Промчатся над вами Года за годами, И станете вы старичками. Теперь белобрысые вы, Молодые, А будете лысые вы И седые. И даже у маленькой Татки Когда — нибудь будут внучатки, И Татка наденет большие очки И будет вязать своим внукам перчатки, И даже двухлетнему Пете Будет когда — нибудь семьдесят лет, И все дети, всё дети на свете Будут называть его: дед. И до пояса будет тогда Седая его борода. Так вот, когда станете вы старичками С такими большими очками, И чтоб размять свои старые кости, Пойдете куда — нибудь в гости, — (Ну, скажем, возьмете внучонка Николку И поведете на елку), Или тогда же, — в две тысячи двадцать четвертом году; — — На лавочку сядете в Летнем саду. Или не в Летнем саду, а в каком — нибудь маленьком скверике В Новой Зеландии или в Америке, — Всюду, куда б ни заехали вы, всюду, везде, одинаково, Жители Праги, Гааги, Парижа, Чикаго и Кракова — На вас молчаливо укажут И тихо, почтительно скажут: «Он был в Ленинграде… во время осады… В те годы… вы знаете… в годы … блокады»
Тут великий Умывальник, Знаменитый Мойдодыр, Умывальников Начальник И мочалок Командир, Подбежал ко мне, танцуя, И, целуя, говорил: «Вот теперь тебя люблю я, Вот теперь тебя хвалю я! Наконец-то ты, грязнуля, Мойдодыру угодил!» Надо, надо умываться По утрам и вечерам, А нечистым Трубочистам — Стыд и срам! Стыд и срам!
Как пустился я по улице бежать, Прибежал я к умывальнику опять, Мылом, мылом, Мылом, мылом Умывался без конца. Смыл и ваксу И чернила С неумытого лица. И сейчас же брюки, брюки Так и прыгнули мне в руки. А за ними пирожок: «Ну-ка, съешь меня, дружок!» А за ним и бутерброд: Подскочил — и прямо в рот! Вот и книжка воротилась, Воротилася тетрадь, И грамматика пустилась С арифметикой плясать
А от бешеной мочалки Я помчался, как от палки, А она за мной, за мной По Садовой, по Сенной. Я к Таврическому саду, Перепрыгнул чрез ограду, А она за мною мчится И кусает, как волчица. Вдруг навстречу мой хороший, Мой любимый Крокодил
Вдруг из маминой из спальни, Кривоногий и хромой, Выбегает умывальник И качает головой: «Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, Неумытый поросёнок! Ты чернее трубочиста, Полюбуйся на себя: У тебя на шее вакса, У тебя под носом клякса, У тебя такие руки, Что сбежали даже брюки, Даже брюки, даже брюки Убежали от тебя. Рано утром на рассвете Умываются мышата, И котята, и утята, И жучки, и паучки. Ты один не умывался И грязнулею остался, И сбежали от грязнули И чулки и башмаки. Я — Великий Умывальник, Знаменитый Мойдодыр, Умывальников Начальник И мочалок Командир! Если топну я ногою, Позову моих солдат, В эту комнату толпою Умывальники влетят, И залают, и завоют, И ногами застучат, И тебе головомойку, Неумытому, дадут — Прямо в Мойку, Прямо в Мойку С головою окунут!»
Вдруг из маминой из спальни, Кривоногий и хромой, Выбегает умывальник И качает головой: «Ах ты, гадкий, ах ты, грязный, Неумытый поросёнок! Ты чернее трубочиста, Полюбуйся на себя: У тебя на шее вакса, У тебя под носом клякса, У тебя такие руки, Что сбежали даже брюки, Даже брюки, даже брюки Убежали от тебя