Оглавление

*****

Маленький мальчик Александр появился на свет в начале лета. Первенец, он рос весёлым и крепким малышом. И делал хорошо всё, что положено делать детям в его возрасте — есть и спать. А ещё ему нравилось, когда его закутывали в одеяльце, укладывали в коляску и везли в парк гулять. Там до его ушей доносились разные звуки, коляску окутывали незнакомые запахи и ароматы, теплый ветер легко укачивал его. В один день в самом конце августа молодые родители вывезли его уже вечером, когда смеркалось. В парке на танцевальной площадке звучала музыка. Его мама с папой поспешили туда и присоединились к танцующим, поставив коляску малыша неподалёку. Ребёнок крепко спал, а родители, встретив знакомых, весело проводили с ними время. Но свежий ночной ветер попал в коляску и выгнал тепло из одеяльца. Саша стал замерзать, он проснулся от холода, но не закричал, а просто смотрел на мигающие вокруг яркие огоньки и слушал мелодии танцев. Утром у Александра поднялась температура, очень высокая. Приехавший детский доктор сказал, что у мальчика двухстороннее воспаление легких, его нужно срочно везти в больницу. В палате Саше ставили уколы и давали пить с ложечки какие-то лекарства. Врачи очень переживали за жизнь этого симпатичного маленького человечка, которая оказалась под угрозой. Но ребенок хотел жить. Хотел вырасти. И он боролся. Две недели он то приходил в себя, то впадал в забытье. Наконец приступы жара стали проявляться всё реже и реже, малыш пошел на поправку. Родители привезли его домой, где внука радостно встречали бабушка и дедушка. Они очень любили своего внучка, бабушка вообще обожала, часто баловала его. Позже, когда Саша чуть подрос, она на выходных пекла ему вкусные блины и песочные пряники в форме рыб и зверюшек в специальных металлических формочках. По утрам готовила внуку манную кашу и давала Саше с клубничным вареньем. От такой заботы и усиленного питания Александр приобрел пухлые щеки и среди своих однолеток начал смотреться несколько более справным. Некоторые мальчики часто дразнили его толстым. Александр уходил от них, стараясь оставаться один на один с собой; много фантазировал. Зимой он часто лазил по сугробам и, разбивая палкой снежные комья, представлял, что обрушивает свои удары на головы обидчиков. Хотя имелся у него товарищ, который никогда не дразнил его, а, наоборот, говорил, что тоже хотел бы набрать вес, потому что считал себя слишком худым и длинным.

Прошло несколько лет, мальчишки подросли и всё больше и больше пропадали из дома, особенно в дни летних каникул. Одним из любимых их увлечений стала рыбалка. Однажды им удалось уговорить родителей отпустить их с ночевкой на озеро Надеждино. Даже по тем временам, когда дети, в отличие от теперешних, гуляли где и когда хотели, это являло собой серьёзное путешествие. Друзья основательно готовились к предстоящему предприятию: делали удочки поплавочные и донные, закидушки обычные и на резинке, решили опробовать даже перетягу. Надеждино — большое, известное озеро, находившееся примерно в пятидесяти километрах от их дома. Кто знает этих карасей и сазанов, на что они будут клевать? Взяли хлеб, сухари, отварили перловку, добавили в тесто анисовый спирт, вырастили предварительно опарышей и накопали червей, нашли даже нескольких лежней. Кузнечиков решили наловить на месте. Приготовили и заточили крючки всех размеров от третьего до десятого номера. Даже подсак и садок для рыбы позаимствовали у знакомых ребят. Купили пару килограммов соли на случай, если рыбы будет слишком много, — чтобы солить ее сразу на месте. Палатки и спальники показались им ненужными, так как они надеялись, что всю ночь будут рыбачить.

Июньские ночи короткие. До зари хорошо позавтракав и уложив кое-какую провизию, что приготовили им матери с вечера, в рюкзаки, ребята отправились в путь. Им требовалось доехать на троллейбусе к автовокзалу, дальше пересесть на пригородный, идущий до или дальше поселка Береговое, где и располагалось озеро Надеждино. А какое само название — Надеждино! Произошло оно или от женского имени Надежда, бывшего, наверное, знаменитым когда-то в этих краях, или от надежды на необыкновенно невероятный рыбацкий успех, что ожидали от этого водоема любители ловли нескольких поколений. Благополучно преодолев оба транспортных участка своего путешествия, друзья вышли на шоссе напротив Берегового. Ветер отсутствовал, аромат трав полевых цветов обнял путешественников. Старый асфальт нагрелся, от него шло тепло, как от печи. Встречный дядька показал им на проселочную дорогу как на путь более короткий, чем маршрут через село. Плотно укатанная грунтовка выглядела даже ровнее асфальтового покрытия, и идти по ней оказалось несравненно приятнее. Кругом бешено стрекотали кузнечики, будто пытаясь оглушить друг друга. Некоторые из них, самые крупные, вероятно от возбуждения или перегретые жарким солнцем, на лету сильно ударялись о наших путешественников и падали, замерев на доли секунды. Затем же, совершив огромный прыжок, часто в противоположном направлении, как будто им было всё равно, куда лететь, неслись дальше. Шагнув чуть в сторону с дороги и потревожив немного траву, можно было вспугнуть и поднять бесчисленное множество более мелких их сородичей. Когда озеро показалось, то окружающий пейзаж поменялся. Дорога пошла уже не такая ровная и плотная, на ней появились выбоины, потом ямки с водой. Трава росла кочкообразно, и помимо кузнечиков начали попадаться лягушки, их громкое кваканье уже отчетливо доносилось с озера. Дорога уперлась в воду, но это оказалась еще не гладь самого озера, а протока, за которой виднелся остров, а за ним, в свою очередь, блестела большая вода. В мелкой и мутной протоке ловить казалось неперспективно и неромантично, а вот перейти на остров и остаться на ночную рыбалку там, окруженными водной гладью, — вот это да!

Ребята разделись и, оставив все вещи на берегу, дошли до острова по дну протоки. Вода в самом глубоком месте доходила до груди. Вернувшись, они взяли все снасти, одежду и уже окончательно переправились на остров. Площадь он имел небольшую, метров пятьдесят в длину, вдвое меньше в ширину, возвышался над водой на метр, не более. Местами остров ограждал камыш, местами берег подходил к воде свободно. Мальчишки знали, что в Надеждине водились карась и сазан. Но водились не значит ловились. Они решили поспорить с этим афоризмом. Не став даже раскладывать вещи, рыбаки одну за одной начали разбирать и устанавливать закидушки. Раскручивая справа от себя, они отправляли грузило метров на двадцать — тридцать от берега. Для проверки или смены наживки эту снасть каждый раз требовалось вытаскивать на берег. Несколько удобнее в этом плане специальные озерные закидушки: их основная леска соединялась с грузилом длинной резинкой от нарезанного медицинского жгута. Они хотя и являлись более короткими, но зато и грузило не приходилось регулярно доставать. Перебирая на себя леску, вы вытягиваете рыбу или пустые крючки, обновляете наживку, и резинка утаскивает всё назад в глубину. Неудобство этого варианта состояло лишь в том, что забросить груз можно, только как будто толкая ядро, а лучше заплывая и опуская на дно, как якорь. Александр, кстати, пошел еще дальше в рыбацком старании. К грузу этих устройств он прикреплял металлический цилиндр от бигуди, взятых у мамы, куда помещал вареную перловку для приманивания рыбы. Но самым большим новаторством у друзей была перетяга. Еще по дороге на шоссе они подняли камень килограмм на семь-восемь, к камню ребята проволокой привязали гладкое железное кольцо, через которое должна протянуться толстая леска в виде бесконечной ленты. Перетяга представляла собой форму треугольника с вершиной под водой, а два других угла располагались на берегу и тоже выглядели как кольца, но уже прикрепленные к забитым в землю на расстоянии друг от друга деревянным кольям. Через три кольца продевалась толстая леска, к которой крепились более тонкие поводки с крючками. Мальчишки надеялись, что дюжина крючков, расположенных в полуметре друг от друга, не оставит рыбе шансов на спасение. Расставив все снасти, Игорь с Сашей наскоро перекусили, объединив индивидуальные запасы провизии, и так же быстро принялись разматывать леску на бамбуковых удилищах под ловлю на поплавок. В жизни всегда чего-то ждешь, иногда готовишь события, стараешься, но когда оно случается, это становится полной неожиданностью… От первого проснувшегося медным переливом колокольчика ребята аж подпрыгнули и бросились в сторону звона. Покачивался колокольчик на закидушке Игоря, и он с азартом принялся выбирать ее на берег. Вот оно, началось! На один из трех крючков попался серебристый карасик чуть меньше ладошки. Ничего, важен почин. Пустив рыбу в садок и перебросив снаряженную заново снасть, оба бегом бросились к своим удилищам. Они хотели ухватить вечерний клев.

Закат торопил их, окрестность окрасилась в красные тона. Камыши торжественно несли свои рыже-коричневые головки, слегка покачивая ими. Лягушки, словно навсегда прощаясь с солнцем, слили свои голоса в единый хор. Стрижи юрко носились над озером, охотясь на многочисленных комаров. Утка же возле большого участка камыша степенно плыла, рассекая гладь озера, вместе со своим выводком. Вечерний покой тревожили лишь колокольчики на закидушках, периодически отрешенно напоминая о себе негромким звоном, сигнализируя о поклевке. Уже добыли более десятка карасей, но главного — сазана — так и не было. Что есть рыбалка? Рыбалка — это раскрытие тайны водных глубин, это ожидание чуда. Возможно, что именно сегодня тебе удастся поймать, в прямом смысле, удачу за хвост, то есть ту рыбу, какой еще не ловил, будь то незнакомый вид или добыча больших размеров. А рыбачье счастье — это процесс вываживания, вытаскивания, если хотите, из воды на белый свет этого чуда. Саша зашел в воду, в просвет между камышами с удочкой. Несколько раз мальчик закидывал грузик с крючком, увеличивая и увеличивая глубину, то есть расстояние от поплавка до грузика, пока поплавок не лег на воду. «Какая-то яма там», — оценивая длину лески, спущенной в толщу воды, подумал мальчик. Чуть уменьшив глубину, он сделал удачный заброс, и поплавок недвижимо замер в вертикальном положении. Мальчик положил удилище на плавающий рядом камыш. Опять зазвонил колокольчик, и Саша громким шепотом сказал Игорю: «Игорь, проверь, тебе ближе». «Хорошо!» — отвечал тот и бегом отправился вытаскивать рыбу. «Карась!» — поднимая белый диск в руке, помахал Игорь. Переведя взгляд обратно перед собой, Саша изумился: удочка вслед за поплавком отплыла достаточно далеко и уже скрывалась за дальней границей камыша. «Тащит крупная рыба», — пронеслось в голове; он шагнул по грудь и еле-еле успел ухватить за толстый край удилища, но тут же замер. Сразу за поплавком, сильно рассекая воду, что даже создавало небольшие расходившиеся на поверхности озера линии, показалась чья-то мокрая усатая голова, похожая на морду гигантской крысы, только темно-коричневого цвета, кое-где с более светлыми волосиками, которая двигалась от камыша. «Это выдра или ондатра», — догадался Саша. Видимо, плывя, она уперлась в леску да так и потащила всю удочку за собой. От шума его движений водное животное мгновенно ловко юркнуло в глубину, и уже сколько ни приглядывался мальчик, так и не увидел, где она закончила свой нырок.

Саша проверил червяка на крючке и закинул вновь. Тени набирали сочность, над озером появился легкий туман в виде дымки. Красный верх поплавка уже с трудом различался на воде. Солнце бы еще посветило, но появившиеся с северо-запада тучи укрыли его возле горизонта. Всё произошло неожиданно — глянув в очередной раз на водную гладь, Саша не обнаружил поплавка. «Опять выдра», — прошептал про себя мальчик, присматриваясь. Но в тот же момент поплавок резко вынырнул и лег на воду. Ждать было нельзя. Саша резко дернул удилище, подсекая рыбу, но если карась, трепеща, вылетал из воды, то в этот раз крючок не тронулся с места, он словно зацепился за что-то крепкое и тяжелое. «Зацеп, да еще на ночь глядя!» — раздосадованно подумал Саша. Но какое-то дрожание, вибрация передались через натянутую леску удилища в напряженную руку мальчика. «Что, камыш прихватил?» — крикнул Игорь, видя изогнутую удочку друга. «Да нет, кто-то серьезный попался». «Тащи давай!» — подбегая, продолжал кричать Игорь. «Да не идет он». «А кто там?» — в нетерпеливом любопытстве носился Игорь по берегу, пытаясь рассмотреть происходящее. Александр и сам не знал, что делается под водой. Он только крепко держал удилище и, опасаясь оборвать леску, не дергал. Теперь уже оба друга поняли, что попалась крупная рыба и, похоже, таких размеров, каких они еще не встречали. «Ну, видно что-нибудь, Саня?» — молитвенно вопрошал с берега Игорь, а тот сам такое наблюдал впервые. Рыба шла вдоль камышей то в одну сторону, то в другую и, казалось, не обращала на усилия со стороны рыбака никакого внимания. «Да вытаскивай же ее быстрее!» «Не могу, не идет!» — не оборачиваясь, отвечал Саша. Вдруг он увидел, что леска двинулась к камышам. «Запутать хочет, — подумал он и закричал, — беги скорее за сачком!» Сам же тем временем шагнул поглубже в воду и пошел вдоль линии воды через камыши к свободному от них участку берега. Ему это удалось благополучно, несмотря на опасность пореза или прокола ног. На чистой воде он начал двигаться вслед за рыбой: плывет она вправо — он за ней идет вправо, она влево — и он за ней туда же, не позволяя, однако, ей заходить в камыши и с каждым проходом чуть-чуть подтягивая леску и направляя рыбий курс к берегу. Борясь с невидимой жительницей подводного мира, мальчики не заметили, как уже совсем стемнело. Луна то скрывалась за набежавшими облаками, то появлялась вновь. И вот, наконец, в лунном свете рыба грациозно показала свой отливающий золотом серебристый бок. «Ого!» — одновременно вырвалось у обоих. Но она еще не сдалась. Почувствовав мелководье, рыбина принялась яростно метаться в стороны, как вдоль берега, так и от него, показывая свои спину и плавник над водой, а затем, с силой изгибаясь хвостом, создавала волну и ныряла, уходя вновь на глубину. «Только не оборви леску, только не оборви леску!» — шептал Игорь. У Саши руки уже затекли от волнения и напряжения, всё свободное от одежды тело: лицо, шею, руки и мокрые ноги — облепили десятки комаров. Но он знал совет старых рыбаков: когда рыба хватанет воздух, то сразу ослабнет, тогда можно и вытаскивать ее спокойненько. Мальчик всё выше и выше выводил рыбу к поверхности, пока ее голова на несколько секунд не затихла над водой. Тогда он развернулся к берегу и резко пошел на сушу. Рыба на мгновение замерла, вытянулась по озерной глади. «Хватай ее! Хватай ее быстрее!» — закричал Саша другу. Тот, забыв про сачок и про то, что он в одежде, как кот бросился на добычу, подмял ее под себя. Рыба бешено била хвостом и изгибалась. Но Игорь прямо лежал на мелководье, придавив ее ко дну. Саша, бросив удилище, тоже поспешил на помощь. Он схватил голову рыбины, засунув пальцы ей под жабры, — это была единственная возможность удержать скользкую и мокрую рыбу в воде. Вдвоем, шагая одновременно, мальчишки вынесли свой трофей на берег и, отбежав от воды еще метров на пять для страховки, отпустили рыбу на траву. Это был сазан! Огромный, больше локтя длиной, с толстенной спиной и отливавшей красным крупной чешуей. Какое-то время он, прогибаясь, подпрыгивал, потом бил хвостом и всем своим длинным, вытянутым, но мощным телом проявлял несогласие. Спустя пару минут он, совсем замаявшись, уже выпрямился и лежал, широко и медленно открывая огромный круглый рот, шевеля при этом жабрами. Мальчики молча стояли над ним, не веря своей удаче. Подобный гигант попался им впервые! «Килограмма на три, а может, и больше потянет! Садок вынем сюда, запустим сазана в него, чтобы не вырвался и не уплыл, а потом унесем обратно в воду». Так и сделали. С трудом просунули рыбину в садок, да и по длине она вошла тютелька в тютельку. Забив в воде уже другой, более толстый кол, они крепко привязали к нему веревку садка. «Давай будем костер устраивать. Погреемся, посушимся и поедим заодно».

Рыбаки развели быстро огонь из заранее собранных ещё днём щепочек. «Смотри, что у тебя на ноге, — вдруг сказал Игорь, указывая пальцем на голень Саши. — И вот, вот еще!» Передвинув ногу ближе к свету костра, Саша вскрикнул: «Пиявки!» Действительно, три черных пиявки повисли на ноге, присосавшись к коже. Щелчком среднего пальца, как будто ставя им щелбаны, Саша посбивал их всех в темноту: «Вот еще, кровопийцы выискались!» Из ранок продолжала вытекать кровь. Не имея никаких аптечных средств, Саша посыпал ранки солью. Так они всегда обрабатывали порезы на рыбалках. «Посолил-заживил», — говаривал его дядька. Не успели друзья поужинать и обсохнуть, как закрапал мелкий дождь. «Ветер поднялся», — заметил Игорь. «Да, не будет теперь клева! Но и так неплохо половили. Интересно, к утру ветер стихнет?» — «Да что-то не похоже. Смотри, гроза собирается — вон там молния полоснула». Ребята оглянулись: сплошная темень озарилась вдруг яркими ломаными линиями. Они стали сверкать всё чаще и ближе. В эти моменты как будто огромный великан-фотограф освещал своей вспышкой окрест. Тогда виделся каждый предмет до мельчайших подробностей: озеро, камыш, трава, даже леска закидушек, уходившая в озеро, на которой болтались колокольчики, теперь уже тихо, но постоянно брякающие от раскачивающего их ветерка. Однако после очередной вспышки накатывала такая чернь, когда что-либо разглядеть абсолютно не представлялось возможным. Костер догорел, и только угольки вспыхивали от порывов ветра. Сухие ветки для огня кончились, вокруг намокло, а деревья или кустарники на острове не росли. Промокли и мальчишки. Дождь то усиливался, то замирал, но молнии уже били, казалось, в самое озеро; временные интервалы между вспышками и громом исчезли; всё проходило одновременно: огромный кривой электрический столб на мгновение нависает над мрачной водной поверхностью, и тут же глохнешь от звукового удара. «Как думаешь, — спросил Саша, — если молния пойдет в воду, рыба всплывет пузом кверху?» «Как бы молния нам самим не поджарила пятки и остальные части тела», — философски ответил Игорь. Помимо прочих неприятностей, особую доставляли комары, никуда не девшиеся от мелкого дождя и несильного ветра. С постоянным писком они везде лезли, жалили и кружились вокруг. Клев пропал, да и как в полной темноте проверять снастии забрасывать их? Всюду вода: в озере, в воздухе, под ногами. Одежда и та уже полностью пропиталась водой, хоть выжимай. Почва, влажная еще днем, теперь превратилась в скользкую, мокрую и вязкую кашу. Передвижения по острову всё усложнялись: ноги постоянно либо скользили, либо вязли в коварной смеси глины, песка и ила. «Нужно сматываться отсюда, пока еще можем нормально собрать снасти!» — произнес Игорь. «Давай!» — согласился Александр. Но нормально в таких условиях сложиться не получилось, конечно. Закидушки вместе с наживкой на крючках ребята поскручивали и побросали в отдельные пакеты, чтобы потом разобрать. У них бы и того не получилось, если бы не постоянные вспышки молний, превратившие небо в огромный фейерверк, только наоборот: фейерверки пускают снизу, а тут салютовали сверху. Сложив часть вещей в рюкзаки, а другую часть кинув в разостланные на траве рубахи и завязав их узлом крест-накрест, ребята так и пошли через протоку: в одной руке рюкзак, в другой — узел из рубахи.

То ли они чуть отклонились от утреннего курса, то ли уровень в озере прибавился, но вот уже вода начала доходить до подбородка, вот им приходится задирать голову, чтобы вдохнуть. «Что делать? — крикнул идущий сзади Игорь. — Не дойдем так!» «Хорошо, — оглянулся Саша. Они вернулись чуть назад, где мельче. — Возьми мой рюкзак и стой здесь. Я с узлом переплыву протоку, положу его на берег, затем заберу у тебя рюкзак, потом другой, и уже вместе доплывем до берега. Жди». Игорь остался посреди воды, а Александр, ориентируясь при всполохах небесного света, плыл с узлом. Днем протока казалась маленькой и узкой, а ночью Александр аж устал грести. Через какое-то время ноги почувствовали мягкое дно. Еще несколько метров, и уже вот он, берег. Не став отдыхать, мальчик, бросив на мокрую траву узел с вещами, направился обратно к товарищу. Игорь, освещенный вспышками молний, стоял с поднятыми над водой руками. От усталости часть вещей положил на свою голову сверху. «Ну как ты?» — подплывая, спросил Саша. «Да ничего; руки отваливаются». — «Давай свой груз». Взяв вторую связку вещей, Саша опять поплыл к берегу, но уже медленнее, так как с непривычки и руки, и ноги отяжелели. Всё повторилось. Преодолев протоку, бросил этот узел к первому и повернул к Игорю. Тот так же неподвижно держался посреди протоки. «Я уже думал, ты утонул!» — пытался пошутить Игорь, но шутка не вышла; он сильно замерз, даже голос, казалось, дрожал от холода. «Сейчас маленько отдохну, и вперед!» — отвечал Саша; он двигался и холода не чувствовал, накатила лишь сильная усталость. «Ну всё! Я вперед, а ты за мной!» — и Александр, взяв один из рюкзаков, поплыл, Игорь следовал за ним.

Саша несколько сезонов тренировался в бассейне, правда, не добился особых успехов — может быть, потому, что был полноват, может, по причине какой-то детской лени. Но он очень уверенно держался на воде, отлично и далеко нырял. На спор как-то переплыл разлившийся весной Иртыш, прямо под мостом. Тогда ему тоже приходилось нелегко: он удирал от идущих навстречу друг другу ракет и барж. Он сопротивлялся волнам, немаленьким, как оказалось, на середине реки в ветреную погоду, спорил с течением, оплывая опоры-быки моста. Имелся у него за детскими плечами и опыт борьбы со штормом в Черном море, когда при волнении в несколько баллов он самонадеянно решил продемонстрировать всем, какой он хороший пловец. В тот день в море никто не купался; но не обращая на это обстоятельство внимания, Саша, разбежавшись по пляжу из гальки, нырнул в середину очередной волны — он ведь занимался плаванием! Но ощущения оказались иными, чем прежде. Волна представляла собой плотную движущуюся массу воды с носящимися внутри крупными камнями. Некоторые из них задели Сашу довольно чувствительно. «Ничего, это на мели. Дальше чище будет», — подумал мальчик, отгребая от галечного берега. Немного удалившись и проплыв между волнорезами, о которые разбивались в белые брызги и пену шумные волны, он обернулся, посмотрел на маму и бабушку, мирно сидевших на пляже, и решил возвращаться. Однако выполнить это получилось не так-то просто! Откатывающаяся с берега волна утаскивала за собой на глубину, а ветер, дующий не прямо с пляжа на море, а наискось, направлял волны и, соответственно, пловца на волнорез. Мальчик не растерялся: «Главное — дыхание. Когда волна несет к берегу, буду отдыхать, просто следуя за ней и глубоко дыша. Когда же она понесет обратно в море, примусь под углом к берегу изо всех сил грести кролем». Он проделал так раз, потом еще раз и уже сбился со счета, когда почти у самого волнореза, не обращая внимания на кружившие в волнах камни, Саша ощутил ногами дно, как будто приведенное в движение разыгравшейся стихией, и, тяжело дыша, выбрался из воды, последние метры убегая от огромных настигающих волн. Ничего не сказал он тогда маме с бабушкой. Александр вынес для себя, что к водной стихии надо относиться с уважением.

Озёрное мелководье казалось для него ерундовой проблемой, если бы не ночь и не молнии. Но даже не это главное. Проделав уже почти весь путь и ступая по илистому дну ногами, он обернулся на товарища — того рядом не оказалось. «Ты где, Игореха?!» — крикнул Саша. Ответа не последовало. Не виднелось Игоря и в сумраке среди протоки. Бросив с размаха рюкзак на прибрежную глину, Саша кинулся обратно к другу. Молнии уже не часто рассекали небо. Поднявшийся ветер, видимо, нагнал облака так, что потемнело еще больше, и плыть приходилось наугад. Вдруг он натолкнулся под водой на что-то мягкое, нащупав ногой у дна. Он нырнул. Оказалось, это рюкзак Игоря. «Где же он сам?» Саша знал, что его друг плавал плохо, но не думал, что настолько. «Лучше бы я еще раз сплавал с его рюкзаком на берег, а возвращались бы вместе», — пронеслось у него в голове. Саша постоянно звал друга. Никто не откликался. Небольшой всплеск воды привлек внимание. «Потом заберу», — Александр оттолкнулся от рюкзака. «Это он, вернее его голова!» — разглядел Саша. Лицо Игоря то погружалось, то показывалось из воды совсем недалеко, метрах в пяти от Александра. Два-три гребка, и он рядом. Уже вблизи Саша заметил, что рот у Игоря открыт, вода то вливается туда, то он, закашливаясь, выпускает ее обратно, глаза вытаращены и как-то страшно смотрят на Александра, а само лицо тоже сильно перекошено, словно он что-то хочет сказать, но не может. Почувствовав протянутую к нему руку, Саша попытался поддержать незадачливого пловца под локоть, но тот перехватил руку Саши, дернул на себя, подтянул и моментально оседлал друга, оказавшись над водой и притопив теперь Александра. Но тот где-то читал, что в таких ситуациях нужно нырнуть, и там, на глубине, утопающий обязательно освободит, отпустит свой хват. Успев набрать воздуха при атаке Игорем его шеи, под давлением нависшего сверху тела Игоря Саша глубоко нырнул, увлекая за собой товарища. Через несколько секунд тот ослабил давление на шею Саши и сам, отталкиваясь от него, показался над поверхностью озера, судорожно дыша. Александр же, вынырнув, заплыл за спину Игоря и, благо тот не умел вращаться в воде, начал подталкивать его в спину и, поддерживая, направлять к берегу, правда, постоянно сторожась нового захвата Игоря. «Спокойно, спокойно! Сейчас доплывем, уже скоро берег. Старайся дышать. Главное, не суетись!» — подбадривал он друга. Наконец берег. Игорь выполз из озера на коленях и тут же упал возле воды. «Ничего, полежи, маленько отдохну и пойду поныряю, найду твой рюкзак». Нырять пришлось долго; уже совсем рассвело. Глаза покраснели от усталости и воды. Товарищ с грустным лицом сидел рядом с вещами. «Ладно, айда, Саша, домой! Черт с ним, с этим рюкзаком!» «Но там ведь садок со всем уловом и перетяга! — кричал Саша из воды. — Нет, я еще поищу! Сейчас воткну длинные прутья, где я уже искал, и от них буду отходить, сдвигая вешки по мере поиска». Где-то через полчаса наткнулся Саша на злополучный рюкзак. Только сейчас они увидели, что выходили с острова не в том самом узком месте, где прошли вчера днем, а в другом, более широком. Чуть просушив на ветру одежду, ребята направились обратной дорогой к трассе. На середине пути выкатилось яркое летнее солнце, с травы и дороги быстро исчезала влага, и уже ничто, казалось, не напоминало о грозовой ненастной ночи — только воспоминания.

Кто не был в пионерских лагерях, тот не знал жизни при советской «гуманной» власти. В семидесятые у очень многих мальчиков и девочек родители работали на заводах. У Саши отец, дед, бабушка и дядя — все трудились на одном очень крупном, известном еще до Великой Отечественной войны оборонном предприятии, ставшим знаменитым в дни испытаний. Каждое большое предприятие обязательно имело свой пионерский лагерь, дом отдыха, Дворец культуры. На Седьмое ноября и Девятое мая колонны заводских коллективов весело и по-настоящему дружно отправлялись на демонстрацию с шарами, транспарантами, флагами — ведь в их рядах находилось столько ветеранов, прошедших страшные будни войны и голодные годы в изматывающем труде в тылу! Сложно поверить, но первый полный день отдыха во время войны предоставили рабочим на этом заводе только с тридцать первого декабря сорок третьего на первое января сорок четвертого года! То есть два с половиной года люди трудились по трехсменному графику без выходных! Маленький Саша всегда с дедом и бабушкой участвовал в демонстрациях. Обычно бабушка вручала внуку огромную связку шаров, надутых гелием и стремившихся вверх, а Саша, радостный, крепко держал связывающую их веревочку, шел и следил за тем, чтобы шары не зацепились за ветки деревьев или острые наконечники флагов. Когда все громко кричали «Ура!», он кричал тоже. Но главной мыслью, которая занимала его тогда, была следующая: «Сколько же нужно шаров, чтобы подняться в небо?» Но такого количества не могла дать ему даже бабушка. А вот путевкой в летний лагерь обеспечивали мальчика с завидной регулярностью с самого раннего детства, лет с шести-семи. Эти лагеря располагались на расстоянии около пятидесяти километров от города в сосновом бору. Как и многие послевоенные постройки, они несли в себе задачи обеспечения функционирования оборонных предприятий в случае угрозы для их деятельности. Там могли быть размещены работники завода, вновь приехавшие специалисты, раненые. Но такого за всю историю существования их не случилось, и они использовались для организации летнего отдыха детей сотрудников заводов.

В начале июля Сашу привели на стадион в парке. На асфальтовой площадке за воротами — огромная вереница из восемнадцати автобусов, машины скорой помощи и маленького авто директора пионерского лагеря. Там ждали детей. Сашу направили к автобусу, находившемуся в середине колонны. Две девушки-вожатые в белых рубахах, черных юбках, пилотках и красных галстуках заботливо встречали всех детей, уточняли возраст и либо размещали в свой автобус, либо показывали, в какой нужно направиться. Александр попал в десятый отряд. В девятый и десятый отряды набирали пионеров десятилетнего возраста. Из автобуса директора звучала веселая музыка; флаги на машинах весело развевались; нарядные вожатые, рассадив подопечных по местам, знакомились с ними. Колонна тронулась, дети кричали родителям в открытые форточки «до-сви-да-ния!» и размахивали руками. Саша же сидел у окна и с грустью смотрел на знакомые улицы, уносящиеся от него. Он не сильно хотел ехать из дома куда-либо. От нечего делать открыл свой маленький рюкзачок. Там мама сложила две пары белья, банные принадлежности, легкую курточку от дождя и три бутерброда. Кроме того, взял Саша с собой, вопреки запрету матери, перочинный нож отца. Александр надеялся вырезать им что-нибудь из дерева. Унеслись уже пыльные улицы города, покачали своими факелами на прощанье вышки нефтезавода, напомнив о себе неприятным запахом; далее поплелись зеленые поля вперемежку с березовыми околками. Наконец спустя час колонна повернула влево, и уже через несколько минут показалась темная высокая стена бора. После еще одного поворота все машины выбрались на дорогу, по обеим сторонам окруженную строгими мощными, толстыми соснами.

А вот и ворота лагеря! Медленно следуя через въезд, украшенный лентами, встречаемые жизнерадостным маршем автобусы попадали на территорию пионерского лагеря. Вожатые действовали четко. Построив свои отряды возле машин, проверили, чтобы дети не оставили на сиденьях своих пожитков, и повели по корпусам. Здания имелись двух видов: два корпуса с возможностью зимнего использования и соответственного исполнения — двухэтажные двухподъездные срубы, предназначенные для самых маленьких детей. В каждом из них расселялось по четыре отряда, то есть в двух корпусах — с девятого по шестнадцатый включительно. Остальные восемь отрядов располагались в одноэтажных летних домиках. Для Саши потекли однообразные дни. Веселее всех, как ему казалось, приходилось вожатым. С утра они будили ребят, и те бежали умываться к рукомойникам на улице, дрожа от холодной воды. Затем вожатые, дав команду надеть спортивную одежду, строили отряд и быстрым шагом или бегом двигались на асфальтовую площадку для построений, где под звуки энергичных, бодрых баянистов весь лагерь повторял за старшим физруком гимнастические упражнения. После этого возвращались и переоблачались в пионерскую форму; надевали: мальчики — брюки, а девочки — юбку, белую рубаху и пилотку; повязывали красный галстук. Опять строились и уже абсолютно строгим шагом в ногу следовали, часто с речовками, на пионерскую линейку. Там, вновь построившись по отрядам, делали перекличку. Старший пионервожатый называл номер отряда, а весь отряд громко отвечал: «Здесь!» После переклички ведущий линейки говорил: «Пионер — всем пример! — и далее: — Будь готов!», а весь лагерь должен был отвечать: «Всегда готов!» Больше всего Сашу занимало: к чему он должен быть готов? Далее громкоговоритель оживал веселой песней, все голоса детей и вожатых вливались в радостный марш «Всё выше, и выше, и выше…» Завод, построивший лагерь, был авиационным, поэтому логично, что пели про самолеты и небо. Много лет спустя Саша узнал, что аналогичная музыка марша существовала и у фашистской Германии. Может быть, поэтому Саше никогда не нравилось ее петь? Зато другую песню, о козе и ее хвостике, он очень хорошо знал, любил и всегда громко исполнял вместе со всеми. Вообще, стоя на линейке, он часто размышлял: «Зачем вставать на час раньше, дважды переодеваться, маршировать, хором петь и в конце концов прийти в неудобной, но нарядной, чистой пионерской форме строем в столовую, — как будто без этого всего действа не дадут тарелку с кашей и чай на завтрак?» Еще на линейке объявляли общелагерные мероприятия на день. После же завтрака вожатые знакомили с расписанием для каждого отдельного отряда. Сашу же больше всего интересовали свободные часы, то есть личное время, но вот их-то как раз оказывалось всего меньше — как правило, один час перед ужином. День отдыхающих детей заполнялся самыми разнообразными мероприятиями: зарница, конкурс строевой песни, веселые эстафеты, трудовой десант, конкурс театрального искусства, соревнования в кружках. Вожатые старались, мечтая получить для отряда призовые места. Дети же не очень горели желанием, ведь им не требовались хорошие оценки за педагогическую практику. Им нравились просмотр кинофильмов, плавание в открытом бассейне, день приема родителей и ночной костер. А еще им хотелось побегать по лесу, мальчикам — поиграть в разбойников или индейцев, девочкам — порисовать на асфальте или попрыгать через резинки. Но бодрый голос вожатого всегда звал за собой.

Пока Саша привыкал ко всем этим новшествам, случилась одна неприятность. Вернее, возникло неприязненное отношение одного из самых сильных мальчиков отряда, Паши. Он явно выглядел старше своего возраста: на полголовы выше других, далеко не худенький, с румяными щеками и трясущимся животом. Он очень любил подтрунивать над всеми, едко, но как бы в шутку замечать их недостатки. Дети обижались, а это еще больше заводило его: он рассыпался в ядовитых колкостях, бивших фонтаном из его разыгравшегося красноречия. Правда, когда очередная жертва готова была расплакаться или убежать, Паша, насытившись своими издевками, вдруг говорил: «Да ты что, я же пошутил! Вот чудак, шуток не понимает!» — обращался он к окружающим. Причем делал он это именно тогда, когда вокруг собиралось много ребят. И все они, как правило сами недавно находившиеся в роли предмета его издевательств, хихикали над очередной жертвой, пытаясь снискать благоволение Павла. Когда отряд, стоя перед столовой в общей очереди, ждал, пока дежурные накроют на столы, Паша обратился к стоящему рядом Александру: «Толстый, ты есть хочешь?» Но Саша быстро парировал: «Ты сам-то себя в зеркало видел?» Паша от неожиданности даже приостановил свою речь, как будто наткнулся на что-то; внимательно посмотрел на Сашу. Но тут розовые щеки его расплылись в самодовольной улыбке: «Да я худышка по сравнению с тобой! — он втянул живот и повернулся к привлеченным спором окружающим: — Смотрите! — Те рассмеялись. — А ты так не можешь!» Саше не хотелось этой клоунады, и он ничего не отвечал. «Видишь, не можешь! — не унимался Павел. — Поэтому отдашь мне свою булочку с завтрака. Мне еще долго надо до такого толстого пуза, как у тебя, отъедаться». С этими словами он попытался похлопать Сашу по животу, но тот отвел его руки. «Во как переживает за свое пузико! Только сам себе и дает его гладить». Все вокруг дружно рассмеялись шуткам Паши. Тот, ободренный этим смехом, продолжал: «А может, щеки даст потрогать свои пухлые?» У Саши кровь кинулась к голове: «Как тот, сам толще меня в два раза, надо мной так насмехается? Почему другие этого не видят и тоже смеются? Какие они слабаки, ведь обидчик недавно смеялся и над каждым из них!» Павел попытался ухватить рукой Сашу за щеку, тот отбил его руку, в неожиданной ярости сильно размахнулся и, как умел, послал свой кулак со всей силы в лицо обидчика. Но размах был очень длинным, а удар слишком заметным. Тем не менее Паша, отпрянув всем корпусом в противоположную сторону, отшагнул, чтобы не потерять равновесия, но, упершись задней частью голени в низкое ограждение клумбы, споткнулся, потерял устойчивость и рухнул на спину прямо в рыхлую перекопанную землю, где только начали садить цветы. Смех резко прекратился. «Что здесь происходит? — вдруг, как из ниоткуда, возникла воспитательница отряда Алевтина Игоревна, высокая худая женщина лет сорока. — Ах, это ты, Жаров, опять хулиганишь?» Саша опустил голову, но молчал. Внутри него бурлила обида на несправедливость. Ведь он всего лишь защищался и не выступал инициатором сегодняшнего конфликта. Но формально воспитательница отряда оказалась права. Буквально накануне вечером Александр сделался участником предыдущего досадного происшествия. В час свободного времени он с ещё несколькими товарищами весело бегал по помещению отряда, затеяв нечто вроде догонялок. В какой-то момент в проходе между комнатами появилась Леночка, высокая худая девочка, и Саша совершенно случайно налетел на нее. От такого неожиданного столкновения Леночка упала, сильно ударилась спиной о подставку для обуви и расплакалась от боли. Саша готов был нести пострадавшую на руках, готов был извиняться, от переживания за состояние ее здоровья сам сильно испугался. Он, кляня себя, дал слово вообще к девчонкам не приближаться, раз они такие неженки. На шум вышла воспитательница с вожатым и, думая, что Александр сделал это умышленно, принялась отчитывать его. Но Саша только повторял: «Я не специально, я не хотел».

Впрочем, руководительница отряда, кажется, уже сделала свой вывод относительно характера и поведения этого своего подопечного. Сегодня она утвердилась в этом окончательно. «Нет, вы посмотрите на него! Мало того, что он опять ребенка уронил, так еще испачкал его пионерскую форму! — возмущенно выговаривала она Саше, помогая Павлику встать. — Возьмешь и постираешь товарищу рубаху. Да, чтобы стала такой же белой, как и была! А ещё раз произойдет подобная хулиганская выходка — сообщу директору лагеря и родителям». Саша молчал; обида в виде слез взялась откуда-то изнутри и, сжав горло, поднялась к глазам. Чтобы не показать слез, он отвернулся и быстро отошел, а потом побежал за столовую. «Запомни мои слова», — неслось ему вслед от воспитателя, но Саша, не останавливаясь, двигался всё дальше и дальше. На завтрак в этот день он не пошел. Перебравшись через знакомый лаз в заборе лагеря, он очутился в овраге со склоном, заросшим лопухом. Мальчик остановился. Тишина и умиротворенность окружали его. Шум лагеря не доносился. Он сел на поваленное дерево и стал наблюдать, как несколько муравьев слаженно сражались с крупным жуком. На каждой лапине жука висело по муравью, другие залезали сверху, жук не имел никакой возможности двигаться. «Вот если бы мне иметь таких друзей, мы сообща легко победили бы противного Пашку. Но некого привлечь на свою сторону», — с горечью думал Саша. Его уединение прервал громкий окрик: «Ты что здесь сидишь и прохлаждаешься? Алевтина Игоревна ищет тебя. Пошли быстрее! А то воспитатель направится к руководству лагеря говорить о тебе». Этот голос принадлежал пионервожатому их отряда. Мальчишки ему сказали, в какую сторону побежал Саша и где его можно сыскать, так как вместе они часто лазили в овраг за головками репейника. «Ты не ходи больше сюда. Здесь хоть и недалеко, но всё же… — сказал вожатый. — А если будут сложности, говори мне, помогу, чем смогу. — Он похлопал мальчика по плечу. — Я скажу, что ты был за столовой и не покидал территории лагеря, хорошо?» Саша кивнул. Он и не думал никуда убегать, просто ему очень нравилось это место. Много раз он с мальчишками играл в овраге то в индейцев, то в Робина Гуда. Но, пообещав, он твердо решил не подводить доброго вожатого и не выходить за ограждение даже на шаг.

Отряд между тем занимался по распорядку — прочёсывал лес, подбирая фантики и бумажки. Это называлось уборкой территории, закрепленной за отрядом. Быстро переодевшись из пионерской формы в повседневную, Саша присоединился к ребятам. К их участку относилась и асфальтовая площадка, где проходили линейки. Саша знал, что на площадке обычно убираются девочки, тогда как мальчики предпочитают группами бродить по лесу, и, не ища встречи с последними, он направился к площадке. Но там оказалась только уже знакомая нам Леночка. Саша остановился в замешательстве: чувствуя свою вину перед ней, он хотел извиниться. Девочка даже вызывала к себе симпатию, но он не знал, что сказать, и только смотрел на нее издали. Подняв пару оберток от конфет, она стояла посередине, оглядываясь, нет ли чего еще. Вдруг Саша увидел, как из-за окружающих площадку подстриженных кустов, служащих в качестве живой изгороди, в сторону девочки полетела одна шишка, потом другая. Следующая шишка угодила в подол платья девочки; та повернулась в сторону бросавшего из-за кустов и громко гневно крикнула: «Какой ненормальный кидается?!» Но в этот момент ей в голову уже летел камень. Он попал ей в лицо, и девочка села на корточки, вскинула руки и, закрывая ими голову, заплакала. Саша двинулся с места, где находился до сих пор. На ходу он подумал: «Вот наконец представился случай и оправдать себя в глазах воспитателя, и извиниться перед Леночкой. Сейчас узнаем, кто этот метатель!» Он бежал с внешней стороны кустов к месту, откуда вылетели шишки и камень. Неожиданно резко остановился — между двух кустов прятался, согнувшись, Пашка. Увидев Александра, он тоже вскочил.

Сначала лицо его выразило озадаченность. Видимо, попасть камнем в голову девочке, да еще при свидетелях, не входило в его планы. Но снова самодовольная уверенность взяла верх, и он растянулся в наглой улыбке: «Что, хочешь попросить рубаху постирать? Пойдем, я дам ее тебе». «Ты гад!» — только и смог прошептать Саша. Получилось так, что он стоял, мешая обидчику выйти из зарослей наружу. «А ну, с дороги, жиртрес!» — Пашка ударил Сашу в лицо. Но тот не почувствовал этого, он только нагнулся немного вперед и, толкая противника в грудь, пошел на него, пытаясь втиснуть его в самую гущу веток. Так они вместе сквозь кусты выбежали на площадку, где находилась Леночка. «Это он в тебя кинул!» — показывая рукой, сразу сказал Паша. «Что врешь!» — крикнул тот. Саша считал, что сам он драться не умеет, но от бессильной злости и не желая приближаться к более авторитетному и сильному Павлу, пнул его ногой в живот, потом в ногу, потом еще и еще. Тот пытался подскочить и ударить рукой, но постоянно натыкался на удары ногами, которые с остервенением наносил Саша. «Давай на кулачках! Что ты, как девчонка, пинаешься!» — крикнул Павел. Леночка, до этого смотревшая на них большими глазами, вскочила на ноги и побежала прочь с площадки. Саша отвлекся на нее, а Павел, воспользовавшись этим моментом, схватил Александра за одежду на груди, обеими руками подтягивая к себе. «Сейчас ты по полной получишь!» — прошипел он ему. Но это приблизившееся лицо было так ненавистно Саше, так он хотел от него избавиться, что, обхватив противника за шею рукой, с помощью другой прижал голову того к своему туловищу и, подвернувшись, повалил на спину на асфальт. Тут же, не давая опомниться, сел на живот Павла сверху, упершись коленями в асфальт. Вот тут-то и пригодились Александру лишние пять-шесть килограмм собственного веса. Прочно удерживая противника ногами, находясь сверху, Александр, взяв его двумя руками за волосы, принялся, приподнимая голову, а затем резко толкая, опускать ее, ударять затылком об асфальт. Пашка сначала пытался сопротивляться, ему даже удалось отцепить одну руку сидящего на нем от своей шевелюры. Но Саша этой же освободившейся рукой, как будто молотком забивая гвозди, ударил Павла по носу, от чего у того пошла кровь. «Всё! Всё!» — закричал поверженный. Но Саша снова схватил его за волосы и, придавив голову к асфальту щекой, выкрикивал: «Ты понял?! Ты понял?!» Этим криком он выражал удовлетворенную обиду, исправленную несправедливость и отомщенное издевательство. Но Лена не просто так умчалась. Она привела с собой вожатого и воспитателя — Алевтину Игоревну. Те вбежали на площадку и с двух сторон под руки подняли Александра с лежавшего Паши. Вожатый, который до этого отыскал Сашу в овраге, с удивлением глядел на него, словно высматривая в нем что-то новое. Так же пораженно стояли дети, прилетевшие вслед своих руководителей. И когда кричавшая воспитательница схватила Сашу за руку и потащила к старшему пионервожатому, все лишь молча расступились, взглядом провожая их и плетущегося с разбитым носом в медпункт Павла. Александр чувствовал себя героем! Он осилил грозного противника. Все обиды, сполна оплаченные, улетучились. Никто в отряде впредь не сможет тронуть его. Он знал, что был прав, и только благодаря этому победил! Остальное представлялось неважным: испачканная и порванная одежда, разбитая, вспухшая губа и возможное исключение из лагеря.

В комнате старшего пионервожатого Андрея Андреевича на упрёки воспитателя Саша только твердил: «Он первый начал, он первый начал». «А из-за чего он начал?» — поинтересовался Андрей Андреевич. «Не знаю», — отвечал упрямец. Конечно, ему хотелось всё рассказать и об обзывательствах, и о Леночке. Но мысли не складывались в фразы, и он только молчал. Но Алевтина Игоревна перечисляла и перечисляла выходки подопечного. «Неужели такой отпетый хулиган? — удивлялся Андрей Андреевич. — Ладно, иди в отряд, смотри не натвори ничего до завтра, чтоб тише воды и ниже травы! — и он погрозил Саше пальцем. — Я же выслушаю второго участника инцидента. Он ведь в медпункте, верно? Поговорю с врачом. Ах да, там же еще девочка пострадала. Утром примем решение! Тебе сообщит его воспитатель или пионервожатый, иди и занимайся с отрядом». День заканчивался. Своего оппонента Саша сегодня больше не встретил, так как спали они в разных палатах. Он лишь заметил изменившееся отношение к нему мальчиков и постоянно шушукавшихся вокруг Лены девочек. На следующий день обоих супротивников заставили помириться и пожать друг другу руки, пообещать, что никаких стычек впредь не будет. Кроме того, Павла перевели в девятый отряд, к более старшим ребятам, где, как оказалось, находилось много его одноклассников. Но воспитательница Алевтина Игоревна невзлюбила Сашу, постоянно придиралась то к внешнему виду, то к неправильно заправленной койке, то еще к чему-нибудь. А может, это лишь казалось мальчику? Но когда отец приехал его навестить, он упросил забрать его из отряда, что тот и сделал, написав заявление директору лагеря. По пути домой случилась еще одна неприятность. Слезая с заднего сиденья мопеда во время остановки, Саша о раскаленную выхлопную трубу сильно обжег ногу, долго болевшую потом незатягивающейся раной. Но привычная домашняя обстановка со временем привела его жизнь в обычное русло. Только во сне, когда из глубины памяти и чувств накатывали воспоминания об обидчике, снова приходилось отстаивать свою правоту.

Сегодня людям трудно себе вообразить, как можно обходиться без сотовых телефонов, планшетов, интернета, без компьютера и разных других гаджетов. Кажется, без этого нет настоящего и не может быть будущего. Но стоит только задуматься: первые телевизоры появились в середине двадцатого века, пульты управления и видеомагнитофоны стали массовыми в СССР только в конце восьмидесятых годов того же века, мобильные телефоны и интернет — в середине девяностых. А всего лишь спустя двадцать лет подросло поколение, которое уже не представляет жизнь иной, более того, видеомагнитофоны за эти годы успели безнадежно устареть и кануть в Лету. Однако несомненно, что, помимо приобретений новейшего времени, ушли в бытие размеренность, обязательность и даже отчасти инициативность человека. Кажется, общество развивается. Люди стали более информированными, активными и мобильными. Но сделались ли они более умелыми, деятельными, не угасло ли творчество? Многое, очень многое начинается в детстве. Не ослаб ли дух искателей приключений и авантюристов в современных мальчишках, не остался ли он только в пределах всемирной паутины? Но что касается детства Саши, здесь всё было самым настоящим: радость, страх, поражение и победа. Жизнь влекла мальчика за собой и несла его, словно на сказочном поезде, от одной остановки к другой.

Именно в тот период сносили частный сектор на огромных площадях в городе — на Линиях от улицы Пушкина до улицы Богдана Хмельницкого, затем, чуть позже, на Рабочих до Двадцатой. Сначала мальчики лазали по оставленным пустым старым домам. Они словно путешествовали во времени, погружаясь в прошлое. В каждом строении, доживавшем последние свои часы, явно чувствовалась своя индивидуальная жизнь, протекающая здесь совсем недавно и брошенная за ненадобностью. В новых многоэтажных панельных высотках будет всё по-другому. Здесь же остались птичьи и кроличьи клетки, массивный комод и огромная, высокая полуторная панцирная кровать, на которой здорово прыгать. Во многих дворах брошеные собаки, еще пытаясь отогнать непрошеных гостей, лаяли, но уже как-то не яростно, а вяло, так как некого им было теперь охранять. И они быстро отступали от одного окрика, убегая в соседний дворик через плохонький штакетник. Чего только ребята не находили там, особенно в сараях и главное — на чердаках, куда выезжающим хозяевам то ли в результате лени, то ли в спешке, то ли по старости не пришлось наведаться перед отъездом. Больше всего из найденного Сашу и его друзей поразили старое охотничье ружье и настоящая дореволюционная шашка в черных ножнах с латунными желтыми вставками на коже. Но эти трофеи достались не ему. Он же домой принес гитару и гармонь. На обоих инструментах мальчик пытался учиться играть, на гитаре — более успешно, и она очень долгое время находилась у него.

Другим событием, также приведшим к бурному росту в квартирах детворы всякого ненужного старого скарба, явилось следующее происшествие. Однажды, сидя вечером дома, Саша заметил, как окна стоящей напротив девятиэтажки окрасились оранжевым цветом. «Закат солнца; смотри, мама, как красиво». — «Да, очень красиво». Саша выглянул в окно, пытаясь увидеть само солнце: «Да это пожар, горят бараки и сараи. Я пойду посмотрю». «Осторожней, не подходи близко», — услышал он, когда сбегал по лестнице во двор. На улицах огромное число людей, знакомых и незнакомых, бежало к месту пожара. Территорию огня уже оцепили пожарные, делавшие свое привычное дело, но без особого успеха. Огромное оранжевое-красное пламя с черными хвостами металось внутри барака, то тут, то там прорываясь через окна и крышу. От бараков запылал и стоящий рядом винно-водочный магазин. Сараи же никто и вовсе не пытался тушить. Они располагались на огромной территории длинными, иногда извилистыми рядами, и всегда с узкими проходами, где не имелось никакой возможности проехать машинам. Выгорело всё. И до момента, пока пожарище не очистилось усилиями бульдозеров, мальчишки таскали оттуда обугленные велосипеды, коньки, санки и другие вещи, преимущественно металлические, затем чистившиеся песком и наждачной бумагой под последующую покраску. На месте пожара — а многие почему-то говорили о поджоге бараков самими их жильцами с целью расселения и получения нового жилья — началось бурное строительство современных кирпичных высотных домов. Кстати, с подготовкой к строительству связано еще одно происшествие, выпадающее из общего ряда и столь необычное для города О-ка, что его старались даже скрыть, но вездесущие мальчишки приняли в нем самое непосредственное и деятельное участие. Правда, это событие случилось в другом районе города, но так заинтересовало Сашу, что он пропадал там с утра и до ночи.

Дело состояло в следующем: летом на пустыре, не далее чем в километре от железнодорожного вокзала, собрались строить большой дом. Выкопали котлован, а вынутый грунт отсыпали рядом в виде огромной насыпи. В тот же вечер все дети близлежащих домов лазили на этой горе из смеси песка и глины. Они так и говорили: «Пошли гулять на гору». Ребята скатывались, прыгали с нее, рыли ямы. Маленькая девочка Оля строила внизу, у подножия горы, формочки. Вдруг в ее ведерке что-то загремело. Она, думая: «Наверное, камушек попал», хотела высыпать всё из ведерка, но вместе с песком выпала какая-то круглая черная тяжеленькая вещица, которой Оля никогда раньше не видела. «Папа, папа! Смотри, что я нашла!» — побежала девочка к отцу. «Да это старинная дорогая монета! Молодец, Оленька! Иди посмотри, нет ли еще похожих монет». Девочка снова принялась копать своим совочком в том же месте, где нашла первую. «Вот, вот, еще нашла, теперь беленькую!» — весело смеясь, побежала она к отцу. «Ба, да это теперь серебряные пятнадцать копеек! Беги еще покопай». Мальчишки, носившиеся рядом, сгрудились, изумленные. Подошел и Саша, приехавший с Игорем еще утром порыбачить под железнодорожный мост, а теперь возвращающийся домой, так как особого клева не случилось. Увидев гору и собравшихся детей, друзья решили полюбопытствовать. Они еще стояли возле отца девочки, когда та уже третий раз подбежала к нему и в ладошке у нее блестела уже довольно большая белая монета, с одной стороны которой был изображен орел, а с другой — голова какого-то незнакомого дядьки. «Ты, Оленька, ищи. Я сейчас сбегаю за лопатой, переоденусь и вернусь, а ты побудь здесь, хорошо? Наверное, экскаваторщик зацепил старый клад, и деньги рассыпались». Для ребят, стоящих вокруг, слова про клад прозвучали как выстрел стартового пистолета. Все разом, забыв про свои забавы, принялись копать грунт вокруг ямки, где играла Оля. Саша вооружился куском арматуры, Игорь схватил палку. Удочки положили рядом. То тут, то там периодически раздавались голоса детей, обнаруживших очередную находку. Тогда другие подбегали к ним, с интересом рассматривали монету и с возросшим рвением кидались на поиски. Досталось по монетке и Саше с Игорем. Александру повезло больше: он нашел серебряный рубль тысяча восемьсот девяносто восьмого года, Игорь — медный пятак. Подбегали новые дети; гора стала походить на гигантский муравейник, где все что-то искали. Даже идущие мимо трамваи останавливались. Вернувшийся Олин папа привел свою жену и принес две лопаты. Но, увидев массовые раскопки, оставил жену с дочкой продолжать земляные работы, а сам убежал куда-то в сторону вокзала. Через некоторое время он вернулся, объявил присутствующим, что первым обнаружил клад и все должны приносить найденные вещи ему, а он их сдаст государству. Маленькие дети ничего не поняли из его слов, большие же кто рассмеялся: «Нашел дураков», кто покрутил у виска — дескать, ага, самый умный. Никто ничего не принес. Примерно через час явилась группа милиционеров, потом еще одна, они изобразили оцепление, однако никого не прогоняли. Милиционеры стояли до позднего вечера, но с наступлением темноты ушли, а раскопки продолжались дальше, но уже при свете фонариков. Только к полуночи севшие батарейки заставили людей покинуть гору. Саша с Игорем отправились домой раньше — подсветка у них отсутствовала, — но твердо решили с самого утра быть здесь. Сегодняшние поиски для ребят оказались очень удачными: на двоих они раздобыли семь монет разного достоинства и уже в трамвае с интересом рассматривали их, сравнивая года, размеры, надписи и изображения. Ничего не сообщая домашним о находках, объявив только, что с утра идут на зорьку, друзья погрузились в неспокойный сон. Рассвет они встретили на горе. Уже подтянулось много людей, среди них значительное число взрослых. Все старательно копали, наталкивались не только на монеты, но и на другие предметные свидетельства старины: подковы, пуговицы, газеты из прошлого с необычной буквой «ять» и фото дам в шляпках и с зонтиками. Попадались целые и разломанные шкатулки, несколько серебряных ложек. К искателям подошел какой-то толстый гражданин в очках с жирными красными трясущимися щеками. Он приближался к ребятам, интересовался тем, что они нашли, и, посмотрев, предлагал меняться, например одну маленькую беленькую монетку — на две его черных, но больших. Игорь с Сашей не обратили на него внимания, но более младшие подолгу беседовали с этим дядькой, пока чей-то отец не сказал ему, чтобы тот не дурил детей. К обеду опять пришли милиционеры, правда в меньшем количестве, зато с ними присутствовали два сотрудника музея. Они недолго постояли, оглядели несколько находок и сказали, что на этом месте до Революции располагались постоялый двор и магазин. Возможно, кто-то из хозяев в смутные дни смены власти в ходе Гражданской войны и припрятал ценности в надежде достать их в более спокойное время, но, видимо, не свершилось. Многое же из найденного, просто ввиду длительной деятельности людей в этом районе, представляющем часть Атаманского хутора, просто терялось и лишь почти через сто лет вновь появилось на белый свет. Поговорив еще о чем-то с милиционерами, музейщики уехали. Три дня продолжались бурные поиски; на четвертый и количество находок, и число людей на горе резко снизилось, только самые стойкие, а может фанатичные, продолжали копать. На пятый день строители словно спохватились — вывезли весь грунт и освободили площадку для дальнейшего строительства. Больше там ничего не находили. У Саши с тех раскопок осталась коллекция царских монет, затем значительно увеличившаяся, а спустя много лет здорово выручившая его при покупке его первой квартиры.

А в то время действительность кипела, жизнь не просто шла вперёд, а неслась семимильными шагами. Возводились высотные дома, вырастали целые микрорайоны. Мальчишки, конечно, не пропускали подобных нововведений. Раньше стройплощадки не охранялись, как теперь. Практически беспрепятственно проникали подростки на огражденные территории, бегали и играли там в прятки, лазали по конструкциям и кранам. Зачастую ребята вытаскивали со строек все, что казалось нужным. Игры носили, как правило, соревновательный и очень авантюрный характер: кто выше поднимется, рискованнее и смелее прыгнет. Саша по причине своей полноты в соревнованиях участия почти совсем не принимал, в играх же оказывался наравне со всеми, особенно в прятках, догонялках и различных во