Я терпеливо выждала еще с полчасика, дожидаясь, когда шеф опять задремлет, а потом поднялась в воздух и, как полагается приличному привидению, принялась громко стенать. Долго, тоскливо, на одной унылой ноте, от которой все нутро сперва в узел сворачивается, а потом просится наружу.
— Ыыыыыы… — с чувством гундела я, самозабвенно нарезая круги по темной комнате. — Ууууууу! Аааааааа! В огороде лебеда‐а‐а‐а‐а…
— Да замолчите же вы, наконец! — зло рявкнули из‐за стеллажей.
— Не могу‐у‐у‐у‐у‐у‐у‐у… — с готовностью провыла я, принявшись летать прямо возле полок. Сперва в одну сторону, потом в другую, как маятник. — Я спать не умею‐у‐у‐у‐у, поэтому мне ску‐у‐у‐учно‐о‐о‐о‐о!
