Из леса вылетела дракониха и направилась к фрегату. Громкое хлопанье крыльев барабанным боем разносилось над морем, а когда дракониха подлетела ближе, стало слышно и кое-что еще.
Сайлас, зажатый драконьими когтями, орал во всю глотку.
— Кочан, брось эту хрень! — крикнул Симеон.
— Я не промажу.
— Знаю. Но мы с драконьером сами разберемся.
Кочан не шелохнулся.
— Командир?
— Брось арбалет, — велел Симеон.
Кочан нехотя исполнил приказ.
— Кочану не понять, — сказал Симеон, не сводя глаз с Бершада. — Кровь у него не та для такой работенки. Зато у тебя кровь в самый раз, верно, драконьер?
— Да, — подтвердил Бершад.
Симеон кивнул:
— Если повезет тебе, дай слово, что сохранишь безухому жизнь, раз уж он не такой, как мы с тобой.
— Заметано, — сказал Бершад. — А если повезет тебе, отправь меня в последнее плавание, как положено. Никаких ночных горшков из черепушки.
— Договорились, — ухмыльнулся Симеон.
Религия — мощное орудие для управления населением.
Не надо, прошу тебя...
— Чего не надо?
— Не оставляй меня... Ты же сказал... ну помнишь наш ночной разговор? Про хижину в лесу. Для нас с тобой. Помнишь?
— Глупости все это. Такое всегда говорят... после бурной ночи. Фигня.
— А для меня это не фигня.
— А мне плевать.
— Помнишь, ты спросил меня тогда, в амбаре?.. Ну... про что я думаю... в общем, что я себе представляю, когда...
— Прости, что я тебя об этом спросил, — пристыженно сказал Оромир. — Это так грубо.
— Я думаю о тебе, — выпалил Джолан. — Я все время о тебе думаю. Представляю, как ты откидываешь пряди со лба, когда следишь за птицей в небе. Как ты сидишь в седле. Как твои пальцы касаются узды или рукояти меча. Или моей руки. Я всегда думаю только о тебе.
— Я боюсь, что все пойдет не так. В моем воображении все происходит прекрасно. Всегда.
— Вот ты умный парень, а говоришь всякие глупости.
Джолан покраснел, но Гаррета это не остановило.
— Сегодня мы едва не умерли. Если бы неболёт упал под другим углом, тебя бы насквозь пропороло какой-нибудь веткой. Сейчас мы в безопасности, но никто не знает, что случится завтра. Может быть, никто из нас не выберется из джунглей живым. По-твоему, как лучше уйти в последнее плавание — с воспоминанием о прекрасной мечте или о чем-то настоящем?
— О настоящем, — прошептал Джолан.
— Тогда иди.
— Я выиграл право спать на кровати с пуховой периной, — сказал Оромир.
— Виллем разозлился, наверное, — сказал Джолан.
— Еще как. — Помолчав, Оромир добавил: — Там хватит места на двоих. В кровати.
У Джолана сладко засосало под ложечкой — от волнения и от страха.
— Мне надо проверить, как там Стэн. Боюсь, что я слишком туго затянул повязку.
— Да, конечно. Ты уж постарайся побыстрее, а то у меня от усталости глаза слипаются. — Оромир зевнул и с улыбкой пообещал: — Но я постараюсь не уснуть.
Он ушел, а Джолан стал перевязывать Гаррету рану.
— Долго ты еще будешь возиться? — спросил Гаррет на седьмой попытке.
— Надо бы потуже...
— Все в порядке. Там парень по тебе сохнет. А ты по нему. Ступай уже.
— Мне нравится твоя точность, Кастор. Спасибо. Именно поэтому я и беру на службу провинившихся хореллианских гвардейцев — моральные принципы ты утратил, но дотошность сохранил. Как там о вас говорят? Вдвое массивнее вдовы, а отваги и на половину не наберется.
— Оромир!
Джолан метнулся через пролом в стене каюты и побежал в джунгли, даже не заметив, что оцарапал руку обломком драконьей кости. Он бросился в лесной сумрак и обнял Оромира, который выбрался из густых кустов.
— Я думал, ты погиб, — прошептал Джолан.
— А я про тебя так думал.
Оромир крепко сжал его в объятиях, и Джолан ощутил, как за нагрудной пластиной доспеха бьется сердце отважного воина.
— Что ж, выпьем еще бутылочку — и все.
— Еще бутылочку! — крикнул Фельгор барменше.
Они выпили еще восемь или девять бутылок.
