Пашка
Пашка смотрит в звёздное небо и молчит. Он очень громко молчит, почти оглушительно. Поэтому я не выдерживаю и дёргаю его за рукав.
— О чём ты думаешь? — спрашиваю.
— Что? — он смотрит на меня, будто впервые видит, но через секунду узнаёт и улыбается. — Да так, ни о чём. Я тут вчера прочитал кое-что в одной из папиных книжек. Ты знаешь, что мы здесь не в первый раз? Ну, на Земле то есть. Восточные мудрецы говорят, что люди умирают и рождаются очень много раз. Это называется ре-ин-кар-на-ци-я, — говорит он по слогам, специально, чтобы мне было понятно.
— Как это — рождаются и умирают много раз?
— Ну, вот так. Причём, есть правила. Например, если ты плохо себя ведёшь в этой жизни, то в следующий раз родишься червяком!
— Фу! Да ну тебя! Как можно родиться червяком, если ты — человек?
Но он уже снова уставился в небо и меня не слышит. Вздыхаю. Всё-таки старшие братья очень вредные. Даже не объяснил ничего. Надо бы найти ту книжку.
***
В комнате пугающе тихо. Мама беззвучно рыдает у отца на плече. Кто-то подходит к Пашке и молча смотрит на него, шепчет что-то, слышное только ему одному, и также тихо отходит прочь. Другие утешают маму, обнимая за плечи. Столько незнакомых людей. Я и не думала, что у Пашки столько друзей, все они пришли с ним попрощаться. А он лежит и смотрит куда-то во тьму своих закрытых глаз и, кажется, улыбается.
— Вера! — зовёт меня мама, и звук её голоса хлещет меня по лицу. Я поднимаю глаза и не узнаю её: передо мной стоит старуха с серым морщинистым лицом.
— Да, мама, — выдавливаю я, — что такое?
Она протягивает ко мне руку, и, ничего не сказав, ведёт прочь из зала. Потом Пашку закрывают в его новой кровати и куда-то несут. А мне становится очень обидно и страшно — как же он теперь будет жить в таком тесном ящике? Я знаю, что мы больше не увидимся — он сказал мне, что так надо. Зато обещал, что мы встретимся потом. Правда, когда это потом настанет, не сказал. И от этого очень грустно. Но я изо всех сил стараюсь не грустить, потому что Пашка запретил мне плакать. Сказал, что если я заплачу, он об этом узнает и не придёт ко мне. А я очень хочу его увидеть. Хоть когда-нибудь.
***
— Мама! Мама! Посмотри, какой котёнок! Можно мы его возьмём с собой? Можно? Можно? — Елисей тараторит как заведённый, так его поразил пушистик. А ведь он и правда очень миленький, с длинной пёстрой шерстью и чёрными, как ночное небо глазами.
— Лис, — вздыхаю, — Ты уверен? За ним нужно убирать, кормить его, играть с ним, — говорю, а сама уже знаю, что этот пушистый чертёнок останется с нами. Так завораживает этот его взгляд — ласковый, но пронизывающий. Почти также смотрел на меня мой старший брат, когда рассказывал про что-то умное из очередной папиной книжки.
