и уже на той стороне вспомнить, что ты — незряч, и не можешь здесь прочитать тоннаж, имена гребцов, гавани приписки и прозвища царей, что ж, придется обходиться собой, строкой и соленой смесью из слухов, тоски, легенд, что выкатывается в речь как ночной прибой, приносящий добычу хозяевам маяков, просыпаться нет смысла — рассказчик всегда слеп на любой войне, о любой войне, из любой.
по-прежнему тормозят у того окна, да, окна, в котором белый и длинный свет достает до самого дна, до любых костей, идей, людей, лебедей, до любого дня, даже до того, где легка, смугла, улыбнулась эта девочка из никогда и нигде, вышла замуж за плотника, мальчика родила.
Действительность, от которой воздух легкие рвет, подлежит неукоснительному превращению в анекдот, в небрежный полет ласточки над предвечерней рекою, во вкус и запах покоя, шестигранный змеиный мед, чай с лимоном и словом, здесь и сейчас, а жемчуг, послойно хранящийся про запас, произведут совсем на других глубинах, на других руинах, без воздуха — и без нас.
