель долгое время вел себя так, как будто ее у тебя нет. О
Да потому что ты слишком мягкая! — мужчина громко вмешался в речь жены и стал продолжать вместо нее. — Захожу я, значит, в спальню как-то вечером и вижу: лежат девчонки рядом с матерью. Одна слева, другая — справа. Лежат и шипят. Как змеи. «Моя рука!» — кричит старшая. А младшая вопит: «Моя нога!» И тянут мать в разные стороны. А она глаза закрыла и плачет. Я девок разогнал, всыпал им по щелбану, а жене сказал, что у нас растут чудовища какие-то. Мать делить! С ума сошли.
— Алена, — обратилась я к девочке, которая тихо сидела на стульчике около двери, внимательно слушала наш разговор и листала энциклопедию насекомых, — в итоге вы что решили? Чья рука, чья нога?
— Мамины… — тихо отозвалась она.
— Не общие у вас ноги и руки что ли? Лично ваши? — уточнила я у женщины и улыбнулась ей. Та поняла меня по взгляду и тихонечко рассмеялась.
Коммунизм можно довести до абсурда и сделать общими людей, а не только материальные вещи. Дети, не имеющие перед лицом родителей особых талантов, выдающихся достоинств, личного мнения, собственного угла, игрушки и даже носового платка, не могут научиться замечать границы другого человека. Каждому человеку необходимо знать, что он имеет право на собственность, которая может начинаться с владения личной чашкой и ложкой. На собственность, воспользоваться которой другой человек сможет, только если получит разрешение хозяина и больше никак. Значение общего тоже важно, но в отношении мамы все-таки каждому ребенку хочется думать, что она только его. И совершенно точно нет ничего криминального в словах, сказанных мамой на ушко каждому ребенку: «Ты мой малыш, а я твоя мама».
Переломным стал период, когда брат научился ходить и смог доставать до моих вещей на полках, залазить в ящики стола, без препятствий добираться до дефицитных фломастеров и ручек, до ящика с одеждой, где хранились мои любимые блестящие лосины. Невозможно было это пресечь, потому что Яша сразу же начинал звучать, как сирена. Приходилось переступать через себя и делиться вещами, как того просили родители, и это ужасно раздражало.
Сегодня мне кажется, что тогда, в детстве, на этой почве у меня развилось психосоматическое расстройство. Многие из переживаний я носила в себе, даже не представляя, что можно кому-то признаться в странных мыслях. Мама почти всегда была занята младшим братом и домашними хлопотами, папа старался быть внимательным, но часто работал допоздна. В какой-то момент у меня начался кашель, который я решила скрывать. Я чувствовала вину за то, что заболела и могла заразить Яшу, и боялась маминого недовольства.
Чтобы никто из взрослых не догадался, я кашляла в диван. Утыкалась лицом в его обивку и откашливалась, пока родители в другой комнате смотрели телевизор. Я старалась ничем себя не выдать: кашляла, запираясь в туалете или ванной, ночью — в подушку.
Сейчас я думаю, что это был нервный кашель, подозрительно долгий (около трех месяцев) и при этом без других симптомов. И прошел он тогда, когда меня разоблачил отец, заметив, как я сдерживаюсь, чтоб не закашлять в автобусе по дороге в садик. Кстати он не ругал меня, а только спросил, как давно это происходит.
Как раньше переучивали левшей на владение правой рукой, так до сих пор наше общество не может перестать критиковать характер детей и «воспитывать» их под созданный в воображении образ идеального ребенка.
