Оглавление

От автора

Дорогие читатели, поверьте, приняв решение написать повесть, основанную на реальных событиях, вмещающую в себя настоящие людские судьбы, их хитросплетения, взлёты и падения, человеческие слабости и настоящие чувства, делать её достоянием общественности не планировал. Стопка исписанной бумаги должна была занять почётное место в письменном столе, в надежде на прочтение собственными детьми, но случайность, как всегда, внесла свои коррективы. Попавшаяся, на глаза друзьям, рукопись вызвала массу эмоций от проклятий до признаний — это и стало отправной точкой в решении о публикации. Как знать, может быть, описанная история будет не только интересна, но и, возможно, заставит читателя остановиться, задуматься и взглянуть на мир с непривычной точки зрения. Легко ли увидеть мир глазами любимого человека? А глазами ненавидящего? Достоин ли человек ненависти, если завтра его не станет? Возможно ли прощение и что не прощается никогда? Любовь и измена, предательство и настоящая дружба, счастье и неразделённое горе — мир многогранен, и в этом его непостижимость и красота. Главный инструмент в принятии окружающего, открывающий восхитительное устройство мира, как «Золотой ключик», в сказке Алексея Толстого, — умение прощать. За этим затёртым и уже обыденным для нашего уха, словом, стоит главное — Любовь. Именно она, Любовь, позволит, научит и подскажет дорогу к безусловному прощению самих себя и окружающих.

Для того, чтобы рассказать о судьбе главных героев вполне достаточно, скорее всего, было бы несколько десятков страниц. Задача, поставленная мной сложнее, поэтому судьба героев второстепенна… Намного важнее предложить задуматься о многообразии оттенков людских характеров, отсутствии белоснежно нежных и идеально чёрных персонажей, их косвенном или прямом воздействии на окружающих, а также о колоссальных последствиях, абсолютно каждого нашего поступка и даже помысла. Опираться в своём повествовании я буду исключительно на воспоминания.

Воспоминания — суперкар, выданный нам в пользование для перемещения во времени Всевышним, с великим, я думаю, смыслом — взглянуть на себя, свои поступки в прошлом для того, чтобы сделать выводы и предостеречь, обезопасить и, возможно, научить будущие поколения. Может так и предаётся мудрость? Кто-то, сев за руль удивительной машины времени, врастает в неё и живёт одними воспоминаниями, кто-то, загнав в гараж, боится даже подумать о прожитом, пряча всплывающие картинки прошлого в самые потаённые уголки памяти. С уверенностью можно утверждать, что жить без памяти проще, — спокойнее, удобнее и даже выгоднее. Почему? Ответ прост: именно там, в прошлом, вспоминая события, мы можем наткнуться на собственную совесть. Спорить с ней тяжело, а переубедить — невозможно. Кто я такой, чтобы кого-то осуждать или тем более учить? Моя задача — заставить задуматься, не более…

Парадокс заключается ещё и в том, что абсолютное большинство воспоминаний, а, скорее всего, почти все, не являются собственностью! Спросите друзей о совместном посещении кинотеатра, на предыдущей неделе, вы удивитесь, — это уже не ваши воспоминания, а воспоминания коллектива! Так или иначе, переплетаясь с судьбами тысяч и тысяч встретившихся нам людей, они становятся общими. Поистине, уникальные воспоминания формируются лишь собственными, никому невидимыми, радостями, страхами, переживаниями, наслаждениями, мечтами и разочарованиями. То, что пережило наше сердце, только это является личным прошлым. Вспоминая прошлое, человек, прежде всего, делится именно тем, что запомнилось именно ему, что волновало его в тот момент, на что он надеялся, рассчитывал и мечтал. Может ли это совпадать с вашими ощущениями? Уверен, что нет. Вы видели, казалось, то же самое, но своими глазами, сидели на подобном стуле, но напротив и шли по той же мостовой, но в неудобной обуви — воспоминания могут быть прямо противоположными! Если вы не хотите увидеть мир другими глазами, с другой стороны улицы, почувствовать мозоль соседа, натёртый его неудобной обувью оставьте эту книгу в покое — для вас припасено множество других.

Решившись выслушать чью-то историю, необходимо помнить: вам открывается уникальное произведение, а, следовательно, относиться к нему необходимо так же, как перелистывают бесценный фолиант сотрудники музея — в тишине и перчатках. Смысл вслушиваться в текст может быть только в одном — в личных заметках «на полях». Абсолютная глупость топать ногами рассматривая картину «Грачи прилетели» из-за своего несогласия с Саврасовым, в цветопередаче, или возмущаться некомпетентностью Геродота, склонившись над картой Мира — это их история, это их ви́дение мира. Также признаёмся честно сами себе, — и Алексею Саврасову, и древнегреческому географу абсолютно наплевать на ваше мнение об их правде. Отсюда вывод: если их труд, мировоззрение, история привнесли в ваш мир опыт, красоту или знания, оставив те самые заметки «на полях», — вы стали душевно богаче. Если же нет — это значит только одно: это не ваша война, пройдите тихонько мимо.

Я не обещаю вам лёгкого чтения, извините, но… Впервые поймал себя на мысли, что выступать рассказчиком значительно сложнее, чем слушателем. От принятия решения поделиться и до последней точки необходимо, предельно честно, не вырывая неприятные, а может, и постыдные страницы, вспомнить, прочувствовать заново и найти буквы, которые хотя бы от части передадут то, что чувствовал когда-то главный герой. Слова иногда застревают в горле, а пальцы отказываются переносить мысли на бумагу, но решение рассказать принято, цель — заставить хотя бы на минутку задуматься о последствиях своих поступков или, наоборот, безразличия, определена. Я справлюсь — цель того стоит.

P.S. Все имена, фамилии, населённые пункты, в большинстве своём, изменены до неузнаваемости, в связи с чем пить корвалол и рвать, в бешенстве, волосы на голове, тем, кто себя узнал в героях повести, не имеет смысла.

ГЛАВА I ИЗМЕНА

май, 2006 г., г. Мелучинск.

Игорь проснулся на полу кухни, — Хорошо, хоть стола нет, — первая мысль, пришедшая в голову, звучала достаточно убедительно и жизнеутверждающе, — иначе как бы я поместился на двух квадратных метрах? Господи, что за вселенский праздник вчера был? Почему выбор пал именно на кухню? В зале намного уютнее и, как минимум, мягче! — Отбросив идею вскочить или хотя бы, встать с пола, он перевернулся на спину и вытянулся во весь рост. — Чёрт, какие только не приснятся сны, в полукаматозном состоянии, даже страшно, — рассуждал Игорь, оглядывая масштаб нанесённого ущерба ураганом, который, по всей видимости, бушевал здесь вчера.

Только коварным сговором Перуна и Диониса можно было объяснить, почему выбор эпицентра разрушений пал на маленькую кухню общежития. Несколько бутылок пива, разбросанных по полу, рассыпанная пепельница, рюмки, несколько тарелок, розетка с вареньем и даже чайник, уютно разместившийся в нише для мусорного ведра — вызывали массу вопросов. — Видимо, чай всё же пили, — сделал однозначный вывод Игорь, — молодцы, культурно отдыхать умеем. Вот и гитара стоит целая — удивительно, но тоже зачёт… Ну что же картина проясняется — орали песни, пили чай с вареньем, случайно в танце кто-то зацепил пепельницу… Так всё и было… Наверное. — Собирал из увиденного, логическую цепочку Игорь, — хотя, безусловно, белых пятен ещё много… Ладно, — мыслено махнув рукой, произнёс он, — это будет основой официальной версии. Мысли всё же материальны, — отметил он, провожая взглядом откатившуюся по полу стеклотару. Нелепым выглядела аккуратно стоя́щая стопка чистой посуды, накрытая ярким кухонным полотенцем, в компании с пустыми бутылками, из-под настойки. — Ну вот, Иринка вчера, даже сделала попытку навести порядок, — констатировал Игорь, — дай ей бог здоровья. С соседями мне определённо повезло. Н-да уж… Зачем же так было напиваться-то? — Пытался вспомнить, вчерашний вечер, ночь, взволновавший сон и, одновременно, уложить непослушные волосы, хозяин капища.

— Во сне-то всё может быть, да? — Конечно! Там может быть даже то, чего не может быть никогда, — успокоить чувство тревоги, нахлынувшее вместе с воспоминаниями, почему-то не удавалось. — Так-с, сына позавчера, Иринка забрала и положила спать у себя — это я ещё помню, сам попросил… Значит, за Лёшку могу быть спокоен — хоть что-то хорошо, — поставил «галочку» Игорь, — сейчас порядок наведу, и всё будет так, как будто ничего и не было. А зачем я просил за сыном присмотреть? Ах да-а!..

Это было давно, прошло почти десять лет, с того момента, как Игорь с женой и годовалым сыном перебрались из небольшого городка Краснодарского края на Крайний Север. Только там, казалось, существовала надежда найти свой райский уголок, где можно было бы спокойно жить и работать. Жажда семейного гнёздышка превратилась в борьбу за выживание и существование, а четыре официальных места работы Игоря окончательно приземлили все желания и стремления. Быт, который с таким трудом налаживался и приобретал формы уютного жилища, всё меньше и меньше казался ценностью. С каждым приобретением, чего бы то ни было, улучшением, он всё меньше и меньше хотел сюда возвращаться — в доме пропала Любовь… Неуловимо, плавно и безвозвратно, как анестезия, действующая одновременно на обоих, страсть и нежность растворялись, превращаясь из безумной зависимости, необходимости в абсолютное безразличие. Основным цементом отношений Игоря и Нади всё больше и больше становилось понятие долга. В семейной жизни было почти всё: уют, забота, сопереживание, поддержка и даже отдельная уборная и ванная комната, но Любовь настолько незаметно, что он даже не заметил, ушла.

Можно не сомневаться — путь от «перестали быть желанными» до «необязательными друг для друга», очень короток. Цель оправдывала любые вложения и трудозатраты — спасти отношения, казалось, ещё, возможно, пока не перейдён Рубикон. Деньги, не главное — они зарабатываются, воруются, находятся, тратятся, теряются, — это не тот жизненный ресурс, о котором сто́ит переживать, более того, чем этого требуют обстоятельства.

Какой первый признак кризиса отношений? По мнению Игоря, ответ был на поверхности — отсутствие близости. Опираясь на этот факт, учитывая бурную фантазию, можно выстроить массу конспирологических теорий начиная от «пропавшей искре», «отсутствие интереса», «утрате уважения» до «нежелания общаться», «находиться рядом» и «открытой неприязни». Совместное посещение сексопатолога, по инициативе Игоря, обернулось откровенным разговором и принятием совместного решения о пластике. Согласно мнению доктора, супруг не удовлетворён отношениями, а у супруги, появились комплексы, в связи с набранным весом. Для Игоря было удивительным, насколько быстро Надежда поддержала идею привести себя в порядок. В тот момент показалось, что ещё ничего не потеряно и можно вернуть и былые чувства, и страсть, нужно только вспомнить, как всё было, когда они были счастливы. Ещё чуть-чуть и его Малыш, как он её называл, станет привлекательной, он — опять желанным, как когда-то, а в семье опять будет звучать смех и воскреснет нежность — так считал Игорь.

Сегодняшняя ситуация косвенно связана с попыткой реанимации безумной страсти между Игорем и Надеждой — он остался один в ожидании супруги, находившейся в больнице, — операция прошла успешно. Переживания за успех остались позади, но тлели ли ещё угли? Отношения последних лет усиленно и целенаправленно превращали тлеющие угли в пепел… Возможно ли вернуть уже ушедшую Любовь? Конечно, можно и, более того, — это случается сплошь и рядом, — рассуждал Игорь, но, к сожалению, не догадываясь, что случается это, как правило, только в индийских сериалах. Были ли одни и те же цели у него и у неё, в этой операции, — теперь остаётся только гадать…

Верите ли вы, что сможете любить безногого или безнадёжно больного? Здесь никого нет — только вы и эта повесть — можно ответить абсолютно искренне! Отдавать долг, заботиться, ухаживать, быть опорой и поддержкой, возможно? Безусловно — да, но это не Любовь! Настоящая Любовь — это не только потребность дарить счастье, но и необходимость обрести его. Все мы созданы для того, чтобы быть счастливыми — читай — получать Любовь. Что же такое Любовь? — это костёр, в который необходимо постоянно подбрасывать дрова, дрова счастья. Пламя будет гореть столько времени, насколько хватит сил и желания двоих — это труд, причём труд общий! Стоит одному зазеваться, отвлечься, или уверовать в то, что костёр уже никогда не погаснет, как случается неизбежное — довольствоваться угольками, а впоследствии — пеплом. Кто может с этим не согласиться? Ещё раз, представьте на минуточку, что вы по-настоящему любите парализованного человека, такое возможно — безусловно! И день, и месяц, год, два… Вы счастливы? Любовь ли это? Ведь именно она должна приносить счастье! Что же произошло? Может, вы устали поддерживать огонь в одиночку или просто одних ваших дров недостаточно? Тлеет ли костёр или это уже угли — привычка или холодный пепел?

Вся повседневная рутина может слететь во сне, как надоедливая пыль; его любят, он лучший, им гордятся, дышат его существованием, и он, с наслаждением, возвращает ответным чувством, всё ей… Ей одной. И так будет вечно! Всё то, о чём он, казалось, забыл, то, что было так давно, а последние несколько лет уже кажется собственной фантазией, бредом и сном, способно проявиться снова, в царстве Морфея. От случайных прикосновений, к её коже, бьёт током и бросает в жар… Остаётся только ответить самому себе на единственно важный вопрос, в этом сне, — кто она?! Белокурые волосы, ниспадающие на оголённые плечи, короткая, чёрная юбка, с весело пританцовывающей кисточкой на поясе, разноцветные, яркие носочки — Обернись! Я тебя знаю?!

Страх сменился ужасом от одной только мысли, что это мог быть не сон, а всё происходившее во сне было наяву, на этой кухне, на не первой свежести линолеуме, и, главное, с кем? Со Светкой, — женой лучшего друга — Сашки! Попытка привести себя в относительно вертикальное положение, увенчалась успехом. Игорь, прислонившись к стене, сел, — Фух, ну и приснится же такое… Слава Богу — это сон. — Он вспомнил, как ещё позавчера сидели с соседями, пили вино, общались, играли на гитаре, а когда стоять стало тяжело, он сам предложил им переместиться в идеальное для посиделок место — кухню! Конечно, ведь именно там можно курить и сидеть прямо на полу, а в данном случае, отсутствие мебели — большой плюс! Во-первых, это даже удобнее: расположение «на корточках», вносит своеобразный интим, сближает собеседников, так как неудобно всем одинаково, а во-вторых, тянуться к пепельнице совсем недалеко, а если станет и вовсе тяжело, то и необязательно… Хронология последних дней восстанавливалась, жизнь налаживалась практически без помощи человека…

— Да, Надя позавчера приезжала, — вспоминал Игорь, — зачем нужно было срываться из больницы и мчаться домой, ночью? Тем более, сразу после операции! Переживала за детей, мол, они остались с отцом наедине, и он не справится? Чушь какая-то! Приехала — проверила… Ну да, за болтовнёй, под настойку, с соседями, не услышал телефонного звонка, но с детьми — то всё хорошо, да и не могло быть по-другому. Перезвонил бы я позже, когда увидел пропущенный звонок — очередной скандал, на ровном месте. Потом уехала обратно, на такси, — чего добилась? Успокоилась насчёт детей — может быть, как вариант, помотали друг другу нервы — абсолютно точно. Некрасиво, конечно, с моей стороны, но это же случайность… Да, это было позавчера, а вчера — то что? Чёрт! — В воспоминаниях вчерашнего вечера выпало имя Светлана, — Да, она мне вчера позвонила, посиделки были моментально свёрнуты, и я пошёл, к ней, вернее, к ним, с Сашкой, а дальше…

Игорь вздрогнул от неожиданности — в окно постучали. Для привыкшего к звукам жизни, на первом этаже общежития: телепортации мусора и мебели из окон, вечных разборок подвыпивших соседей, драк, зашедших погреться, любителей подъездов, стук в окно был в новинку.

Этот стук Игорь запомнит на всю жизнь — так стучалась новая глава его жизни, тихо, настойчиво, кончиками пальцев. Подняв голову, он увидел переполненные мусорные баки, под окном, месиво грязного снега, лежащего островками между луж, и детскую шапочку в бело-красную полоску, с красным помпоном — шапка Светы. — Игорь, открой, это я!

ГЛАВА II ВСТРЕЧА

Май, 2006 г., г. Мелучинск

— Привет, входи, — стараясь не смотреть в глаза Светлане, выйдя из ступора, с секундной задержкой, отреагировал Игорь.

— Послушай, ты ни в чём не виноват, так сложились, если хочешь, обстоятельства. Вспомни, мне нужна была помощь, мне давно нужна помощь, — Света взяла Игоря за руку, — Сашка сам виноват… Знаешь, честное слово, если бы не Надя, твои дети и, если бы Сашка не был твоим другом, я никогда не сказала, что мне жаль, что так получилось. Хочешь, я это скажу, но мне совсем не жаль. Мне было хорошо с тобой вчера и сейчас, когда я рядом, мне тоже хорошо, с тобой. — Она прижалась и обняла его, — Я сейчас уйду, для всех всё останется по-прежнему, но я буду ждать твоего звонка, если захочешь, столько, сколько потребуется… Я буду ждать… Молча… Напиши мне, когда ты захочешь, когда будешь готов разговаривать — я отвечу. Я обязательно тебе отвечу… Пока! — С этими словами, пряча слёзы и не дожидаясь ответа, Света выскочила из квартиры.

Игорь вспомнил начало стремительно развивавшихся событий, до малейших подробностей: девятое Мая, ледяной дождь и такой же парад Победы, замёрзшее Комсомольское озеро.

— Зачем мы туда попёрлись? — спросил сам себя Игорь, и сам же ответил, — Н-да, но было же весело.

Потом поход в парк, — картинками вспоминал Игорь, — большой, весёлой и дружной компанией, — что-то выпивали, по дороге от одного магазина до другого, потом покупали ещё…

— Ах, вот почему мы пошли к Сашке — от его квартиры до «Вечного огня» — триста метров! — поймал себя на мысли Игорь. Света чего-то много и красиво собрала на стол, но поскольку он не был больши́м гурманом и считал, что закуску в еду превращать не стоит, вспомнить чего, конкретно было много, не смог — да это было и неважно. Песни орали, точно… Дойч, старинный друг, на бис, хотел бесконечно исполнять «Владимирский централ», пока все единогласно не решили, что уже вполне достаточно. Потом пришли друзья Сашки и Светы — хорошие ребята, с отличным чувством юмора и тоже пели, если можно, так сказать. Вовку Деточкина забрала Наташка и увела домой… Хотя всё было культурно. Он зашёл на кухню и увидел, как Сашка со своим другом, имя которого, вчера же и потерялось в памяти, делали отверстие в пластиковой бутылке, а на столе уже стояла коробочка с травой… Игорь попытался сказать, мол, ребята и без этого говна всем весело, а спиртного столько, что хватит хоть до утра, но его шутками и прибаутками вытолкали из кухни, закрыв дверь изнутри. Потом, все куда-то разбрелись и музыка, наконец-то замолчала. Светка с Игорем ещё долго болтали, пока не заметили, длительного отсутствия Сашки — пошли искать. Она впереди, Игорь сзади, зашли на кухню, друга, имя которого потерялось, уже не было. Видимо, со своей напарницей ушли, по-английски. Света сделала какое-то замечание, связанное с анашой и запахом в квартире — Сашка же, как сорвавшийся с цепи зверь, со всей силы ударил её в лицо. Закрыв лицо руками, она попятилась назад и наткнулась на Игоря. В этот момент, взбесившийся Александр, нанёс настолько сильный удар ногой её в живот, что она практически припечаталась к Игорю, а тот, в свою очередь — к стене. Слов не было, всё происходило молча. Игорь с одного удара, в голову, сбил Сашку с ног, и тот, упав на стол кухни, казалось, умер, или уснул.

— Однако здорово посидели… Будет что вспомнить на свалке, — только и смог произнести Игорь, проверив пульс, — Свет, ты в порядке?

— Да, Игорь, всё нормально… К сожалению, это «нормально» уже действительно входит в норму.

— Понятно. Увы. Дальше сами… Если что — звони, я пошёл. Пока.

Не успел он спуститься этажом ниже, как сверху на него набросился Сашка. Повисшее на спине тело настолько сильно вцепилось в одежду, что бросок его на пол сорвал с Игоря куртку, свитер, и даже майку. Поднимая друга с пола из соображений, что лежачих и потерявших, в очередной раз сознание, друзей бить нельзя, он склонился над ним, взвалил на плечо и понёс домой. Неожиданно очнувшийся симулянт воспользовался эффектом неожиданности и, впившись зубами в оголённую спину, откусил кусок кожи, сколько поместилось в рот. Игорь, взревев от боли стряхнул с себя психопата и не доверяя тому, что очередная потеря сознания — это не игра, принялся избивать лежащего до тех пор, пока тело не обмякло.

— Свет, я тебе опять мужа принёс. Извини, что так… — Убедившись в том, что Сашка дышит и больше симулировать потерю сознания не собирается, он затащил его в квартиру и бросил его на пол коридора. — Если он не успокоится, — указывая на лежащее в коридоре тело, продолжил Игорь, — набери меня, а лучше вызови ментов. Мордобоем, мне кажется, здесь уже ничего не добьёшься. Идиота кусок… Я ушёл. Пока.

Надев сорванную одежду, на залитую кровью спину, Игорь не торопясь отправился домой, рассуждая о дружбе и семейном счастье, в отдельно взятой ячейке общества. Светку было очень жаль — жить с наркоманом очень сомнительное удовольствие. Всё произошедшее было, можно сказать, откровением — никогда он ещё не сталкивался вживую с подобными проблемами, перевоплощениями, потерями даже не облика, нет — разума! Человек моментально превратился в зверя! Считаных минут было достаточно, чтобы забыть собственную жену, избить её и рвать зубами друга.

На следующий день, на работу вышли все, кроме Сашки. Он сам позвонил Игорю, через несколько дней, извинялся и просил прощения, объясняя помешательством на фоне алкоголя, клятвенно заверяя в осознании своего неадекватного поведения. В конце разговора он поблагодарил Игоря за то, что тот остановил его, в неадекватном поведении, но посетовал, что с разбитым в кровь лицом на работе сможет появиться не раньше, чем через неделю.

— Дурак ты Саня, лицо у тебя не через неделю, так через две придёт в норму, а у меня шрам, на спине, останется на всю жизнь. И вообще, завязывал бы ты с дурью — бычий это кайф, лучше бухай. Выйдешь, на работу, — поговорим. Выздоравливай. — Напутствовал его в ответ Игорь.

Продолжение последовало через несколько недель. Неожиданный, но предсказуемый телефонный звонок застал Игоря за просмотром, вместе с сыном, Лёшкой, лишённого какого-либо человеколюбия, доброты и смысла, зарубежного мультфильма. Пытка отца мультфильмом продолжалась недолго.

— Игорёк, срочно приезжай, — ревела, в трубку, Света, — у меня беда. Не по телефону. Срочно! — Всхлипы в телефонной трубке не оставляли ни малейшей надежды на розыгрыш.

— Свет, как ты себе это представляешь? У меня сын, маленький, Нади нет, — попытался возразить Игорь, одновременно представляя, что намеченная на сегодня пьянка с друзьями-соседями по общежитию, видимо, переносится. — Ладно, сейчас что-нибудь придумаю, еду, вернее, иду, не реви!

Поднявшись этажом выше, он постучал в дверь к друзьям. Как и положено в дружной семье, дверь постарались открывать сразу оба, но в узком коридоре комнаты помещался только один взрослый человек, поэтому за спиной, открывшей дверь Ирины скалой возвышалась громада Виктора.

— Всем привет! Посиделки переносятся, пардон те меня… Ребята, выручайте, мне нужно бежать, посмотрите за Лёшкой? — Обратился он скорее не к ячейке общества целиком, а отдельно к Ирине, и, заметив в глазах недоумение, добавил, — Блин, простите меня. Я и сам не очень рад, но так надо… Что-то случилось у друзей — срочно нужно к ним… Думаю, что я быстро, но обещать не могу.

— Посмотрим, конечно, не переживай, — отозвалась Ирина, — у меня такой же вон, кота мучает. — Кивком головы указывая на мальчугана, раскачивающего кота, из стороны в сторону, держа за задние лапы, отчего тот уже готов был потерять сознание или, как минимум, сорвать голос. — Где один там и двое! Сам приведёшь или мне спуститься?

— Спасибо тебе, Иринка. Вот, — он протянул связку ключей Ирине, — ты там всё знаешь. Лёшка дома телек смотрит. В любом случае — я на связи. Обещаю, на следующих выходных я весь ваш. — Натягивая, в дверях, шапку, попрощался Игорь, — всех целую! Пока!

Расстояние между общежитием Игоря и домом, в котором находилась двухкомнатная квартира друзей, обычным шагом преодолевалось около получаса, но, местами переходя на бег, Игорь преодолел его меньше чем за пятнадцать минут.

— Привет, где Сашка? — начал Игорь с порога, обращаясь к Светлане, но сделав шаг в коридор, потерял дар речи.

Открывающееся зрелище легко дало бы фору всем декорациям к фильмам ужасов Тоби Хуберу или Альфреду Хичкоку, вместе взятым, — все стены и даже потолок были залиты кровью. В нос ударил смешенный запах алкоголя, анаши, сигарет и чего-то влажного и, казалось, тёплого. Кроссовки Игоря тут же прилипли к полу и при попытке сделать шаг, с трудом оторвавшись, с хлюпающим звуком, прилипли снова.

— Не разувайся, — произнесла Светлана, — проходи.

У Игоря не было ни малейшего желания, ни то, что разуваться, но и находится в загоне для бойни крупного рогатого скота или самом центре Куликовского поля, поэтому любезное предложение хозяйки осталось без ответа.

— Жесть… Что случилось? Где Сашка? — Выдавил из себя Игорь, — ты его убила? Расчленила и съела?

Света села на край кровати, обхватила голову руками и сквозь слёзы рассказала, что муж уже больше недели курил наркотики не переставая. Несколько дней он уговаривал её присоединиться, и она, в конце концов, согласилась попробовать, но чуть не умерла в конвульсиях…

— Знаешь, что я ему не прощу никогда? — Она вытерла слёзы рукавом, — То, что когда я, вот тут, — она показала на пол, возле кровати, — корчилась, он на мои мольбы вызвать скорую ответил: «Нельзя вызывать скорую — они приедут вместе с ментами и меня посадят!» Сука! Он предал меня! Он боялся за себя, понимаешь?! На следующий день я собрала детей и ушла к маме. Он обычно каждый день звонил… Я не брала трубку — он с детьми разговаривал… А тут второй день нет звонков — вот я и решила зайти, проверить… Я и в милицию звонить-то сейчас боюсь, поэтому и позвала тебя… Как ты думаешь, с ним всё хорошо?

— Свет возьми себя в руки, — приобнял Светлану за плечи Игорь, — судя по тому, что мы видим, я не уверен, но в том, что всё будет хорошо — это точно.

— Конечно, я никого не убивала! У меня бы рука не поднялась… Что мне делать? — Рыдая навзрыд, спросила Света. Где мне его искать? Это я во всём виновата! Не нужно было уходить…

— Так, давай сначала успокоимся, как минимум труп мы не видим — это хорошо, — с этими словами Игорь пошёл осматривать квартиру, — да и ты-то тут при чём? Это его выбор. Квартиру, конечно, за неделю в порядок не привезти… Трёшь!

На кухне находился эпицентр апокалипсиса — окурки, разбитая посуда, разбросанная по полу, вперемежку с пустыми бутылками, всё было густо полита кровью. Лужи крови на полу можно было хоть как-то объяснить, но кровоподтёки на стенах и отчасти на потолке объяснению не поддавались. Нож для хлеба, картонная коробка, блока сигарет «Winston», с остатками крови и зеркало, бросились Игорю в глаза. Единственное объяснение увиденному было одно — он резал сам себя, набирая кровь в коробку из-под сигарет.

— Господи, ну ты и дурак! Зачем?! Что ты хотел этим доказать? Захотел бы сам себя убить, спокойненько лёг бы в ванну, включил тёпленькой водички и вскрыл вены. — Пытался найти разумное объяснение Игорь, — Но нет, такой задачи не было! Нужен был вау-эффект! Ну, Саня, ты переплюнул сам себя! Пока логично… Да! А чтобы войти в транс — стоял и резал сам себя возле зеркала, после чего, набрав достаточное количество крови, разбрызгивал её по стенам и потолку. Твою ж мать…

Фрэнсис Форд Коппола, вышел и нервно закурил на лестничной площадке.

— Машины нет, — прервала размышления Света, — видимо, уехал. Блин, куда?! В таком состоянии! За руль?! Чёрт — чёрт, ну что за идиот?! — В этот момент у неё зазвонил телефон, — Алло, да, Сашка, это ты? А вы кто? Слушаю. Где он сейчас? Я еду! Поехали, это дурак врезался в цветочный магазин, на автобусной остановке, пытался убежать, его поймали, сейчас везут в «Психоневрологический центр».

Хлюпая и прилипая к полу, они выбежали из квартиры, чтобы поймать такси. В «ПНД» обрадовались, что у пациента есть родственники, намекая на благодарность, которую обязательно нужно выразить лечащим врачам, а лучше сразу принести в пакете или конверте. Люди в белых халатах не скрывали своего разочарования, увидев растрёпанных и запыхавшихся молодых людей, ворвавшихся в медучреждение с пустыми руками. Сильно расстроившиеся последователи Гиппократа, без каких-либо подробностей, через стекло ординаторской сообщили: «Жив-здоров, лежит под капельницей. В ближайшие три дня мы к нему никого не пустим. — И, для непонятливых, уточнили, — Даже вас», — обращаясь к Светлане. Так что всем спасибо, все свободны.

Удовлетворённые ответами медиков, насколько это возможно, Игорь и Света отправились в направлении дома. Ночь, дождь и редкие фонари, успокаивали создавая своеобразную атмосферу умиротворения, а учитывая бурно проведённый вечер, располагали к полному откровению. Выговорится было необходимо обоим. Путь от места, где остался Сашка, до дома занял, по ощущениям несколько часов. Эмоциональный диалог постепенно перешёл в разговор о смысле жизни, изредка прерываемый всхлипываниями Светланы. Игорь, чтобы как-то отвлечь её от происходящего, рассказывал странные, на его взгляд истории, из совместной жизни с Надей. На своём примере он пытался объяснить, что даже в кажущейся, со стороны, идиллии в его семейной жизни тоже не всё так просто, а значит, и их жизненная ситуация тоже решаема. Он тоже давно не открывался никому, вот так — честно, откровенно и обо всём, что накипело за последние несколько лет, как развивались отношения и к чему они привели.

Он вспомнил, как когда-то давным-давно, тёплой кубанской ночью, держал Надежду в объятиях и рассказывал, о себе, своих мыслях, о планах и мечтах, объясняя влюбившейся в него Надежде, что абсолютно не достоин её — это было первое и, самое откровенное покаяние в его жизни. Текущие сами по себе слёзы, той далёкой ночью, ещё больше подстёгивали говорить только правду, даже ту, в которой он сам себе неохотно признавался, даже оставаясь наедине с собой. Да, он прав, именно так и должно проходить истинное покаяние. И она приняла его! Приняла таким, какой он есть, со своими страхами, грехами, мечтами и надеждами! Именно после этого, он через всю свою жизнь, нёс уверенность в том, что у любящих людей не может быть абсолютно никаких секретов ни в настоящем, ни в прошлом, а будущее должно строиться сообща. На этом, по его мнению, и должна держаться семья, а любая ложь, недосказанность неминуемо приведёт к лавине, которая, сорвавшись, сметёт всё на своём пути, включая Любовь.

Тогда он не понимал, что подобное мировоззрение достаточно спорно и, как правило, не выдерживает критики, в обычной человеческой жизни, так как открывшись, кому бы то ни было полностью, ты неминуемо подсвечиваешь свои слабые стороны и болевые точки. Все случаи, когда подобная откровенность не приводила бы к обратному эффекту, — использованию при должном стечении обстоятельств, против самого доверившегося, скорее всего, занесены в жития святых.

Много лет прошло с тех пор, и только начинавшийся разговор, на неудобную для Надежды тему, упирался в лучшем случае, в стену непонимания, а в худшем, обвинения. Со временем, все переживания, сомнения и мечты, были вынесены за скобки семейной жизни и отправлены на полки, с дорогими сердцу, но уже бесполезными книгами. Рассказывать то, что тебя беспокоит, делиться, мнением, со временем, стало не с кем. А как приятно иногда взять книгу, с названием «Мечты», смахнуть пыль рутины и читать её вдвоём — верить, что всё записанное достижимо и, предвкушать уже не строительство фантастических планов, а их реализацию!

Провожая Светлану, он осознал, что мечты — это не столько планы, выстроенные в голове, сколько ощущение восторга предстоящего исполнения.

— Чёрт, я только сейчас, — обратился он к Свете, — поймал себя на мысли, что я разучился мечтать! Как это могло случиться? Когда?

— Везёт тебе — ты ещё можешь вспомнить, — ответила она, — и начать мечтать заново. Мне же лучше не начинать даже думать, а то выть захочется. Я стала собственностью, но даже не это самое страшное — намного хуже и страшнее, что я не вижу из этого выхода… Это навсегда…

К удивлению, он обнаружил, что совсем забыл то чувство «нужности» или даже «обязательности» присутствия в жизни другого человека, для ощущения счастья. Вдруг, общаясь со Светой, он почувствовал, себя совершенно незаменимым, и если в начале диалога он из последних сил он гнал от себя мысль, о том, что человек, которому он был интересен и нужен не его «Малыш», а супруга его друга, то сейчас это отошло на второй план.

Наркомания — не лучшая зависимость, если и есть какая-то зависимость со знаком плюс, то это точно не она. Сашка, медленно, но уверенно всё больше и больше, погружался в затягивающее его болото. Начав приобретать наркотики по праздникам, через несколько месяцев он уже покупал их несколько раз в неделю и даже вынужден был подтаксовывать, чтобы потратить заработанное на дополнительную коробочку травы. Постепенно рукоприкладство, в семье, стало нормой, а её дети всё больше времени начали проводить у бабушки, — так Света пыталась оградить их от домашнего кошмара. В семье друзей, именно она была тем крепким плечом, о которое можно было опереться, а стабильная работа судебным приставом, открывала перспективы карьерной лестницы и уверенности в завтрашнем дне. Она выступала в виде надёжной бухты, всегда имеющей возможность приютить попавшую в шторм шлюпку — квартира, подаренная родителями Светы, всё же, принадлежала ей. Именно поэтому поведение Сашки было отчасти понятно: бесшабашное сумасбродство, уверенность в безнаказанности, выросли из ощущения никчёмности и злобы на самого себя. Он мог позволить себе практически всё, при этом семье, детям, за все его выходки достанется «лёгкий ветерок» — всю бурю примет Света и её родители. Её мама, безусловно, из лучших побуждений, но явно не сталкивавшаяся с подобными ситуациями, делала всё от неё зависящее, для сплочения семьи. Она, как могла, успокаивала, мирила и объясняла молодым, как они необходимы друг другу, какие у них чудесные дети, а как дальше всё будет только лучше и лучше. Именно из этих соображений она периодически забирала Ваню, которому недавно исполнилось три годика, и большенькую, пятилетнюю Дашу, к себе, оставляя молодым больше времени побыть наедине. Достигнутый эффект оказался диаметрально противоположным, возможно, наличие трудностей, постоянная необходимость в заботе о себе и детях, сплотила бы семью, но было уже поздно.

Только в парке, совсем возле дома, они замолчали и шли молча, обдумывая сказанное, услышанное и произошедшее, за сегодняшний день.

— Я не хочу домой, — сказала Света, — даже больше скажу, — я не могу туда идти, там везде кровь. Там кровью пахнет, понимаешь? Игорь молча кивнул в ответ. — Я, конечно, пойду, вымою там всё, наведу порядок, но не сейчас, не сегодня… Я не могу сейчас… А ты, что будешь делать ты? Домой пойдёшь?

— Я сейчас возьму водки, — устав от прожитого дня, ответил Игорь, — после такого вечера, грех не выпить, выдохну, посижу, где ни будь на лавочке, а потом, да, пойду домой. Торопиться мне сегодня некуда. Надя в больнице, на липосакции, за детьми соседку попросил сегодня посмотреть, так что дома, я уверен, всё хорошо и без меня.

Света схватила его руку — Можно я с тобой, пожалуйста? Я не хочу сегодня туда идти, — она кивнула в сторону подъезда, у которого они остановились, — Я не хочу даже думать, что мне придётся туда вернуться. Я хочу быть с тобой.

ГЛАВА III ИДИЛЛИЯ

июнь, 1996 г., п.г. т. Светлый путь

В дверь квартиры, которую уже около года снимали Игорь и Надежда, позвонили:

— Я открою, опять сосед с разборками пришёл, — сказал Игорь и отложил учебник истории седьмого класса, в сторону.

Перешагнув лежащие на полу развалы книг, в основном учебники по истории, разных классов, контурные карты, стопкой сложенные тетради и открыв дверь, он увидел старшую сестру своего одноклассника — Лену и её мужа Максима. Ребята были незначительно старше Игоря и, живя где-то далеко, на Крайнем Севере, по знакомству, ещё со школы, сдали им, пустующую квартиру.

— Привет, молодёжь! Как жизнь, — весело начала Лена, — грызёте гранит науки? А у вас уютненько, Макс, посмотри, как они детскую кроватку впихнули, здорово! Ну рассказывайте, как вы?

Игорь, не ожидавший такого жизнерадостного напора, слегка замялся, — Привет, всё здорово, спасибо вам, если б не вы хрен знает где бы мы сейчас жили. А чего рассказывать, вы и так половину уже знаете — из дома в деревне, родственники Нади, громогласно подарившие его нам на свадьбу, правда, на словах, попросили нас уйти; я взял академ и работаю в школе учителем истории…

— Привет, ребята! — в коридор вошла Надежда, — Не обманывай друзей, не учителем истории, а учителем всего! История — это основное — про этих арабов и берберов я уже слышать не могу! Он же преподаёт ещё естествознание, основы жизнедеятельности ещё что-то и физкультуру! Вчера ему книжку читала, вслух, пока он тетрадки по естествознанию проверял, и уснула, представляете? Заметил это он, — ткнув, со смехом пальцем в Игоря, — тогда, когда я несколько раз запнулась и уже во сне, повторяла: арабы и берберы, арабы и берберы. Пошли на кухню, я вас чаем напою!

— А ещё Игорь позавчера шубу сжёг соседу! — Продолжила хвастаться заслугами Надя, не обращая внимания, что заслуга весьма сомнительна.

— Стоп, — оборвал её Макс, — какую шубу? На дворе июнь!

— Точно! — Весело смеясь, подхватила Надя, — мы и сами обалдели, когда сосед, живущий двумя этажами ниже, предъявил нам шубу с дырой. Я не удержалась и, мысленно перекрестив, сказала: чур меня.

Официальная, дедова версия гласит, — продолжил Игорь, — я, если опустить нецензурную лексику, нехороший человек, курил на балконе и бросил бычок вниз, который спланировал на только что сшитую, из соболиных хвостов, шубу, последней коллекции. Двумя этажами ниже, как назло, дед решил проветрить шубу — на фиг она ему сдалась на юге, тут даже на Новый год дождь идёт, где он в ней собрался рассекать?! Ну так и вот, — бычок, вылетевший с четвёртого этажа, абсолютно горизонтально упал на шубу времён пугачёвского восстания, отчего потерпевший очень рассорился и вызвал милицию.

Макс, втирая слёзы смеха, произнёс, — Ну-ну, не останавливайся, я заинтригован.

— Ну а что дальше, дальше, через несколько дней, пришёл участковый, который осмотрел место преступления — моё место для курения, оборудованное уже на кухне, а не на балконе, где я, как обычно, греясь на солнышке, готовился к завтрашним урокам. Потом провёл анализ погодных условий, чёрного, для шубы, дня календаря и выяснил, что в городе в этот день был сильный ветер, после чего пришёл к выводу: версия, высказанная потерпевшим, имеет место на существование, но моя вина, однозначно, установлена быть не может! Ну а как иначе? Сами рассудите — пострадавший — в наличии, но бычка сигареты с отпечатками нет, шуба, хоть и с пропалинами, но существует, плюс ветер в тот день был сумасшедший, а все следы к раритету ведут в лохматую древность. На том и порешали, — закончил рассказ Игорь.

— А вы знаете, как мы тетради проверяем? Весело смеясь, продолжала Надежда, — Он сидит, читает, какую-то дополнительную литературу, а я ему — вслух, ответы тестов — одну, другую тетрадь беру, потом он отрывается и спрашивает: это чья тетрадь? Я ему — Маша Воронкова. Знаете, что он мне ответил — этой девочке ставь пять! Он даже недослушал ответы теста до конца! Я начинаю ревновать! — С этими словами она села Игорю на колени и обняла за шею, — потом, правда, он попытался объяснить, вернее, оправдываться, я думаю, что мол, очень любознательная девочка, много читает и засыпает его вопросами на уроках, — подмигнув, с улыбкой, Игорю, продолжала рассказывать о жизни Надя.

— Что ещё, что ещё? А! У нас же крокодил живёт, вернее, жил… К нему тут соседские дети выстраивались в очередь на просмотр! Рассказываю, — продолжала Надя, — мой рыбак притащил недавно несколько пескарей и одного тритона — вылитый крокодил, только маленький и рассказал соседям, что он выращивает настоящего аллигатора, усиленно кормит, чешет за ушком и всё такое — детвора была в восторге! Увы, в неблагоприятный день, для млекопитающих, он вылез из аквариума и утопал на балкон, где благополучно высох и превратился в мумию… Жалко животное, конечно, но пескари у нас ещё живут… Детвора расстроилась, конечно, узнав, что мы отдали его в зоопарк, но с другой стороны — что нам с ним было делать? Жрёт-то он много, а рано или поздно и нас бы, и их сожрал…

— Нужно было кассу ставить и билеты продавать! — Рассмеялся Макс. — Ты какие сигареты куришь?

— В основном «Есаульские», — угощайся, — Игорь протянул ему пачку сигарет.

— Нет уж спасибо, у меня свои, — Максим достал пачку Lucky Strike, — пошли покурим, там, где ты не куришь, заодно помянем безвременно ушедшего аллигатора, — он засмеялся, — на балкон.

— Слушай, Игорь, мы тут с Ленкой посовещались, она прям горой за вас и готова дальше помогать, мы не просто так в гости пришли, а по делу. Короче говоря, Ленка попросила поговорить с тобой и предложить ехать с нами на Север. На работу устрою, квартира у нас там, поживёте некоторое время с нами, потом и тебе квартиру дадут. Вот смотри, сейчас ты что куришь? Не показывай даже! Будешь курить L&М! Мне Ленка рассказала, что ты сейчас, на две с половиной учительской ставки, нахапав всё, что можно из предметов, и даже физкультуру, чтобы больше получать и тянуть семью, так? Так! И что ты имеешь? А имеешь двести пятьдесят шесть рублей в месяц, из которых сто двадцать отдаёшь нам, за съём. У тебя три месяца назад родился сын, что его здесь ждёт? Надюша не работает… Ну сейчас понятно, а оклемается, куда выйдет? Где ей здесь работать? На Севере её Ленка к себе возьмёт — она там шмотками торгует. Ты рассчитываешь накопить на квартиру?! Любовь и всё такое — это очень хорошо, но даже Надя, твоя, скоро весь мозг тебе высосет из-за отсутствия нормальных условий, а главное — денег. Ты же знаешь, что я родился и вырос в этом посёлке, но уверен, — этот «Светлый путь» точно никуда не приведёт. В общем, мы приехали, до конца лета — начала осени, в отпуск, время у тебя ещё на раздумье есть. С тебя только деньги на билеты, на обоих, ну и так… на мелкие расходы. Всё остальное — с нас. Ну всё, думай, мы зайдём через месяц — два, — хлопнув Игоря по спине, Макс крикнул, — Ленка, пошли домой — я — готов.

Игорь никогда не помышлял уезжать из родного для него города — от здесь вырос, тут жили все его друзья, одноклассники, родственники, пусть даже отношения с некоторыми, совсем не сложились. Именно здесь была та природа, которую он знал и любил — река, горы и связанные с ними палатки, костры и песни под гитару; здесь уже появились любящая его детвора — школьники, у которых он был учителем.

Несколько дней назад Надя встретила Игоря, в приподнятом настроении — Любимый, ты не поверишь, я сегодня была в твоей школе и узнала много нового! — Улыбалась она, сверкая серо-зелёными глазами, — Я даже забыла, зачем пришла, да это и неважно! Спросила у дежурного, где ты ведёшь урок, поднялась на второй этаж, нашла кабинет… Я хотела, честное слово, постучать и вызвать тебя на минутку, но потом подумала, интересно, что мой любимый может рассказывать? Увидела в приоткрытую дверь, как ты, размахивая руками, что-то рассказываешь, прохаживаясь между рядами парт. Вот что я тебе скажу, — она взяла театральную паузу, — блин, какой ты у меня умный, как можно в тебя не влюбиться?! Я стояла и слушала про Тарле, о бегстве войск Наполеона, про съеденных лошадей… У меня мурашки по коже! Ты почему мне ничего не рассказываешь?! — С этими словами она запрыгнула, обняв руками шею, на стоя́щего, в дверях, Игоря и поцеловала.

— Малыш, я тебе всё-всё расскажу, у нас вся жизнь впереди. — Только и успел ответить Игорь.

Апогеем преподавательской деятельности стало проведение, учителем русского языка и литературы теста — написание сочинения на тему «Человек, который изменил мою жизнь». Одна из выпускниц, от чистого сердца, написала о любимом учителе истории — Игоре. Это было не просто трогательно, важно, нужно и неоценимо — это было настолько несопоставимо с заработной платой, что слово «деньги» здесь просто не могло лежать рядом, на весах сравнения. Главное, для Игоря было абсолютно очевидно — он выбрал правильную и единственно возможную, для него профессию, а трудности в жизни — просто трудности, и они вместе, с любимой, обязательно их переживут.

Трудностей хватало, но они вместе учились их преодолевать. Заработной платы, получаемой Игорем, не хватало, за вычетом аренды, на элементарные продукты, но с ними помогали родители одноклассников, — одни дадут ведро картошки, другие — огурцов и яблок. С беременностью Нади молодая семья столкнулась с ещё одной проблемой: не хватало знаний ни о беременности, ни тем более об уходе за малышом. Рождение Лёшки было очень неожиданно, если можно, так сказать. Ожидаемо, но неожиданно по факту.

Выйдя по просьбе Нади, на рынок, за настоящим, парным молоком, он встретил бывшую одноклассницу, которая к тому времени уже училась в медицинском училище и знала Надю и то, что она беременна.

— Привет, Игорёк, как вы? Как самочувствие у Нади?

— Привет, сто лет, сто зим, Юль. Спасибо, всё хорошо… За молоком вот в поход отправила. Малыш мой чудить начинает, представляешь, сегодня проснулись, а она ночью описалась… Что будет с ней в старости?! — рассмеялся Игорь.

Юлька схватила его за рукав — Да ты что! Давно ты из дома ушёл? Брось ты это молоко — беги домой, воды отошли! Рожает твоя Надя, беги!

Игорь со всех ног бросился домой, но дверь была закрыта, а соседи сказали, что недавно приезжала скорая помощь и увезла роженицу в роддом. В родильном доме ему без всякого пафоса и моральной подготовки объявили: «Да, родила, полтора часа назад. Мальчик пятьдесят шесть сантиметров, три килограмма шестьсот грамм. Поздравляю, папа. Увидеться можно только завтра и только через окно». Он не помнил, как прошёл весь город пешком и оказался в квартире, все мысли крутились вокруг слова «папа».

Семья казалась благословенна! Главное — Любовь там не просто была, она там жила! Госпоже Удачи не оставалось ничего другого, как, аккуратно, за ручку, вести их по избитой, грязной, в ямах и рытвинах дороге жизни, обводя вокруг всех препятствий. Ни Надя, ни Игорь не могли этого чувствовать тогда, ведь великое и большое видится только на расстоянии или по прошествии времени.

ГЛАВА IV ИЗГОИ

сентябрь, 1996 г., п. г. т. Светлый путь

Игорь нажал на кнопку дверного звонка, поправляя конверт с маленьким Лёшкой.

— Малыш, так надо. Не переживай, всё будет хорошо, — обратился он к Наде и постарался её обнять, — не можем мы уехать, не попрощавшись — неправильно это.

— Конечно, я с тобой согласна, Игорь. Ты всё делаешь правильно. — Прильнула головой к Игорю Надежда. — Я — готова.

Дверной глазок моргнул, открывающийся замок щёлкнул. Не глядя на пришедших, мама Игоря, Вера, распахнула дверь, развернулась и направилась в зал.

— Отец, тут, видимо, к тебе пришли.

Отец, Алесандр Михайлович, появился в конце коридора, выйдя из родительской спальни, с газетой, встряхнул её, расправляя, двумя руками и со словами: «Нет, Вера, это не ко мне, ты ошиблась», — удалился на кухню.

В неловкой паузе Игорь обратился к Наде, — Малыш, заходи. Стой здесь, — они зашли и прикрыли за собой дверь.

— Родители, — начал Игорь, — мы всей моей семьёй пришли попрощаться. Мы едем на Крайний Север, поэтому зашли сказать: извините, если что не так. Увидимся или нет, не знаю, денег у нас только в одну сторону. Не поминайте лихом. Прощайте, — с этими словами он подтолкнул супругу на тёмную лестничную клетку и прикрыл за собой, до щелчка замка, дверь. Никаких слов поддержки, заботы, переживания… Ни-че-го. Щелчок замка, в тёмном подъезде, и тишина. Игорь, стараясь скрыть слёзы, которые в тёмном подъезде и так были не видны, но чувствовались Надеждой каким-то шестым чувством, обнял Надю — Всё будет хорошо. Не расстраивайся. Мы молодцы — так нужно было сделать.

— Это ты не расстраивайся, любимый — я знаю — всё будет хорошо. Я в нас верю.

— Я тоже, — стараясь подавить волнение, приобнял супругу Игорь, — давай ускоримся, сейчас дядя Вова приедет, чтобы отвезти нас на вокзал, не хочется его задерживать.

Не прошло и получаса, как они уже мчались, по пустынным улицам их родного города, на железнодорожный вокзал, где их уже ждали Максим и Лена. Посёлок плакал сентябрьским дождём, бившим в лобовое окно старенького, красного «Москвича».

— Чего загрустили, молодёжь? — Пытался поднять им настроение, отец одноклассника Игоря, Владимир Михайлович, — всё же хорошо?! Устроитесь, обживётесь, люди везде живут…

— Да, дядь Вов, всё хорошо, просто непривычное, незнакомое, — Игорь обнял за плечо Надю, — а так всё хорошо, нам куча народа деньги помогла собрать и вам — большое спасибо. Вообще, спасибо всем родителям одноклассников, кто нам помог. Представляете, у родителей Любы, денег не было наличных, так они пошли в банк и сняли! Мы устроимся и обязательно всем отдадим, спасибо всем. Вы вот нас даже везёте… Как бы мы добирались с чемоданами и Лёшкой?! Да, зашли сейчас к моим родителям, попрощались, продолжал Игорь, — всё нормально.

— Вот так-то другое дело! Всё будет хорошо! — поддержал его Владимир Михайлович, — А то, что к родителям зашли — молодцы. Так правильно. Где это видано, чтобы дети чёрт-те куда ехали, не попрощавшись?! Удачи вам, дети, приехали, выходим.

Обустроившись в вагоне и убедившись, что Наде с Лёшкой, удобно, насколько это возможно в плацкарте, Игорь забрался на верхнюю полку и закрыл глаза. Он пытался вспомнить, а вспомнив объяснить самому себе, как, почему и когда, произошёл тот разрыв с родителями, который довёл до ситуации полного неприятия. В настоящее время их помощь, их моральная поддержка, нужна была, как никогда раньше, ведь никогда раньше он не был заботливым мужем и тем более отцом.

Всё началась, как ему казалось, с того момента, когда его отец, подводя итоги очередной четверти учебного года, глядя на сына, заявил: «А чему ты радуешься, бестолочь, все эти пятёрки в дневнике, не твои! Это бабушкины оценки!»

Самая опасная ложь — ложь, содержащая часть правды. Игорь усиленно занимался со своей бабушкой геометрией, алгеброй и физикой, так как она была учителем не только данных предметов, но и предметов, с более хитрыми названиями — «детали машин», «сопротивление материалов» и прочих, в городском институте — это было абсолютной правдой. Но знания-то уже в голове Игоря! Бабушка их передала! Если следовать логике отца, то и её отметки в институте — это отметки Ломоносова, Ньютона или Герца! Его задело не это… Задела интонация, с которой сказал тогда эту фразу отец, то пренебрежение к нему, как к личности, с которой это было сказано. Дальше Игорь, полностью отказавшись от наставничества, из соображений «назло маме отрежу уши», незаметно, но уверенно скатился, к концу года, на тройки.

— Ну вот, что я говорил, — с восторгом констатировал отец, — я абсолютно прав — ты бездарь, неуч и лентяй! Сила есть — ума не надо! Ничего из тебя путного в жизни не получится! Будешь как вон эти, — он махнул рукой в сторону окна, под которой вечерами собиралась молодёжь и играла на гитаре, — недоросли.

Он вспомнил, как навёрстывал упущенное, как ему начало нравится учиться и удивлять знаниями одноклассников, что до медали на выпускной ему не хватило несколько балов. Всё это были его достижения и заслуги, в этом сомнения не было — только его. Именно с тех пор, он начал не только отвечать за свои поступки, но и принимать самостоятельные решения, пусть даже, иногда, и на эмоциях, как загнанный в угол щенок, оскалившийся и взъерошенный, визжащий и гавкающий одновременно. Именно отсюда этот юношеский максимализм, обострённое чувство справедливости, уверенности в своей правоте и, одновременно, обиды на весь мир. Он совершенно не был идеальным и послушным ребёнком, а с возрастом и вовсе научился делать всё наперекор. Задача не стояла сделать наоборот — стояла задача сделать так, как он считает нужным, правильным и, главное, справедливым. А порка матросским ремнём! Он помнил, что бил его отец, с завидным постоянством, по поводу и, как правило, без — из принципа кто-то должен быть наказан, а он старший, в семье, ну не пороть же сестру, младше Игоря на шесть лет… Острая боль, сквозь стиснутые зубы, через несколько лет, превратилась в сгусток злобы. Закончилось физическое воздействие только тогда, когда на очередной удар по лицу, от которого очки Игоря улетели за сто́ящее в его комнате пианино, он встал и с силой оттолкнул отца, замерев в бойцовской стойке. Он был готов на всё, демонстрируя решимость, ударить в ответ.

— Сила есть — ума не надо. — Только и смог произнести отец, уходя на кухню и обращаясь уже к маме, добавил, — Плевать я на него хотел с высокой колокольни.

Безразличие — лучше насилия, подумал Игорь, услышав диалог родителей. К тому времени он уже несколько лет ходил на занятия, которые никогда не поощрялись отцом, — занятия рукопашным боем. В то время он притащил домой самодельную штангу, гантели и даже сдал норматив на пояс по карате — кёкусинкай, белый — да, но с коричневой полосой, и это тоже было одно из первых его достижений. Он встал первый раз! Встал навстречу силе! И… победил! Морально, с синяком, но это была победа.

Буквально через несколько дней отец, видимо, желавший взять реванш, устроил очередное показательное выступление, с молчаливого согласия мамы, но драки уже быть не могло — начавшиеся оскорбления привели к тому, что Игорь, хлопнув дверью, ушёл из дома. Это не было бы чем-то новым, кроме того, что, разочаровавшись в себе, как личности, Игорь решил отравиться. Выпив более сорока таблеток всевозможных успокоительных, он вышел из дома, чтобы не отравлять своим существованием жизнь идеальной семьи родителей. Друзья, к которым, предвидя события, он, теряя сознание, пошёл прощаться, сопроводили его, в беспамятстве, домой, послав вперёд переговорщика, потребовавшего от мамы Игоря того, чтобы отца дома не было. Скорая помощь, письменный отказ от госпитализации, попытки «выйти в окно» и уход родителей из квартиры — всё это уже рассказывали друзья, помогая восстановить в памяти, хронологию событий. Он не помнил ничего. Родители не вернулись ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю — переехали жить к бабушке, оставив его одного. Безразличие — лучше насилия, ежедневно убеждал себя Игорь, живя на протяжении почти года в одиночестве.

Он ошибался тогда, нет, не насилие является самым страшным поступком, а именно безразличие. Даже насилие может и зачастую становится доказательством того, что человек или его судьба, не безразличны. Именно так выражают своё переживание те, кто не может что-то изменить — это злоба на обстоятельства, не сложившуюся жизнь, на не воплощённые мечты, усугубляемое, одновременно, осознанием упущенного времени — это, в конце концов, злоба на себя, выплеснувшаяся на родного и близкого. Ощущая эту боль и злобу, каждый переживает ситуацию по-своему: уходят в запой, бросают семью и детей, бьют всё и окружающих заодно, уходят в себя, но это — боль, боль внутри, а безразличие — это совсем другое и прямо противоположное. Игорь не знал, что через это всё ему самому придётся пройти… Безразличие — это ненависть без эмоциональной окраски, это неприятие и исключение из себя и своей жизни, ситуации, человека, для собственного комфорта. Безразличие — апогей эгоизма.

В тот год, насыщенный событиями, буквально съев всё, что было в кладовке и столкнувшись с полным отсутствием денег, он согласился поехать со своим хорошим знакомым — Толиком, челноком, чтобы отвезти какой-то ширпотреб — две огромны сумки — «мечта оккупанта», в город Северобайкальск. «Увидеть Байкал и умереть» — перефразировал тогда известную фразу Игорь. Именно тогда, он первый раз увидел настоящую зиму, с огромными сугробами, тайгой и простыми, в общении, людьми. Несколько моментов, всплыли в памяти у Игоря, сами по себе. Первый, когда, увидев замёрзший Байкал, он, от восторга, на бесконечном замёрзшем озере вытоптал огромные буквы: «Надя — Люблю». Второй потряс его человеческим, а вернее, нечеловеческим отношением к людям, — при пересадке в Москве, на обратной дороге, Игорь, с Толиком обратили внимание на играющего, на баяне бомжа, сидящего в одной рваной майке, под падающим, и тающем на открытом теле, снегом. Прохожие, Курского вокзала, крайне редко кидали ему копейки и бумажные рубли, но это его не останавливало. Признаться, мотив, мелодия и слова очень часто не совпадали, не то, что с оригиналом, исполняющим хиты, которые он пытался воспроизвести, но и сами между собой. Сотни людей проходило мимо… Сотни безразличных людей. Выйдя из вокзала на очередной перекур, через несколько часов, Игорь обратил внимание, что музыки больше нет, а человек, игравший, ещё недавно, для прохожих, завалился набок, в руках у него треплется от ветра, зажатый рубль, а снег, падающий на тело, не тает. Игорь, находясь, в каком-то непонятном, для него состоянии бросился к проходящему, с безразличием наряду ППС и схватив за рукав первого попавшегося сотрудника, закричал: «Вы куда? Тут человек умер!» Толик оттянул его, от служителей закона, которые вслед бросили только одну фразу: «Кто он тебе? Никто! Вот и убирайся отсюда», — после чего продолжили, как не в чём ни бывало, патрулирование здания вокзала. «Ненавижу», — пульсировало тогда в голове, — самое страшное в жизни — это равнодушие.

И вот оно сейчас, но уже по отношению к нему и его семье — равнодушие и безразличие… Всем многочисленным родственникам, и даже родителям, было всё равно! Это не укладывалось в голове. Может быть, они не понимали и не осознавали, что выбранная манера поведения — это предательство в первую очередь самих себя, своих корней, рода, ради спокойной и размеренной жизни, в своём маленьком мирке? Именно эти люди сколь угодно долго могут рассуждать о морали, нравственности, вставлять своё экспертное мнение, по любому вопросу, как правило, даже там, где это мнение меньше всего интересно и необходимо. Встать во весь рост им под силу только за праздничным столом, с бокалом вина. Именно эти люди спрячутся в раковину безразличия, при малейшем дуновении ветра угрожающим им нарушением собственного спокойствия — истинные эгоисты, при этом именно они будут возмущены в первую очередь, тем, что о них не заботятся и ими не интересуются.

Вспомнил, как, задолго до этого события, он несколько раз уходил из дома «навсегда», как возвращался сам, или возвращали его, как просили одуматься и просить прощения. Вот почему! — Игорь вздрогнул оттого, что вспомнил, — «про-ще-нья!» Мама сказала, пустит его домой, только тогда, когда он, стоя на коленях, приползёт из двора, на второй этаж, в квартиру родителей и попросит прощенья, при условии, что они, родители, должны стоять и видеть это унижение в окно. Сам факт мольбы был не важен — важен факт унижения и признания своей власти, правильности и мудрости. Возможно ли построение отношений на унижении? Безусловно! Но это не отношения, которые хочется поддерживать. Именно поэтому он лежит сейчас в темноте и слушает стук колёс.

Куда они сейчас едут? Как они будут жить там без друзей, знакомых, одни в незнакомом городе? Надюшку жалко — предупреждал я её, что влюбляться в меня — нехорошая идея… Хотя может быть и хорошо, то, я её вытащил из её семьи, думал Игорь, — там тоже далеко не идиллия. Папа Нади откровенно пьёт, хороший мужик, рукастый, добрый, но периодически уходит из дома, избитый супругой, жить в гараж, к единственному, кто его понимает — мотоциклу. Тёща, полностью оправдывая народное мнение, в бешенстве, порой непредсказуемом, гневе может запросто разбить о голову мужа трёхлитровый баллон с огурцами или тащить за волосы через всё квартиру, дочку, за опоздание на десять минут. И мат… В семье Нади мат не употребляли — на нём разговаривали, меняя интонации одних и тех же слов, хвалили, ругали, требовали и успокаивали, и даже выражали чувства нежности.

Уважение в этой семье можно было добиться только силой, что и случилось однажды совершенно спонтанно. Гараж, в котором стоял мотоцикл дяди Миши, отца Нади, примыкал к огороду — детище и сбывшуюся мечту, её мамы. Игорь отправился в гараж с целью встретиться и обговорить вопросы по работе над докладом, который он писал Наде, для сдачи государственного экзамена, в школе. Игорь не хотел идти, так как догадывался, что вчерашнее опоздание Нади домой, после вечерней прогулки, не пройдёт незаметно, но идти было нужно. Выслушивая в свой адрес мнение про его образование, воспитание и личные качества, Игорь только диву давался знанием и разнообразием ненормативной лексики, и её филигранным применением. Казалось, что это может продолжаться вечно, но когда её мама коснулась Нади, и стала приближаться к ней, с явным желанием ударить, Игорь, сам не понял, как, но схватил тяпку и со всей силы замахнулся на будущую тёщу… «Зарубил бы, ей-богу, зарубил, — подумал Игорь, — спасибо Наде — вовремя перехватила руку». Может, всё и правильно, нужно было уезжать? Что ждало бы её, оставшись, в своей семье?

Ладно, здесь более или менее всё понятно, но Лёшка, он-то в чём виноват? Почему он оказался ненужным ни одним бабушкам и дедушкам, ни другим? Неужели у него не будет дедушкиных «сказок на ночь», чтения «Жюля Верна» вслух и бабушкиных блинов? Безразличие… Чем больше рассуждал Игорь, тем больше убеждался в мысли, что никогда и кого не простит, а ненависть не такое уж и плохое чувство, и в его апогее, как на гребне волны, он всё сможет и со всем справится, вместе с любимой девочкой.

Сентябрьский южный дождь тем временем сменялся замёрзшими сосульками на железнодорожных станциях, изморосью на полях, а через двое суток путешествия, под стук колёс и мелькающие огоньки, они уже въезжали в настоящую сибирскую зиму. К удивлению, он заметил, что сигареты курятся, в тамбуре поезда намного быстрее в районе Тюмени, чем на станции Лиски, так как температура упала не на градусы, а в несколько раз. Но как же было чисто… Чисто, нетронуто, девственно и светло от переливающегося в ночи снега. Стук колёс успокаивал, говоря о том, что назад дороги нет и расстояние между «сейчас» и прошлой жизнью, с каждой минутой увеличивается — поезд не остановить, жребий брошен. Под всем, что они знали, умели, чем дорожили и любили, подводилась косая черта — «итого», абсолютно чётко деля жизнь на известное «до» и неведомое, пугающее «после».

ГЛАВА V ЗОНА

— Вот тут и будешь работать, а вернее, служить, — Макс весело хлопнул Игоря по плечу подтолкнул к входу в трёхэтажное здание. — Да, конечно, придётся тебя подстричь, так как твоя хипповая причёска в данном случае неуместна, — он посмотрел на Игоря, — и усы, усы — долой!

По виду Игоря было понятно, — он не пребывает в таком восторженном расположении духа, как Максим, — Ну что же, пошли, — еле слышно ответил Игорь.

Занесённый снегом военный городок, сугробы, размеры которых искренне удивляли Игоря, так же как и температура в минус тридцать восемь, вкупе с небольшой метелью, не располагала к необоснованному оптимизму. Поднявшись по ступенькам, он на мгновение остановился, читая вывеску: «ИК-3366/12 ФСИН МВД РФ», мысленно выругался, как бы подводя жёсткую оценочную черту происходящему во Вселенной, а заодно и перипетиям судьбы, отдельно взятого учителя истории в среднеобразовательной школе Краснодарского края в целом, сплюнул и вошёл в здание.

Устроиться на службу в это богоугодное заведение не составило никаких сложностей — очередь на трудоустройство отсутствовала. Пройдя медицинскую комиссию уже через несколько дней Игорь, красуясь формой солдата внутренних войск, заступил в свой первый караул. Знакомая ещё из армии караульная служба, по охране объектов, носила здесь романтическое название — «вертухай» и заключалась в недопущении побегов из охраняемой территории и пресечении проникновения в охраняемую территорию, запрещённых предметов и веществ. Реальных «боевых задач» было две: не уснуть и не замёрзнуть. Над парадоксом патовой ситуации никто не задумывался, а он был! Если со второй задачей руководство колонии усиленно помогало — выдало тулупы, видимо, сохранившиеся после Первой мировой войны, и электрические обогреватели, то этой же помощью полностью обнуляло выполнение первой задачи — глаза слипались сами по себе, так как сидеть верхом на обогревателе в тулупе и не спать стало невозможно. Старожилы вспоминали, что во времена, когда вышка часового отапливалась дровами, то качественно растопленную вышку можно было заметить издалека по раскалённой до красна дымовой трубе и части кровли. Если бы туда подвести воду, или выкопать, невдалеке, колодец, то отдельно стоя́щая конструкция, автоматически превратилась бы в настоящую русскую баню, а её удачное возвышение над складками местности, открывало сказочные виды Северо-Западной Руси. Но увы, технический прогресс не остановить, поэтому вместо того, чтобы энергично топить свой пост, часовой заворачивался в тулуп, усаживался на электрический обогреватель и засыпал.

Перспективы службы в колонии строгого режима, нарисованные Максимом, просто обязаны были очаровать, покорить и сделать из среднестатистического учителя как минимум генерала внутренних войск или в крайнем случае настоящего полковника. Игорь скептически отнёсся к радужным перспективам, хотя в отделе кадров и пообещали направить запрос в институт, в котором он учился, и в случае положительно ответа, незамедлительно присвоить первое офицерское звание. В той жизненной ситуации, в которой оказалась семья Игоря, размышлять было некогда и даже безответственно. Ради поиска выхода из сложившейся ситуации можно было даже, переступив свои воспоминания о срочной службе, вновь надеть погоны. Нужна крыша над головой — вот её дают, да — общежитие, да — барак практически в лесу, зато тепло, далеко от города — близко от работы; нужны деньги — их тут обещали платить в несколько раз больше, чем в школе учителем, даже и на две ставки. Весь скарб, при поступлении на службу, его, как главы семейства, Нади и маленького Лёшки, легко умещался в два походных рюкзака и одного повидавшего виды чемодана, поэтому раздумывать было не о чем.

Надя вышла на работу «на точку», как звучало, на сленге городского рынка, продавщицей обуви… Открытый всем ветрам, в сорокаградусный мороз торговый павильон, под хозяйством россиянина южно-кавказского происхождения, тоже не представлял собой мечту о трудоустройстве. Выход на работу напоминал фотографии выхода космонавта в открытый космос: ватные штаны, пара свитеров, обмотанные пуховыми платками, поверх которых одетый пуховик, завершал дресс-код валенки, шапка и варежки — верхонки. Уже через несколько дней работы на рынке можно было точно сказать, что общепринятое выражение — «сибиряк не тот, кто не мёрзнет, а тот, кто тепло одевается» — является литературным вымыслом — всё вопрос времени. Открытые участки тела — лицо, отчасти запястья и руки к вечеру если не были обморожены, то ярко багровый цвет точно говорил о том, что организм борется с обморожением из последних сил. Простоять восемь часов, в лютый мороз, возможно, только в одном случае — отсутствии возможности не стоять. Выходные на рынке объявлялись только в одном случае — температура воздуха должна была опуститься ниже сорока пяти градусов ниже нуля. Уезжала Надя в город, на рынок, с первым вахтовым автобусом — около семи утра и возвращалась в военный городок, поймав попутку от символа города — памятнику покорителям Самотлора в лучшем случае, в девятом часу вечера. Не работа — мечта!

Но, предостерегая читателей от подобной «мечты», невозможно не сказать, что соглашаться на подобную работу можно только в нескольких случаях: если вас отправили в ссылку или у вас в этом мире нет больше никаких шансов выжить. При этом и в первом и втором случае нужно понимать, что шансов завести детей, в будущем, у вас больше, скорее всего, не будет.

Поскольку в военном городке ни о каких детских образовательных учреждениях не задумывался даже начальник колонии, любой день недели строился следующим образом: Игорь, убегая на работу, кормил Лёшку, разбрасывал игрушки и уходил на работу. Обеденное время — более насыщенное. За неполный час необходимо было разогреть, накормить и уложить малыша спать, так как послеобеденный сон, никто не отменял, после чего отправлялся «дорабатывать». Сказать, что подобный ритм жизни психологически невыносим — ничего не сказать, так как все мысли и у Нади, и у Игоря, были дома, с сыном, но другого решения не находилось. Через некоторое время наступило успокоение — всё нормально, «Лёшка сам с собой неплохо играет и сам себя отлично развлекает» — говорили, периодически они друг другу. Закончилось это спокойствие моментально и неожиданно.

— Родители, успокойтесь, вещал улыбающейся пожарный, выломавший дверь в квартиру, где хозяйничал трёхлетний ребёнок, — ваш сын просто решил сделать яичницу. Мы, кстати, только дверь выбили, чтобы дым вышел, а то ведь в квартире ни черта не было видно, собственно, и всё — отделались лёгким испугом! Дверь вставите — не проблема, а вам, мама, я бы рекомендовал научить сына готовить яичницу, а то ведь он запомнил, что нужно взять сковородку, включить плиту, а про масло ему никто не ра