«Я всегда верил в то, что для каждого индивидуального человека есть его работа и есть его географическая точка для жизни… Я знаю многих людей с великолепными и любимыми специальностями, которые работают клерками в каких-то конторах,
«Я всегда верил в то, что для каждого индивидуального человека есть его работа и есть его географическая точка для жизни… Я знаю многих людей с великолепными и любимыми специальностями, которые работают клерками в каких-то конторах, лишь бы не уезжать из Москвы. Это было бы можно понять, если бы они любили именно этот город. Они его не любят, но престижно жить в центре… Жизнь не на своём месте и не в своей роли — одна из худших бед, на которые мы обрекаем сами себя», — написал однажды Олег Куваев.
лишь бы не уезжать из Москвы. Это было бы можно понять, если бы они любили именно этот город. Они его не любят, но престижно жить в центре… Жизнь не на своём месте и не в своей роли — одна из худших бед, на которые мы обрекаем сами себя», — написал однажды Олег Куваев.
1924 году в Харбине насчитывалось до ста тысяч русских. Диаспора была неоднородной. «Сварливые русские эмигранты сразу распались на десятки партий, партиек, союзов, союзиков, фракций и фрактишек. Одних только монархистов было почти десять видов… Появились… даже русские фашисты… Наиболее солидным и значимым с точки зрения военной был РОВС — Российский общевоинский союз… Всего же только в Харбине насчитывалось более сорока разных русских политических, военных и полувоенных единиц и единичек. Внутри названных формирований были ещё землячества. И всё это воинство междоусобило, как африканцы, из-за японских денежных и льготных подачек», — свидетельствует востоковед, писатель, до 1945 года — житель Харбина Георгий Георгиевич Пермяков371.
Чтобы получить работу, нужно было вступить в профсоюз, но туда Арсения Несмелова не приняли. «Жизнь в городе стала мне не по карману. Я перебрался за Чуркин мыс, за сопки, в бухту Улисс. Где жить, мне стало уже безразлично: у бухты этой, по крайней мере, красивое имя…»
Из Владивостока увёл Сибирскую флотилию белый адмирал Старк361, которого за это в Советской России долго поминали недобрым словом.
интервент, англичанин Уильям Джерхарди350, дебютирует как прозаик владивостокским же романом «Тщета»
Михаил Пришвин приводит и другие байки — о егере, которого якобы утащил в море гигантский осьминог, о черепахах и барсуках, стремящихся откусить мужчине половые органы: «Клыков рассказывал, будто в Амуре есть черепаха, которая хватает человека всегда за яйца во время купанья. Раз было прихватила черепаха человека и створками своими прикрыла его вещи. Человек помертвел. Хорошо, тут на берегу была китайская кузница, и черепаху заставили раскрыть створки калёным железом. Барсук будто бы тоже стремится схватить человека за причинные места. Знакомый Клыкова таким образом лишился одного яичка»
В тексте упоминаются то Тургенев с Толстым, то Кропоткин с Бакуниным, мелькает самовар;
«Фунтах лиха в Париже и Лондоне» социалист Эрик Артур Блэр, больше известный как Джордж Оруэлл304.
