И порядок может быть только такой: сначала близость с собой, потом близость с Другим.
У клиента нет индивидуальности, она уничтожена. Вместо нее сформирована ложная идентичность: пресловутая хорошая девочка или хороший мальчик. Его родители тоже не были «живыми», зато были очень хорошими людьми. Рядом с «неживым» человеком скучно, да и ему самому скучно с собой. Если ты не обратишь внимание на эту его роль, он поиграет ее еще какое-то время, будет разочарован, что ничего не меняется, и уйдет с терапии.
Когда она мне говорит: «Я на тебя злилась, потому что надеялась, что ты окажешь большее содействие в решении моего организационного вопроса», я не чувствую обвинения. Более того, я чувствую безопасность. Потому что она, признавая свою реальность, готова встретиться и с моей реальностью.
Я не чувствую вины, потому что, во-первых, не знала об этом ожидании, во-вторых, опиралась на свои границы, то есть дала по максимуму. Другими словами, я не жду, что буду все знать о процессах Другого. И я знаю, что не смогу дать всего-всего, чего от меня ждут. Говоря иначе, я опираюсь на ответственность, не чувствуя вины.
В отношениях постоянно возникают ожидания. Ожидающему человеку необходимо знать границы того, на кого он рассчитывает. Следовательно, границы нужно обозначить – без вины и ответной ярости, но с осознанием своих ограничений.
Что происходит, когда близкий вам человек сообщает о своей злости, к примеру? Скорее всего, вы чувствуете вину и плохость. Переживание вины столь неприятно, что хочется заткнуть уши и не слышать.
Так и происходит: переживая вину, мы начинаем защищаться. И отношения разрываются. Это узкое горлышко в отношениях… И нам просто необходимо научиться его проходить. Потому что в противном случае отношений просто нет.
Просто замечая себя, наблюдая за собой, узнавая себя, принимая отражения от тех, кто умеет отражать, не навязывая тебе те смыслы, которые ты не вкладывал в свои действия, ты все больше становишься аутентичным, подлинным, что и открывает возможность полноценно проживать жизнь.
Я не использую удовлетворение нужд детей как повод удовлетворить другие свои нужды. Например, я соглашаюсь купить вещи, просто потому что понимаю, что подросткам важно, как они выглядят. И не требую чего-то взамен – ни хорошего поведения, ни хорошей учебы. Если мне нужно обсудить эти вопросы, я делаю это прямо. А если нет дополнительных смыслов – отношения свободны. Нет ни страхов, что отвергнут, ни обид, что чего-то не дадут. В том числе у меня нет никаких обид, ведь я забочусь о себе и о том, что мне нужно.
Спору нет, быть смелым – это круто. Это по-взрослому. Однако прежде чем стать взрослым, необходимо побыть ребенком. Ребенок боится, потому что его пугает то, что сильнее его и агрессивнее. То, что неизвестно и непредсказуемо. Это естественная реакция на встречу с неизвестным, на встречу с силой и властью.
Когда ты был ребенком, то, скорее всего, научился подавлять свой страх. Потому что не хотел быть трусом. Не хотел, чтобы смеялись. Или наказали. Не хотел переживать бессилие и уязвимость. Возможно, ты научился выглядеть неуязвимым. И даже бесстрашным. Но если ты не научился переживать страх, ты, скорее всего, окаменел. Если ты блокируешь чувство, то все равно боишься, только не замечаешь этого.
Когда меня приучили к тому, что нужно поступать правильно, мне все время было страшно. Ибо всегда оказывалось, что вокруг взрослые, большие люди со своей злостью, переносами, со своими ожиданиями от меня. И эти люди знали, какой мне надо быть, а я нет. Вот и нуждалась я в них, ведь надо же, чтобы признали правильной! Тогда не так страшно жить. А вот когда соглашаешься быть неправильной и признаешь, что всегда будешь в своих переносах и ожиданиях, в злости и в нуждах, уже не нужны эти большие люди, подсказывающие, как правильно поступать.
