Евхаристия — ежедневное чудо, которое совершает священник во время мессы, — была ключевым элементом системы таинств и, что важно, одной из главных опор власти Церкви. Ведь клирики проповедовали, что без причащения нет спасения, а единственный, кто способен совершить таинство пресуществления, — это священник. А значит, без посредничества духовенства человек не может обрести жизнь вечную.
На рельефах, вмурованных в стены церквей, или на гравюрах можно было увидеть, как несколько иудеев, собравшись вокруг огромной свиньи, сосут ее молоко и целуют ее в зад [10].
Йерун ван Акен был необычайно изобретателен в изображении дьявола, грешников и всего мира зла.
Вместо свиты Каспара, Мельхиора и Бальтазара Босх якобы изобразил «царей земли всей вселенной» (Откр. 16:14), которые в конце времен соберутся, «чтобы сразиться с Сидящим на коне и с воинством Его»
В 1500 г. португальский мореплаватель Педру Кабрал достиг территории, которая получила название «Бразилия», и объявил ее владением своего короля. Всего через несколько лет художник Вашку Фернандиш из города Визеу написал для собора алтарную панель с изображением Поклонения волхвов (рис. 113) [11]. На ней чернокожий маг был заменен на индейца. На его голове убор из птичьих перьев, на руках и лодыжках — тяжелые золотые браслеты, на груди — разноцветные бусы, в одной руке — длинная стрела, а в другой — половинка кокосового ореха, обрамленная серебром. На этом алтарном образе, созданном в перспективе обращения и подчинения новых земель, африканская экзотика заменена на заокеанскую. Присутствие индейца среди волхвов подчеркивало, что и жители новых земель, о которых раньше в Европе не ведали, должны принять Христа — принести ему в дар свои души
«Живой крест», или «Живое распятие» (Lebendes Kreuz, Croce vivente). В XV–XVI вв. такие изображения были распространены в горном поясе Европы: от Северной Италии через Баварию и Словакию до Западной Польши (но несколько примеров встречается и в других землях) [18]. На них мы видим Христа, распятого на кресте. По его правую руку (т.е. для зрителя слева) обычно стоит Церковь, священник, служащий мессу, или другие персонажи, олицетворяющие истинную веру. По его левую руку (т.е. для нас справа) — Синагога и другие фигуры, символизирующие иноверие. В отличие от обычных сцен Распятия, на «Живом кресте» из горизонтальной перекладины вырастают руки. Правая возлагает на Церковь корону, а левая поражает мечом Синагогу. Тем самым образ демонстрирует избранность христиан и отверженность иудеев
Это животное было непременным участником множества пародийных действ, начиная с «праздника иподиаконов», или «праздника дураков» (festum fatuorum, festum stultorum). В этот день привычная (как считалось, установленная Богом) иерархия переворачивалась, а последние становились первыми. Низшее духовенство избирало шутовского епископа или шутовского папу. Его усаживали на осла и везли в церковь, где в его честь совершали богослужение. Кроме того, существовал еще «праздник осла», который устраивали в память о бегстве Святого семейства в Египет. В XVII в. один французский эрудит, ссылаясь на средневековую рукопись, которую видел его отец, сообщал, что в XII в. в Бове существовала причудливая традиция. Девушку, которая исполняла роль Девы Марии, сажали на осла, и она с толпой клириков и мирян ехала из собора св. Петра в церковь св. Стефана — этот путь символизировал бегство в Египет. Там их с ослом ставили у алтаря и служили торжественную мессу. Однако каждую ее часть («Входную», «Господи помилуй», «Славу в вышних» и т.д.) хор завершал ослиным ржанием (hin ham). Закончив мессу, священник вместо благословения трижды ревел по-ослиному, а паства вместо «аминь» отвечала «hin ham, hin ham, hin ham»
У стены, под дырявым навесом у огня одиноко сидит Иосиф — муж Девы Марии, которому не нашлось места в центральной сцене. Престарелый кормилец Святого семейства (за его спиной висит топор — орудие плотницкого ремесла) заботливо сушит над костром пеленки младенца. Как и на многих изображениях Рождества и Поклонения волхвов, созданных в Германии и Нидерландах в XV в., Иосиф оказывается оттеснен на периферию. Более того, он берет на себя домашние заботы, которые в то время считались исключительно женским делом: стирает, готовит, шьет, носит воду. На некоторых из таких образов чувствуется ирония по отношению к старику. Ведь его нередко высмеивали как простака-рогоносца: мол, его жена зачала, а от кого — неведомо. Однако чаще всего ему отводили подчиненную, но почтенную роль — преданного кормильца, заботящегося о молодой жене и приемном сыне — Спасителе
По всей центральной панели множество людей вгрызается в колоссальные клубничины. Средневековая символика была открытой системой: одно и то же растение или животное в одних контекстах толковали in bono (как указание на Бога, добродетели и спасение), а в других in malo (как указание на Сатану, пороки и погибель). Так, клубника напоминала о райском саде и первозданной чистоте, но у нее существовали и негативные ассоциации: с мирскими благами и сладострастием.
На другом «Поклонении волхвов», которое около 1510 г. написал Ульрих Апт Старший из Аугсбурга, появилась потенциально зловещая деталь. Как пишет израильский историк Йона Пинсон, у молодого чернокожего короля из широкого рукава выглядывает кот (его, к сожалению, очень плохо видно на репродукции)