Т. Н. Борисов

Под водой, в небесах, на паркете

Том 2

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Т. Н. Борисов, 2018

Сборник рассказов о службе автора в ВМФ СССР и России, его путь от курсанта Высшего военно-морского инженерного училища до вице-адмирала, одного из высших чиновников государства российского. Название книги полностью соответствует его послужному списку. В книге много смешных и трагичных эпизодов, случаев, неизвестных широкой публике, анализ катастроф АПЛ «Комсомолец» и «Курск», описание особенностей работы в Правительстве РФ и Администрации Президента РФ, Главной военной инспекции РФ…

18+

ISBN 978-5-4485-7995-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Под водой, в небесах, на паркете
2. Ликвидация последствий катастрофы атомной подводной лодки ВМФ СССР «Комсомолец»
3. Кремлевский треугольник
4. Настоящий полковник
5. Попытка подъема вск «комсомольца»
6. За прекрасную даму!
7. C2H5OH
8. Как хорошо быть генералом
9. Ланкави
10. А без воды и не туды, и не сюды
11. Зуб мудрости
12. Трамвайное правило
13. Не так сидите!
14. Маленькая правда о большой лжи вокруг «Курска»
15. Подводные катастрофы планируются на берегу
16. Фреон
17. Аппарат
18. А теперь дай мне зеленую нитку!
19. Присяга
20. РАГС
21. Сотрудник ЗАК. ЧК
22. Обретет ли покой призрак К-129?
23. Балтийское море мстит европейцам
24. Защита от дурака
25. Кузнецов
26. Последняя надежда моряков
27. Тайны старинного сейфа со старой площади

Ликвидация последствий катастрофы атомной подводной лодки ВМФ СССР «Комсомолец»

В апреле 1989 года в Норвежском море в результате пожара и последующей разгерметизации прочного корпуса затонула новейшая АПЛ ВМФ СССР «Комсомолец». Погибли 42 подводника, 26 человек удалось спасти. Скорее всего, «Комсомолец» просто пополнил бы международный список затонувших АПЛ, если бы не одно но: он затонул в 195 милях от побережья Норвегии, в зоне экономических интересов последней. Таким образом, в случае радиоактивного загрязнения акватории или дна в районе катастрофы Советский Союз (или Россия, как его правопреемница) должен был бы компенсировать Норвегии ее потери в рыбодобывающей, рыбообрабатывающей и других связанных с ними отраслях народного хозяйства. По оценкам специалистов, сумма выплат потерпевшей стороне могла достигнуть астрономических 2,5 миллиарда долларов США в год, причем на протяжении десятилетий, учитывая период полураспада радиоактивных материалов, находящихся на борту АПЛ, гидрологию места ее гибели, процессы растворения, размывания и многие, многие другие факторы.

Первоначально была надежда на то, что ядерный реактор и две ядерные боеголовки ракетоторпед, находящихся в торпедных аппаратах, надежно защищены от разрушения и коррозии титановым корпусом, однако она не оправдалась. Пожар, взрывы и удар о дно разрушили прочный корпус АПЛ, торпедные аппараты, повредили боеголовки, а начавшаяся электрохимическая коррозия, возникшая из-за применения разных, зачастую несовместимых металлов при строительстве «Комсомольца», довершила дело. Спустя 2,5 года был зафиксирован выход из АПЛ соединений стронция, цезия, урана и, несколько позднее, плутония. Идеальным выходом из положения был бы подъем и эвакуация затонувшей АПЛ, но глубина ее нахождения (1685 метров) и водоизмещение (около 10000 тонн) делали эту задачу практически невыполнимой. К тому же дополнительное обследование «Комсомольца» показало: разрушения прочного корпуса таковы, что любая попытка стронуть АПЛ с места обернется морским Чернобылем… Было принято решение изолировать подлодку на месте, превратив ее легкий корпус в саркофаг. Первоначальная идея закачать в межбортное пространство бетон отпала из соображений ядерной безопасности, и тогда появился проект заливки носовой оконечности гелем на основе хитозана, дабы при любых возможных утечках радиоактивных материалов последние были бы немедленно им связаны и не попали бы в окружающую среду. Проект был досконально проработан, были даже определены предприятия, реконструкция которых позволила бы в кратчайшие сроки наладить выпуск хитозана в необходимых объемах, однако возникла проблема совсем иного рода — оказалось, что гель, содержащий хитозан, с большим удовольствием поедают микроскопические морские организмы и некоторые виды бактерий, живущие на почти двухкилометровой глубине и при температуре минус 1 градус по Цельсию. В аварийном порядке удалось решить и эту проблему, о чем я скажу ниже, но возникло очередное «но». Выяснилось, что заливка боеголовок созданным в наших лабораториях гелем нарушит тепловой баланс, что может привести к тепловому взрыву боеголовок. Окончательное техническое решение проблемы АПЛ «Комсомолец» выглядело следующим образом. Волнорезные щиты торпедных аппаратов были закрыты специальными титановыми крышками. В проломы легкого и прочного корпусов были введены пластиковые мешки, которые при закачивании в них воды расширялись и заполняли все свободное пространство, препятствуя протеканию забортной воды в районе носовой оконечности АПЛ. После этого легкий корпус подлодки был обклеен специально разработанным «скотчем», надежно заклеившим мелкие трещины и разломы и превратившим его носовую часть в своеобразный «саркофаг». Вымывание радиоактивных веществ из боеголовок прекратилось. Несколько проще удалось решить проблему выхода радиоактивных материалов через систему вентиляции реакторных выгородок. На выходные вентиляционные решетки были установлены специальные «ловушки» радиоактивных материалов, которые содержали кассеты с хитозаном, обильно «приправленным» формалином. Последний компонент (формалин) пришелся явно не по вкусу обитателям морских глубин и позволил не беспокоиться о сохранности и живучести основного поглотителя радиоактивных материалов — хитозана.

Хочется отметить, что все решения принимались в условиях катастрофической нехватки времени, финансирования, серьезного политического давления как из-за рубежа, так и со стороны собственного руководства, а самое главное — отсутствия необходимых знаний, поскольку мы были первопроходцами. Никто в мире до нас не сталкивался с подобными проблемами такого масштаба, но отечественные ученые и инженеры блестяще справились с возложенными на них задачами. Многократные обследования «Комсомольца» на протяжении последних 20 лет (в том числе и зарубежными специалистами) позволили вздохнуть с облегчением — следов выхода радиоактивных веществ не обнаружено. Поднятая недавно и тщательно исследованная «ловушка» показала, что хитозан и формалин полностью оправдали наши ожидания, годами поглощая выходящие из разгерметизированного реактора соединения цезия, стронция и урана. Разумеется, в дальнейшем придется наращивать временную защиту, но это будет спокойная плановая работа, а не ликвидация катастрофической ситуации в пожарном порядке. Кроме того, полученные уникальные знания и опыт, разработанные в ходе проведения операции методики, технологии, приборы, механизмы, оснастка и материалы позволяют решать много других теоретических и прикладных задач, казавшихся ранее неподъемными. Отрадно и то, что наши работы дали существенный толчок к налаживанию производства хитозана в нашей стране.

Кремлевский треугольник

Как пропадали указы президента России

Всему миру печально известен Бермудский треугольник, в котором периодически пропадают самые современные корабли и самолеты. Некоторые — бесследно, другие спустя какое-то время появляются из небытия, причем никто на борту не может сказать, где они находились: для них время как бы останавливалось. Существует множество научных гипотез о природе данной аномалии, вплоть до ее внеземного происхождения, но ни одной достоверной.

Я хочу рассказать о другой реально существующей аномалии, явно рукотворного происхождения — кремлевской. Природа ее проста: бюрократический аппарат, постоянная борьба за власть, за «доступ к телу», сведение мелких личных счетов — словом человеческий фактор. Люди, которым в силу тех или иных причин приходилось взмыленными бегать по коридорам власти с выпученными глазами и кипой документов под мышкой, собирая бесчисленные визы и согласующие подписи, хорошо знают о ее существовании. Вообще-то, таких зон в нашей стране существует великое множество на разных уровнях, но основной можно по праву считать треугольник, вершинами которого являются Кремль, Старая площадь и Белый дом. Документы в данном треугольнике, как и в его Бермудском аналоге, могут исчезать, всплывать, видоизменяться до неузнаваемости, переходить в другое измерение. Хочу сразу оговориться, что речь идет о начале 90-х, когда в Белом доме заседал Верховный Совет под председательством Руслана Имрановича Хасбулатова, а из 100 указов президента Российской Федерации исполнялось (в среднем) три-четыре. Сейчас в Белом доме обитает Правительство России, а данный треугольник превратился в пятиугольник, с добавлением Государственной думы и Совета Федерации, но об этом несколько позже.

Итак, начну с самого начала. В апреле 1989 года погибла новейшая атомная подводная лодка ВМФ СССР — «Комсомолец». Катастрофа унесла жизни 42 членов экипажа и прикомандированных лиц, а заодно вскрыла ужасающие пробелы в организации поисково-спасательной службы нашего военно-морского флота. Забегая вперед, скажу, что и сейчас, по прошествии 17 (!) лет, после гибели АПЛ «Курск» (118 погибших) и К-159 (еще 9 трупов), аварии с автономным подводным аппаратом (чудом не ставшим братской могилой для своего экипажа, спасенного специалистами ВМС Великобритании), положение со спасением на море ничуть не лучше…

Но вернемся к несчастному «Комсомольцу». Созданная в 1923 году при ОГПУ СССР (прообраз КГБ СССР) Экспедиция подводных работ особого назначения (ЭПРОН), специализирующаяся на проведении сложных аварийно-спасательных, подводно-технических и судоподъемных работ, к 1989 году была практически уничтожена стараниями слишком ретивых чиновников. Осколки ЭПРОНа в виде ПСС ВМФ, карликовых аварийно-спасательных служб Министерства морского флота, речников и рыбаков были не в состоянии провести какие-либо серьезные подводно-технические работы на глубине 1685 метров, где покоились обломки АПЛ с атомным реактором и двумя ракетоторпедами с ядерными боеголовками на борту. Честно говоря, это и не входило в их компетенцию, поскольку все вышеперечисленные спасательные службы не имели ни технических возможностей, ни подготовленных специалистов для проведения столь сложных операций. Все мои попытки привлечь внимание руководства страны к данной проблеме оставались бесплодны, а от моих расчетов, показавших, что АПЛ «потечет» не позднее сентября 1991 года, просто отмахивались, ссылаясь на «обстоятельный» труд ЦНИИ им. академика А. Н. Крылова и головного НИИ МО СССР, гарантировавших минимум 70 лет спокойной жизни. Я обращался, как предписывалось военнослужащим, по команде, забираясь все выше и выше, добрался до главнокомандующего ВМФ СССР, адмирала флота В. Н. Чернавина, но не найдя понимания, был вынужден стучаться, что называется, во все двери. Председатель Комитета по чрезвычайным ситуациям Догужиев откровенно скучал, слушая доклад. В конце концов он просто выпроводил меня, пообещав «пригласить в случае необходимости». Серьезнее всех к моим словам отнесся член Политбюро ЦК КПСС Вадим Медведев, дважды доложивший о возможной в ближайшее время утечке радионуклидов с погибшей АПЛ лично генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву. Михаилу Сергеевичу было уже не до АПЛ: рушился Союз. 15 августа 1991 года, в точно оговоренные мною сроки, НИС АН СССР «Академик Келдыш», осматривавший останки «Комсомольца» при помощи глубоководных аппаратов финской постройки «Мир-1» и «Мир-2», обнаружил вблизи АПЛ следы выхода радиоактивных веществ. Назревал крупный международный скандал, поскольку «Комсомолец» затонул в 198 милях от побережья, в зоне экономических интересов Норвегии. Но по прошествии четырех дней рухнул «Союз нерушимый республик свободных», и о таких «мелочах», как текущая АПЛ, никто уже не вспоминал. Спустя какое-то время меня все же пригласили на заседание Верховного Совета России. Предварительно у меня состоялся разговор с председателем Комитета по конверсии Юрием Федоровичем Тарасюком и сотрудником ВС РФ, бывшим механиком с подводной лодки Нельсоном Николаевичем Попковым. После тщательного анализа моего доклада в ВС меня направили к Михаилу Дмитриевичу Малею, советнику Президента Российской Федерации по вопросам конверсии.

Прошу запомнить эти имена. Именно благодаря им в конечном итоге гибель «Комсомольца» не имела катастрофических последствий для всего региона, и России в частности.

Один из самых компетентных и порядочных людей в Администрации Б. Н. Ельцина, доктор химических наук, Малей принял меня весьма сдержанно. Внимательно выслушал мои аргументы, задал огромное количество вопросов по существу дела. По мере продвижения нашей беседы интерес Михаила Дмитриевича явно возрастал. Когда вопросы с его стороны иссякли, повисла продолжительная пауза. Наконец, он прервал тишину:

— Кто должен заниматься данным вопросом, с вашей точки зрения?

— На данный момент такой организации не существует. ЭПРОН почил в бозе, ПСС ВМФ не располагает ни материальными, ни кадровыми ресурсами для решения столь сложной задачи, не говоря уже об остальных службах… Необходимо создать новую структуру по типу ЭПРОНа.

— Полностью согласен. Кто может ее возглавить?

— Можете считать меня наглецом, но я готов принять командование данной организацией. Уверен, что справлюсь.

Михаил Дмитриевич долго смотрел на меня. Я выдержал этот испытующий взгляд. Не знаю, что он прочел в моих глазах, но встал, вышел из-за стола и протянул мне руку:

— Рад, что наши точки зрения совпадают. Я как раз собирался предложить руководство ЭПРОНом вам. Давайте только назовем его в духе времени — Комитетом по проведению подводных работ особого назначения при Правительстве Российской Федерации, КОПРОНом. Возьмите бумагу, сейчас напишем проект Указа Президента России.

Спустя несколько минут проект Указа был готов. Небольшая преамбула поясняла, с какой целью и зачем создается КОПРОН, пунктом 2 было предписано назначить капитана 1 ранга Борисова Т. Н. председателем КОПРОНа. Малей первым завизировал проект Указа и отправил его на согласование дальше. Прошло пять дней. Неожиданно меня пригласили к Михаилу Дмитриевичу «на ковер». Он был прилично раздражен и не скрывал этого.

— Тенгиз Николаевич! Я отнесся к вам со всей душей, а вы так подставили меня! Читайте!

Две бумаги Малей бросил мне через весь стол. Первая из них была от начальника Главного штаба ВМФ, адмирала флота Макарова, вторая — от министра морского флота России. Обе на «фирменных» бланках, написанные будто под копирку, оповещали о том, что ПСС ВМФ (АСС Минморфлота РФ) имеют все необходимые силы и средства для решения любых задач в океане и создание новой структуры (КОПРОНа) руководство ведомств считает нецелесообразным. Я спокойно дочитал эти опусы, положил их на стол и поднял глаза на советника президента.

— Что скажете?

— Только одно, Михаил Дмитриевич: нагло врут!

— Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

— Абсолютно! Отвечаю головой — врут!

— Очень хорошо! Садитесь! Ирина Павловна! Соедините меня с министром морского флота и главкомом ВМФ!

Через несколько минут оба были вызваны на Ильинку. Я сидел в кабинете Малея, гадая, как эти люди будут выкручиваться перед ним за столь явную ложь? Первым прибыл адмирал флота Чернавин. Покосившись на меня, главком представился.

— Владимир Николаевич! Скажите, пожалуйста, на какой глубине могут работать ваши специалисты ПСС? — голос Малея был ласков, почти вкрадчив.

— Михаил Дмитриевич! Хотя бы предупредили, я бы подготовил соответствующие справки…

— Вы главком или нет? Должны такие вещи знать сами, без подсказки. Итак, я жду. Сколько метров вам под силу?

— Примерно 400. При идеальном раскладе — несколько больше…

— А 800? А 1000? А 1700?

— Ради бога, объясните, в чем дело, — взмолился Чернавин, — я не понимаю…

— Можете работать на «Комсомольце»?

— «Комсомолец» погиб, списан с баланса ВМФ и к нам отношения не имеет! ПСС ВМФ не занимается погибшими АПЛ!

— А как же ваш начальник главного штаба пишет, что он все может сделать своими силами?

Чернавин побелел:

— Не может этого быть!

— Читайте!

Владимир Николаевич прочитал ответ адмирала флота Макарова раз, другой и вдруг развеселился.

— Михаил Дмитриевич! Это чистейшей воды липа! Подпись не Макарова! Исходящие номера НГШ ВМФ совершенно другие! Дайте мне эту бумагу, и я проведу расследование.

— Благодарю, разберусь сам. Скажите, нужна ли организация для решения подобных задач?

— Вне штатной численности ВМФ — безусловно!

— Тогда завизируйте проект Указа Президента России!

Чернавин молча расписался и откланялся. Следующим вошел министр морского флота России с начальником АСС Минморфлота.

— Скажите, пожалуйста, какими силами для проведения подводно-технических работ располагает ваше министерство? — Михаил Дмитриевич был настроен весьма миролюбиво.

— Порядка 60 водолазных ботов с трехболтовым снаряжением.

Малей вопросительно взглянул на меня.

— Водолазное снаряжение для работы на глубине до 60 метров образца 1848 года, модернизированное в начале нашего века, — любезно пояснил я.

— Какие 60 метров! — министр замахал руками. — В последний раз мы работали в 70-е годы в Бангладеш на глубине 22 метра!

— А на 1700 поработать не желаете? — Малей был возмущен до глубины души. — Что вы мне лапшу на уши вешаете?

— Кто? — испугался министр.

— Читайте!

Последовала немая сцена, как в «Ревизоре». Изучив ответ Минморфлота, и министр, и начальник АСС категорически отвергли свою причастность к данной бумаге. Молча завизировав проект Указа Президента о создании КОПРОНа, они удалились.

— Любопытно! Ладно, разберемся, — Михаил Дмитриевич вызвал начальника своего аппарата, Юрия Эммануиловича Андреева, и приказал запустить проект Указа дальше. К чему привело его расследование данного инцидента и из какого параллельного измерения материализовались эти «отзывы», не знаю, но спустя пару месяцев он в разговоре со мной обмолвился, что «у вас слишком много «доброжелателей».

Все это время я с группой единомышленников продолжал работать над проектом нейтрализации угрозы загрязнения Норвежского моря радионуклидами самостоятельно, в небольшом кабинете на Ильинке, выделенном нам Малеем. Проект Указа гулял где-то «наверху». В начале февраля 1992 года мне передали записку, что меня срочно разыскивает некий Баранников, и номер его телефона. Я зашел в приемную Малея (его самого в данный момент не было в Москве) и попросил разрешения воспользоваться его связью. Баранников снял трубку сам. Состоялся весьма примечательный разговор, который привожу по памяти, практически дословно:

— Капитан 1 ранга Борисов!

— Так это вы!

— По всей вероятности, я. Вы просили позвонить…

— Так это вы пытаетесь разорить государство! Развелось тут паркетных моряков!

— Кто дал вам право так разговаривать со мной? Не знаю, сколько «паркетных» моряков вы знаете, но я подводник с Северного флота и разговаривать с собой в подобном тоне никому не позволю! Что же касается государства, то я, напротив, пытаюсь уберечь его от разорения!

— Я стою на страже интересов государства и не позволю вам творить черт знает что!

— Замечательно, значит, мы с вами по одну сторону баррикад! Я тоже стою на страже интересов государства и не позволю кому бы то ни было мешать мне в этом деле!

Последовала пауза. Собеседник явно был обескуражен моим ответом.

— Я с вами еще разберусь!

— Всегда к вашим услугам, а будете мешать — постараюсь, чтобы разобрались с вами!

Таинственный собеседник бросил трубку. Я вышел из кабинета Михаила Дмитриевича и, возмущаясь, обратился к Юрию Эммануиловичу:

— Кто такой этот Баранников?

— А что случилось?

Все еще пылая праведным гневом, я пересказал содержание нашей беседы. Андреев побледнел:

— Вы разговаривали с председателем ФСК!

Настала очередь побледнеть мне. Несколько дней я ожидал негативных последствий столь «задушевной» беседы, но их не последовало. По всей вероятности, мое уверенное поведение внушило Баранникову мысль, что со мной лучше не связываться, ибо он наверняка не мог себе представить, что я не знаю, кто мой грозный собеседник, а человек, столь непринужденно беседующий с главой всесильного ведомства, очевидно, имеет мощнейшее прикрытие. Как бы то ни было, происшествие прошло незамеченным. Спустя несколько дней меня пригласили к телефону. Приятный женский голос сообщил, что меня беспокоят из секретариата Бориса Николаевича Ельцина и что Указ Президентом России подписан, его номер — 262с от 21.03.1992. Принимая поздравления с высоким назначением, я осведомился, откуда взялась буква «с», ведь Указ открытый, на что мне вежливо пояснили, что из «высших соображений» он был засекречен и что уже через несколько дней я его получу на руки. Но ни через несколько дней, ни через пару недель этот Указ не появился. Он бесследно исчез. Пикантность ситуации в том, что спустя примерно год ко мне, уже действующему председателю КОПРОНа, обратились представители спецслужб с просьбой пролить свет на таинственное исчезновение Указа 262с! Я честно сказал, что сам с большим удовольствием посмотрел бы в глаза человеку, чьими стараниями данный документ не дошел до адресата… Убедившись, что Указ 262с бесследно пропал, Малей решил не тратить время на выяснение обстоятельств его исчезновения, а запустил новый проект Указа на визирование, вновь поставив свою подпись первой. Собрав положенные восемь виз, я отдал бумагу в секретариат президента. Спустя пару недель мне ее вернули с просьбой получить дополнительно еще три визы, потом еще три, потом пару… В результате на документе собралось 27 (!) подписей чиновников различных ведомств, включая Гайдара, Грачева, Бурбулиса, Сосковца, Шумейко, Квасова и иже с ними. Наконец, мне торжественно объявили, что виз достаточно, но надо «немного подождать». Приблизительно через три месяца, не выдержав ожидания, Малей поднял данный вопрос на совещании у Бориса Николаевича. Ельцин, обладавший великолепной памятью, крайне удивился, так как хорошо помнил, что Указ о создании КОПРОНа он уже подписывал. Помощник Президента России Ильюшин заверил Бориса Николаевича, что это мелкое недоразумение, Указ требовал исправления, находится у него, и вечером он представит его на подпись. Повернувшись к Малею, Виктор Иванович сказал:

— Пусть Борисов завтра зайдет за подписанным Указом.

Михаил Дмитриевич передал мне эти слова, и я, как и было предписано, утром прибыл забирать искомую бумагу в приемную Ильюшина, где мне любезно разъяснили, что г-н Ильюшин вчера работал последний день и отбыл в очередной отпуск продолжительностью 30 суток. Никакого подписанного Указа о создании КОПРОНа он не оставлял, а его сейф в отсутствие хозяина вскрывать никто не имеет права…

Минуло 30 дней… Я шел по коридору Кремля в приемную Ильюшина. Он спешил мне навстречу, направляясь по каким-то своим делам. В том месте, где коридор раздваивается, мы одновременно сошлись втроем с руководителем секретариата президента, полковником Семенченко.

— Здравия желаю, Виктор Иванович! Доброе утро, Валерий Павлович! Я к вам за Указом…

— Каким Указом?

— О КОПРОНе.

— Так я же его отдал тебе! — Ильюшин повернулся к Семенченко.

— Никак нет, не отдавали!

— Как не отдавал? Вспомни хорошенько, Валерий Павлович!

— Не отдавали! И вспоминать нечего!

— Ладно, вы идите, — это мне, — мы тут сами разберемся.

Стоит ли говорить, что и этот, второй по счету, Указ сгинул в коридорах власти без следа.

Стиснув зубы, я начал все сначала. «Самый терпеливый каперанг в ВМФ России» — дал мне прозвище Михаил Дмитриевич. Он сам, по его собственному выражению, давно послал бы всех по известному в России с незапамятных времен адресу. Куда их посылать, я и сам знал, но дело надо было делать, и третий проект Указа был запущен по кругу. Спустя два месяца он разделил участь двух предыдущих, дематериализовавшись где-то на перегоне: Старая площадь — Кремль.

Наступил ноябрь 1992 года. Все шло своим чередом. АПЛ «текла», норвежцы вопили, руководство России ничего не предпринимало, занимаясь куда более серьезными делами: борьбой за власть, дележкой постов и полученного от СССР наследства. Шла затяжная война Администрации Президента России с Верховным Советом. Ельцин и Хасбулатов бились не на жизнь, а на смерть. Дальше работать без официального статуса и бюджетного финансирования моя группа уже не могла, поэтому 30 ноября я с копией последнего проекта Указа (со всеми собранными за эти месяцы визами) отправился к Юрию Федоровичу Тарасюку. Нельсон Николаевич Попков был в его кабинете.

— Что невесел, капраз?

— Откровенно говоря, не с чего веселиться, третий проект Указа пропал!

— Не может быть!

— Увы, мне не до шуток!

Тарасюк и Попков переглянулись. Бросив взгляд на часы, Нельсон Николаевич поднялся:

— Пошли со мной.

Даже не спросив, куда мы идем, я последовал за ним. Молча пройдя через несколько лестничных маршей и коридоров, мы подошли к приемной Хасбулатова.

— Подожди здесь.

Я присел на краешек стула. Секретарь председателя ВС РФ молча, с нескрываемым интересом разглядывал меня. Спустя несколько минут дверь кабинета приоткрылась, и Попков пригласил войти. Не могу сказать, что кабинет Хасбудатова поразил меня своими размерами, скорее наоборот, удивил аскетизмом и скромными габаритами. На столе стояла подставка, в которой красовалось с полдюжины курительных трубок, письменный прибор и несколько блокнотов. Я представился. Царственным кивком Руслан Имранович пригласил за стол для заседаний. Я присоединился к Попкову.

— Тенгиз Николаевич! В общих чертах я уже в курсе дела. Прошу вас подумать и очень коротко, но достаточно подробно обрисовать ситуацию. И с подводной лодкой, и со злосчастным указом. Я жду, — Хасбулатов поднялся из-за стола, жестом пресек мою попытку встать и стал прохаживаться с трубкой в руке по кабинету. «Где-то я такую картину уже видел», — промелькнула мысль, и тут же вспомнил, что ситуация точь-в-точь копирует кадры кинофильма, где маршал Жуков докладывает Сталину обстановку на фронте, а последний прогуливается по кабинету с трубкой в левой руке. Еле сдержав улыбку, я постарался отогнать посторонние мысли и четко доложить о событиях последних трех лет, начиная с роковой даты 7 апреля 1989 года. Хасбулатов слушал внимательно, не перебивая. Судя по блеску в глазах, моя информация его очень заинтересовала.

— Так-так, — Руслан Имранович улыбнулся каким-то своим мыслям. — Сегодня последний день действия чрезвычайных полномочий президента! Очень хорошо! Посмотрим, что он будет делать! Давайте сюда копию вашего Указа!

Он подошел к столу и нажал кнопку селектора. Через секунду вошел секретарь.

— Садись и пиши! Президенту Российской Федерации Борису Николаевичу Ельцину. Уважаемый Борис Николаевич!..

Хасбулатов диктовал медленно, спокойно и уверенно, но по мере его диктовки мне становилось все более и более не по себе: письмо было явно в стиле казаков турецкому султану, а не главе государства от руководителя его законодательной власти. Закончив, он обернулся ко мне:

— Я ничего не перепутал?

— По существу все верно, Руслан Имранович, но по форме… Не знаю, что будет вам за такое письмо, но меня, скорее всего, посадят.

Хасбулатов сухо рассмеялся, но глаза оставались холодными.

— Сейчас я направлю письмо президенту с нарочным, так будет надежнее, а то ваши бумаги имеют нехорошую тенденцию куда-то испаряться.

В кабинет вошел человек неопределенного возраста с погонами генерал-майора безопасности.

— Ельцину. Лично в руки! И ждать ответа!

— Есть!

Генерал-майор вышел. Я невольно посмотрел на часы. 17:55. До окончания чрезвычайных полномочий Бориса Николаевича, когда он имел право подписывать подобные указы самостоятельно, минуя Верховный Совет, оставалось 6 часов и 5 минут. Хасбулатов перехватил мой взгляд:

— Не переживайте, успеет. Идите домой и ждите! Да, оставьте в приемной свой номер телефона. Желаю удачи!

Я вышел из кабинета. Еще раз посмотрел на часы. Мы пробыли у председателя ВС РФ чуть более часа. Забегая вперед, скажу, что эти 60 с небольшим минут полностью изменили мою жизнь, разделив ее на «ДО» и «ПОСЛЕ».

…Я медленно шел домой, прикидывая шансы на успех и возможные негативные последствия после столь резкого письма президенту России. Спустя два часа и пять минут, ровно в 20:00, у меня дома раздался телефонный звонок. Приятный женский голос попросил «капитана 1 ранга Борисова Тенгиза Николаевича» к аппарату.

— Я вас слушаю.

— Вас беспокоят из Секретариата Президента России. Тенгиз Николаевич! Поздравляю вас с высоким назначением! Указ Президента от сегодняшнего числа, 30 ноября 1992 года, за номером 1494. Скажите, пожалуйста, по каким адресам его рассылать?

…………………………………………………………………………

Что сказать в заключение? Я долго размышлял над тем, явился ли поступок Хасбулатова примером истинно государственного подхода к решению сложнейшей проблемы или же им двигало желание лишний раз уколоть Бориса Николаевича, показав, чего стоит его Администрация? Не уверен в мотивации его действий, но о человеке привык судить по его делам, а в данном конкретном случае Руслан Имранович поступил как настоящий руководитель высокого уровня, обладающий широким политическим кругозором и дальновидностью. В любом случае, какими бы соображениями он ни руководствовался, именно благодаря ему КОПРОН был создан, «Комсомолец» своевременно изолирован и Россия не понесла морального и материального урона…

Еще неоднократно я сталкивался с бесследным исчезновением важных документов в вышеописанном Кремлевском треугольнике. Бывали случаи, когда Указ президента, подготовленный специалистами, завизированный юристами, проверенный корректорами, возвращался из секретариата президента измененным до неузнаваемости… Одни фамилии заменялись другими или просто исчезали из подписанного документа, другие неожиданно попадали в совершенно посторонние бумаги. Проекты указов гуляли по коридорам власти месяцами, а некоторые и годами. Документы пропадали и поныне пропадают в загадочной структуре под скромным названием «АППАРАТ» (Администрация, Секретариат). Где-то там в настоящий момент бродят несколько моих писем к различным руководителям, отвечающим за безопасность страны, с предостережениями по поводу серьезных проблем и международных осложнений, могущих возникнуть при прокладке Северного европейского газопровода (СЕГ) по дну мелководного, закрытого Балтийского моря, усеянного обычными и химическими боеприпасами. Причем я не только указываю на грозящие в будущем неприятности, но и подсказываю пути их обхода или преодоления в случае возникновения. Увы, судя по всему, эти мои письма также перешли в некое другое бюрократическое измерение и витают где-то вместе с присной памяти Указом 262с. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится? Мелкие чиновники (и еще более мелкие людишки) порой сами определяют судьбу документов государственной важности, решая, исходя из каких-то личных соображений, что отправлять дальше, а что можно просто отложить в «долгий ящик». Ни о каком государственном подходе к делу с их стороны речи и быть не может. Аппарат непобедим при любой власти. Он неистребим, не сокращаем, тиражирует сам себя, живет по своим собственным законам… Понять это нельзя, это надо просто принимать как данность, учитывать при работе с ним и не трепать себе нервы зря…

Настоящий полковник

Полковники бывают разные. Есть командиры полков, настоящие служаки в самом хорошем смысле этого слова, как говорится, слуга царю, отец солдату. Есть начальники кафедр, заслуженные деятели науки и техники, доктора, профессора и проч. и проч., без которых немыслима подготовка кадровых офицеров, научно-технический прогресс в области военной техники, стратегии и тактики применения вооруженных сил. Есть офицеры и старшие офицеры Генерального штаба ВС, штабов более низкого уровня, разработка боевых операций и осуществление коих без них были бы просто нереальны. Есть тыловики, нет, не те «тыловые крысы», ставшие притчей во языцех, а люди, обеспечивающие снабжение, перемещение войск, их повседневное обеспечение. Есть командиры кораблей и судов, разведчики, в жизни не надевавшие военную форму, военные медики, юристы — словом, всех и не перечислишь… Нет, речь пойдет не об этих заслуженных людях. И даже не о тех «полканах», которые делали карьеру в тиши столичных кабинетов, видели, как говорится, корабли с берега, а качку испытывали только после посещения ресторана. Мне в жизни особо запомнился один «полковник КГБ СССР», сыгравший в ней весьма неприглядную роль и здорово потрепавший мне и моим сотрудникам нервы. Но обо всем по порядку.

7 апреля 1989 года для ВМФ СССР стало черным днем в календаре. В акватории Норвежского моря после сильнейшего пожара затонула гордость советского кораблестроения — новейшая АПЛ с титановым корпусом, единственная в мире подводная лодка, способная погружаться на глубину 1000 метров, «Комсомолец». Катастрофа унесла жизни 42 членов экипажа и поставила под угрозу еще тысячи и тысячи человеческих жизней: спустя два с половиной года начались утечки радиоактивных материалов из реактора АПЛ, а еще через год «потекли» две ядерные боеголовки торпед, размещенных в носовых торпедных аппаратах. Протечки были незначительные, но все хорошо понимали, что это только цветочки, поскольку электрохимическая коррозия, многократно усиленная разностью электрических потенциалов различных металлов и сплавов, из которых были изготовлены корпуса АПЛ, торпед, зарядного отделения и т. д., быстро делала свое черное дело, и до «залпового» выброса оружейного плутония, а точнее его соединений, оставалось не так уж много времени. Ситуацию усугубляло то, что «Комсомолец» затонул на запредельной для АСС ВМФ глубине в 1685 метров, на расстоянии 198 миль от берега, в зоне экономических интересов Норвегии. Интенсивное международное рыболовство в данном районе было поставлено под угрозу. В случае массового выброса соединений плутония в морскую среду, по оценкам независимых экспертов, могло быть загрязнено несколько сотен квадратных километров дна Норвежского моря, а с учетом периода его полураспада (22500 лет), даже принимая в расчет такие факторы, как размывание, перенос, разбавление и т. д., рыболовству в регионе пришел бы полный каюк, причем лет на 600–700. Ущерб экономике только Норвегии мог составить до 2,5 млрд долларов США в год. СССР официально признал факт гибели АПЛ, Россия, в свою очередь, признала себя правопреемницей СССР во всех международных делах, так что любой международный суд обязал бы нас раскошелиться, чтобы покрыть потери Норвегии от этой незапланированной катастрофы. И это на протяжении сотен лет! Именно экономические, а не экологические соображения заставили руководство России принять экстренные меры для спасения ситуации. Мне, как руководителю Комитета по проведению подводных работ особого назначения при Правительстве РФ (КОПРОН), было предписано разобраться в обстановке и любой ценой предотвратить загрязнение дна и акватории Норвежского моря.

Мы не знали толком ничего. Глубина более полутора километров и чудовищное давление в 168,5 атмосфер не позволяли даже нормально осмотреть АПЛ, чтобы оценить хотя бы ее внешние повреждения, составить предварительное мнение о масштабах разрушений и составить план действий. Было непонятно, можно ли поднять «Комсомолец», а если «да», то что с ним делать дальше? Захоронить? Но как, и главное, где? На сколько лет? Безопасно ли состояние реактора? Боеголовок? Не спровоцирует ли попытка подъема АПЛ еще большие неприятности? У всех на памяти были события 1986 года. Катастрофа в Чернобыле. Что будет на этот раз? Вопросы, вопросы, вопросы… Ответов не знал никто. Аналогов подобной катастрофы не было. До этого момента АПЛ тонули в открытых океанских просторах, на больших глубинах, вдали от рыбопромысловых районов, не говоря уже о зонах экономической ответственности сопредельных государств. Откровенно говоря, я ни секунды не сомневаюсь, что утони «Комсомолец» миль на пять мористее, за пределами 200-мильной экономической зоны Норвегии, тогдашнее руководство России и не подумало бы что-либо предпринимать. О последствиях такого шага даже думать не хочется. Это была бы крупнейшая техногенная катастрофа в мире со дня его сотворения…

Но вернемся в 1992 год. Предварительный осмотр «Комсомольца», выполненный сразу после его гибели в 1989 году глубоководными аппаратами ВМФ, показал, что АПЛ лежит на ровный киль с незначительным креном и дифферентом, внешних серьезных разрушений зафиксировано не было, что дало основания надеяться на возможный подъем лодки в обозримом будущем. К 1992 году по косвенным признакам и в результате тщательного анализа собранных данных стало ясно, что дела обстоят не столь блестяще и прочный корпус субмарины, скорее всего, сильно поврежден. Для тщательного осмотра АПЛ были привлечены глубоководные аппараты «Мир-1» и «Мир-2» с предельной глубиной погружения 6000 метров, базирующиеся на НИС РАН «Академик Келдыш». До выхода в море оставалось не так уж много времени, но его катастрофически не хватало. Руководство КОПРОНа решило работать параллельно над несколькими вариантами выхода из положения — от подъема АПЛ, извлечения реактора и боеголовок, сооружения над ней саркофага по типу чернобыльского и до захоронения ее непосредственно на месте. Одновременно в работе постоянно находилось по три-пять проектов. Наши сотрудники перешли на «военное положение». За деятельностью КОПРОНа наблюдали во всем мире. Мы получали огромное количество писем. С поддержкой, предложениями, деловыми и не очень, с плохо скрытым злорадством, с прямыми оскорблениями и угрозами… В сложившейся ситуации мы старались не упустить любую мало-мальски интересную мысль, поэтому тщательно «просеивали» всю поступающую корреспонденцию в надежде найти что-либо стоящее. Развеселил некий тракторист, вполне искренне недоумевающий, какие у нас проблемы с подъемом АПЛ? При этом он ссылался на собственный опыт, вспоминая, как утопив «по пьяне» в колхозном пруду свой трактор, он при помощи пустой бочки, троса и второго трактора вытащил свое «орудие производства» на свет божий. Предлагал помочь решить нашу проблему… Были вполне серьезные предложения. Одно из них привлекло внимание. Послание было от некоего научно-исследовательского предприятия с гордым именем «Эврика». На красивом бланке предлагалась помощь в решении наших проблем на «высочайшем научном и техническом уровне», суть которой предлагалось объяснить при личной встрече. Подпись гласила: генеральный директор НИП «Эврика», полковник КГБ СССР в отставке Курчатов Александр Иванович. Письмо было написано безукоризненным бюрократическим языком и производило впечатление серьезного документа. Несмотря на страшный дефицит времени, я решил встретиться с автором сего послания. В назначенный срок секретарь доложила о прибытии Александра Ивановича. В кабинет вошел бодрый мужчина чуть за 60, четко, по-военному доложил свои данные. Разговор с самого начала принял деловой оборот.

— Я понимаю, что ваше время крайне ограничено, поэтому прямо к сути. Наша организация, базируясь на старых секретных разработках КГБ СССР, создала проект подъема «Комсомольца». Успех гарантирую. Вы платите нам 70 миллионов долларов США, и мы поднимаем и передаем вам АПЛ. Делайте с ней что хотите, — Александр Иванович выглядел очень торжественно.

— А как, собственно говоря, уважаемый товарищ Курчатов, вы собираетесь поднимать АПЛ, не имея никаких исходных данных о состоянии корпуса, оружия, механизмов?

— Это не принципиально. Мы ее поднимем, даже если лодка развалилась на части. Подробности сообщить не могу, это наше ноу-хау. Вы можете похитить идею! Поднимем, слово чести!

— Но вы же понимаете, что я не могу под ваше честное слово, без всякого обоснования запросить у Правительства РФ 70 миллионов долларов. Меня в лучшем случае сочтут ненормальным. Если вы боитесь утерять ноу-хау, запатентуйте свою идею и приходите вновь.

— Мы не подадим заявку на получение патента, ибо у нас украдут идею в бюро патентной экспертизы!

Мне все стало ясно. Сколько таких «изобретателей» с горящими глазами прошло через мой кабинет, даже не сосчитать. Я поднялся с кресла:

— Не смею вас задерживать, Александр Иванович! Подумайте над моими словами и застолбите свою идею. Всего наилучшего!

…Спустя три дня «полковник КГБ СССР в отставке» Курчатов вновь появился в моей приемной. Выходя из кабинета, я буквально наткнулся на этого бывшего рыцаря плаща и кинжала. Александр Иванович просто излучал счастье.

— Тенгиз Николаевич! Я придумал, как выйти из сложившейся тупиковой ситуации. Вы оформляете двух моих сотрудников помощниками президента России, и они в течение трех месяцев разрабатывают условия, на которых «Эврика» передаст свои разработки Правительству России.

— К сожалению, уважаемый Александр Иванович, этот вариант неосуществим. Во всяком случае я не могу оформить ваших сотрудников помощниками Президента России. Это его личная прерогатива. Вопрос, как говорится, не по окладу.

— Так вы мне отказываете? Вы еще об этом горько пожалеете! Вы меня еще не знаете! Вы…

Дальнейших его высказываний я уже не слушал, время было слишком дорого.

…Спустя примерно неделю в моем кабинете зазвонил телефон АТС-2, так называемая вертушка. Звонил мой старый знакомый, контр-адмирал Иван Кузьмич Шалатонов, сотрудник Администрации Президента РФ. Наши отношения к этому времени уже нельзя было назвать теплыми, но за рамки приличий они не выходили. Голос контр-адмирала был полон злорадства:

— Ну что, допрыгался?! Знаешь, какие на тебя пришли материалы? Тебе каюк! Понятно?

— Честно говоря, не очень, Иван Кузьмич. Какие материалы? Куда пришли? Мне уже столько раз обещали, что со мной покончено, что я подобные слова уже не воспринимаю.

— На этот раз тебе точно не выкрутиться! Скоро все узнаешь сам! — контр-адмирала Шалатонова просто распирало от радостного предвкушения расправы надо мной. Он бросил трубку. Я тоже опустил трубку на аппарат спецсвязи и тут же выбросил этот разговор из головы. События стали разворачиваться буквально на следующий день после этого разговора. В КОПРОН нагрянула комиссия из Администрации Президента РФ. Ни корабелов, ни физиков-ядерщиков среди прибывшей братии не наблюдалось. Костяк комиссии составляли особисты и бывшие политработники. Что они искали, мне кажется, было загадкой для них самих. Недели полторы они что-то вынюхивали, высматривали, отвлекали людей от дела, старались запугать слабонервных, после чего отбыли восвояси, даже не попрощавшись. Следующая комиссия прибыла к нам с проверкой из Аппарата Правительства РФ. Потом последовательно нас с небольшими интервалами посещали проверяющие из Контрольного управления Администрации Президента, Генеральной прокуратуры РФ, ФСК, различных комитетов и комиссий органов законодательной и исполнительной власти…

Наконец, спустя примерно полгода после начала этой эпопеи с проверками, мне под большим секретом показали донос, состряпанный уже известным мне полковником КГБ в отставке Курчатовым А. И. Составленный в духе лучших традиций 30-х годов, он не отличался особыми изысками. Я обвинялся в шпионаже в пользу США, Великобритании, Германии, Японии и Южной Кореи (?!) одновременно, в диверсионно-подрывной деятельности против молодого государства Российского, выражавшейся в желании пустить Россию по миру путем подрыва ее экономики… Я смеялся до слез! Нет, не над опусом товарища Курчатова, а над тем, с каким азартом проверяющие пытались доказать эти абсурдные по своей сути обвинения! Казалось бы, ни один здравомыслящий человек не должен воспринять этот бред серьезно. Но богата наша земля талантами! Нашлись такие люди! Донос покрывала густая сеть разноцветных резолюций, входящих и исходящих номеров. Грозные указания: «Разобраться!», «Проверить и доложить!», «Немедленно принять меры!», просто «Доложить!», и сроки, сроки, сроки… Рассылались подобные бумаги веером — от президента России и генерального прокурора России до руководителей МВД РФ, ФСК и Руслана Имрановича Хасбулатова (тот в это время еще сидел в Белом доме, а не в отдельной камере Лефортово). Терпение мое лопнуло. Решил воспользоваться добрыми старыми отношениями с директором Федеральной службы контрразведки, генералом Степашиным. Трубку АТС-1 он снял лично.

— Добрый день, Сергей Вадимович! У меня к вам просьба — приведите в меридиан вашего бывшего сотрудника, полковника КГБ в отставке Курчатова Александра Ивановича, генерального директора НИП «Эврика»! Не дает нормально работать более полугода. Засыпает всех жалобами, меня уже проверили то ли семь, то ли восемь комиссий, сил больше нет! Пишет всякую ахинею, но ваши сотрудники ее тщательно проверяют. Я уже запутался, на чью разведку я работаю — то ли японскую, то ли южнокорейскую, а может быть, и на Ми-6! Жаль, зарплату у них не получаю!

— Тенгиз Николаевич, успокойся, дай мне пару часов времени, разберемся. А что ты столько терпел, не обратился раньше?

— Да как-то неудобно занятого человека отвлекать на решение подобных проблем…

Спустя минут сорок звонок АТС-1 оторвал меня от обсуждения очередного проекта. На связи был директор ФСК. Сергей Вадимович пребывал в прекрасном расположении духа и еле сдерживался, чтобы не смеяться:

— Тенгиз Николаевич, ты там как, сидишь или стоишь? Лучше садись, а то упадешь! Александр Иванович Курчатов никогда в жизни не служил в КГБ СССР, как, впрочем, и в других силовых структурах. Но самое пикантное заключается в том, что он вот уже более восьми лет находится на учете в психиатрической клинике. Шизофреник, понимаешь, как говорит Борис Николаевич! Кстати, никакого НИП «Эврика» в природе не существует, по крайней мере, в России оно не зарегистрировано. Желаю удачи! Мои тебя беспокоить больше не будут…

……………………………………………………………………

Что добавить к словам главного чекиста страны на тот момент?

Около десятка комиссий различных уважаемых ведомств, в которые входили весьма солидные люди, бросавшие свои неотложные текущие, полагаю, непростые дела, отрывали нас от решения задачи действительно государственной важности — и только для того, чтобы проверить бредовые заявления официального шизофреника! Нет, он не скрывал свою медицинскую карту, ею просто никто не интересовался, несмотря на очевидные отклонения в психике у автора доносов! Сотни человеко-часов, сотни тысяч, а может быть, и миллионы бюджетных рублей были потрачены на проверку фантазий бдительного «полковника КГБ СССР в отставке». Наши нервные затраты и потери рабочего времени, разумеется, никем в расчет не принимались…

Я знаю много подобных и обратных примеров, когда абсолютно правдивую информацию по тому или иному жизненно важному вопросу никто и не думал проверять, а авторов просто объявляли психами без всякой медицинской комиссии. И это еще не самый худший исход обращения в государственные или местные органы власти для рядовых граждан. Не знаю, как сейчас, но еще пару десятков лет назад автор «неудобного» для властей заявления вполне мог окончить свои дни в психиатрической клинике, а в лихие 90-е — и на кладбище. Сейчас немного полегче. Пишите, что хотите и куда хотите: от президента до местного царька деревни Тьмутаракань — ответа все равно не получите. Сбылась вековая мечта большевиков: наступила всеобщая «электрификация» — всем все до лампочки!

Что касается «настоящего полковника» Курчатова, то думается, в его случае сработало несколько факторов.

Во-первых, магическая для наших граждан аббревиатура «КГБ», ужас перед которой мы впитывали с молоком матери. Никому и в голову не пришло проверить личность подписанта, в том числе и мне.

Во-вторых, КОПРОН слишком многим чиновникам разных уровней действовал на нервы. Мы не брали взяток, не воровали, работали абсолютно прозрачно, каждая копейка, каждый цент были учтены и оприходованы. Соответственно, мы и не давали взяток, нам их просто неоткуда было брать, даже если б вдруг очень захотели. Нас регулярно проверяли, но «ущучить» не могли, что очень расстраивало проверяющих, уходивших с пустыми карманами. А тут вдруг такой подарок судьбы в лице Александра Ивановича Курчатова! Ну как было не поверить, что мы все иностранные шпионы?! Чтобы наши, российские граждане не воровали? Не брали взяток? Не давали «откатов»? Да быть этого не может, значит, прав бдительный товарищ полковник КГБ — шпионы они! Доложили «наверх», что дыма без огня не бывает, получили соответствующие резолюции…

Конец этой истории был, в общем-то, счастливый. Несмотря на все усилия «полковника КГБ в отставке» из психиатрической клиники и его приспешников, «Комсомолец» был надежно изолирован на глубине 1685 метров, Норвежское море спасено, а КОПРОН расформирован…

В последние годы мне лично неоднократно приходилось обращаться «наверх» по вопросам экологии, национальной безопасности страны, безопасности жителей стран балтийского региона, нейтрализации затопленных в Балтийском море трех с лишком сотен тысяч тонн трофейных германских химических боеприпасов, безопасной прокладки газопровода «Норд Стрим»… Ответов не последовало ни из одной инстанции! Даже отписок! Увы, я же не «настоящий полковник», а всего-навсего вице-адмирал запаса, доктор технических наук, профессор, действительный член ряда академий, а самое главное, я не состою на учете в ближайшем дурдоме…

Попытка подъема вск «комсомольца»

Мало кому хочется вспоминать о своих неудачах, и я не являюсь исключением в данном плане, но историческая справедливость настоятельно требует осветить некоторые из этих не слишком приятных эпизодов моей жизни, ибо они связаны с событиями, представляющими несомненный интерес не только для любителей отечественного флота, но и для широкой общественности. В данной статье я коснусь истории, не известной практически никому, кроме ее непосредственных участников. Впрочем, обо всем по порядку.

Время бежит незаметно. 7 апреля исполнилось 18 лет с момента гибели новейшей атомной подводной лодки ВМФ СССР «Комсомолец». Пожар, практически одновременно вспыхнувший в нескольких отсеках, повредил кабельные вводы, произошла разгерметизация прочного корпуса. АПЛ всплыла. 4,5 часа личный состав боролся за живучесть своего корабля в надводном положении. Пожар между тем продолжался. Сила его была такова, что забортная вода кипела в районе кормы субмарины. К этому времени на борту уже были жертвы. Раненых и

...