Я работала за своим обычным столом, что-то переписывала, когда Его Величество подошел ко мне и обратился с такими словами:
– Мэм! С вами очень трудно. Я очень рад и доволен вами, но вы слишком своевольны. Вам не хватает мудрости. Почему вы так несговорчивы? Ведь вы всего лишь женщина. Очень плохо, что вы бываете такой упрямой. Надеюсь, вы не станете возражать, если я попрошу вас написать сэру Джону и заверить его, что я его добрый друг?
– Ни в коем случае, – ответила я, – если это будет просто письмо с выражением добрых пожеланий от имени Вашего Величества.
Фактически до последнего часа своей жизни Его Величество в своем нездоровом себялюбии весьма болезненно реагировал на мнение иностранцев, притязания иностранных чиновников и строгую критику иностранной прессы.
Но как супруг и родственник он проявлял себя с самой худшей стороны. Завистливый, мстительный, коварный, он был столь же непостоянен и вздорен, сколь подозрителен и жесток. Родной брат и даже сын родного брата стали объектами его зависти, а то и ненависти. В друзьях он видел врагов; если и хвалил их, то сквозь зубы, ибо это было противно его натуре. В его гареме случалось немало трагедий, в которых он исполнял роль варвара и деспота. Словом, своим поведением в качестве главы большого семейства, на которое он наводил ужас, Маха Монгкут опозорил свое имя. Но все же в его оправдание нужно сказать, что он нежно любил тех своих детей, к матерям которых был расположен; а к маленькой принцессе Чао Фа-йинг, мать которой была ему любящей и верной женой, он испытывал очень крепкую долговечную привязанность.
Если не принимать во внимание его поведение как отца, мужа и брата, он во многих отношениях был умелым и славным правителем. Проводил либеральную внешнюю политику, терпимо относился ко всем религиям, тратил огромные суммы из своего дохода на общественные нужды, монастыри, храмы, базары, каналы, мосты, которые по его повелению сооружались в разных частях страны. И хотя он не выполнил своего первоначального обещания, он много сделал для улучшения условий жизни своих подданных.
Второй король (вице-король) – аномалия в системе верховной власти, присущая Сиаму, Камбодже и Лаосу. По статусу он ниже Верховного короля, но происходит из династии преемников власти Пхрабатов, чем и объясняется его близость к трону, однако престиж его королевского титула не совсем понятен ни его подданным, ни иностранцам. Второму королю дарована одна исключительная привилегия, отличающая его от всех остальных граждан королевства: он освобожден от обязанности падать ниц перед Первым королем, а может приветствовать его поднятием над головой сложенных вместе ладоней. Но на этом его королевские привилегии начинаются и заканчиваются. Его роль в управлении страной определяет высший монарх, его повелитель, который руководствуется соображениями необходимости, благоразумия или собственной прихотью. Эта роль может быть важной, незначительной или сведена к нулю.
Почти все мужчины Сиама хоть раз в жизни на время становятся монахами. Дабы избежать неприятностей и скандалов, связанных с разводом, недовольная сторона может стать монахом или монахиней. В этом случае брак сразу же аннулируется, но так же легко восстанавливается, если через три-четыре месяца испытательного срока супруги мирятся и воссоединяются.
Стрижка волос в тайской культуре – важное событие, и изобретательные рабы по этому случаю устраивают театрализованные представления для своих маленьких господ – принцев и принцесс.
Существует распространенное мнение, что буддисты Сиама и Бирмы белого слона (Чанг Пхук) почитают как божество и поклоняются ему. Это глубокое заблуждение, особенно в отношении Сиама. Буддисты не признают Бога в какой-либо его материальной форме, и им претит сама мысль о том, чтобы поклоняться слону. Даже Будду, которого они, вне сомнения, глубоко чтят, Богом они не называют; напротив, утверждают, что, он, хоть и происходит от некой «возвышенной бесплотной сущности», божеством не является. Правда, согласно их учению о переселении душ, каждый последующий Будда, претерпевая ряд реинкарнаций, в какой-то момент должен непременно побывать по очереди в состоянии белых птиц и животных определенных видов – лебедя, аиста, белого воробья, голубя, обезьяны и слона. Однако в трудах древних писателей на эту тему можно встретить много неясностей и противоречивых мнений. Но все сходятся в одном: тела этих благородных чистых существ предназначены для душ благих и великих, которые находят в них своего рода избавление от более примитивной животной сущности. Посему сиамцы благоговеют почти перед всеми белыми тварями, потому что некогда те были высшими человеческими существами, а в белом слоне, в частности, жила душа какого-нибудь короля или героя. И, поскольку некогда он был великим человеком, считается, что ему известны опасности, окружающие сильных мира сего, и он знает, как уберечься от них. Поэтому сиамцы верят, что белый слон отвращает национальные бедствия, приносит народу процветание и мир.
Хотелось бы мне в своем повествовании обойти вниманием общественные тюрьмы Бангкока, ибо условия содержания в них заключенных и обращение с несчастными узниками – позорное пятно на репутации сиамского правительства. Некоторые из этих отвратительных заведений все равно что птичьи клетки, подвешенные над водой. Не менее ужасны и те, что находятся на суше: в них толпы живых трупов скованы одной цепью, как дикие звери. Непостижимо, почему европейские чиновники, отстаивающие христианские идеи гуманизма и добропорядочности, продолжают мириться с безразличием или умышленной жестокостью первого министра в этом вопросе, ведь он – должностное лицо в правительстве, и именно на нем главным образом лежит ответственность за творящийся там произвол, которому даже трудно подобрать название.
И все же их удел куда благоприятнее, чем тот, что уготован их детям. Единственная цель такой несчастной матери, даже самой нежной и любящей от природы, воспитывать свое дитя по указке ее господина. Другого ей не дано. И она не смеет задумываться о том, какие опасности поджидают ее сокровище. Воистину прискорбно то, с какой безжалостной непоколебимостью она вырывает из сердца своего ребенка все «вредные» прелести детства – веселый смех, искрящиеся слезы, доверчивость, безыскусность, умильное непослушание – и прививает такие качества, как молчаливость, безропотное повиновение, самоограничение, подозрительность, хитрость, осмотрительность и неусыпный страх. Результат ужасающий: дисциплинированность противоестественна для ребенка. Жизнь такого юного существа сравнима со скорлупой на волнах океана. Еще не имея никакого жизненного опыта, он боится всего: для него всякие ужасы возможны. Каждое минувшее мгновение – вечность. Охваченный страхами, реальными или воображаемыми, что может чувствовать это несчастное дитя, обломочек на просторах стихии? Разве что отчаяние.
