Анатолий Башков

Наташка

Рассказы

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Анатолий Башков, 2018

Сборник рассказов и миниатюр о современной жизни и недавнем прошлом, где авторский вымысел переплетается с былью, долей фантастики и ненавязчивым юмором.

16+

ISBN 978-5-4493-1953-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Наташка

НАТАШКА

— Не-ет! Прав был писатель, говоря, что человек во второй половине жизни просто обязан становиться консерватором, — я с треском откупорил третью баночку пива, налил в кружку, отхлебнул и перелистнул страницу школьного альбома, — всё-таки во время нашей молодости были свои прелести в жизни. Точнее, это была другая жизнь. Не стоит сравнивать и примеривать. Она просто была другая. А как можно сравнивать день и ночь, к примеру? У ночи свои законы, свои достоинства, у дня свои. Ночь имеет свои прелести, день свои. Спросите о комфорте у поживших за полярным кругом, когда полгода только ночь, а полгода только день.

Я снова отхлебнул из кружки и продолжил листать альбом дальше, внимательно вглядываясь, в такие до боли знакомые и родные лица на старых, любительских чёрно-белых фотографиях. Не то, чтобы ностальгия и воспоминания о молодости замучили, просто одни умные люди вслед за радио, телефоном и телевизором придумали компьютер; другие хорошие и умные придумали интернет, а мои добрые соотечественники присобачили к нему сайт «Одноклассников» и вот теперь, по просьбе одного из них, я выискивал старую фотографию первого выступления нашего ВИА «Цветные рифы» на школьной сцене в восьмом классе. Я не знаю, есть ли у зарубежных жителей подобные сайты? Судя по их фейсбукам и твитерам, «это вряд ли», как говорил товарищ Сухов. Я не великий дока в англицком языке, а то бы слазил, конечно, и посмотрел. Просто русский человек зациклен на обществе и на братстве. Сначала, это было школьное и дворовое, потом студенческое братство. Потом у кого как. У кого гаражное, у кого рабочее, у кого производственное или, как сейчас модно говорить, корпоративное.

Хороший день пятница. Располагает к философии. И не только под пиво. Один знакомый немец, впервые побывав в России, не переставал удивляться:

— Всё-таки вы, русские, странный народ. Во всём мире тяжёлым днём считается пятница, а у вас понедельник. Когда мы это поймём, мы, наверное, тоже станем русскими?

— Нет, Вернер, — помнится, ответил ему я. — Для этого надо дышать этим воздухом с рождения, с первого крика и понимать, чем ты дышишь. Многие так и не поняли. Оттого и свалили. И к вам в Германию тоже и теперь, поди, так же недоумевают: почему не можем забыть? Вроде уехали, вроде расстались, открестились и даже постарались выбросить из памяти, а что-то гложет, не пускает, что-то не даёт отрешиться полностью. Понимания нет, а тяга осталась. Она пройдёт у их детей, когда они с первым криком глотнут вашего воздуха.

Я переполз с пивом на диван. Фотография наконец-то нашлась. Это был новогодний бал. Все наши девчонки «а-ля Наташа Ростова» в длиннохвостых белых бальных платьях с обалденными великосветскими причёсками. И мы, четверо разгильдяев с гитарами, в клешах с вшитыми разноцветными клиньями, тёмных очках и длинноволосых париках, которые мы целый месяц до нового года клеили из ниток. Воспоминания всплывали в памяти сами собой….

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………..

Поезд шёл в Самару. Вечерело. За окном пробегали заснеженные сосны, то вплотную приближаясь к полотну дороги, то словно испугавшись грохота поезда, стремительно отскакивая в стороны и тогда навстречу робко и осторожно, выходили покосившиеся тёмные домишки какой-нибудь деревеньки. Солнце, сквозь морозное марево, казавшееся огромным красным диском, уже на четверть скрылось за дальним лесом. Снег на лапах проносившихся сосен приобрёл багряный оттенок, тени удлинились и почернели.

В вагоне заметно потемнело, но свет никто не торопился включать. Как я оказался в переполненном плацкартном вагоне этого поезда я не осознавал. Сидя в самой середине на боковушке, опершись локтями на столик, я смотрел в окно на медленно опускавшееся солнце. Знакомые запахи варёных яиц, дорожной курицы вперемешку с креозотом, лёгким дымком из топящегося титана, и конечно, чьих-то носков, абсолютно не раздражали. Напротив, вызывали в памяти воспоминания о студенческой юности в стройотряде проводников. Страсть к путешествиям толкнула тогда меня на работу именно туда, причём на три лета подряд. Работать в плацкартном вагоне мне нравилось больше, чем в купейных. По ночам, когда угомонившиеся пассажиры закрывались в своих клетках, вагон становился чужим и холодным. В плацкарте всегда ощущалось биение жизни и твоя сопричастность и переплетение своей судьбы с судьбами других.

Я всё сидел, глядя в окно, и не понимал, что мне нужно в Самаре. Ноги упирались в небольшой жёлтый чемодан под столом. Я знал, что это мой чемодан, но абсолютно не представлял, что у меня там лежит. В голове чётко обозначилось, что Самара конечный пункт, хотя железнодорожное прошлое подсказывало, что с востока нет ни одного поезда с конечной остановкой в этом городе. Внезапно, неторопливый гомон разных голосов, бормотание вагонного радио, чей-то смех, вся та какофония вагонных звуков начала как бы отдаляться, четким оставался только перестук колёс. Я оторвал взгляд от окна. Вдоль вагона, придерживаясь за поручни купе, ко мне шла она… Наташка. Первая красавица нашей школы. Моя первая любовь. Я узнал её сразу, несмотря на короткую стрижку. Иссиня-чёрный девчачий «конский хвост», который она носила в те далёкие 70-е, сменило строгое «каре». Но в остальном всё осталось прежним. Не та задорная курносая весёлая и одновременно загадочная девчонка, конечно, а яркая, взрослая и совершенно по-другому красивая женщина. Она медленно приближалась ко мне, покачиваясь в такт движению поезда.

— Наташка! Ты? — сдавленно выдохнул я. Сердце застучало так, что казалось его биение, просматривается даже сквозь одежду.

— Я, Толик. Привет. А ты постарел. Боже мой! Лысый!! — рассмеялась она и села напротив.

Сколько мы не виделись? Лет тридцать, наверное. Я смотрел в смеющиеся тёмно-карие глаза, в которых, искрились лучистые звёздочки, совсем, как тогда, в девятом классе, когда мы первый раз поцеловались. Тогда тоже была зима. Тоже был вечер, только солнце уже село и над парком высыпали крупные звёзды. Мы бесились, кидались снежками, она убегала — я пытался поймать, наконец, схватил и мы, хохоча, упали в сугроб. Мои губы потянулись к её губам, и она ответила. А потом я смотрел на неё и эти шаловливые звёздочки в карих глазах память сохранила на всю жизнь….

— Наташка… Ты… Ты как здесь? Куда едешь? — я что-то ещё бормотал и, не веря своим глазам, провёл рукой по тёплой шелковистой щеке. Она взяла меня за руку и прижала ладонь к губам. Ощущение, что все люди в вагоне куда-то исчезли и мы остались одни стало непередаваемо острым, хотя я по-прежнему видел их всех. Я видел спустившуюся ночь за окном, проносящиеся редкие огни. А нас как-будто прорвало. Мы наперебой вспоминали, как сбежали с уроков всем классом в десятом, и целый день гуляли в лесу, как целовались в подъезде после выпускного и кучу других мелочей, казавшихся давным-давно забытыми. Сколько прошло времени? Час, два, …, пять. Я не знал.

Обнявшись, мы вышли на каком-то пустом полустанке в густом лесу. Над деревьями висел узкий серп луны и звёзды. Много огромных ярко мерцающих звёзд на бархатно-чёрном небе. Стояла глубокая тишина, которую почему-то абсолютно не нарушал перестук колёс удаляющегося поезда. Три красных огонька последнего вагона уплывали во тьму.

— Твой чемодан уехал, — тихо сказала она.

— Да, чёрт с ним. Ты тут живёшь?

Она обняла меня за шею, прохладные губы коснулись моих глаз.

— Да. Но ты меня не провожай. Сейчас придёт другой поезд….

В кармане у неё запищал зуммер мобильника. Я, молча, смотрел в её глаза, и тупая боль наполняла грудь всё сильнее и сильнее………….

……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Мобильник всё звонил и звонил. Я открыл глаза и, оторвав голову от подушки, нажал на кнопку. Альбом соскользнул с груди и фотографии веером рассыпались по полу. Сон. Господи, всего лишь, сон. Голова словно набита ватой. Сварив крепкого кофе, я сел к компьютеру. Тренькнул «Агент». Открыв почту, я увидел, что на «мыло» пришло сообщение от Иринки, нашего бессменного комсорга класса:

«Ребята. Вчера умерла Наташа. Наш класс уменьшился ещё на одного человека»……

ВИТЁК

Эта история произошла в те ещё благословенные годы, когда человек человеку был друг, товарищ и брат. Студенческое братство не ограничивалось одной комнатой. Если дрались, то общага на общагу. Факультет на факультет. Но это было редко. С Витьком мы жили в одной общаге, а потом, когда родители у друга уехали в Крым, то и в одной квартире. Время было хорошее. Конец 70-х прошлого века. Самое время для студентов. На стипендию можно было прожить какой-нибудь бабушке. Нам же вечно не хватало. Поэтому подрабатывали, кто как мог. Витёк устроился в наш драматический театр осветителем. На какое-то время вся, нет, вру, наверное, не вся, но пол-общаги точно, стали завзятыми театралами. Многие, конечно, потом отсеялись. С котромарками не всегда получалось, но девушки Витька любили. Ну, а мы были друзья. У нас статья была особая. Основная фишка заключалась в том, что после спектакля все шли в бар «Дома Актёра» и вот там-то начиналась настоящая жизнь человека, имеющего тягу к искусству. Столько баек, сколько я услышал от актёрской братии, я не слышал ни до того, ни после. Особенно интересны были «ночлежки», когда приезжал кто-то из великих. Мы с друзьями сидели в уголке и, открыв рот, внимали. Довелось мне чокнуться «рюмкой чая» и с Евгением Леоновым. Классный мужик был, кстати, но речь не об этом. Витёк настолько стал своим у актёрской братии, что главный режиссёр театра, уезжая в отпуск, погреть животик на море, оставил его домовничать и кормить своё сокровище в виде попугая.

Попугай был шикарный. Большой ара. С огромным длинным хвостом. Витёк кормил его добросовестно и плотно. Несколько дней. А уж через неделю после общаги он, хоть и наслаждался трёхкомнатным раем хрущёвки, но вдруг заскучал. Скучно с попугаем без девушек почему-то. Поэтому, разжившись бутылкой дефицитного портвейна «777», бутылкой шампанского и «Агдамом» на всякий случай, Витёк пригласил подругу на уик-энд в компании с попугаем и магнитофоном. Что уж там у них произошло, история об этом умалчивает. Но после того как шампанское иссякло, а три семёрки превратились в одну, подруга, махнув хвостом, свалила на место постоянной дислокации, а Витёк, прикончив последнюю семерку, остался в гордом одиночестве. Помня про «Свободу Анжелы Дэвис», а главное про свободу попугаям, о которой так проникновенно кричал Кеша с экрана телевизора, Витёк выпустил режиссёрского Кешу полетать. Душа требовала продолжения банкета и бог или чёрт услышали крик души.

В дверь позвонил сосед. Сосед был в трансе, но с бутылкой водки. Родственные души и соответствующая моменту ситуация способствовали взаимопониманию и душевной беседе. Но накурили много, и, сосед направился к балкону. Тут-то Витёк и вспомнил про друга Кешу, наблюдавшему за развитием ситуации с плательного шкафа. Со страшным воплем, он вратарским броском успел захлопнуть дверь перед носом, вспорхнувшего было в надежде на настоящую свободу, попугая. Раздосадованный Кеша начал метаться по комнате, выражая всю либералистическую сущность в громких криках. Делать нечего. Допив водку, надзиратели решили восстанавливать статус-кво и возвращать узника совести на своё законное место. Поймать сходу почему-то не получилось. По этому случаю открыли «Агдам». Когда портвейн закончился, попугай из друга превратился во врага. Поэтому и ловить начали соответственно статусу. Кеша был трезвее. Поэтому получалось не очень… Тем не менее, когда Витёк, изображавший загонщика упал со стола, сосед изловчился и схватил таки попугая за хвост. Издав радостный вопль, Витёк бросился к победителю. Но в это время, напуганный воплем, Кеша взмыл вверх, оставив шикарный хвост в руках соседа. Это была катастрофа.

Как потом поймали и водворили нахального попугая в клетку, история умалчивает. Катастрофа в виде хвоста была на столе, Кеша злобно поглядывал сквозь прутья, а главреж должен был вернуться через неделю. В общем, без бутылки в ситуации разобраться было ну никак нельзя. Сосед сбегал, конечно, и после пятой или шестой рюмки вспомнил, что у него есть хороший и фирменный клей БФ. В общем, после того, как Кешу вновь извлекли из камеры и изрядно потрудившись, вернули с помощью клея попугайскую гордость на место, Витёк немного успокоился.

Всё вроде бы наладилось и пару дней Витёк ходил, не то чтобы радостный, но вполне нормальный. На третий день забеспокоился. Попугай ничего не ел, не пил, а сидел, нахохлившись на жёрдочке и лишь страшно посверкивал на Витька глазами. Витёк даже ловил мух для него и где-то раздобыл пожухлый банан. Бесполезно. Кеша объявил конкретную голодовку и от злости надувался всё больше и больше. И вот вечером третьего дня с чувством глубокой скорби и сострадания, Витёк снова извлёк Кешу из клетки и, воркуя начал гладить и соболезновать. Как так получилось, что, пробуя приклеенный хвост на прочность, Витёк расколупал заклеенный задний проход Кеши, история опять умалчивает. Но тот фонтан, что вылетел из узника Витьку в лицо, он описывал очень живописно. Кеша сразу похудел, начал жадно кушать и пить и что-то нервно рассказывать Витьку на своём попугайском языке. Что потом сказал, вернувшийся с моря главреж, я не знаю, но поскольку мы ещё два года ходили в театр, видимо консенсус был найден. Правда, домовничать больше Витька в театре никто не просил.

ЧТО НАША ЖИЗНЬ? ИГРА…

Пошёл уже третий день, но Владислав Евгеньевич Домбровский, российский мультимиллионер ещё из первой волны, так сказать «тот самый новый русский», выросший из малинового пиджака, никак не мог привыкнуть к невесомости. Ничего болезненного или неприятного. Просто назойливые ощущения какой-то обнажённости и детской беспомощности, казалось давно забытых с раннего детства. Уже достаточно времени утекло с появления на Международной космической станции (МКС) первого туриста миллиардера Денниса Тито. Сейчас космический туризм приобрёл настолько сумасшедшую популярность, что НАСА и Роскосмос вынуждены были доставить на орбиту и пристыковать к станции новый гостевой модуль, названный «Мечта», который расторопные итальянцы изготовили буквально за полгода. Хотя и деньги, за недельную экскурсию во Вселенную, уважаемые кампании по научному исследованию космоса драли с клиентов немалые. Домбровскому полёт обошёлся в 55 миллионов американских рублей. И это, если не считать некоторых личных пожеланий, отдельно оговорённых в контракте и соответственно отдельно оплачиваемых. В общем, Владислав Евгеньевич должен был стать первым космическим туристом, вышедшим в открытый космос. Для этого был заказан и изготовлен специальный скафандр, мало чем отличавшийся от стандартного «Орлан-М», который олигарх должен был сам доставить на МКС, абсолютное сохранение тайны предстоящего полёта, вплоть до возвращения на Землю и некоторые другие мелочи. Чиновники Роскосмоса, занимающиеся доставкой туристов на станцию устаревшими, но пока так никем и не превзойдёнными по надёжности пилотируемыми «Союзами», уже давно привыкли к причудам толстосумов и особо не обращали на это внимания. Обещание НАСА возить туристов чуть ли не космическими автобусами, так и осталось обещанием. Поэтому Роскосмос успевал стричь купоны, пока это было возможно.

Владислав Евгеньевич принял позу человека, сидящего в мягком кресле, поймал болтавшийся рядом пульт и выключил «иллюминатор». Проплывающая в «иллюминаторе» Земля исчезла и её сменила картинка звездной Вселенной, которая впрочем, тоже погасла через минуту, и иллюминатор почернел, как обычный телевизор. Итальянцы, создавая внутренний интерьер модуля, пошли по пути наименьшего сопротивления и взяли за образец привычные по фильмам многим людям голливудские звездолёты. Дизайнеры были очень удивлены тем, что оказывается на современных космических станциях наличие большого количества иллюминаторов отнюдь не приветствуется. Но выход нашли сразу. Были изготовлены плазменные ТВ панели по форме и дизайну полностью соответствующие голливудскому представлению о космосе, на которые он-лайн транслировали картинку из исследовательского модуля «Купол», в котором как раз и присутствовали восемь настоящих иллюминаторов. Свою детскую мечту стать космонавтом, (а какой мальчишка в СССР образца шестидесятых годов не мечтал стать космонавтом?), Владислав Евгеньевич решил реализовать сразу после благополучного возвращения на Землю первого космического туриста. Не то чтобы детская мечта преследовала его всю жизнь. К окончанию школы он и думать про неё забыл, просто все мыслимые и немыслимые развлечения, которые можно было получить за деньги, были перепробованы, пересмотрены, пережиты. Но подготовка к путешествию шла, ни шатко — ни валко не один год. И лишь события полугодовой давности стремительно ускорили реализацию проекта. И совсем в другом ракурсе, нежели это предполагалось изначально.

Домбровский взглянул на часы. По его прикидкам времени до выхода оставалось не так уж и много. Стоило, наверное, подвести кое-какие итоги. Страха перед выходом в открытый космос не было абсолютно. Весь последний год он пересмотрел столько телевизионных космических одиссей, столько раз проделал это мысленно, что предстоящее уже казалось чем-то будничным и обыденным. Совсем другие чувства и некоторую тревогу вызывал лишь предполагающийся финал этого мероприятия, о котором во всём мире знал только он один. Но… Решение было принято, финансовые вложения сделаны, мосты сожжены. От своих принятых решений Владислав Евгеньевич не отказывался никогда. По-другому и быть не могло, иначе вместо олигарха Домбровского был бы какой-то другой Домбровский. Несомненно, что решения порою принимались долго, тяжело, скрупулезно взвешенно, но принятым решениям дороги назад уже не было. Даже в отношениях с близкими. Даже с Алёной.

Владислав Евгеньевич расстегнул ворот комбинезона, снял с шеи массивный золотой медальон и открыл. Аленушка… Домбровский нежно провёл пальцем по фотографии. Сначала он заказал с этой фотографии миниатюрный портрет, но потом какой-то молодой лохматый компьютерный гений так отреставрировал старую пожелтевшую свадебную фотографию, что Владислав Евгеньевич выбросил миниатюру, вставил фото в медальон и больше уже не снимал его никогда. Улыбающаяся, красивая и счастливая Алёнка в свадебной цветочной диадеме, казалось смотрела не с фотографии, а в маленькое окошко, настолько хорошо выполнил свою работу юный компьютерный гений. Домбровский полез в нагрудный карман комбинезона, вытащил другое фото и в который уже раз, сравнил. На этом фото тоже счастливая, красивая и улыбающаяся. Только диадема уже сверкала бриллиантами и… не Алёна, а Жанна. Владислав Евгеньевич вновь подивился просто поразительному сходству молодых женщин. Несомненно, одно лицо, если бы не разница в 40 лет между фотографиями. Он толкнул фотографию Жанны и она медленно поплыла к «иллюминатору».

В Алёнку Домбровский, в те далёкие 70-е влюбился без ума и сразу. Он тогда был студентом четвёртого курса энергетического факультета одного из старейших сибирских ВУЗов. Душа любой компании, красавец с искрометным юмором и гитарой, спортсмен. Тогда ещё просто Влад, как звали его многочисленные друзья, был к тому же секретарь комсомольской организации факультета, член бюро ВЛКСМ института и на очень хорошем счету у деканата. Весной в институте произошло ЧП. Группа студентов машиностроительного факультета институтского клуба горного туризма на майские праздники отправилась в Саяны. Всё было официально и, как положено, оформлено. С регистрацией маршрута, основательной подготовкой и экипировкой. Группу из двадцати человек сопровождали два опытных инструктора. Как потом Влад судил по фотографиям и небольшому кинофильму, поход проходил просто великолепно. Трагедия произошла под утро пятого мая. Рядом с разбитым на ночёвку лагерем неожиданно сошла лавина. Большинство отделалось лишь лёгким испугом, но крайнюю палатку, с двумя спавшими девчонками, снесло. Нашли и откопали их лишь на третий день. Шансов выжить у студенток, закрученных в палатку, словно младенцы в пелёнку, не было. Организацией похорон занимался Влад. Гробы с телами установили в актовом зале, через который, прощающиеся люди шли непрерывным потоком. Принесённые цветы пришлось два раза убирать и складывать за сценой. Несколько раз, заходивший в ставший траурным актовый зал, Влад сразу обратил внимание на хрупкую девушку, стоявшую в изголовье. Траурный платок сполз на плечи, но распущенные чёрные волосы, казалось, полностью его заменяли. Из огромных замерших карих глаз непрерывно скатывались по щекам слезинки и казалось, что девушка видит что-то другое, потустороннее, недоступное всем остальным. Глядя на неё, Влад вдруг ощутил такую тоску, сердце сжалось, захотелось тут же при всех подойти, оградить, защитить, прижать её к груди и больше никогда и никуда не отпускать….

На поминках, куда по протоколу ему можно было и не ехать, Влад познакомился с ней — Алёной, подругой погибших девушек. Поженились они через полгода. Через месяц после свадьбы, Влад, сложил с себя полномочия секретаря ВЛКСМ факультета и полностью ушёл в любовь и новую семейную жизнь. Для всех он так и оставался Владом, жена называла его исключительно Славой. И Владу это безумно нравилось. Так его называла только мама и почему-то Алёнка. Дальше всё как у всех. Окончание института. При распределении выбрали тракторный гигант на Урале. Алёнка закончила ВУЗ с красным дипломом и имела право выбора. Влад распределялся прицепом. Как молодые специалисты, комнату в общаге-малосемейке они получили сразу. Устроили их мастерами. Алёнку в механосборочный цех, Влада в литейку, командовать бригадами электриков и наладчиков в отделе главного энергетика.

В отличие от жены, которая порхала, щебетала и восторгалась вечером после работы абсолютно всем, Влад испытывал просто физические муки. Как ни странно, но при его коммуникабельности и открытости, отношения с коллективом не сложились. Работа превращалась в каторгу. Утром, проведя планёрку и выдав задания, Влад с нетерпением ждал обеда. Обеденный перерыв на заводе, это целый ритуал. Быстренько перекусив, рабочие разбредались по интересам. Кто бежал на волейбольную площадку, кто на настольный теннис, кто спускался под конвейер и забивал «козла». Влад бежал в заводоуправление. Там ИТР гоняли бильярдные шары «на вылет» и двигали фигуры в «блицах» по шахматным доскам. Влад неплохо играл и там, и там. Поэтому всегда имел спрос как напарник. Больше всего он сошёлся с пожилым начальником техотдела и ярым шахматистом Санычем. Через полгода Саныч забрал Влада к себе инженером. Видимо надоело ждать, пока Влад прибежит на перерыв, поскольку расстояние от литейки до заводоуправления было всё-таки приличным, а обед не слишком длинным. Влад естественно не возражал, хотя и техотделовская работа тоже была не по душе, но к тому времени они уже дружили с секретарём комсомола завода Серёгой со смешной украинской фамилией Макуха с которым они сошлись уже за бильярдным столом. Поэтому, когда секретаря завода-гиганта Серёгу забрали на повышение первым секретарём райкома и тот позвал к себе Влада, он не сомневался ни минуты и в результате возглавил культурно-массовый отдел райкома. К тому времени, Алёнка уже была зам. начальника цеха и к ноябрьским праздникам, опять же как молодому, но очень перспективному, специалисту, ей пообещали квартиру. Не новую. «Хрущёвку», но зато двухкомнатную и в самом центре города. Алёнка и Влад были счастливы. Но наступил 1985 год, и на страну уже надвигалась чёрная тень «перестройки и гласности»….

Новые веяния и новое мЫшление Влад принял сразу и безоговорочно, нырнув в них, как рыба в воду. Алёнка не приняла перестройку категорически и навсегда. Видимо тогда и возникла первая трещинка непонимания между ними. Дальше, больше. У Влада первый видеосалон, под эгидой райкома, у Алёнки «демократические» выборы руководства. У Влада куча шальных «бабок» из уже полутора десятков «комсомольских» видеосалонов. У Алёны задержка зарплаты, атаки «независимых профсоюзов» и остановка двух конвейеров. А уж когда Влад перевёз из Сибири закадычного друга детства, Мишку Васина, юриста со светлой головой, но прозябавшего в районной прокуратуре за копейки, бизнес завертелся так, что порой дух захватывало. Мишка быстро смекнул что к чему, нарисовал радужные перспективы и ловко взялся за дело. Деньги потекли рекой. Райком к тому времени вместе с ВЛКСМ, КПСС и Советским Союзом уже приказал долго жить, но благодаря Мишке, все видео-салоны уже были переведены в кооператив «Фортуна», хозяева которого естественно были Влад и Серёга Макуха. Новое «мЫшление» захватило многих, колесо истории стремительно завертелось в обратную сторону. Кооператив «Фортуна» набирал обороты. Салоны видео сменили салоны авто б/у. Автомобили гоняли несколько бригад перегонщиков с запада и перевозили в морских контейнерах с востока. Влад окунулся в бизнес полностью. После какой-нибудь очередной деловой встречи в сауне, он не совсем твёрдо стоя на ногах, бросал пачки денег под ноги жене. Он засыпал её корзинами цветов и коробками конфет. Алёна поджимала губы и запиралась в своей комнате. Денег становилось всё больше и больше. Любовь же тяжело умирала. Последний удар ей нанесла приватизация. Мишка, как всегда державший нос по ветру, быстро сообразил о всех выгодах глобального разграбления страны. Народ массово продавал за десятку, а то и за бутылку выданные красивые бумажки с непонятным словом ваучер, за который вроде бы кто-то и пообещал по две «Волги», но потом. А жрать хотелось вчера и сейчас. Деньги у Влада и Мишки были.

Однажды вечером, изрядно выпивший Влад показал Алёне документы, согласно которым он становился крупным совладельцем завода. Завода уже ставшего ей родным. Влад сидел в кресле с бутылкой виски, отхлёбывал из горла, пьянел всё больше и разглагольствовал:

— Алёнка! Новый год поедем встречать на Канары! Я хозяин! Я тебя завтра увольняю. Я дарю тебе твой цех. Ты тоже будешь хозяйкой. А скоро я брошу к твоим ногам весь мир.

— А ты меня спросил, нужен ли он мне? Твой мир…

— Как же не нужен. Всем нужен мир у ног. Да, если ещё и на «халяву». Тебе ведь тоже хочется мир «на халяву»? Я зна-аю…. Люди все одинаковые. Людям всегда нужны деньги…. Много денег и мир у ног. Желательно «на халяву», — Влад попытался встать с кресла и рухнул на пол. Ещё раз попытался встать, но ковёр под щекой был такой мягкий….

Проснувшись к обеду, он с удивлением обнаружил, что Алёна, собрав свои немногочисленные вещи, ушла. Как оказалось, ушла навсегда.

Полгода Влад не находил места, обрывал телефон, искал встреч и умолял вернуться. Потом ушёл в такой запой, что Мишка еле откачал с помощью какого-то новомодного экстрасенса-травника. Выйдя из запоя, Влад психанул и в каком-то популярном фитнес клубе, увидев первую попавшую на глаза стройную брюнетку, отдалённо похожую на Алёну позвал замуж. Расписались через неделю, выгнал через месяц, впрочем, купив квартиру и снабдив на дорогу деньгами. Владислав Евгеньевич не был жадным жлобом. Деньги не были смыслом жизни и единственной целью. Важен был процесс добывания. Настоящий рыбак никогда не хвастается уловом. Настоящий рыбак всегда рассказывает, как он поймал во-от такую рыбину. Рыбу потом можно и кошке скормить. Это уже не суть важно.

Жизнь шла своим чередом. Год проходил за годом. Состояние росло. Количество жён тоже. Влад знал, что Алёна, после его второй скоропалительной женитьбы тоже вышла замуж за какого-то бывшего одноклассника. То ли инженера, то ли военного. Он его не интересовал, и меряться с ним достоинствами, Влад не собирался. Просто, зная характер бывшей жены, понял со всей остротой, что Алёнку он потерял окончательно. Масла в огонь нечаянно подлил Мишка, разглядывая новую пассию Влада.

— Владик. Я таки думаю, что нам уже пора открывать конкурс на самую красивую брюнетку страны?

После того, как Мишка раскопал в своей родословной какого-то прапрадеда еврея по материнской линии, он стал разговаривать исключительно, как какой-нибудь киношный старый одесский портной. Мишкина фраза добротным семенем упала на благодатную почву. Влад спонсировал конкурс. На первый тур он опоздал, да это было и не так интересно. Девушки выходили в бальных платьях. Поэтому, он спустился сначала в бар и там «завис» с одним из приглашённых нужных высокопоставленных гостей.

Откланявшись, Владислав Евгеньевич заглянул в туалет, а выйдя оттуда, немного потерял ориентиры и оказался за кулисами. Если бы в эту минуту ударил гром, Влад был бы ошарашен не так сильно. В небольшом коридоре, глядя в никуда, стояла девушка. Чёрные волосы раскидались по плечам, из огромных карих глаз по щекам беспрерывно бежали слезинки. На груди блестел кругляш конкурсантки с цифрой пять. Влад попятился и так и не понял, как оказался на сцене. Ведущий был профессионалом.

— Дамы и господа! Позвольте представить вам нашего уважаемого главного спонсора! Владислав Евгеньевич Домбровский!!!! Прошу несколько слов, — и протянул Владу микрофон. Что и какие дежурные фразы сказал Влад, он и не вспомнил потом. Сработал автоматизм публичности. Увидев махнувшего рукой Мишку в ложе жюри, Домбровский под шумные аплодисменты спустился в зал.

— Мишка. Я не знаю, как ты будешь выкручиваться и чем ты убедишь жюри, но победительницей должна стать девушка под пятым номером.

— Владик. Ми таки вбухали в этот проект сумасшедшие деньги. Ты даже не посмотрел выход девушек в первом туре и приходишь рассказывать мне про победителя? Ты что раньше не смог познакомиться с ней в буфете и не устраивать весь этот кошкин дом?

— Да. Кстати, как её зовут?

— Это уже становиться быть интересным, — Мишка пошелестел бумагами, — Жанна. Жанна Стукова. Двадцати одного года от роду. Студентка института иностранных языков. Первый тур можно сказать провалила. Середина, но ближе к концу.

— Миша, — голос Влада приобрёл металлический оттенок, — Эта девушка должна победить и организуй, пожалуйста, скромный ужин королевы красоты со спонсором…

Поженились они через месяц. Почти три года у Влада пролетели в какой-то эйфории. Он видел её, он обнимал её, он целовал её, он любил её, он таскал её по всему миру и бросал к её ногам весь этот мир. И эта Алёнка соглашалась со всем. Она смотрела на мир его глазами, она радовалась всему чему радовался он. Она любила всё, что любил он. Он попросил один раз и она называла его только Славой, Славкой, Славочкой и ни разу никак иначе. А вот Влад иногда ошибался. Особенно по ночам. Жанна всегда пропускала чужое имя мимо ушей.

Прозрение и отрезвление пришло неожиданно. Как холодный душ. Ночью на вилле в Майами, где они в основном и жили в те короткие промежутки между путешествиями, раздался звонок.

— Мишка, я тебя когда-нибудь убью, — пробормотал Влад, которому спросонья и в голову не могло прийти, что кто-то кроме Васина может ещё ему позвонить в такое время.

— Слава? Я, наверное, не вовремя. Извини, никак не могу посчитать сколько у нас разница с Америкой.

Влад тряхнул головой. Тёща. Алёнкина мама. Для него по-прежнему тёща оставалась одна. Жён было много, а вот тёща одна. Он никогда не терял её из виду и ненавязчиво помогал через посредников. Напрямую тёща никогда не брала у него ничего. Он поздравлял бывшую тёщу с праздниками и иногда звонил, справиться о здоровье. В общем, не мир и не война. Этакий полный нейтралитет.

— Галина Алексеевна? Здравствуйте. Вам Алёнку позвать?

— Ты по-прежнему пьёшь? — укоризненно заметила Галина Алексеевна.

Влад окончательно проснулся. О, господи. Чего это с ним, действительно. Просто морок какой-то.

— Нет. Что вы. Это я так. Приснилось что-то. Ночь у нас тут.

— Ещё раз извини. Я тебя третий месяц разыскиваю. Просто мне показалось, что ты должен знать об этом. Алёнушки нашей больше нет, — Галина Алексеевна всхлипнула, — Ты же знаешь этот её проклятый горный туризм. Она его так и не бросила. И мужа заразила и сына. Пошли в горы всей семьёй. Ночью, на ущелье где они спали в палатке, сошёл ледник. Там ещё рядом какие-то киношники фильм снимали. Сейчас идёт поисковая операция, но надежды нет никакой. Ледник растает лет через пять. Власти уже выдали мне официальный документ о смерти. Вот так, Славочка.… — трубка противно запищала.

— Что случилось, Слава? Кто там? — заворочалась Жанка.

— Дежавю…. Спи….

После этого ночного звонка, Владислав Евгеньевич больше никогда не называл Жанку Алёной. У него словно открылся третий глаз. Два глаза видели перед собой Алёну, ту, прежнюю из конца семидесятых, а третий глаз настойчиво показывал всё несоответствие оболочки и содержания. Вот тогда и пришло решение слетать в космос. На Земле его уже ничего не держало…..

Они сидели на террасе какого-то приморского ресторанчика.

— Друг мой старый, Владик, ты «Мимино» смотрел когда-нибудь?

Влад усмехнулся и пригубил бокал.

— Хочешь один умный вещь сказать и чтобы я не обижался?

— Ми всегда слишком хорошо понимали друг друга, чтобы говорить гадости в спину, — Мишка почесал свой, абсолютно не еврейский картофельный нос, — Владик. Ну, какой космос? Чего тебе ещё не хватило на нашей грешной земле? Решил пободаться с Богом? Умные люди говорят, что это таки не слишком безопасно.

— Эх, Миша, Миша…. А не хлопнуть ли нам по хорошей настоящей рюмашке, как в старые добрые времена? — Влад махнул официанту, — Водки. И не ваш грёбаный дринк, а тащи бутылку.

— Я таки подозревал, что ви сумасшедший, Владислав Евгеньевич. Только не подозревал, что так много.

— Мишка. Друг мой единственный, Мишка, — Влад разлил водку, — Финита ля комедия. Нет в жизни счастья. Нет в жизни смысла. Всё суета, как говорят философы. В общем, ты меня знаешь, решение принято и обжалованию не подлежит. Я лечу. Лечу к звёздам. Хочу плюнуть тебе на лысину оттуда, надоело плевать с балкона, знаешь ли.

Они чокнулись, выпили и Влад продолжил:

— Всё гораздо серьёзнее, чем ты думаешь, Мишка. У меня рак, дружок. И рак такой, что уже ни химии, ни операции не помогут.

Мишка склонил набок голову и стал похож на любопытствующую курицу, которая и хочет клюнуть незнакомый корм, но в то же время опасается какого-то подвоха.

— Ты… Ты это что? С куста упал? — Мишка враз забыл свой еврейский прононс. Влад разлил по новой.

— Нет, Миша. Пока не упал. Собственно говоря, это медицинское обследование перед полётом на МКС и выявило. Засомневались рентгенологи, взяли биопсию. В общем, всё подтвердилось.

— Да, ты что? — Мишка хватанул рюмку, вскочил и забегал вокруг столика. — Лечиться! Немедленно лечиться. На Кубу. Завтра же. Вон они своего Фиделя сколько раз вытаскивали? Да, мало ли других примеров? Не дури! Я сейчас же закажу билеты. Я полечу с тобой. Я буду сидеть у кровати лучше всякой медсестры. — Мишка бухнулся в кресло и снова налил рюмку, — Владик… Я тебе буду утку носить.

— Не суетись, Миша. Мы редко стали видеться последнее время. Был я на Кубе.

— И что?

— Диагноз они подтвердили. И лечение предложили.

— И что?

— Ни к чему это Миша. Это судьба. Не хочу лежать и ждать подругу с косой. Ничего не решать, а ждать, что кто-то придёт и примет решение за тебя. Пусть даже и Бог. Это не по мне. Ты же знаешь. Вот слетаю. Посмотрю сверху на этот мир, который собирался бросить к ногам любимой. А вдруг она была права и он не стоит того? Вдруг этот мир действительно не стоит того, чтобы кто-то бросал его к её ногам?

— Владик. Но, если это всё настолько серьёзно, то нельзя ж затягивать. Вот вылечишься и лети потом куда хочешь. Ты отдаёшь отчёт в том, что просто не сможешь перенести этот полёт?

— Отдаю, Мишенька, отдаю. Вот поэтому и принёс тебе на всякий случай завещание. Мало ли чего. Фирму заберёшь себе со всеми потрохами. Хотя там и так 49% твои. Жанке, если позвонит, отправишь сто тысяч. Не позвонит, отправишь десять «лимонов» и не в баксах, а в евриках. Остальное все соберёшь до кучи, недвижимость всю в деньги и тоже отправишь.

— Кому?

— На Кубу. В онкологический центр. Там люди, в отличие от нас с тобой, действительно занимаются делом. Я видел и мне понравилось. Ну, наливай. Чего замер? Не переживай. I’l be back!!!

* * *

Шарик, крутнувшись, последний раз, замер в лунке.

— 17 чёрное, — буднично объявил крупье и сгрёб стоявшие фишки лопаткой.

Жанка, поставившая последние три фишки на красное, мысленно от всей души, ругнулась матом, но на красивом лице с приклеенной дежурной «американской» улыбкой это никак не отразилось. Взяв недопитый бокал с шампанским, она медленно отвернулась от стола и направилась к Стиву, который неотрывно наблюдал за ней от барной стойки. Этот, по щенячьи восторженный взгляд, Жанка, казалось физически, ощущала на своей фигуре последние полчаса. Даже лопатка зачесалась. Стив в рулетку не играл никогда. Как истинный американец, он предпочитал ей покер, но последние три вечера даже не садился за стол, предпочитая смотреть, как играет «миссис Домбровски». К себе во время игры Жанка его не подпускала, поэтому Стив монументально усаживался к барной стойке, заказывал свой «дринк» и больше не спускал с Жанки восхищённых глаз.

— Опять не повезло, миссис Домбровски?

— А-а…., — Жанка, легкомысленно крутанула в воздухе свободной от бокала ладошкой, — Не мой день сегодня.

Проигрывать Жанка не любила страшно. Ни в чём и ни во что. Играть, хоть за игорным столом, хоть на теннисном корте, хоть просто в жизни, обожала. Но проигрыш всегда доставлял ей, чуть ли не физические муки, вызывал внутри целый ураган эмоций, что впрочем, никак не отражалось внешне. Миссис Домбровская была отличным игроком в этой жизни.

— Зато повезёт в любви? Кажется, так всегда говорят русские? — Стив, как бы чокаясь, приподнял свой бокал.

— А ещё у нас говорят: поживём — увидим, — усмехнулась Жанка. — Отвезёшь меня в отель?

— Конечно, конечно, — засуетился Стив. — Может быть автомобильная прогулка по ночному Лас-Вегасу, миссис Жанна?

— А почему бы и нет, мистер Бергер? — Жанка лукаво взглянула на Стива, — Если мистер сумеет подождать пару минут…

— О’кей, о’кей, — быстро закивал Стив. Он был готов ждать, хоть сутки. Жанка, понимающе про себя усмехнулась, и направилась в дамскую комнату.

Они познакомились неделю назад, когда в самолёте, летевшем из Майами в Лас-Вегас их места, по воле случая, оказались рядом. Опытная Жанка сразу почувствовала заинтересованный взгляд этого, в общем-то, симпатичного, американца. А уж когда, привстав на цыпочки, Жанка потянулась к полке, чтобы положить наверх небольшую сумку и короткая юбчонка, словно по команде тоже поползла вверх, взгляд американца моментально сменился на восторженный и оставался таким уже целую неделю. Они непринуждённо болтали весь перелёт, а когда в аэропорту Стив предложил подвезти «очаровательную миссис Домровски» до отеля, Жанка милостиво согласилась. Мимоходом оценив прибывший встречать Бергера автомобиль, она согласилась и на продолжение знакомства за ужином. Мягко отбив первую вечернюю атаку американца, который с ковбойской прямотой сразу решил «брать быка за рога», Жанка в результате получила на какое-то время пылкого, симпатичного и, в общем-то, судя по всему, не бедного поклонника.

В дамской комнате было пустынно и несколько холодновато. Жанка подошла к зеркалу, грациозно изогнулась так, что натянувшееся на груди шикарное красное вечернее платье, казалось, не выдержав напора, лопнет, и, наконец-то, с облегчением почесала зудевшую лопатку. Достав из сумочки помаду, быстрым привычным движением подправила губы и внимательно всмотрелась в отражение. Надула губки, потом скорчила капризную рожицу, обворожительно улыбнулась, затем нахмурила брови и изобразила «строгую леди». Оставшись довольна увиденным, Жанка помахала отражению рукой и послала воздушный поцелуй.

— Ну что ж, Славочка. Ты сам во всём виноват. Нельзя так долго оставлять красивую жену без присмотра. — И «миссис Домровски», гордо тряхнув копной густых чёрных волос, направилась к выходу.

Муж Жанны, Владислав Евгеньевич Домбровский пропал чуть больше трёх месяцев назад. И повод-то был пустяшный. Ну, выпила немного лишку. Ну, пококетничала с каким-то молодым сыночком олигарха на очередном деловом приёме. Она даже и имени его не помнила. Но, вернувшись домой, Жанна получила скандал по полной программе. После громогласных обвинений, разбивания пары дорогих ваз и расшвыривания вещей по комнате, Владислав Евгеньевич сбросал какую-то одежду в чемодан и отбыл в неизвестном направлении. Пару недель Жанка выдерживала паузу, но потом позвонила в Нью-Йорк в офис мужа.

— Мистер Домбровски в настоящее время находится в отпуске и о своём местопребывании никакой информации не оставил, — дежурным доброжелательным голосом доложила секретарь.

Жанка терпела ещё три дня, прежде чем позвонить главному юристу фирмы и по совместительству семейному адвокату Моисею Вайсбейну.

— Жанночка. Ну, конечно я таки знаю, где сейчас обитает наш уважаемый друг Владик. Вот только рассказать об этом вам я не имею никаких возможностей.

Моисей Соломонович Вайсбейн, до переезда в Нью-Йорк в начале нулевых, в России прозывался просто Мишкой Васиным. Поселившись в Нью-Йорке, Мишка стал именоваться Моисеем и всегда нарочито грассировал в разговоре с бывшими соотечественниками. Как подозревала иногда Жанна, без Мишкиных мозгов может, и не было бы олигарха Домбровского, но муж предпочитал об этом не распространяться, а самой Жаннке было как-то «фиолетово», поскольку родилась она уже после переворота и о советском времени имела весьма расплывчатое представление. Она даже и самое тяжёлое, по словам матери, смутное время 90-х почти не помнила.

— Моисей Соломонович. Передайте Владиславу Евгеньевичу, пусть не дурит и возвращается домой. Я соскучилась.

Жанка старательно изобразила маленькую капризную девочку.

— Жанночка, деточка.… Боюсь, что ви недооцениваете сложившейся ситуации. Уже поверьте-таки наслово стареющему еврею, хотя кто в наше время верит еврею наслово? Я, конечно, знаю где Владик, но я не могу с ним разговаривать. Он категорически не соглашается ни с кем разговаривать. Ви таки сумели сделать ему очень больно. А я вас всегда предупреждал, какая у Владика тонкая натура и ранимая душа.

— Моисей Соломонович! Да ничего такого я не сделала! Миленький, как же мне быть? У меня деньги заканчиваются.

— Деточка. Финансовый вопрос, это не та проблема, на которой нужно рвать волосы и заламывать руки. Наш друг Владик оставил на этот случай некоторые распоряжения. Завтра я переведу вам на счёт сто тысяч, но это всё, что Владик мне дал. Так что с расходами ви поаккуратней, деточка. Таки перестаньте шиковать, потому что я абсолютно не знаю, когда Владик выйдет из своего затворничества вообще и категорически неуверен, что это затворничество закончиться у вас в доме.

Жанка с силой отшвырнула трубку на диван.

— Вот старый козёл! Чего же теперь делать? Неужели разводиться задумал? А что… Ему не привыкать. Какая я у него по счёту? Пятая? Шестая? Где же я прокололась-то так.

Глаза прямо защипало от закипавших злых слёз. Жанка сделала несколько глубоких вдохов. Отпустило. Эту небольшую виллу в Майами Домбровский конечно не заберёт. Её он подарил ей в день свадьбы, и все документы оформлены были на неё, но больше за душой почти ничего. Сто тысяч…. Деньги, конечно, для кого-то, но не для неё, привыкшей, за последние пять лет к жизни и статусу жены олигарха. Для неё это такая мелочь…

Прошло ещё два месяца. От мужа ни слуху, ни духу. Деньги, присланные Вайсбейном, таяли как-то очень уж быстро, несмотря на принятые меры и Жанка решила попытать счастье в казино. Связываться снова с каким-нибудь богатым «папиком» пока не хотелось. Сама мысль начинать всё сначала была невыносима. Да и, по сути, не с кем. Всё американское окружение Домбровского, после его исчезновения, вежливо, но твёрдо уклонялось от встреч. Возвращаться в Россию? Это, в крайнем случае. Значит в Лас-Вегас. А там, как карта ляжет….

* * *

В люк осторожно постучали и, не дожидаясь ответа, в отсек вплыл Сергей Крылов. Домбровский, невольно поморщился на столь бесцеремонное вторжение, осторожно закрыл медальон и надел цепочку на шею.

— Владислав Евгеньевич. На ближайшие сутки я ваш гид, учитель и телохранитель, — весело отрекомендовался космонавт. — Ну что? Не передумали? Тогда пожалуйте за мной. Ночуем сегодня в «Квесте». Не отель, конечно, но поспать можно вполне.

Влад двинулся за Крыловым. У люка замешкался, оглянулся. Фото Жанны зависло у иллюминатора-телевизора. Счастливая, улыбающаяся Жанка весело смотрела ему вслед…

Передвигаться по станции, цепляясь за выступавшие поручни, Влад уже приноровился и, в отличие от простого болтания в гостевом модуле, находил этом занятии даже некоторое удовольствие. Поэтому нужного места они достигли сравнительно быстро. Универсальная шлюзовая камера «Квест» представляла собой герметичный модуль, состоящий из двух основных отсеков. Отсек экипажа, через который астронавты выходят из МКС в открытый космос, и отсек оборудования, где хранятся агрегаты, пара скафандров «Орлан М», пара американских EMU, а также так называемые агрегаты для ночного «вымывания», которые используются в ночь перед выходом в открытый космос для вымывания азота из крови астронавта в процессе понижения атмосферного давления. Эта процедура позволяет избежать декомпрессии после возврата космонавта из открытого космоса и наддува отсека.

— Ну, вот и всё, — проговорил Крылов, задраивая за собой люк, — Теперь располагайтесь поудобнее. Можете поспать, если есть такое желание. Ждать нам несколько часов, — Сергей, принялся включать агрегаты десатурации. Влад закрыл глаза и принял позу спящего человека прямо там, где завис, войдя в модуль. Видимо он и в самом деле уснул, потому что осторожный толчок в плечо, вывел его из оцепенения, как ему показалось, буквально через несколько минут.

— Пора. Раздевайтесь и оденьте вот это прямо на голое тело, — Сергей протягивал ему костюм водяного охлаждения.

— Где мой скафандр?

— Вон тот, левый.

Оделись быстро. Тем и удобен российский «Орлан-М», что в него можно просто войти, «закрыв за собой дверь» — ранец жизнеобеспечения. Сергей ловко подключил и проверил все системы на обоих скафандрах. Они выплыли в соседний отсек.

— Алло, кэп! Мы готовы, можно продуваться. — Связь была прекрасная, кислородом дышалось легко, и Влад почувствовал, как привычная эйфория возникает во всём теле. Так в его жизни было всегда, после принятия любого сложного решения.

— Алло, кэп! — подражая Крылову, весело проговорил Влад.

— Слушаю, Владислав Евгеньевич, — откликнулись с командного пульта.

— У меня к вам маленькая просьба. Перед возвращением пусть Сергей зайдёт первым и даст мне хотя бы минуту побыть наедине с Вселенной.

— Не положено, Владислав Евгеньевич. Инструкция не позволяет.

— Ну что вы, кэп, — усмехнулся Влад, — Уж кому, как не мне, знать стоимость любой инструкции в этом мире. Вы даже не представляете себе, как хочется на минуту ощутить себя богом. Не будем ссориться. На Земле сочтёмся.

Возникшая пауза ощутимо затянулась.

— Хорошо, Владислав Евгеньевич. Сергей, ты всё слышал? Войдёшь первым.

— О’кей, кэп.

Воздух откачали полностью и на выходном люке щелкнули автоматические задвижки. Сергей, прищёлкнул карабином к поясу тонкий прочный леер, жестом показав Домбровскому сделать то же самое, и открыл люк:

— Владислав Евгеньевич, опустите защитное стекло. Сегодня у нас солнечно.

Снаружи, как и внутри, отверстие люка окружали поручни, поэтому выбраться из модуля не составило особого труда. От вида открывшейся планеты захватило дух. Страх и восторг, счастье и внезапная боль в груди. Всё настолько резко смешалось в сознании и ошеломило, что Влад иступлённо закашлялся.

— Что с вами, господин Домбровский? — в голосе кэпа отчётливо прозвучала тревога.

— Всё нормально, — прохрипел Влад, справившись, наконец, с приступом кашля, — Это нервное. Либо от неожиданности, либо с перепугу.

— О’кей. У вас 10 минут. Наслаждайтесь. Серёга, глянь пока, как там левые фермы себя чувствуют.

Леер, тонкой ниточкой связывающий Домбровского со станцией не позволил ему отдалиться от неё далее 20 метров. Влад почувствовал, как он натянулся.

— Сергей, на базу. Владислав Евгеньевич, у вас одна минута, — прозвучала команда командира МКС.

Домбровский подождал, пока Крылов не начал исчезать в проёме люка.

— Кэп, вы записываете переговоры?

— Конечно. Хотите произнести речь человечеству в роли Бога?

Владислав Евгеньевич усмехнулся. И привычным движением, которое за последние полгода он сотни раз проделывал наяву и тысячу раз мысленно, Домбровский отстегнул карабин леера и зажал в кулаке.

— Нет, кэп. Хочу прикрыть вашу задницу перед начальством. В общем, в моём ранце вмонтированы несколько реактивных движителей. Из этого, надеюсь, вам и всем будет понятно, что решение мною принято давно. Оно окончательно и возражения ничьи не принимаются. Все подробности у моего адвоката на Земле, хотя до конца и он не в курсе. Я возвращаюсь на Землю самостоятельно. Удачи вам ребята….

— Вы сошли с ума!!! — и тут же истошный вопль, — Серёга, тяни!!!

Влад выпустил леер из рук, и карабин стремительно полетел к станции. Видимо Сергей дёрнул от души. Он выключил связь, включил средний движитель ранца, и МКС стала быстро удаляться.

— Не обманули китаёзы, — пробормотал Владислав Евгеньевич.

До плотных слоёв атмосферы лететь предстояло несколько часов. В своё время Домбровский по минутам изучил хронику затопления станции «МИР». Там на торможение и вывод станции с орбиты потребовалось 26 минут работы двигателей. Ему тормозить не было необходимости. Он не собирался попадать в какую-то заданную точку. Влад одновременно включил ещё два крайних противоположных движителя. Главное не ошибиться и не уйти во вращение, консультировал тогда его пожилой китаец. Если начнёте кувыркаться, то всё. Вращение остановить будет невозможно. Влад тогда добросовестно просидел в бассейне две недели, обучаясь управлению ранцем, где роль реактивного движителя выполняли сильные струи воды.

Перегрузка возрастала. Боль тоже. Казалось, что все раковые клетки, осознав угрожающую им опасность, стремительно начали размножаться, выпуская новые корни, выпуская, как земляника, новые усы и усиливая страдания и боль по всему телу. Сознание мутилось и Владу казалось, что он явственно видит за собой огромный, как у кометы, но огненный хвост. Земля начала постепенно закрывать собою солнце и в короткий миг просветления, Влад осознал, что входит на ночную сторону Земли. Пот градом катился по лицу.

— Финита ля комедия, — прошептали мертвеющие губы, — Прощай, Жанна. Здравствуй, Алёнушка. Я так мечтаю сказать тебе: Прости, родная!

* * *

Стив Бергер ждал обожаемую «миссис Домбровски» на выходе. Жанна под руку с кавалером спустилась по ступенькам вниз. Стоянка была за большой живой изгородью в стороне от казино. К ней вела небольшая тёмная аллея. Рекламные огни скрылись за пальмами, и яркие южные звёзды отчётливо выступили на бархатном чёрном небе. Жанка остановилась, невольно залюбовавшись величием Вселенной.

— Красиво!

— Да. Здесь почти не бывает дождей. Дальше вообще только пустыня.

Внезапно небольшой огненный штрих чиркнул черноту неба.

— Ой!!! Звезда упала. Я успела, я успела! — Жанка подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши. Стив с недоумением уставился на Жанну.

— Ты в порядке?

Жанка весело засмеялась и, повернувшись спиной, снова поглядела на небо. Рука Стива легла на талию женщины.

— У нас в России говорят, что если успеешь загадать желание на падающую звезду, то оно обязательно сбудется.

Жанка подняла подбородок ещё выше, и её голова легла на плечо Стива. Рука американца медленно сползла на бёдро и он, чуть наклонившись, прошептал:

— Мне нравятся русские традиции. Я тоже хочу загадать желание.

«Ну, что ж, дурачок.… Надеюсь, что они совпадут», — подумала Жанка и легонько вздохнув, обвила левой рукой шею Стива. Пухлые губки приоткрылись в ожидании поцелуя……

ДЕВУШКА И САМОЛЁТ

Из аэропорта Сергей добрался быстро, хотя уже и заполночь. Шеф был настолько любезен, что прислал служебную машину. Сразу после новогодних каникул его с коллегой отправили в командировку. Причём в такую глухомань, где ни то, что интернета, мобильной связи не наблюдалось. Едва раздевшись, он сразу «ломанулся» к компьютеру. Ну, так и есть. Ящик просто забит сообщениями. А вот и это главное. Ба! Даже целых три. Сергей торопливо поспешил открыть последнее, пробежал глазами и вздохнул с облегчением.

— Фу! Слава Богу! Ничего ещё не потеряно.

По диагонали пробежал оба задания: две иллюстрации, по которым требовалось создать новеллы. Первая — томная парочка, требовала незамедлительной развязки. Вторая — девушка с зонтом и чемоданом на аэродроме, (вид сзади) — просила и просто настаивала отправить её куда-нибудь подальше и желательно в путешествие. Если первая иллюстрация особых вопросов не вызывала, поскольку подобные сцены исключали какую-либо многовариантность, то перед второй, как говорится, все дороги открыты, выбирай на вкус. Отправляй хоть на БАМ, хоть в Череповец, хоть на каникулы в деревню к любимой бабушке или к морю на свидание к другу. Сергей ещё раз, запоминая, внимательно посмотрел на девушку с зонтом (вид сзади) и направился в душ.

Дело в том, что у Сергея помимо основной работы было хобби. Он писал рассказы. Точнее: рассказы, новеллы, миниатюры, эссе. В общем, что получалось и насколько хватало вдохновения и фантазии. Нет, в основном, конечно, это была публицистика, поскольку блогером Сергей считался достаточно активным. Собственно говоря, с интернета и блога всё и началось. Как-то на одном из форумов кто-то из оппонентов в споре обозвал его литератором, подразумевая видимо что-то не совсем приятное. А Сергею вдруг понравилось. Нет, конечно, в далёкие школьные времена он писал сочинения на одни пятёрки, с восьмого по десятый вёл дневник, детально описывая чуть ли не каждый прожитый день молодого балбеса. Кстати, две толстые тетрадки так и валяются где-то на антресолях, надо бы поискать. И он решил, а почему бы и не попробовать что-нибудь написать, в самом-то деле. Первая же миниатюра, выставленная в блоге, произвела благоприятное впечатление и получила хорошие отзывы у посетителей. С той поры Сергей периодически и переносил свои мысли и фантазии на бумагу, точнее на компьютер. И вот его пригласили на конкурс современной новеллы. Заняв в нём некое призовое место в отборочном туре, Сергей теперь надеялся поучаствовать и далее. Командировка чуть всё не сломала, но, слава Богу, обошлось. Но поработать придётся плодотворно и быстро. Хорошо, что шеф разрешил отчёт сбросить по электронке и до конца недели дал отгулы. Жена уехала к подруге на дачу, сын с семьёй жил отдельно. Так что, как говорится: все карты в руки.

Через полчаса с чашкой дымящегося кофе и тарелкой бутербродов Сергей вновь уселся за компьютер. Всё это время девушка с зонтом и чемоданом (вид сзади) торчала перед глазами, но никаких эмоций и фантазий не вызывала. Абсолютно.

— Ну, что ж…. Рассмотрим повнимательнее, — пробормотал Сергей и, смачно надкусив бутерброд, вновь открыл иллюстрацию. Имя автора ни о чём не говорило.

— Так, так, так…. Видимо нечто американское. Годов 60-х, 70-х., если исходить из самолёта и автомобиля. Чем-то смахивает на карандашные наброски из американского зала суда, которыми они всегда сопровождают громкие процессы.

В живописи Сергей разбирался слабо. Точнее вся живопись для него делилась на нравится — не нравится, трогает — не трогает. Все глубокомысленные и витиеватые речи искусствоведов и эстетствующей публики он сразу отметал напрочь. Ему как-то было наплевать, что думал, чувствовал и видел художник, малюя какую-нибудь кривую вазу или рожу. Сергей всегда считал, что новое направление в живописи появляется сразу же, как только абсолютно не умеющий рисовать человек, берётся за кисть. Эта картина, в принципе, понравилась. Девушка тоже, но вот беда никаких ассоциаций, никакого полёта фантазии не вызывала. Херигрин Петкоут «Путешественница», ещё раз прочитал он под иллюстрацией.

— Ну, давай глянем, что ты за гусь такой, Херигрин Петкоут, — он набрал фамилию в поисковике.

Петкоут оказался англичанином, что Сергея несказанно порадовало. Американцев он не любил. Нет, конечно, когда началась перестройка и в страну хлынули все эти «рембо, роки, хищники, терминаторы, робокопы и прочие крепкие орешки» было интересно, но приелось очень быстро. Штамповка, она и есть штамповка. А уж когда американизация страны попёрла полным ходом, от вывесок на улице, до дурацких мультиков и непонятных слов дикторов в новостях, послушав которые приходилось лезть в интернет в словарь, Сергей их просто возненавидел. Масла в огонь подливали и неблаговидные деяния пентагоновских ястребов в мире. Общение с живыми американцами, возникавшее иногда в ходе работы или туристических поездок, сложившихся впечатлений не развеивало. Самодовольство и прагматичность в любой мелочи, но в то же время какая-то наивность на грани идиотизма, кроме раздражения не вызывала ничего. Поэтому в своих поездках Сергей старался избегать встреч с представителями этой, с позволения сказать, нации, если это было возможно, а американские фильмы не смотрел уже лет пятнадцать вообще.

Сергей листал альбом с творчеством художника. В общем-то, довольно однообразно, но и отторжения не вызывало. Херигрин, как, оказалось, обожал девушек одного типа, автомобили, самолёты и зонтики. Иногда, правда, зонтики заменяли какие-то мужики, но ощущения, что для хозяйки, каждый мужик, это лишь новый зонтик, не пропадало. Сергей вздохнул и выключил компьютер. Глухая ночь на дворе, надо бы и поспать.

— Ладно. Утро вечера мудренее, — сладко зевнул он и отправился спать.

Несмотря на усталость после перелёта, сон не шёл. Видимо сказывались выпитый кофе, и разница во времени с тем, к которому за полтора месяца командировки он успел привыкнуть. Да и покемарил в самолёте часок, пока летели. Сергей мыслями опять обратился к девушке.

— Вот тоже мне путешественница, блин. Я тоже путешественник, но абсолютно не представляю, куда тебя интересно чёрт понёс?

Путешествовать Сергей любил. Видимо с детства родители привили эту страсть к дороге, приключениям, новым местам, и общению с другими людьми. Отец его работал на железной дороге, которая предоставляла раз в год бесплатный билет на проезд в любую точку страны ему и детям. Поэтому в отпуск они куда-то всегда ездили. Из своего первого путешествия в Сухуми в пять лет Сергей, правда, запомнил только яркое солнце, сильный удар волны, солёный вкус воды во рту и сильные руки хохочущего отца. Волна, опрокинувшая его, конечно, была небольшая, но ему видимо показалась девятым валом Айвазовского. Хотя о существовании Айвазовского в то время он естественно и не подозревал. С творчеством художника он подробно ознакомился много лет спустя в Феодосии, несколько часов, гуляя по галерее великого мариниста. За свою жизнь Сергей исколесил весь Советский Союз. От Владивостока до Калининграда и от Мурманска до Кушки. Проще было назвать те места на карте, где он не был. Во многом, конечно, способствовала работа в 90-х годах связанная с продолжительными командировками. Но и с женой, а потом и сыном, они облазили весь Крым, Кавказ и Прибалтику. В общем: девиз «Via est Vita» («Дорога — это жизнь») воистину стал семейным девизом. Собственно и сейчас, не смотря на возраст, Сергей переносил редкие командировки достаточно легко.

Так, на волне своей памяти, он и заснул….

В творческом плане утро совершенно не принесло никакого облегчения. Девушка по-прежнему стояла, глазела на самолёт и абсолютно не представляла, куда же её отправит автор. Автор же чертыхнулся и решительно направился к томной парочке, на которую ночью лишь мельком глянул. Он внимательно всмотрелся в первую иллюстрацию. В голове что-то как-будто щёлкнуло, словно сработало реле в щитовой подстанции и первая новелла, можно сказать, была готова. Конечно, она была лишь в уме и до переноса на бумагу требовалось время, но в этом-то, уж, Сергей не сомневался.

Особенностью стиля работы автора являлось то, что сюжет сначала рождался в голове. Там же он рос, как дерево от корней до макушки и основными толстыми ветвями. На бумагу «дерево» высаживалось лишь в полноценном варианте. Сергей называл его про себя зимнее дерево, которое на бумаге, по мере работы, (наступления весны), распускалось, обрастало новыми ветками и веточками, листьями и цветами, и начинало жить своей жизнью. Словом одно такое дерево-сюжет уже с корнями и макушкой и даже просматривающимся стволом лежало у Сергея в мысленных заготовках месяца три — четыре. Но вот опорные ветви, ни в какую не хотели отрастать, поэтому заготовка так и оставалась заготовкой. И теперь, глядя на первую иллюстрацию, Сергей словно ощущал, как дерево наливается соком, ствол окреп, толстые ветви вырастали на глазах. Пазл, наконец, сложился и его тут же охватил писательский зуд. Пальцы забегали по клавишам. Писалось легко. Образы всплывали сами, диалоги рождались без какого-либо напряга. Перед глазами словно прокручивался кинофильм и автор лишь, как журналист, едва успевал записывать увиденное.

Когда вечером сын забежал после работы поздороваться с отцом, вернувшимся из командировки, тот виртуально лазил по закоулкам МКС (международной космической станции).

— Ты чего, батя, в космос собрался? — хохотнул сынуля, взглянув на занятие отца.

— Уху. Почти. Задание вот с конкурса пришло.

И сын, и жена благосклонно относились к хобби Сергея и с удовольствием читали его опусы. Про конкурс тоже были в курсе, поэтому никакого удивления сообщение не вызвало.

— И что там?

— Да вот, посмотри, — Сергей открыл вкладку с томной парочкой.

— Хм…. И где ты там космос увидел? — скептически осведомился сын, — А-а.… Вот это вдохновило? — он ткнул пальцем в правый угол иллюстрации, на которой проглядывал кусочек звёздного неба.

Увернувшись от шлепка, сынуля, похохатывая, отправился на кухню и загремел там кастрюлями. Когда через час он засобирался домой, Сергей уже лазил по виртуальному Лас-Вегасу, рассматривая отели, казино и парки.

— Я там тебе ужин приготовил. Не забудь покушать. Скинешь потом мне на «мыло», когда закончишь. Очень уж любопытен ход твоих мыслей.

— Уху….

Дверь хлопнула, закрываясь.

Закончил Сергей около двух ночи и, наскоро перекусив, бухнулся в постель, и тут же удовлетворённо заснул.

Наутро, наскоро позавтракав, Сергей перечитал написанное. Конечно, он знал, что в плане объёма перепрыгнул рамки условий конкурса, но не предполагал, что настолько. Новелла превышала оговоренный условиями конкурса объём в два с половиной раза. Шлифовка позволила сократить лишь тысячу знаков. Что-то надо было резать. Жалко было до слёз. До того всё казалось было органично прописано, что практически нечего резать. Сергей, сохранив первоначальный вариант, начал корпеть и пыхтеть. На работу ушло около трёх часов. Результат полторы тысячи знаков из восемнадцати, которые предстояло убрать.

Тяжело вздохнув, Сергей отправился на кухню, сварил кофе и щелкнул пультом телевизора. Прихлёбывая кофе, он наблюдал, как лыжники на Олимпиаде в Сочи мчались, обгоняя друг друга, падая на поворотах, тяжело пыхтели, поднимаясь в гору. Наши тащились где-то в конце двадцатки. Сергей допил кофе и вернулся к компьютеру.

— Ну, что ж.… А может и действительно главное не победа, а участие? — спросил он у компьютера и начал громадными кусками вырезать диалоги и описания, — Зато я, кажется, теперь очень хорошо понимаю, что чувствует ветеринар, когда кастрирует своего любимого кота.

«Зимнее дерево» для второй новеллы тоже, кажется, было готово.

Через пару дней, он сел за вторую новеллу. Напечатал заголовок: «Девушка и самолёт». Ниже в скобках автор добавил (муки литератора), усмехнулся, удалил и вписал в скобки — из жизни графомана. Пальцы бодро забегали по клавиатуре.

Перечитывая вторую новеллу, Сергей почувствовал какую-то незавершённость. Чего-то не хватало. Перечитал ещё раз. Не понял. Перечитал в третий. Ах, да!!! Девушка. Девушка на аэродроме.

— Девушка, девушка, девушка…. — забормотал Сергей, — А что девушка? Девушка села в самолёт и полетела навстречу своей то ли американской, то ли английской мечте….

КИВИ

Жара у нас на Урале стоит адская. Третью неделю под сорок. Видимо только расплавленные мозги могут воскрешать в памяти различные истории из прошлого. Вот одна из них. Отвлекитесь и развлекитесь немного, если у вас тоже климатический дискомфорт.

Дело было в начале 90-х. Пятница, конец рабочего дня. Собрались после смены начальники цехов и старшие мастера отметить конец трудовой недели. Литра полтора, как водится было, а закуси по нолям. Сейчас уже не помню, то ли с деньгами напряжёнка была, то ли просто лень в магазин бежать было, но первую разлили просто так, под «рукавом занюхашь» или под «курятину» (с куревом проблем не было уже). Тут чей-то взгляд упал на авоську с картошкой у порога. Долго не думая почистили, тоненько порезали поперёк, разложили по тарелке и налили по второй. Разговор, сразу же зашёл, конечно, о пользе как картофельного сока вообще, так и сырой картошки в частности для профилактики язвенных болезней.

После третьей заходит припозднившийся начальник ремонтных мастерских. Наливают штрафную.

— А чем это вы закусываете?

— Да… Киви вот купили попробовать…

А сей заморский фрукт недавно только появился на провинциальных рынках России и стоил тогда порядочно. Начальник замахнул штрафную и бодро захрустел «киви». Все с интересом уставились. Сжевав дольку, начальник задумчиво покачал головой и сунул в рот вторую.

— Ну, как? — не выдержал кто-то.

— Да, хрен знает, чего люди с ума по этому киви сходят. Вкус, конечно, необычный, но по мне, так наша морковка вкуснее…

ВЫБОР (собачья быль)

Часто приходится читать разные истории о собачьей верности. Бывают трагичные. Бывают со счастливым концом в жанре американского хеппи-енда, а со мной в лихие 90-е вот такая случилась.

Где-то в начале этих самых девяностых приезжаем в Сургут. Я тогда «рефом» на железке ездил. Семью кормить надо было в те сложные годы, вот и ездил. Бывало,

что и по полгода. Ну, в общем, как те самые моряки. Только сухопутные. И

вот, иду в тех контору, а там колли мечется. Не рыжий, а чёрно-белый. Мохнатый. Красавец! Подхожу, присел, спрашиваю:

— Ты чё, братан? — А он так морду на лапы положил, смотрит виновато и говорит:

— Потерялся.

Я по японскому календарю собака и с любым псом всегда общий язык нахожу.

Даже с самыми цепными. На меня за всю жизнь вообще ни одна собака даже

не залаяла, а живу я долго. В общем, говорю:

— Посиди тут, я сейчас справки наведу.

Захожу к девчонкам в тех контору, формальности изладили, спрашиваю:

— Что з