Ни одно поколение не пережило такого стремительного изменения материальной реальности за время своего детства, как люди, родившиеся в 1886 году. Может быть, лишь люди, родившиеся в году 1986-м…
Первые стихи, написанные Ходасевичем за границей (“Большие флаги над эстрадой…”, “Гляжу на грубые ремесла…”, “Ни петь, ни жить почти не стоит…”), были продолжением поэтики “Тяжелой лиры” и вошли в окончательную редакцию сборника.
Именно обстановка этого кафе отразилась, по собственному признанию Ходасевича, в его стихотворении “Берлинское”, написанном во второй половине сентября 1922 года
Утром 1 мая, “под оглушительный Интернационал проходящих на парад войск”, Ходасевич написал восемь строк:
Конечно, эти стихи вдохновлены любовью к Нине – хотя Анна Ивановна считала их адресатом себя. Зато другое стихотворение того времени прямо связано с несчастным “Пипом”. Это “Жизель”
чем ценою утраты звукового очарования”, а затем дает такую характеристику его поэтическому “я”:
Он реалист –
Интересно, что в этом стихотворении – одном из вершинных – Ходасевич не без иронии отсылает читателя к “Творчеству” Брюсова, о котором он когда-то писал.
“человеческое” само по себе оказывается зыбким, условным. То, что в любой момент может произойти на уровне мироздания, осуществляется и на индивидуальном уровне. Если в “Музыке” Ходасевич еще говорит о звуках, входящих в бедный мир из инобытия, то сейчас речь идет уже об уходе в это инобытие той сверхличностной сущности, которую поэт начиная с 1917–1919 годов именует “душой”. Интересно, что, говоря об этом выходе души, Ходасевич нигде не употребляет слова “взлет”, но несколько раз – “падение”
Мир не может быть изменен, он может быть лишь уничтожен, но его гибель – радостна
Такова обновленная формула отношений между “поэтическим” и “человеческим”, которая лежит в основе новых стихов Ходасевича.