Глава 3
Пашкины носки

Лунин смирился. Осознание того, что ничего уже не вернуть, пришло не сразу. Понимание, что ничего изменить тоже не получится, появилось гораздо позже, приблизительно месяц спустя. Невозможно вернуть Светочку, чей портрет в траурном обрамлении теперь висел на стене приемной генерала Хованского, невозможно изменить отношение к нему, Лунину, самого генерала. В принципе, ничего удивительного. Пристегнуть начальника областного следственного комитета наручниками и оставить сидеть в запертой машине, откуда его потом извлек подъехавший примерно через полчаса наряд полиции[1], – одного только этого вполне достаточно, чтобы распрощаться с должностью следователя по особо важным делам, да и вообще с не так давно полученными подполковничьими погонами. А ведь было что-то еще… Ах да, Изотов. Хотя, думается, Хованского меньше всего интересовало разбитое в кровь лицо полковника. Ну а что здесь такого? Один его подчиненный набил морду другому. С кем не бывает? Конечно, они вроде как офицеры. Даже не вроде как, а точно офицеры, старшие офицеры, если начать вдаваться в детали. Но ведь дуэли уже давно ушли в прошлое, да и в тот момент было не до бросания в лицо перчатки, тем более что и перчатки никакой у Ильи не было. А если уж говорить совсем откровенно, то Изотов сам нарвался на неприятности, не надо было вести себя так по-хамски. И Хованский это прекрасно понимает. Да, эпизод с Изотовым можно было бы полностью вычеркнуть из памяти, если бы не эти злосчастные наручники, будь они неладны. Ведь генерала Хованского Лунин пристегнул именно к Изотову, так что они теперь навсегда в памяти всех сотрудников не только следственного комитета, но и областного управления внутренних дел останутся двумя частями единого целого. Как там в песне, «скованные одной цепью»? Как раз тот самый случай. Черт бы побрал того умника, успевшего втихаря сделать фотографии прикованных друг к другу горемык.

Пытаясь отвлечься от неприятных воспоминаний, Илья щелкнул клавишей компьютерной мыши и уставился на заголовки открытого новостного портала. К его разочарованию, ничего интересного в мире за выходные не произошло. Человечество по-прежнему предпринимало вялые и пока безуспешные попытки справиться с появившимся почти год назад вирусом, бушевавшим, к удивлению Лунина, почти во всех странах мира, кроме Китая, где эта пока непобедимая зараза, собственно, и появилась на свет. Америка готовилась к предстоящим со дня на день президентским выборам, не зная, какой из двух старцев, задиристый или любящий вздремнуть в прямом эфире, ей больше нравится, а Европа в очередной раз не понимала, что делать с заполонившими ее мигрантами, напоминая престарелую и растерянную хозяйку дома, в котором перебравшие с алкоголем и закусками гости заняли все комнаты, включая туалет и ванную, оставив свободным лишь коврик перед дверью. Заголовки, посвященные внутренним новостям, выглядели более позитивно, хотя и не всегда однозначно. «Правительство улучшило оценку падения экономики в третьем квартале». Илья в задумчивости причмокнул губами, пытаясь понять, означает ли это, что экономика будет падать лучше, быстрее или же этот процесс в третьем квартале будет происходить как-то по-особенному, с неким, несвойственным ранее, изяществом. Лунин уже собирался было открыть статью, но пронзительная трель стоящего на столе телефона внутренней связи не позволила ему удовлетворить собственное любопытство.

Закончив короткий, состоящий всего из двух фраз разговор, Илья вернул трубку на место и с сожалением взглянул на монитор. Что поделать, надо идти. Хотя, что уж тут расстраиваться? Скорее всего, ни с заголовком, ни с экономикой за время его отсутствия ничего не случится.

Пройдя по длинному коридору, Илья распахнул дверь приемной и, стараясь не смотреть ни на портрет Светочки, ни на сидящую за столом и что-то печатающую на компьютере женщину, буркнул: «Он меня ждет» – и тотчас исчез в недрах кабинета начальника областного следственного комитета. Стремительно мелькающие над клавиатурой женские пальцы на несколько мгновений приостановили свой полет, но, как только дверь в кабинет Хованского захлопнулась, работа над текстом возобновилась с еще большей скоростью.

– Лунин, – Дмитрий Романович пристально рассматривал застывшего на пороге подчиненного, – пришел, значит.

В генеральском голосе явственно слышалось разочарование. На мгновение Илье даже показалось, что Хованский надеялся прождать его, Лунина, до самого вечера, а затем, так и не дождавшись, с чистой совестью подписать приказ на увольнение за невыполнение прямого распоряжения руководителя.

– Вы же меня звали, Дмитрий Романович, – неуверенно улыбнувшись, напомнил Илья.

– Звал? – делано изумился Хованский. – Ах да, звал. Я, значит, позвал, и ты пришел.

– Именно, – еще более неуверенно кивнул Лунин.

– Изумительно!

На лице Хованского застыла странная гримаса. Как показалось Илье, именно так выглядела его собственная физиономия во время прошлогоднего визита к стоматологу. Смесь боли и отвращения.

– Образцовый сотрудник! Даешь ему распоряжение, он сразу же выполняет. Все бы такие были! Да, Лунин?

– Дмитрий Романович, может, не надо? – тихо попросил Илья, видя, что хозяин кабинета намеревается выплеснуть на него все накопленные с начала сентября негативные эмоции.

– Не надо? – Изумление Хованского достигло наивысшей возможной точки, а затем подпрыгнуло еще куда-то вверх. – Почему не надо, Лунин? Или ты думаешь, что, если все станут такими, как ты, тогда я точно сойду с ума? Или меня инсульт тяпнет прямо посреди кабинета? Тебе какой вариант больше нравится, Лунин? Или лучше совместить оба сразу?

– Я, может, пойду, Дмитрий Романович?

Илья тяжело переминался с ноги на ногу, глядя на покрасневшее лицо генерал-майора. Услышав реплику подчиненного, Хованский на мгновение замер, словно делающий стойку охотничий сеттер, но отчего-то не стал бросаться в новую атаку, а лишь сделал вялый, приглашающий жест рукой.

– Садись, раз пришел. Говорить будем. Вернее, я говорить, а ты слушать. Усек?

– Так точно, – вздохнул Лунин, из соображений безопасности усаживаясь подальше от хозяина кабинета.

– «Так точно», – передразнил его Дмитрий Романович. – Значит, слушай меня внимательно. У нас в области есть такой поселок – Нерыбь. Слышал?

Илья отрицательно покачал головой.

– Плохо, – цокнул языком Хованский, – у тебя там, между прочим, полно знакомых.

– Это кто же? – Лунин никак не мог понять, о чем речь.

– Ты что, Лунин, забыл, где «пятерка» находится? Хороший следователь должен знать, где отдыхают его подопечные.

– Точно, – поняв, о чем речь, Илья не удержался и громко щелкнул пальцами, – совсем из головы вылетело.

– Что-то у тебя то с дисциплиной проблемы, то с памятью. Так ведь и до неполного соответствия докатиться можно, – не упустил своего Хованский. – Ладно, теперь по существу. То, что в поселке Нерыбь находится ИК-5, мы вспомнили. Начальник колонии, если ты не в курсе, полковник Кноль Аркадий Викторович. Знаешь такого?

На всякий случай Лунин кивнул, хотя фамилию начальника пятой исправительной колонии слышал впервые в жизни.

– Вижу, что не знаешь, – фыркнул Хованский. – Впрочем, тебе и не обязательно, ты, ежели что, в другое место поедешь.

После очередной безответной колкости в адрес подчиненного настроение генерала немного улучшилось, что сразу же сказалось на его манере общения.

– Итак, слушай внимательно. У Кноля есть дочка. Семнадцать лет, учится в одиннадцатом классе. В прошлую пятницу она пропала. Сам понимаешь, папаша поднял в ружье весь поселок, прошерстил все вокруг, но никто ничего так и не нашел. Ни самой девицы, ни каких-либо ее следов. Вернее, собаки вроде как сперва взяли след, потом потеряли, в общем, без толку. Вариантов, сам понимаешь, может быть много. Девочка могла уйти в тайгу и заблудиться или ногу подвернуть, а могла и вовсе собраться и втихаря от папаши рвануть куда подальше. В семнадцать лет девицы еще не такие кренделя выкидывают. Вон, у Локоткова дочка, слыхал, как учудила? Еще школу не окончила, а сама уже на пятом месяце. И кто ей ребеночка подсуропил, не признается. Молчит как партизанка.

Илья вновь молча кивнул.

– Вот все всё знают, – всплеснул руками Хованский. – Откуда, мне интересно? Господи, одни балаболы кругом. Не умеют люди язык за зубами держать, совсем не умеют. Вот скажи мне, ты от кого это услышал?

Немного замешкавшись с ответом, Илья наконец выдавил из себя правдивый ответ:

– От вас.

– От меня? – Хованский возмущенно подпрыгнул в кресле. – Когда?

– Вы же только что мне все рассказали, – еще больше смутился Лунин.

На несколько мгновений в кабинете воцарилось напряженное молчание.

– Продолжаем разговор, – взял себя в руки Дмитрий Романович. – Итак, вариантов много, в том числе вовсе не криминальные. По большому счету, тут и дело заводить пока повода нет особого, а уж мы бы в него никогда не полезли, если бы не одно обстоятельство.

Хованский вновь замолчал, но на этот раз пауза в разговоре была вызвана некоторой любовью генерала к театральности и его желанием подчеркнуть важность следующей фразы.

– Примерно год назад, в октябре прошлого года, в поселке пропала и так потом не нашлась еще одна девочка. Они с Кноль ровесницы, учились в параллельных классах.

– То есть ей тогда было шестнадцать, – уточнил Лунин.

– Шестнадцать, – согласился Хованский, – но это не главное. Вся штука в том, что она пропала четырнадцатого октября. Улавливаешь?

– Пока не очень.

– Поначалу никто не уловил. А потом мать той девочки прибежала к участковому и ткнула его в календарь носом. Или он сам носом ткнулся. Точно не знаю, но вроде от участкового вся эта тема и поплыла.

– Так ведь даты не совпадают, – Илья зажмурился, пытаясь вспомнить, какое на календаре число, – прошлая пятница, это ведь, кажется, тридцатое было.

– Тридцатое, – вновь согласился Дмитрий Романович, – только это все не то. Речь ведь не про простой календарь идет. Лунный календарь, Илюша! Лунный!

Илья вздрогнул от неожиданности. Впервые за последние полтора месяца Хованский, пусть и случайно, увлекшись разговором, но все же назвал его не по фамилии.

– Четырнадцатого октября прошлого года было полнолуние, а в этом году оно, представь себе, пришлось как раз на тридцатое. И оба раза пропали молодые девушки. Ты, Лунин, чувствуешь, чем это пахнет?

– Может, совпадение?

– Нет, совпадением здесь не пахнет, – Хованский хищно оскалил зубы, – я тебе так скажу: здесь вообще ничем не пахнет. Здесь воняет! Воняет всем тем дерьмом, в которое ты так любишь вляпываться.

– Вот зачем вы? – Новая вспышка Хованского окончательно выбила Илью из колеи.

– Любишь, Лунин, еще как любишь, – лицо начальника областного управления вновь начало стремительно багроветь, – причем взаимно. Тебе же эти странные… не люди, даже не знаю, как их назвать лучше… существа! Эти существа тебе звонят, письма пишут, ты с ними на свидания по ночам бегаешь.

– Дмитрий Романович!

– Ах да, прости! Не только по ночам. – Генерал вскочил на ноги, вероятно, для того, чтобы, хотя бы стоя, оказаться выше сидящего за столом почти двухметрового следователя. – В общем, так, завтра с утра выдвигаешься в Нерыбь. Неделя тебе, чтобы разобраться, что к чему. Документы на командировку получишь у секретаря.

– Так, а что я там делать буду? – попытался было отказаться Лунин. – Мы ведь оперативно-разыскными не занимаемся.

– Надо же! – Ехидно ухмыльнувшись, Дмитрий Романович изобразил полуприсед, широко разводя руки в стороны. – Следователь Лунин вспомнил, чем должны заниматься следователи. Вернее, чем они не должны заниматься. Это хорошо, это вселяет надежду, что ты встал, так сказать, на путь исправления. Осталось по нему пойти, причем желательно, в правильном направлении.

Шумно выдохнув, Хованский вновь уселся в кресло и продолжил уже спокойнее:

– Возглавишь следственно-оперативную группу. От областного УВД поедет твой дружок – Зубарев. Раз уж вы с ним не разлей вода, так пусть от этого какая-то польза будет. От района пара оперов уже на месте работают, во всяком случае, сегодня должны были выехать. Ну и участковый. Думаю, для начала тебе хватит. Если все не так страшно, как кажется, вернешься раньше. Если все еще хуже, звони, решим вопрос по усилению. Все ясно?

– Так точно. – Илья встал, не имея желания задерживаться в генеральском кабинете дольше необходимого.

– Так точно. – Генерал с сомнением покачал головой. – Главное, помни, вы туда не в тыл врага высаживаетесь. Ты, Лунин, не диверсант, ты следователь следственного комитета и действовать должен в соответствии с уголовно-процессуальным кодексом, а не как левая нога зачесалась. А даже если зачешется, ты позвони! Позвони мне, и мы решим, что у тебя чешется, почему и как нам с этой бедой бороться. Договорились?

– Хорошо, Дмитрий Романович.

Лунин надеялся, что ответ прозвучал достаточно убедительно, но, судя по брошенному напоследок взгляду Хованского, уверенности в голосе ему не хватило.

Вернувшись в кабинет, Илья созвонился с Зубаревым. Как оказалось, Вадим только что получил приказ о командировке и теперь, пользуясь тем, что деятельность оперативников не была жестко привязана к рабочему кабинету, уже направлялся к выходу из здания областного управления внутренних дел.

– Надо до отъезда успеть поработать с агентурной сетью, – весело сообщил он Лунину. – Мы, кстати, на чем в эту глушь поедем? Но сразу говорю, на моей лучше не рисковать.

– Это с чего же? – возмутился Илья, мгновенно представив предстоящие долгие хождения в бухгалтерию, с целью компенсации потраченных на поездку денежных средств.

– У меня резина, – снисходительно пояснил Вадим.

– У всех резина, – буркнул не собирающийся сдаваться Лунин.

– Но разная! Во-первых, она у меня летняя, а во-вторых, лысая. На ней по городу ездить страшно, а тащиться куда-то за пятьсот километров вообще не вариант. К тому же ты прогноз слышал?

– И что там? – Илья со злостью ткнул по левой клавише мыши и перешел на вкладку прогноза погоды.

– Ничего хорошего. Вечером мокрый снег, ночью подморозит, утром, сам понимаешь, гололед может быть. Да и потом, мы же не на один день едем, а зима, она близко. Так что на моей никак не вариант.

– А в шиномонтаж не судьба заехать?

– Не судьба, – печально вздохнул Зубарев, – я же говорю, мне еще с агентурой встречаться надо.

– А что, есть данные о предстоящем налете на городскую библиотеку? – Илья, прекрасно осведомленный об очередном романе любвеобильного оперативника, возмущенно фыркнул, но, судя по всему, упрямство Зубарева сломить было уже невозможно.

– Вот и узнаю, – невозмутимо отозвался Вадим, которого возмущение приятеля, похоже, начинало забавлять, – и ты зря, Илюха, недооцениваешь богатства, хранящиеся в стенах столь славного государственного учреждения.

– Ага, кладезь знаний, – смирился с поражением Лунин, – хорошо, завтра в семь за тобой заеду.

– Зачем в семь? – заволновался Зубарев. – Можно и в девять. Ну, в восемь самое раннее.

– В семь, Вадик. В семь. Не проспи, – сухо бросил в ответ Илья и тут же прервал разговор.

Не успел он убрать мобильник в карман, как внезапно ожил молчавший большую часть дня городской телефон. Илья раздраженно схватил трубку.

– Лунин, слушаю.

– Илья Олегович, день добрый, – послышался в трубке хрипловатый, немного насмешливый голос, – по поводу вашего племянника беспокою.

– Какого племянника? – опешил Лунин. – Вы вообще кто?

– Ах да, не представился. ОП-3 беспокоит, дежурный. У нас тут паренек один, говорит, ваш племянник. Во всяком случае, визитка ваша у него имеется.

– Паренек, значит. – Вздохнув, Илья задумчиво потер подбородок, после чего уточнил: – Имя у паренька есть?

– Говорит, Пашка, – отозвался дежурный, – а там, кто его знает, документов-то при нем нет никаких.

– И чего он натворил, этот Пашка?

Дежурный неторопливо откашлялся, затем произнес с той многозначительной интонацией, которая сразу же позволяет собеседнику догадаться о необходимости извлечь из кармана кошелек, а из кошелька как минимум одну, а желательно несколько купюр, украшенных изображением моста через реку Амур:

– Да что уж так общаться, заочно? Вы, Илья Олегович, подъезжайте лучше, на месте решим.

– Что, по телефону никак не получится?

– Слушай, Лунин, – голос дежурного неожиданно изменился, вернее, как полагал Илья, он стал таким, каким обычно и был, – я ведь мог и не звонить. Кроме имени, пацан ничего не говорит. Кто он, что, мы не знаем. Я его сейчас отправлю в спецприемник для малолеток, его официально зарегистрируют, и тогда все. Оттуда доставать сложнее будет.

– Сейчас приеду, минут через двадцать, – нахмурившись, буркнул Лунин, – нет, через полчаса.

– Я на смене, мне спешить некуда, – благодушно отозвался дежурный.

Полчаса спустя, поднявшись по ступеням отдела полиции, Илья постучал в пуленепробиваемое стекло, отделяющее дежурную часть от унылого тамбура, со стенами, выкрашенными бежевой масляной краской, двумя обшарпанными деревянными лавками и одинокой покосившейся партой, над которой склонилась пытающаяся заполнить бланк заявления невысокая женщина средних лет с дрожащими руками и заплаканным, осунувшимся лицом.

То, как устроены отделы полиции, во всяком случае, та их часть, которая может оказаться доступна обычному заявителю, Илье всегда казалось странным. Еще будучи студентом-старшекурсником юридического института и проходя следственную практику, он пришел к мысли, что тем, кто занимается организацией работы отделов полиции, стоило бы поучиться у владельцев супермаркетов. В первую очередь тому, как разделять те потоки, которым пересекаться вовсе не стоило. Вот взять, к примеру, овощи. Или замороженное мясо. Или и то и другое одновременно. Бывает же такое, что две машины вместе подъехали и встали под разгрузку. Коробки с мясом вынимают из кузова и несут в морозильную камеру, ящики и мешки с картошкой тоже несут в камеру, только в другую – холодильную. Никому и в голову не придет тащить все это безобразие через вход для покупателей и торговый зал. В отделе полиции, в отличие от отдела овощного, картошкой, конечно же, не торгуют, но бывает, что в него доставляют таких фруктов, находящихся порой в состоянии абсолютных овощей, что обычным, мирным, гражданам видеть этих субъектов категорически неприятно и даже боязно. Казалось бы, что сложного – организовать доставку этих «грузов» хоть и не в морозильную, но все же камеру с черного хода? Но ни руководству доблестной российской милиции, ни еще более мудрым руководителям пришедшей ей на смену полиции такая мысль в голову не приходит, а если вдруг у кого и появляется, вот как у Лунина, то, скорее всего, этот человек не имеет полномочий, чтобы инициировать хоть какие-то изменения, поскольку те, кто такие полномочия имеют, стараются не забивать голову ненужными мыслями.

Вторая странность, по мнению Ильи, еще более несуразная, чем первая, была в самой организации пространства для посетителей, вернее, в полном отсутствии как организации, так и самого этого пространства как такового. Зайдя в отдел полиции, люди, как правило, уже оказавшиеся в сложной жизненной ситуации и решившие обратиться за помощью, попадали в тесный тамбур, через который периодически проходили входящие и выходящие из здания сотрудники полиции, оглушительно хлопала входная дверь, после чего, особенно в зимнее время, тянуло сквозняком, а лицо автоматчика, караулящего запертую железную дверь непосредственно в сам отдел, отбивало всякую охоту обращаться к нему за какими-либо разъяснениями по поводу заполнения бланков заявлений о совершенном преступлении. Конечно, следуя установленным правилам, обращаться к караульному вовсе не полагалось. Для этого существовал дежурный, который вместе с помощником и располагался за толстым пуленепробиваемым стеклом, надежно защищенный им как от самих назойливых посетителей, так и от их проблем, с которыми они, явно не от самого большого ума, решили притащиться к и без того перегруженным заботами полицейским. Для разговора с дежурным следовало воспользоваться переговорным устройством, которое периодически выходило из строя, и тогда приходилось говорить громко, почти кричать, наклонившись к полуоткрытому выдвижному ящику для подачи документов. Но и в том случае, если устройство работало исправно, приходилось рассказывать о своих бедах в полный голос на глазах и, если так можно выразиться, «на ушах» всех остальных собравшихся в тамбуре и ждущих того момента, когда их наконец соизволят пропустить внутрь. Хорошо, если вас просто обокрали. Как говорится, с кем не бывает. А если, к примеру, вас изнасиловали? Или насилию подвергся ваш несовершеннолетний ребенок? А быть может, ваше дитятко исчезло в неизвестном направлении, и вы, после бессонной ночи, проведенной с телефоном в одной руке и упаковкой валидола в другой, пытаетесь объяснить раздраженному, постоянно отвлекающемуся мужчине за стеклом, что у вас в семье царит мир и гармония, и раз ребенок не выходит на связь уже почти сутки, то необходимо срочно начинать его розыск. В общем, чертовски неприятная процедура, которую, конечно же, давно пора сделать более человечной. Взять, к примеру, те же многофункциональные центры, в которых иногда, представьте себе, бывают и полицейские. Там граждане, включая ненадолго примкнувших к ним стражей порядка, коротают время в достаточно комфортных условиях, при желании могут воспользоваться кулером или автоматом, продающим кофе и всякую съедобную мелочовку, а когда приходит их очередь, общаются с оператором лицом к лицу, при этом заявление и все прочие необходимые документы выводит на печать сам оператор. Возможно, когда-нибудь такой порядок воцарится и в отделениях полиции. Возможно, хотя…

Хотя, судя по всему, не скоро, подумал Лунин, еще раз, теперь сильнее, постучав по стеклу костяшками пальцев. Когда дежурный, невысокий майор с бледным отечным лицом, наконец повернулся к назойливому посетителю, уже собираясь поставить его на место, Илья быстро приложил к стеклу развернутое удостоверение.

– А, Лунин, – майор снисходительно усмехнулся, – ну проходи, поболтаем.

– Я переписала.

Илья почувствовал, как что-то коснулось его левого локтя. Повернув голову, он увидел ту самую женщину с заплаканным лицом, которая заполняла бланк заявления. Теперь она стояла, прижавшись лбом к грязному стеклу, сжимая обеими руками лист бумаги, заполненный неровными, разбегающимися во все стороны буквами.

– Вы видите, я с человеком разговариваю? – рявкнул на нее дежурный. – Или вы что, думаете, если вы с мужем кухню не поделили, здесь все должны свои дела бросить? Врубить сирену и помчаться ваши неприятности разруливать?

– Я уже ничего не думаю, – еле слышно отозвалась женщина.

– Не думает она. – Майор осуждающе покачал головой и взглянул на Лунина, явно рассчитывая на понимание со стороны следователя: – Вот такие у нас здесь целый день и ходят, недумающие. У меня к концу смены из-за них у самого мозг отказывает. Ты чего стоишь-то? Проходи, небось, пацан уже заждался. А вы, мадам, обождите, за пять минут ничего с вами не случится.

Пройдя за железную дверь, отделяющую отдел полиции от всего остального мира, Илья тут же нос к носу столкнулся с майором, уже успевшим покинуть дежурную комнату.

– Ну, здорово, дядя, – крепко стиснув Илье руку, майор вновь ухмыльнулся, – боевой у тебя племянничек, скажу я, растет. Такого шороху навел, земля дрожала.

– А если конкретнее? – Прислонившись плечом к стене, Лунин обхватил обеими руками толстую кожаную папку для документов и прижал ее к животу, словно пытаясь защититься от чрезмерно напористого полицейского.

– Да что там конкретного… В соседнем квартале во дворе пацаны в футбол играли, ну а твой вроде как мимо шел. Там уж неизвестно, случайно али нарочно кто, мячом ему прямо в голову зарядили. Ну он, недолго думая, мячик на дорогу и выпнул под колеса грузовику. Ну а дальше, сам понимаешь, что началось. Как говорится, слово за слово, мордой по столу.

– Сильно ему досталось? – забеспокоился Илья.

– Кому? Пацану твоему? Да считай, как новенький, костяшки только на пальцах посшибал. Он двоих, как я понял, на месте вырубил – и бежать.

– К вам? – удивился Илья.

– Ага, сдаваться. – Дежурный подмигнул Илье, давая понять, что оценил юмор. – Уж не знаю, куда он рванул, да только рядом нарисовался папаша одного из этих футболистов. Физкультурник, мать его. Оказывается, каждый день круги по району мотает, десять километров, не меньше. Бывает же такое, что людям заняться нечем! Вот этот физкультурник племяша твоего и догнал. Пытался его назад во двор притащить, уж не знаю зачем, может, думал второй раунд боев организовать, только малой, не будь дурак, ухватился за соседнее дерево, да так вцепился, что его патруль еле отодрал. Ну чисто мартышка!

– А патруль кто, папаша вызвал?

– Не, патруль случайно мимо проезжал, – майор лениво махнул рукой, – вот гражданин им твоего Тайсона и передал с рук на руки. Вернее, не с рук, а с дерева. Попросил разобраться, что у нас за молодежь такая подрастает.

– А вы все дела и бросили, разбираться стали. – Теперь уже Илья усмехнулся стоящему перед ним майору. – Я так понимаю, заявления никакого нет, и в журнал регистрации вы пацана не вносили. Все верно?

– Верно, – угрюмо кивнул дежурный.

– Тогда чего мы теряем время? – Илья постарался улыбнуться как можно дружелюбнее. – Ведите мальчишку, я здесь подожду.

– А ведь я мог и не звонить, – разочарованно вздохнул майор. – Сам знаешь, для нас дядя – это не шибко родственник. Ежели все по закону делать, родители нужны. Ну или доверенность.

– Держи свою доверенность, – Илья расстегнул молнию на папке, – вечером ознакомишься.

– Еще ведь ребята с патруля подъедут, – привычным движением руки полицейский спрятал плоскую коньячную флягу куда-то за отворот кителя, – а их трое. И у меня помощник.

– Сколько вас, – подумав, Илья извлек из папки и передал майору вторую пол-литровую флягу, – на страже порядка.

– А ты думал, – благодушное настроение вновь вернулось к дежурному, – город может спать спокойно. Жди здесь, сейчас пацана приведу.

Сделав несколько шагов по коридору, майор исчез за дверью одного из кабинетов, а Илья так и остался стоять, прислонившись к стене и сжимая значительно потерявшую в весе кожаную папку. Меньше чем через минуту дверь вновь распахнулась. Первым в коридор вышел Пашка. Илья успел заметить брошенный в его сторону виноватый взгляд, а затем лицо мальчишки приняло абсолютно невозмутимый вид.

– Забирай, Лунин, своего племянничка, – провозгласил вышедший следом из кабинета майор, – и объясни ему дома как следует, что бить людей – это не вариант, а если уж бьешь, то убегать надо как следует, чтоб не поймали.

– Больше не поймают, – буркнул Пашка, останавливаясь примерно в метре от Лунина.

– Я вижу, деятельное раскаяние нас так и переполняет, – оторвавшись наконец от стены, Илья сделал шаг навстречу мальчишке и положил руку ему на плечо, – поехали, по дороге пообщаемся.

Кивнув напоследок дежурному, Лунин распахнул железную дверь, ведущую в тамбур для посетителей. Пашка тут же прошмыгнул вперед и, не задерживаясь в тесном, и без того заполненном людьми помещении, выскочил на улицу. Илья поспешил вслед за ним, опасаясь, что новоявленный «родственник» может исчезнуть так же внезапно, как и появился. Пробираясь к выходу, Лунин, к своему удивлению, успел заметить, что пытавшейся подать заявление женщины у стекла с надписью «Дежурная часть» уже нет. Оглядевшись по сторонам и не увидев знакомого лица, Илья вышел на улицу. Пашка никуда не думал убегать, он стоял в нескольких метрах от крыльца, сунув руки в карманы и сильно ссутулившись, как маленький старичок, на плечи которого с каждой минутой все сильнее давит тяжесть прожитой жизни. Удивительно было, как этот щуплый мальчишка смог одолеть в драке сразу двоих, да еще так, что остальные посчитали лучшим вариантом не вмешиваться и остаться сторонними зрителями.

– Ты женщину здесь не видел?

– Никого я не видел. – Пашка исподлобья взглянул на Лунина и неожиданно жалобно попросил: – Давай уедем скорее!

– Уедем, – кивнул Илья, нажимая кнопку на пульте сигнализации, – садись в машину, я сейчас подойду.

На стоящую у крыльца переполненную урну взгляд Лунина упал совершенно случайно, вовсе не из-за избытка способностей к дедуктивному методу мышления, да и мышлению как таковому. Скомканный лист бумаги, еще не присыпанный окурками сигарет и шелухой съеденных семечек, лежал на самом верху, словно кем-то неудачно слепленный и уже начавший расползаться снежок, который еще немного, и совсем потеряет свою первоначальную форму. Наклонившись к урне, Илья достал листок и аккуратно развернул его. Так и есть. Оно. Заявление. Написанная неровным, дрожащим почерком просьба о помощи, которая так и не дошла до адресата, потому что адресат ушел вместе с ним, Луниным, в надежде получить вознаграждение за свой телефонный звонок. И пусть его не было на месте всего несколько минут, и пусть в это время в дежурной части все время находился его помощник, короткой, произнесенной равнодушно-презрительным тоном фразы: «Обождите, за пять минут ничего с вами не случится» хватило, чтобы эта уже перенесенная на бумагу, но так и не прочитанная просьба оказалась выброшенной в грязную, переполненную урну, а сама неудавшаяся заявительница растворилась в безостановочной суете городских улиц.

– Я сейчас!

Помахав рукой Пашке, наблюдавшему за ним с переднего пассажирского сиденья «хайлендера», Лунин вновь потянул на себя входную дверь ОП-3. Подождав несколько минут, он смог наконец пробраться к переговорному устройству и обратить на себя внимание дежурного.

– Опять ты? – удивился майор. – У тебя что, новые родственники объявились?

– Примерно, – кивнул Илья, просовывая в выдвижной ящик смятое заявление. – Зарегистрируй.

– Это что у нас? – Дежурный несколько мгновений изучал попавший ему в руки лист бумаги, затем решительно вернул его обратно в ящик.

– Ты что, Лунин, с луны свалился? Как я тебе его зарегистрирую? Где заявитель? Нет заявителя! А нет заявителя, нет и заявления.

– Ты же ее сам видел, – возмутился Илья, – и бланк по форме заполнен. Тебе чего еще надо? Упираешься, словно сам его отрабатывать будешь.

– Сам не сам, это дело десятое, – в голосе дежурного вдруг зазвучала несвойственная ему до этого твердость, – парням тоже этой ерундой заниматься некогда. Ты что, думаешь, я ее не знаю? Она за последние полгода уже третий раз приходит и всегда, представляешь, в мою смену попадает.

– И что? Вы за полгода ничего сделать не могли?

– И то, Лунин! Нечего там делать! Два раза к ней выезжали. Нормальный у нее муж, адекватный, прошлый раз, помню, так он вообще трезвый оказался. Понимаешь ты это, трезвый!

– А трезвый он, значит, ее не мог избивать? – Ногтем мизинца Илья провел по пуленепробиваемому стеклу, словно проверяя его на прочность.

– Господи, какие вы в следкоме все, – выматерившись про себя, майор с трудом подобрал подходящее слово, – нудные. Ты синяки у нее на лице видел? Нет? Так и никто их не видел. Нет их! И на теле нет, мы ее прошлый раз на медосмотр отправляли. Выдумала все! Истеричка она. Мужик у нее весной работу потерял, вот она ему нервы и мотает. И нам заодно.

– Можно же так бить, что и следов не останется.

– А ты, я смотрю, знаток, – раздраженно фыркнул майор, – ты племяша тогда своего поучи, чтоб от него следов не оставалось. А то он еще кому портрет попортит и поедет в специнтернат. Представляешь, что будет, если начальство твое узнает? Все, Лунин, не мешай, имей совесть. Посмотри, ты мне очередь какую собрал, а я ведь только кофе попить собирался.

«Совесть», – пробормотал Илья, забирая из ящика заявление незнакомой ему женщины. «Совесть», – вновь пробубнил он себе под нос, выходя на крыльцо и пряча смятый лист бумаги в карман. «Совесть – товар дефицитный, на всех не хватает», – подумал Лунин, устраиваясь на водительском сиденье «хайлендера».

– Что, поедем перекусим? – повернулся он к уже заскучавшему Пашке.

– Давно пора, – одобрил идею мальчуган, – а то я с самого утра не емши.

Последние несколько месяцев Илья старался избегать больших скоплений людей. Сам себя он уверял, что делает это вовсе не по причине того, что боится заразиться непонятной болезнью, лекарство от которой так пока и не смогли изобрести, а потому, что не хочет расстраивать и пугать маму, которая наверняка будет чрезмерно переживать, если с ним что-либо случится. На самом деле его образ жизни почти не изменился. Большую часть дня он проводил в своем ставшем за долгие годы таким привычным кабинете на третьем этаже здания следственного комитета, а по вечерам совершал долгие полутора-, а то и двухчасовые прогулки по парку в компании с Рокси, не торопясь возвратиться в пустую квартиру, как правило, к их возвращению уже успевшую погрузиться в тягучие и липкие вечерние сумерки, из объятий которых затем не помогал вырваться даже включенный телевизор с огромным экраном и еще большего размера напористой жизнерадостностью ведущих, уверенных в том, что главное в жизни – это никуда не переключаться во время рекламы.

Фактически Лунину пришлось отказаться только от одной привычки, да и то, слово «отказаться» в данном случае явно было чрезмерным, хотя Илья иногда и употреблял его во внутренних диалогах с самим собой, чтобы показать, опять же самому себе, наличие у себя же самого силы воли, позволяющей отказываться от каких-то привычек. Привычка эта была достаточно безобидной, хотя, несомненно, препятствовала постоянно ведущейся, правда без особого энтузиазма, борьбе Лунина с лишним весом. Периодически, один, чаще два раза в неделю, Илья под благовидным предлогом покидал несомненно любимое им, но все же изрядно надоевшее место работы и направлялся в ближайший «Макдоналдс» для того, чтобы, расположившись за одним из столиков в глубине зала, расправиться с парочкой тройных чизбургеров, бигмаком, изрядно политой кетчупом порцией картофеля фри и распробованными им совсем недавно сырными палочками, которые так замечательно сочетались с ледяной, пышущей пузырьками углекислого газа кока-колой. Неторопливо расправляясь с тем, что по какому-то странному, на взгляд Ильи, недоразумению называлось фастфудом, он вовсе не опасался быть замеченным кем-либо из своих коллег за этим занятием, хотя и вполне безобидным, но все же не совсем соответствующим дню недели и времени на часах. Как рассудил Лунин, напрягший всю мощь имеющихся у него способностей к логическому мышлению, в его пользу играли сразу два обстоятельства. Во-первых, было очевидно, что любой человек, появившийся в зале, пропитанном мгновенно вызывающими зверский аппетит ароматами, пришел туда с той же целью, что и сам Лунин, а значит, вряд ли бы незамедлительно кинулся докладывать начальнику управления генералу Хованскому, чем в рабочее время занимается один из его следователей по особо важным делам. Ну а во-вторых, и этим своим наблюдением Илья особенно гордился, почти все сотрудники следственного комитета, решив перекусить в рабочее время, делали это в заведениях, расположенных хотя бы в паре кварталов от места работы, напоминая своим поведением лису, которая не таскает птиц из ближайших к ее логову курятников.

«И вот от всего этого мне пришлось отказаться», – мысленно вздохнул Лунин, увидев показавшийся за перекрестком такую знакомую, мгновенно пробуждающую чувство голода вывеску.

Конечно же, Илья понимал, что несколько преувеличивает масштаб принесенной им жертвы. Отказался он вовсе не «от всего», а лишь от возможности один-два раза в неделю посидеть минут пятнадцать-двадцать в обычно наполненном студентами и старшеклассниками зале. От всего остального – чизбургеров, картошки фри, сырных палочек и, конечно же, бигмака Лунин никогда не отказывался и отказываться не собирался.

– Ваш заказ, приятного аппетита!

Передав пакеты Пашке, Илья закрыл окно, и «хайлендер» плавно отъехал от окна выдачи МакАвто. Вырулив на парковку, Лунин нашел свободное место и встал так, чтобы иметь возможность смотреть на автомобили, проносящиеся мимо них по центральному городскому проспекту.

– Вот что мне с тобой делать? – Илья задумчиво разглядывал уже открытую коробочку с аппетитным бигмаком.

– Съе