В далёких краях столько прожито-пройдено, но здесь не склонится твоя голова, ведь сердцем ты там, где грустит твоя родина о тех, кто давно у неё не бывал…
ТАК СЛУЧАЕТСЯ ЧАСТО…
Так случается часто, что грустим мы вдали
От искрящейся счастьем, милой с детства, земли.
Только сердце упрямо всё тоскует о ней —
Там живёт моя мама — нет сторонки родней!
Над озёрною синью хороводом дома.
Здесь, в глубинке России, муза сводит с ума.
Здесь любой меня знает, здесь родня и друзья,
И под небом Алтая мы — большая семья!
Там от края до края лентой тянется бор,
Там окраина рая — дом и ветхий забор,
И, устав от дороги, не имевшей конца,
Остановятся ноги у родного крыльца.
ЖУРАВЛИ.
Я знаю, отчего щемит в груди,
И тонет взгляд в небесном турмалине,
Когда прольётся с облаков мотив
Седого клина песни журавлиной.
Его ещё не видно в небесах,
Но эхо крика, обгоняя стаю,
Опережает крыльев паруса,
О бренности веков напоминая.
Но не зима, а осени пора —
Итог моим печалям и отрадам:
Уносит клин на радуге пера
Года от листопада к листопаду.
Хандры осенней пламенная грусть —
Сезонный недуг — все мы им болели!
И гаснет журавлиное «вернусь»,
Клин растворяя в неба акварели.
Дождём осенним окропив крыла,
Бесцветным пишут по бескрайней сини
О том, что жить не могут без тепла
И без любви к красавице-России…
МАМА.
Когда грущу от дома вдалеке,
Несут меня, как зомби, ноги к полке.
Там, за скрипучей дверцей, в уголке
Лежит альбом с девчушкой в треуголке.
Ей года три; косички, кружева,
Наивный взгляд, улыбка в пол-обложки…
И вновь моя склонится голова —
Шаг в прошлое по памяти дорожке.
Стоп-кадры чёрно-белого кино,
Вся жизнь в картинках — то смешно, то грустно;
И вспомнишь то, что было так давно,
И захлестнут волной немые чувства!
Но вот одна, что с детства мне милей,
Я с нею никогда не расставалась,
И даже желтизна её полей
Никак на старом снимке не сказалась.
Безропотно она мне отдана,
И копий нет во всём большом архиве —
То моей мамы юная весна
Запечатлелась в пламенном порыве.
Природный рай в скалистых гор гряде,
Играет ветер в чёрной смоли прядей,
Большой утёс и блики на воде,
Точёный стан в мерцающем наряде.
Восточный тип девичьего лица,
Вверх взмыли руки, словно крылья птицы…
Я понимаю своего отца —
В такую невозможно не влюбиться!…
ТОСКА ПОЭТА.
Мне сегодня ночью снилась осень
В душной тьме панелей и стекла.
Знаю, утра ласковая просинь
В полдень раскалится добела.
От жары поблекшую, в аллее
Я сорву июньскую листву
И, тоску об осени лелея,
Улыбнусь в немую синеву.
Удивляясь моему капризу,
Пусть глядит мольберт белком холста —
Робко по зелёному эскизу
Кисть скользит прожилками листа.
Повинуясь мысли дерзновенной,
Вторят краски сполохам души —
Как творец заоблачной Вселенной
Я осенний мир создам в тиши.
Вот уже захлопали в ладоши
Клёнов разномастных пятерни;
Меж жарой измученных прохожих,
Мы с моею осенью одни.
Облака столпятся надо мною,
И зеваки-люди сбавят шаг,
И, у нас передохнув от зноя,
По земле и небу поспешат.
На асфальте, солнцем раскалённом,
За мои бунтарские грехи,
Отрекаясь от тоски зелёной,
Листья обращаются в стихи.
И родством неведомым сравнимы,
Над землёй, что будто отцвела,
К седине небесных пилигримов
Прикоснутся серые крыла…
СНЕЖНОСТЬ.
Ты спрашиваешь, что такое «снежность»,
И, улыбаясь, смотришь в словари…
А я отвечу: юная безбрежность
Во взгляде отразившейся зари…
Надрывный крик летящей к югу стаи
Что так сердечный изменяет ритм,
И снег волос, что по весне не тая,
О мудрости и счастье говорит…
Стук сердца, отмеряющий мгновенья
Как испытанья выпавших разлук…
Солёный дождь безмолвного терпенья,
Улыбки встреч, случившихся не вдруг…
Упрямый лёд безжалостных молчаний,
И слово, что изменит всё подчас…
Снега обид и дальних расстояний
И колкий иней мимолётных фраз…
Объятий тёплых солнечное лето…
Дыхания любви томящий бриз…
И… просто прихоть женщины-поэта…
Очередной наивнейший каприз…
Ты спрашиваешь, что такое «снежность»?
Услышь ответ в предутренней тиши:
Всё очень просто — это снег и нежность —
Синоним русской любящей души…
ФОТОГРАФИЯ.
«Фотография… Сколько ей лет?..
Лет семнадцать… Да… Столько… Не боле…
Светлой юности нежный расцвет…
Кромка жизни бескрайнего поля…
Чуть смущённый, с лукавинкой, взгляд,
Губы тронуты тихой улыбкой…
Чувства — нежность с тоской невпопад…
Тени прошлого в памяти зыбкой…
И как будто всё было вчера…
Сладкий запах цветущих черёмух,
Закоулки родного двора,
Тёплый снег лепестков невесомых,
Голубиная чистая даль,
И речная манящая просинь,
Ковылей золотистая шаль,
Школьных клёнов безумная осень…
Сотню радужных красок хранит
Чёрно-белое старое фото…
Глаз наивно-беспечных магнит…
Лёгкость крыльев… Начало полёта…
Только что-то шальное меж тем
В подсознанье промчалось как ветер…
Будто нечто, недавно совсем,
Я встречала похожее… В цвете…
Вот… Нашла… Как две капли!.. Точь в точь…
Глаз лукавство, наивность улыбки…
Давность — месяц… С пометкою — «дочь»…
Чувство — счастье!.. Без тени ошибки…»
МИМОЗА.
Ещё вольны рассветные морозы,
И по-над льдом реки стоит туман,
А где-то далеко цветёт мимоза,
Даря весны пленительный дурман.
Ещё деревьев не окрепли почки,
И мир вокруг привычно чёрно-бел,
И вдруг — о, чудо! — жёлтые цветочки,
Как вызов солнцу, ярок, нов и смел!
Комочки нежно пахнущих соцветий,
Пушистых, скромных, светло-золотых!
Вас просто невозможно не заметить,
Вы — первых красок солнцеликий штрих!
Ещё прогнозы предвещают вьюгу,
Грядущих плюсов чаяньям назло,
И жмутся мини-солнышки друг к другу,
Даруя всем душевное тепло.
Цветёт мимоза в день весенне-юный,
Глядясь-любуясь в ласковый ручей,
И март души невидимые струны
Перебирает пальцами лучей…
МАРТ.
Каждый год, каждый март отступает на север зима,
Покрывала свои лоскутами метелей латая,
А босая весна тёплой поступью тропы верстает,
И проталин следы оживают от долгого сна.
Всё твердит о любви, всё ликует, поёт и смеётся,
Первый мартовский день, и весна начинает разбег,
Превращая за час долгожданного слабого солнца
Белый глянцевый наст в хрупкий, выжженный, пепельный снег.
За окном минус пять, птицы сходят от счастья с ума,
И хмельные лучи согревают души закоулки,
И никто не спешит, наслаждаясь блаженством прогулки,
И растроганно плачут уставшие мёрзнуть дома.
С их сосулек-ресниц льются пресные слёзы ручьями,
В их стеклянных глазах отражается синий простор
Они греют бока милосердного солнца лучами
И довольно глядят разноцветными линзами штор…
ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ.
Я знаю, это будет очень скоро!
Всего лишь месяц, только тридцать дней!
И в янтаре ликующего взора
Я растворюсь, как в безмятежном сне.
Я упаду в раскрытые объятья,
Мелодией твоя польётся речь,
И я оттаю, лишь сомкнётся счастье
Любимых рук на дрожи слабых плеч.
И буду таять, как снега в апреле,
И будет эта влага солона…
Я жду тебя, как первые капели,
И лишь с тобой ко мне придёт весна…
Стою одна, обняв себя за плечи,
И грежу самым розовым из снов,
Мне в окна одиноко смотрит вечер
Горящими глазницами домов.
С лицом Луны ночей седая свора
Заселит мир безмолвием теней…
…Я знаю, это будет так нескоро:
Ждать целый месяц, тридцать долгих дней…»
СЛЕДЫ.
Белый снег — что чистая страница,
Строчки — тротуары городка,
А следов прохожих вереницы —
Буквы и слова из дневника.
Жаль, что не для всех понятно это —
Редко, кто умеет их читать.
Вот придёт зелёный ластик — лето
И сотрёт до дырок всю тетрадь!
А пока читай, коль понимаешь,
И, как почерк, различай следы.
Пусть ноги ты автора не знаешь —
В этом нет особенной беды!
Пишут все — и дела нет обычней.
Пусть размером следа ты — гигант,
Надпись на подошвах фирм столичных —
Всё ничто, коль не дал Бог талант!
Сетуя на цены и проблемы,
Волоча авоськи на бегу,
Пишет бабка целые поэмы
Валенком на выпавшем снегу…
УТРЕННИЕ РОСЫ.
Улыбнутся травы придорожные
Утру самоцветами росы,
Не спасёт нас поступь осторожная
По тропинке в ранние часы.
Каждый листик, захмелев от свежести,
Клонится к кормилице-земле,
И пылинки с несказанной нежностью
Омывает в жидком хрустале.
А случись нежданному прохожему
Потревожить кудри муравы,
Ой, не сладит обувь толстокожая
С пьяно-щедрой нежностью травы!
Напитает ей шнурки, застёжечки,
Доберётся до носков и брюк!
Ой, вы, росы! Бусы и серёжечки!
Самоцветы счастий и разлук!
В каждой капле — солнышко небесное!
Правда-правда! Выйди — посмотри!
Прикоснись, и радуга чудесная
У тебя останется внутри!
ОСЕНЬ.
На золото волос надвинув туч берет,
В плаще тумана, стёганом дождями,
Холстом бескрайним осенив мольберт,
Художница явилась перед нами.
Из редких нитей солнечных лучей
Соорудил ей кисть влюблённый ветер,
А звёздный свет серебряных ночей
Ей краски глянцем радужным расцветил.
Вот с нежным взмахом девичьей руки,
Как чувств несмелых первые признанья,
На холст безликий первые мазки
Легли, придав тоске очарованье.
И закружил осенний листопад,
И заалели грозди на рябине,
И, чтоб вернуться по весне назад,
Взлетела стая с песней журавлиной.
Скупое солнце льёт с небес лазурь,
И хрусталём наутро лёд на лужах;
Холодный ветер — вестник близких бурь —
Слагает оды о январской стуже.
Глядится осень в разноцветный холст,
Как в зеркало, любуясь отраженьем,
А за спиной ноябрь, бел и прост,
И снег, и лист вальсируют круженьем…
НЕ ЗДЕСЬ РОЖДЁННОЙ… (из серии «Алтай»).
Не здесь рождённой, для меня порой,
Казалось, Русь грустна и непонятна.
Волжанина безудержная кровь
Тогда дремала в жилах, вероятно.
Я, лишь наполовину дочь степей,
Росла на Иртыше, забот не зная,
Но много позже, в качестве гостей,
Попали мы в село, в бору Алтая.
Привыкнув к робким вехам красоты,
Я с той поры не ведала покоя:
Берёзок безупречные черты,
В макушках сосен небо голубое;
Свежайший ветер с запахом хвои,
Глубокий снег, поющий, незнакомый!
А под ногами солнца полыньи —
На белом насте золото соломы!
Вам, вероятно, в диво, только здесь,
Признаться, я впервые лицезрела,
Как жёлтый месяц в бархате небес
Лежит как чаша. Сколько б ни глядела,
В безлунны ночи не видать ни зги,
И в темноте, по памяти, на ощупь;
Помельче делай шаг, помягче поступь;
И вот уже крыльцо… Носок ноги
О что-то запинается… Знакомо
Скулит щенок… Здесь были сапоги…
О, Боже! Шлёп!.. — Ну, наконец-то! Дома!!!
МЕЖСЕЗОНЬЕ. (из серии «Алтай»)
Ещё не жалует весна,
Да и зима не холодна,
Но скоро кончится терпенье!
Душе так хочется тепла!
И ночь уже не так светла,
Как раньше, помнится, бывало,
Когда луна изнемогала,
С небес струилось серебро
И растекалось над ковром
В лучах искрившегося снега;
По сердцу разливалась нега,
И чудо радовало глаз!
Снежинка, дивный хрупкий страз,
Легла в ладонь мою несмело
И, тая, душу мне согрела.
Но то — моральное тепло,
А хладный воздух на чело
Пахнул дыханием мороза,
Осыпал инеем с берёзы,
Шаля, залез за воротник,
Схватил за нос, к щекам приник,
Стучал зубами — забавлялся,
Влез в сапоги и там остался;
Заставил поплясать ладом
И, наконец, загнал всех в дом.
Теперь не то — в апреле ночи
Темнее стали и короче;
Повсюду грязь, и, может быть,
Из дома в темень выходить
Совсем не стоит! Можно, братцы,
В холодной луже искупаться,
Ведь не видать вокруг ни зги;
Скользят по глине сапоги.
Лишь молодёжь, не зная брода,
Идёт в любую непогоду
Гулять на улицу! Весна!
Пока ещё не так красна,
Да только просит сердце счастья,
И не помеха в том ненастье!
ОСЕННИЙ ДИАЛОГ.
— Ты помнишь рябину на старом дворе?
— А как наряжалась она в ноябре:
Кровавые грозди, тумана вуаль
И первого снега пушистая шаль!
— А рядом осина большая стояла —
Её обхватить наших рук не хватало.
Нам было с тобою лет девять тогда…
— Как с бурной рекою умчались года!..
— Осину спилили — банально явленье;
Осталось в серёдке у пня углубленье,
Как будто там сердце ютилось её
И тело отдать не желало своё!
— А дальше, ты помнишь, всё было как в сказке:
Надели окошки хрустальные маски,
Поднялась пурга, закружила метель,
Спешащей зиме настилая постель.
— Два дня бушевала стихией природа,
Но утром опять улыбнулась погода:
Нагрянуло солнце, запела вода —
Казалось, зимы не осталось следа!
— На нашем пеньке, в сердцевины просторе,
Осенний гербарий купался, как в море:
Сухие листочки осиновых слёз
И кисть от рябины, что ветер принёс,
Серёжки от клёна, лоскут от берёзы,
И талые воды — весенние грёзы…
— В ту ночь до весны воцарилась зима:
Дохнула, и лужи промёрзли до дна.
Наутро негаданно вспомнилось детство
Всем взрослым, живущим от нас по соседству —
Зима ровный лёд посыпала снежком
И тихо смеялась над каждым шлепком.
— А мы были рады: ни боль, ни мороз —
Лишь хохот — причина пролившихся слёз!
— Вдруг вспомнилось море в осиновом сердце,
И мы, позабыв о желанье погреться,
Вдогонку друг другу катились по льду,
Крича и толкаясь на полном ходу.
— В четыре руки мы прорыли окошко —
От варежек мокрых застыли ладошки…
Застыли и мы, пораскрыв наши рты,
Не ведая прежде такой красоты!
— Там, в белой оправе жемчужного снега,
Цвело незабудкой вчерашнее небо
С застывшей в круженье осенней листвой
И кистью рябины, и дня синевой!
— Шло время, неделю сменяла неделя;
Трещали морозы, стонали метели,
И вот уже шла к завершенью зима:
Она, не ропща, уходила сама.
— Оттаяло с солнышком сердце осины:
Вода испарилась, склевали рябину
И ветер развеял листву по земле…
Но память осталась: во льда хрустале
Свой автопортрет нам оставила осень!
Как в сердце древесном, поныне мы носим
Тот детства кусочек в уставшей душе,
То время, что к нам не вернётся уже!..
ИЗ СЕРИИ «АЛТАЙ».
Какая ночь спустилась на село!
В спокойный воздух, за день накалённый,
Скупого бриза нежное крыло
Вдыхает сон, прохладой напоённый.
Глядятся звёзды в зеркало пруда —
Алмазов россыпь в бархате небесном —
И их красой смущённая вода
Слегка рябит. Луною полновесной
Пролитое струится серебро
На тёмный лес. Бесценное добро
Сольётся поутру в хмельные росы,
Густой туман в песчаные откосы
Сползёт, растаяв с солнечным лучом;
И вот рассвет сияющим мечом
Разверзнет горизонт, и на востоке
Зари горящей алые потоки
Размоют бархат, словно акварель,
И вскоре утра бодрая свирель
Разбудит всех. Под громкое мычанье
Осядет позолоченная пыль,
И снова будней суетная быль
Поглотит нас мирским водоворотом…
Ну а пока, в гармонии природы,
Я полюбуюсь прелестью картин,
А лунный свет, мой раб и господин,
Поможет подобрать эпитет нужный
Под мерный сон к красотам равнодушных…
ИЗ СЕРИИ «КРАЙ РОДНОЙ».
Память в красках рисует опять
Палисад в спелых бусинах ягод,
Словно время шагнуло не на год —
Лет на двадцать повёрнуто вспять.
И как будто бы вновь соловей,
Что сюда прилетал каждым летом,
Опьянённый сиреневым цветом,
Невидимкой поёт из ветвей.
Снова видится ласковый взгляд,
Руки мамы, нежны и красивы,
Лишь ладони и красны, и сини —
Вняли ягод хмельной аромат.
Милым слуху, знакомым звонком
Зазвенят голоса под окошком,
И по пыльной грунтовой дорожке
Мы купаться бежим босиком.
Так маняще кивают буйки,
Чайки в небе заходятся сизом,
И врывается в лёгкие бризом
Свежий ветер дыханьем реки.
КОГДА-НИБУДЬ… (Из серии «Тебя рифмуя…» В.К.)
Когда-нибудь и ты меня поймёшь,
Перед прозревшей совестью в ответе,
И, с опозданьем, истина сквозь ложь
Проявится однажды в новом цвете.
Но к моему тревожному огню
Ты не спешишь в холодный час заката,
И я тебя за это не виню —
Я сам безбожно опоздал когда-то.
Свою судьбу угадывая сам,
Твоей судьбе печалью не перечу,
И призываю новым парусам
В открытом море ураган навстречу!
И в старый след ложится новый след,
И медленно смываются границы,
И счастлив я, что видел звёздный свет
В пустую ночь через твои ресницы…
АВГУСТ.
Словно озерцо болотной тиной
В редкий день сибирского тепла
Затянулся август паутиной
С беспокойством птичьего крыла.
Дней холодных обжигает просинь,
Душу гложет дикая тоска,
И опять у нас проездом осень
Погостит до первого снежка.
Поколдует с «имиджем» берёзки:
Поначалу в «блонд», потом под «ноль».
Та, невеста, постоянно в лоске —
В чём угодно хороша собой!
Вместе с летом, как художник редкий,
Из желта в оранж, а под конец
В алый цвет повыкрасит соседке
Гроздья бус, серёжек и колец.
А цветы! Ну, до чего их любит!
Размалюет каждый лепесток!
Палисад в полутона голубит,
Превращая в райский уголок.
Хоть бывает жалко мне расстаться
С летним днём на трёхсезонный срок,
Всё же жду я осень, чтоб набраться
Ярких красок, как солений, впрок!
ГОД СОРОК ПЯТЫЙ.
Год сорок пятый. Ранняя весна.
Германия. На подступах к Берлину…
И гимнастёрка, кажется, тесна —
Так воздух свеж! Лишь робкие седины
В рябом осколке зеркала видны.
Душа устала, просит тишины.
Ослеплена заря огнём орудий,
Ежеминутно рядом гибнут люди:
Друзья, враги! Будь проклята война,
Когда у жизни мирной жизнь — цена!
Письмо из дома. Опалён конверт.
Машину с почтой бросило в кювет —
Был авиа-налёт у самой части…
Спасли не всё… Какое это счастье
Увидеть букв знакомый завиток!
Всё хорошо… Но сердце между строк
Читает больше: голод и усталость!
Родная мама! На больную старость
Десяток душ, и меньше мал мала!
Отец погиб — мольба не сберегла.
Платок чернее ночи повязала,
Состарила и плакать обязала,
И всё она, война! Да только вот
Вкусить победу наш пришёл черёд!
В четыре круга ада дни сомкнулись!
Игра в рулетку: мина или пуля!
Как ни скупа солдатская слеза,
Она не раз туманила глаза!
Туманит и сейчас… Но то от счастья!
К тому твоё отважное участье
В рядах бесстрашных тысяч привело!
Отвоевать полмира помогло!
Последний бой. Земля горит огнём,
Рассвет багрянцем окровавил стены.
Мы мир земле истерзанной вернём,
Такой желанный, несмотря на цену!
Год сорок пятый. Ранняя весна.
Германия. На подступах к Берлину…
И гимнастёрка, что была тесна,
Красна, как стяг. В небесные долины
Застывшие глаза устремлены…
Дошёл… Но не вернулся он с войны…
ВЕСНА.
Зима низвержена. Весна уже на троне,
И песнь хвалебную запели ей скворцы.
Запричитав в лазурном небосклоне,
Спешат домой святые беглецы.
Немым восторгом захлестнуло душу,
Как в половодье, скрыло берега.
Она, хмельная, не спешит на сушу —
Ей по нутру забытых чувств река.
Под ксилофон серебряной капели
И флейту голубого ручейка
Кружит весна в улыбчивом апреле,
И вместе с ней танцуют облака…
КУРСК.
Жизнь коротка, каков бы ни был срок
Судьбой отмерян нам на этом свете,
И как из всех влекущих нас дорог
Найти одну, где рок не ставит сети.
Нам не дано узнать, и потому
Страдать и плакать матерям и вдовам —
Ведь даже не ушедший на войну
Обрёл покой под беспощадным кровом.
Спит океан, но нрав его суров —
Стихия не простит земных ошибок;
И только фото смотрят из углов,
Врезая в память молодость улыбок…
Я ПОМНЮ…
Я помню… Это было как вчера…
Фронт отступил! Близки победа, счастье!
Мы как семья собрались у костра
В забытой канонадой медсанчасти.
Белели в бликах жаркого огня
Повязки с проступившей кровью медной,
И смех сквозь боль, над соснами звеня,
В вечернем небе исчезал бесследно.
А я ловила глаз знакомых взгляд,
И чувствовала, как пылают щёки,
А сердце грел сквозь сестринский наряд,
Листок… И левой писаные строки…
Обняв культёй трофейный патефон,
С улыбкой ярче, чем огня сиянье,
Сержант, что всюду пел про дом и Дон,
Ворвался в круг и завладел вниманьем.
Я бросилась к усталому врачу,
Хранившему заветную пластинку,
И мне казалось, в танце я лечу,
Касаясь нежно правой на косынке.
Она в бинтах висела на груди,
И я сквозь слёзы видела провалы:
На белом — кровь под старенький мотив,
Мотив войны, той, что почти не стало!
Мы шли вдвоём по берегу реки,
Вдаль провожая марево заката.
Букет цветов, сомкнувших лепестки,
Пьянил нас счастья нежным ароматом.
А нам казалось, в мире нет преград,
Способных разлучить нас в ту минуту…
Но, выстрел! Снова! Дюжина подряд!
И автоматной очереди смута…
И мы бежим и рвёмся из ветвей,
Что будто не пускают нас обратно.
А мы к костру…
В истоптанной траве
Поёт пластинка, вторя многократно…
И ни движенья: тихо и тепло,
Как будто все в согласии уснули,
Глаза открыты, только как стекло,
И струйки крови от следов от пули…
И шорох сзади, как за ворот лёд…
Мы оглянулись: немцы полукругом —
Десятком дул ощерившийся взвод…
Мы лишь плотней придвинулись друг к другу…
И ты толкнул меня легонько в бок,
Зажав кулак с единственной гранатой.
И этот взгляд, и мысленный кивок
Позвал туда, откуда нет возврата.
В единый миг холодный лед чеки
Коснулся обжигающе ладони,
И сговор рук, роняя лепестки,
Закрыл букет от взоров посторонних.
Я сорвала блестящее кольцо
И, как невеста, на руку надела,
В последний раз взглянув тебе в лицо,
Из жизни в смерть с тобой шагнула смело…
Мелькнули лица, чёрная земля,
Огонь, осколки… крови вкус солёный…
И я сквозь дым увидела себя
Там, далеко внизу, в траве зелёной…
Я помню… Это было как вчера…
На мне как прежде белые одежды,
И крылья из легчайшего пера,
И ты со мной, и счастье, и надежда!
РАЗЛУКА.
Три месяца… Казалось, невелик
Разлуки срок, нам отведённый ныне,
Но пусть душа сменила стон на крик —
В часах песчинок, как в большой пустыне.
Там, за окном, июньская жара,
А на душе тоски гуляет вьюга,
И крутит память фильмы про вчера,
Когда мы дня не жили друг без друга.
