Оглавление

Вступление

Книга «Надо жить, надо любить, надо верить» появилась благодаря молодежному фестивалю «Толстой без бороды». Осенью 2022 года музей-усадьба Л. Н. Толстого «Ясная Поляна» при поддержке Благотворительного фонда Владимира Потанина запустил проект, адресованный молодым жителям Тулы и Тульской области. Его участники соревновались в переводе толстовских текстов на язык комикса, современного танца, видеоарта и фанфикшн.

Эту книгу стоит рекомендовать преподавателям литературы как инструмент, который поможет их воспитанникам прийти к собственному прочтению и пониманию философии и главных тем творчества Льва Николаевича Толстого.

Сборник состоит из рассказов и пьес, написанных учащимися и студентами по мотивам произведений классика. Для удобства восприятия мы поделили его на блоки, основываясь на сюжетах и центральных идеях каждой из групп фанфиков.

Часть произведений выражают взгляд авторов на мироустройство в целом и место отдельного человека в нём; они объединены заголовком «Надо жить». Теме любви, неотъемлемой части жизни, посвящены тексты раздела «Надо любить». Фанфики, которые призывают задуматься о вечном, составили блок «Надо верить». Вместе названия этих разделов образуют цитату из романа «Война и мир». Это высказывание совмещает в себе основные принципы Льва Николаевича. И здесь не формальный приём редактора: это призыв задуматься и осознать идеи Толстого во всей их полноте.

Кроме того, сборник поможет учащимся развить фантазию и литературные таланты. Обсуждая тот или иной рассказ, задавайте им вопросы, используя сослагательное наклонение. Направьте их мысли так, чтобы в итоге услышать их собственные захватывающие истории. Ведь главная задача учителя в том, чтобы заинтересовать воспитанника предметом, а значит иногда стоит задавать вопросы, а не отвечать на них. Надо жить! Но каким образом, как жить правильно? Надо любить! Действительно, но зачем любовь нужна человеку и как отличить её от других порывов и влечений? Надо верить! Во что же стоит верить, чтобы никогда не быть обманутым?

На эти вопросы уже ответили учащиеся — авторы нашего сборника.

При этом — кто знает, как много «ответов» можно ещё найти.

Галя Баркова

«Мы так же верим в литературу, как наши предки в судный день» (В. Пьецух), или Вместо предисловия. Елена Станиславовна Романичева

Предисловие для книги все равно что палисадник перед домом: оно одно из главных ее украшений. Конечно, существуют дома и без палисадничков и книги без предисловии… простите, без предисловий. Но книги с палисадником… тьфу, с предисловием, мне куда милее. Я совсем не желаю, чтобы посетители с бухты-барахты вваливались ко мне в дом. Ничего хорошего в том нет ни для посетителей, ни для дома.

Эрих Кестнер, немецкий детский писатель

«Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь; оно или служит объяснением цели сочинения, или оправданием и ответом на критики»… Трудно найти среди учителей-словесников (а именно им, по замыслу авторов, и адресован этот сборник фанфиков), не знающих этих хрестоматийных слов. Последуем же совету М. Ю. Лермонтова и попробуем определить «цели» предлагаемой читателям книги. Их, на мой взгляд, несколько. Возможно, авторы их так не формулировали и даже не ставили, но… что получилось — то получилось. Начнем по порядку.

Во-первых, вышедшая книга фанфиков — убедительное свидетельство тому, что современная молодежь классику ЧИТАЕТ (именно так, большими буквами). И не просто читает, а хочет и готова откликнуться на прочитанное. Но в том формате, который интересен им. Миф же о «нечитающем поколении», которое не знает классических текстов и ничего не может о них сказать, создается и поддерживается, как правило, теми, кто не готов искать новые пути и формы работы с художественным произведением на учебном занятии, кто стремится привести учеников (в том числе и руководствуясь самыми благими намерениями) к единственно правильной интерпретации и добиться, чтобы она была зафиксирована в форме традиционного «школьного сочинения». И не задумывается, а бывает ли правильная интерпретация «на все времена», и не ставит перед собой вопрос, а школьное сочинение — это что за жанр? где и когда школьники, живущие в мире письменной культуры, сталкиваются с ним? это жанр «живой» или «мертвый»?

Во-вторых, и в этом убеждает список текстов, по которым написаны фанфики, молодые читают существенно больше произведений, чем включено в обязательный «школьный канон». И читают тексты достаточно объемные. Пример тому — «Декабристы». Давайте признаемся честно, многие ли из нас читали этот толстовский текст? Много ли в нашем окружении тех, кто читал?

В-третьих, у молодых принципиально другое отношение к классике и с классикой. Известный психолог Екатерина Мурашова в книге «Все мы родом из детства» приводит финал разговора с родительницей, которая жалуется на «непонятное» чтение своего ребенка:

— Понимаете, тут произошло то, что ревнители детского и подросткового чтения почему-то категорически отказываются замечать: дети ушли внутрь текста. Стали с ним на равных… Они не смотрят снизу вверх «на глыбу Толстого». Они просто живут внутри своих и чужих текстов, плещутся в них, как рыба в океане, дополняют письменный язык смайликами и интерактивом, на ходу переделывают его… Вы уверены, что это шаг назад по сравнению с вашим книжным детством?

— Я… Не знаю. Я подумаю об этом.

Конечно, можно посчитать такое чтение результатом активной переписки в мессенджерах, а также посетовать на Интернет, где все принадлежит всем, но… Настоящее (sic!) чтение начинается с эмоционального погружения в текст, с переживания событий, в нем описанных, с отклика на них, с внимания к героям, подчас даже отождествления себя с ними, а не с поиска ответа на вопрос, чему учит эта книга или что хотел сказать автор.

И если раньше «погружение» можно было истолковать как метафору, то сейчас — это реальность: молодые читатели готовы свободно вторгаться в текст: ведь он их затронул, они вдруг почувствовали, что он не только про Ивана Васильевича, Федю Протасова, Андрея и Пьера… Он про них.

В-четвертых, стремление откликнуться на текст, вступив с ним в диалог, в том и вторгнувшись в него, — это естественное развитие литературного процесса, у которого, как известно, два автора (субъекта): писатель и читатель. Еще в ХIX веке Е. П. Растопчина написала, а точнее, «дописала», введя новых героев, комедию «Возврат Чацкого в Москву, или Встреча знакомых лиц после двадцатипятилетней разлуки», а Д. Д. Минаев создал роман в стихах «Евгений Онегин нашего времени». Век ХХ оказался богат на реминисценции и игры с художественным текстом: М. А. Булгаков пишет фельетон «Похождения Чичикова», поэт А. А. Хазин — поэму «Возвращение Онегина», писатели конца века (В. Пьецух, Г. Щербакова) создают целые циклы по мотивам рассказов А. П. Чехова, прямо используя известные названия («Крыжовник», «Наш человек в футляре» — В. Пьецух) или имена героев («Яшкины дети» — Г. Щербакова).

Век ХХI, век Читателя и Интернета, «породил» новую читательскую практику, выстроенную на принципах партиципаторности, — фанфикшен, ключевая особенность которой повышение роли читателя как субъекта литературного процесса и читательского сообщества. О партиципации очень интересно писал в своей книге «Конвергентная культура» Генри Дженкинс, показывая, как «Матрица», Интернет, «Гарри Поттер», новые технологии, первые блогеры, новаторские ТВ-шоу, «Звездные войны», Photoshop, фанаты и внутренняя свобода человека изменили культуру и создали современную эпоху. Вслед за Г. Дженкинсом фанфикшен как культурное явление и читательскую практику стали изучать социологи и антропологи, а вслед за ними и педагогики, которые отрыли и открывают в ней очень интересные образовательные возможности. Можно, конечно, начать погружение в фанфикшен, сначала изучив это явление (для желающих в конце книги предложен очень короткий список трудов исследователей). Но будет ли это правильно? Ведь все-таки предпочтительнее сначала почитать (пусть не прочитать все, а именно заглянуть) тексты фанфиков, а потом — о них. Иными словами, пойти по тому же пути, что мы предлагаем нашим ученикам: сначала читаем текст, а потом — размышляем о нем.

Е. С. Романичева, заслуженный учитель РФ

Надо жить

Второй шанс

Михаил Баташев

По произведению Л. Н. Толстого «Декабристы»

Сентябрь 1856-го года выдался на удивление дождливым. Широкие московские улицы развезло, а островки пожухлой травы превратились в болота. Именно такой вторая столица Российской Империи предстала перед Петром Ивановичем Лобазовым и его женой Натальей Николаевной, когда те вернулись на свою малую родину после долгих лет ссылки.

Тучный седой мужчина меланхолично осматривал громадины серых построек и хмурые лица прохожих, прячущихся от ливня. Он предавался воспоминаниям о своей далёкой молодости, где был красив, успешен, богат и горел желанием изменить миропорядок вместе с прочими единомышленниками. Горечь несбывшихся надежд собиралась влагой в уголках блёклых глаз.

В полный контраст Петру Ивановичу, его супруга, наоборот, с горящими глазами глядела на все изменения Златоглавой, попутно рассказывая о различных новостях, указывая по сторонам изящными движениями руки.

Вот там уже почти восстановили Большой Театр, сгоревший три года назад; а за той улицей достраивали величественный Храм Христа Спасителя. И пока Наталья Николаевна восхищалась московской архитектурой, от которой успела отвыкнуть, Пётр Иванович всё сильнее хмурился, не особо вникая в речи супруги.

Годы, проведённые сначала на Благодатском руднике, потом на Петровском заводе, а под конец в селе Урик, под Иркутском, сильно изменили Лобазова. С одной стороны, он стал гораздо проще и ближе к простому люду. Бывало даже, что ему доводилось примоститься на облучке мужицкой телеги с наваленными хлебными мешками, попутно переговариваясь с обычными крепостными. Завтрак порой он делил с ними же. Но с другой стороны, картины прошлого гложут его даже спустя столько лет. Несбывшиеся надежды и упущенные возможности… Да и здоровье ссылка подорвала достаточно. Его мысли больше не занимало будущее, лишь собственное прошлое.

Так они и добрались на карете до своего поместья. То стояло безмолвной громадиной посреди Большой Дмитровки, превратившись из цветущих хором в серое нечто с обшарпанными стенами, местами битыми стёклами и серым фасадом, окружённым заросшим бурьяном. Петра Ивановича вовсе не удивил внешний вид усадьбы. Тот лишь горько вздохнул, сетуя на то, что его сынишка и верный камердинер не уследили за имуществом, вверенным им.

— Ну, крыша да стены, стало быть, стоят, ну и слава Богу! — пробубнил себе под нос мужчина, бывший когда-то князем. — Наталья, проворонил-то наш Серёжка всё наследство…

— Сам виноват. Нашёл на кого сына оставлять! А вот коли не хорохорился бы тридцать лет назад да удаль свою сомнительную не демонстрировал, дык были б мы не нищенками сибирскими, а прославленным родом, как когда-то! И вообще… — Наталья Николаевна в очередной раз завела свою шарманку, что уже лет двадцать как набила оскомину Лобазову. И тот её даже не слушал. В своей семье Пётр Иванович давным-давно разочаровался. Да, когда-то его беременная супруга последовала за ним в ссылку на другой конец страны, дабы разделить с мужем лишения. Однако с тех пор они оба об этом многократно жалели. Она сетовала на лишённое дворянство, а он на отсутствие спокойной жизни, в одиночестве. И всё стало ещё хуже, с тех пор как оспа забрала малышку Сонечку. Ну, хоть Сергей остался в столице… Даром, что прокутил всё наследство.

Внутри усадьба оказалась не в лучшем состоянии, чем снаружи. Всё мало-мальски ценное бесследно исчезло, а остальное было хаотично разбросано. Из элементов роскоши не тронули разве что самую громоздкую мебель. Из той лишь повыдёргивали посеребрённые или даже позолочённые вставки, оставив уродливые дыры в баснословно дорогой древесине.

Осмотрев оба этажа, Пётр Иванович присел на чудом уцелевший стул и стал размышлять о дальнейших действиях. Супруга же его кружилась вокруг да подкидывала тому варианты: отыскать сына; попытаться восстановить титул; да заново заселить поместье, откопав где-нибудь в закромах позабытый капитал.

Только вот Лобазов не торопился с решением. В поиске Сергея смысла он не видел, бить челом перед новой властью тоже, да и по поводу средств не всё было так просто. Стоило ли вообще барахтаться на закате лет?

Так он честно супруге и ответил, отправившись бродить по заросшему, мокрому саду. Последнее, что мужчина услышал от неё, было «уйду».

Он скитался по мрачным комнатам, в которых когда-то кипела жизнь, и пожилого Петра Ивановича просто разрывало от желания с кем-нибудь поделиться своей болью и воспоминаниями. Годы ведь шли, а память была уже не та, что прежде. Вот страх забыть о своей молодости и подтолкнул Лобазова к следующей мысли.

Он откопал в недрах большого, резного, орехового письменного стола кипу пожелтевших листов, а также почти не тронутую чернильницу и засаленное гусиное перо. И недолго думая засел за мемуары:

«Было мне тогда недалече, чем две дюжины лет отроду, когда вертался я с товарищами с чужбины. Молодецкую грудь украшали награды, выслуженные кровью, картечью, булатом и потом. Как сейчас помню: орден Святого Георгия IV класса за сечу при Калише; орден Святой Анны и австрийский орден Леопольда за Лейпциг; Красный орёл за битву при Лаоне, и прочие… Перечисля