Я — последний советский поэт,
Легкий дым от сгоревшей эпохи.
Мы уходим — а сменщиков нет,
Хороши были мы или плохи.
Свято место не будет пустым,
Будут новые — лучше и чище,
Но не будет, кто пишет лист
На душевном своем пепелище.
Кто использует русский язык,
Все еще и прекрасный и чистый.
Кто до самого слога проник
В бесконечность рифмованной мысли.
Кто воспитан другою страной,
Кто воспитан иначе, чем нынче,
Кто привык открываться душой,
Не за деньги, не ради добычи.
Ни за лайки, репост или хайп,
А всего — то не может иначе,
Кто привык отбиваться от стай,
Для кого совесть что-то да значит.
Мы последние нынче их тех,
Кто не сыплет слова без причины.
Для кого означает успех,
Когда брат говорит: «Молодчина!»
Кто привык отвечать за себя,
За поступки, стихи и удачу.
Кто не мыслит писать — не любя.
Кто горит — и слезу в сердце прячет.
Я — последний советский поэт
И пока я живу и не болен,
От эпохи ушедшей привет
Отпускаю строками на волю.
Под снегом и дождем, и небом хмурым,
Скользя по блеску льда чуть торопясь,
Я вижу все-ж как встречные фигуры
Мне взглядом выражают неприязнь.
Как бесит их — уже с утра уставших
От жизни, от политики, от лжи,
И этот дождь, и полуснег упавший,
И я — раз улыбаюсь от души.
А я в уме перебирая годы,
Все то, что я когда то потерял,
Пою Творцу торжественные оды
За то, что отбирая — отдавал.
За то что я иду сейчас по лужам
И в ритм дождя бью пальцами щелчки,
И что дышу, и с головою дружен,
И вижу сам (ну пусть через очки).
За эти раздражительные взгляды,
За этот день, обычный и простой,
За то, что дождь мне писает на шляпу,
А не слезит на холмик надо мной.
Когда тебе за пятьдесят,
То день рожденья сложен:
Так трудно радовать себя,
Что ты не стал моложе!
Сложнее жить. Сложнее спать,
Сложней жену потискать…
Сложнее трезвость сохранять,
Когда в стакане виски.
Но хватить плакаться. Налью
И рюмку поднимаю:
Спасибо Богу, что живу —
Чего и вам желаю!
Он красив — этот старый Дунай:
То неспешный, то буйный и злой.
Он ворчит, этот старый Дунай,
Все спешит и спешит на покой.
И несет за волною волну,
И гремит и бурлит под мостом.
Он уносит заботы ко дну,
Чтобы выплеснуть все «на потом».
Сколько судеб бросалось в него,
А разливы стирали мечты…
Все ушло, но
