автордың кітабын онлайн тегін оқу Мартовская оттепель
Сабит Алиев

Кітап туралы Пікірлер1 Қазір оқып жатыр9 Тегін фрагмент

Сабит Алиев

Мартовская оттепель

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Случается такое в наших московских условиях: после крепких февральских морозов вдруг повеет близкой весной. Дни тёплые, солнечные, и на душе тоже становится светло и радостно.

16+

Случается такое в наших московских условиях: после крепких февральских морозов вдруг повеет близкой весной. Дни тёплые, солнечные, и на душе тоже становится светло и радостно.

Я врач-психиатр. Наделён логическим мышлением. Никогда не решаю ничего, пока не нахожу доводов, непогрешимость которых подтверждало бы моё природное чутьё. По характеру я спокойный, уравновешенный — из тех, кого, как мне кажется, невозможно вывести из себя. В городской поликлинике, где я сейчас работаю, с персоналом и пациентами у меня сложились добрые отношения. Появилась и частная практика.

Моя жизнь была проста и однообразна. С утра до позднего вечера — череда пациентов с их душевными проблемами. А вечером, уставший, вернувшись домой, едва успев принять бокал красного сухого вина, не замечал, как наступало утро. А мне бы хотелось заводить новых друзей, искать новые знакомства и создавать себе и другим праздничную жизнь.

С некоторых пор я стал бояться одиночества. Оно переполняло меня страшной тоской, — по вечерам мне казалось, что я один на свете, чудовищно одинок, но окружён какими-то неопределёнными опасностями.

Само безмолвие стен пугало меня. Эта тишина комнаты, в которой я жил один, так глубока и печальна. Это не просто безмолвие, окружающее тело, — это безмолвие, окружающее душу, и при каждом потрескивании мебели я вздрагивал до глубины сердца, потому что в этом мрачном жилище не ждал никакого звука.

Сколько раз, напуганный, я начинал кричать, произносить слова, без связи, без смысла, только для того, чтобы произвести шум. Но тогда мой же голос казался мне таким странным, что я страшился и его. Говорить одному в пустом доме! Что может быть ужаснее?

Я понял, что мне нужен отдых, и уже через неделю оказался в Ялте, где светило солнце, синело море и цвела акация.

Жители больших мегаполисов понять не могут, что такое жизнь в маленьком городе на берегу моря. Они ни разу не слышали, как рыбак возвращается домой, рассказывая всем в мельчайших деталях о своём улове. Для них это что-то таинственное, странное.

Здесь можно ночью видеть то, чего в действительности нет. Слышны шумы, которых не понимаешь, здесь тебя от неизвестности охватывает дрожь; так бывает, когда ночью гуляешь по берегу моря, и, как мне кажется, только в таких городах можно найти свою любовь.

Окна углового номера в моей гостиницы с одной стороны были обращены к морю, я любовался большим треугольником голубой воды, белые паруса кораблей плыли вдаль, и я молча смотрел за ними, пока они не исчезнут на горизонте. Дорога к морю шла по ущельям, затем выходила на обширную береговую полосу, покрытую камнями. С другой стороны окна гостиной выходили на узкую улицу. Улица была шумная, многолюдная.

Утром, может, часов в одиннадцать, сам точно не помню, я сидел у окна в номере, допивал остывший кофе, окно было распахнуто, в моей голове не было ни единой мысли.

Вдруг увидел в доме напротив девушку — в розовом платье, очень милую. Я стал незаметно наблюдать за ней.

Вы даже представить не можете, до чего это было увлекательно. Иногда она уходила куда-то, будто нарочно, заставляя меня скучать по ней, потом возвращалась. Я стал восхищаться этой девушкой. Блондинка, глаза, напоминающие миндаль, полуоткрытый рот. Я просто представить себе не мог, как сила женской красоты может так воздействовать на человека на протяжении минуты.

Наконец, закрыв окно, она переоделась, взяла спортивную сумку и ушла.

Я быстро спустился за ней. Девушка шла по берегу вдоль небольшой бухты, где выстроены купальни.

Мы дошли до места, где не было никого: будто мир был неподвижен, казалось, он оцепенел под солнцем. Она разделась, но не вошла в море. В жизни я не видел удивительнее зрелища и красивей женщины. Она была яркая, высокая, идеального телосложения.

Девушка не замечала меня, а я, спрятавшись за выступом, любовался ей. Понежившись на утреннем солнце, она не торопясь ушла.

«Как бы с ней познакомиться?» — было первой моей мыслью, как только я проснулся поутру. Перед завтраком в поисках её я отправился в ту купальню, где мы вчера были. После я прошёлся несколько раз по узкой улице под её балконом — и издали заглядывал в окна…

«Однако надо же познакомиться, — думал я, беспорядочно расхаживая по улицам, — но как?». Я припоминал малейшие подробности милого видения, хоть и не был уверен до конца, что она меня заметила.

На следующий день я не отходил от окна. Моя незнакомка вышла на балкон и, увидев меня, улыбнулась. Я ответил ей тем же. Она вышла на улицу и я за ней. Я был полон решимости познакомиться с ней.

— Послушайте, — сказал я, — со мной уже несколько дней происходит странная вещь. Я вас раньше не видел, но я вас знал. Я впервые в этом городе, но мой внутренний голос говорит, что я жил здесь и мы с вами были вместе.

— Да? — девушка удивлённо посмотрела на меня. — Но вы же не были со мной? И я вас не помню…

— Это уже не важно! — я осторожно взял её руку. — Расскажите мне о себе, хочу познакомиться с вами.

— Когда вы приехали сюда?

— Я тут уже третий день…

Я торопливо рассказал, кто я, что я и откуда. Моя незнакомка благосклонно выслушала меня, потом тихо и дружелюбно сказала:

— А я Марта.

— Какое прекрасное весеннее имя, — радостно воскликнул я, втайне удивившись тому, как всё красиво в этой девушке. Мне захотелось узнать о ней как можно больше. — Вы здесь живете? Одна? С семьёй? Работаете?

По нежному лицу Марты пробежала загадочная улыбка, огромные голубые глаза лукаво прищурились.

— Вот так сразу изложить все анкетные данные? Разве это интересно? Давайте узнавать друг друга постепенно…

Её слова и задушевный тон таили что-то неведомое для меня, глубоко волнующее.

В тот же вечер мы долго гуляли по берегу уснувшего моря. Идя рядом с ней с другой стороны, я ловил её руку, наконец поймал её и почувствовал пожатие. Это было неимоверной радостью для меня. Рукопожатие доставляет мне ощущение более полного, более глубокого и безусловного обладания, чем непрерывные объятия целой ночи. А на прощание я ей сказал светским тоном: «Надеюсь, мы прощаемся ненадолго».

— В Ялте трудно не встретиться, к тому же мы с вами соседи, — сказала она улыбаясь.

Вот так мы и познакомились.

Моя «страсть» началась с того дня. Я помню, почувствовал тогда нечто подобное тому, что должен почувствовать человек, поступивший на службу: я уже перестал быть просто мужчиной, я был влюблённым. Мои страдания начались с того же самого дня. Я изнывал в отсутствие Марты. Ничего мне на ум не шло. Всё из рук валилось. Я целыми днями напряжённо думал о ней… Марта, конечно же, сразу догадалась, что я в неё влюбился по уши, да я и не думал скрываться. Она потешалась надо мной, шутила и мучила меня. Она стала единственным источником моей величайшей радости.

Мы оба были красивы, молоды и настолько хороши собой, что в ресторанах нас провожали взглядами.

Я, будучи родом с Кавказа, был красив по-южному. А у неё была скандинавская красота: белое лицо, великолепные, блестящие, золотистые волосы, мною обожаемые чувственные губы. Она давала их целовать, когда понимала, что я больше не в силах владеть собою, отстраняла меня и говорила: давай оставим на ночь.

Помню, как в первый раз поцеловал её губы, я чуть не задохнулся от счастья. Я боготворил её, а она дарила мне улыбку, которую я находил неотразимой. Улыбка была медленная, она возникала в её глазах и зримо спускалась к красиво очерченному рту, обнажая ровные белые зубы.

Милые отношения, сильная любовь. Мы любили, дружили и спали. Молодые, раскованные, честолюбивые. Всё время мы тратили на нашу любовь. Целыми днями гуляли, ели угощения, которые готовились на наших глазах, — свежие, горячие, сладкие, невыразимо вкусные. В баках с кипящим маслом плавали пышные облака белого теста, постепенно превращающиеся в пончики, дымились на мангалах шашлыки.

Я едва верил своему счастью. «Может быть, я сплю? — думал я. — Ведь только во сне с такой полнотой сбываются наши самые заветные мечты». В такие моменты я начинал ощупывать вокруг себя всё: кресло, стену, диван, чашки, чтобы удостовериться, не брежу ли я.

В первый вечер, проведённый с ней, ложась спать, я, сам не знаю зачем, раза три повернулся на одной ноге, лёг и всю ночь спал как убитый. Под утро я проснулся и на мгновенье приподнял голову, посмотрел с восторгом на милое безмятежное лицо — и опять заснул. Первая ночь, звёзды, молодой месяц, загадочное небо, запах любимой женщины…

Марта обожала устраивать званые обеды. Принимая гостей, она была весела и радушна, к тому же в совершенстве владела искусством пустой болтовни, которая у них именовалась светской беседой. Она была незаменимой гостьей там, где другим такая болтовня не давалась, неловкое молчание она умела сразу прервать разговором на какую-нибудь подходящую тему. Вот и сейчас сказалась её находчивость: Марта всем представила меня дальним родственником, доктором, который, устав от московской суеты, на время переехал в Ялту. Мне не оставалось ничего, кроме как не возражать, боясь её огорчить. Мне важно было быть с ней рядом.

Марта не любила говорить о своей жизни, в этом смысле она была замкнутая. Всё, что мне было известно о её прошлом, о детстве, учёбе, вообще о её жизни до того, как я познакомился с ней, я узнал только потому, что сам расспрашивал. А её, как ни странно, это раздражало. И когда я, движимый естественным любопытством, принимался выпаливать один вопрос за другим, её ответы становились всё лаконичнее. У меня как психолога не хватило ума понять, что вызвано это желанием что-то утаить от меня. Ей тяжело было говорить о себе. Она стеснялась, конфузилась, просто не умела откровенничать.

— Вот уж, любопытный ты человечек, — сказала Марта мне, — голова умная, глаза хитрющие… а как же калечишь русский язык! Сердиться на тебя невозможно. Никогда не унываешь. Вокруг все унывают, а ты веселишься как на празднике. Сердце у тебя русское и язык острый, прямо не поверю, что ты кавказец. Вот только акцент. Мне иногда думается, что ты говоришь так плохо нарочно, чтобы посмешить меня.

Я любил читать, но книги, которые я читал, казались ей ужасно скучными. Рассказы Чехова, Булгакова…

— Мне нравятся писатели, — как-то начала говорить она, — которых никто не издаёт, безвестные драматурги, чьи пьесы в лучшем случае раза три показал какой-нибудь авангардистский театр. Я не могу заставить себя читать Толстого или Мопассана. Я одеваюсь у лучшей портнихи города, но тотчас бросаю платье, даже самое любимое, как только узнаю, что у него появился двойник. Точно так же я обращаюсь со своими писателями и художниками: как только мои подруги начинают их признавать, я «уступаю» их им.

Очень скоро я снял на краю города отдельную квартиру, как хотела Марта, и она переехала ко мне. В квартире, куда мы вошли, мебель была расставлена с большим вкусом. Впрочем, в это мгновенье я почти ничего заметить не мог: я двигался как во сне и ощущал во всём какое-то благополучие. Мы стали жить вместе, я был счастлив только от одной мысли об этом. Мне было хорошо, и я бы век не покинул эту квартиру, пока она была рядом.

Марта не разрешала мне заходить к ней в гости, на ту улицу, где я увидел её в окне, — говорила, что живёт с мамой, а та очень строгая и религиозная, век её не простит, если узнает, что она встречается с мужчиной другой веры. Какая вера? Я тут голову терял.

Несколько раз Марта покидала меня, извиняясь, что вынуждена уходить по неотложным делам. Возвращалась поздно, уставшая и молчаливая.

Как-то мы пошли в ресторан. К нам подошёл небольшого роста мужчина средних лет, худощавый, смуглый, с очень правильными, чёткими чертами лица. Глаза чёрные, но небольшие. Когда он подавал карту с меню, внимательно смотрел на Марту и как-то странно улыбнулся. Та внезапно вспыхнула и резко встала.

— Пойдём отсюда! Я не хочу, чтобы нас обслуживал этот нахал!

— А что ты так волнуешься? — ответил я. — Не захотели, пойдём в другой ресторан.

— Козёл… Если бы я сказала одно слово людям, которых знаю, ноги бы его здесь не было.

Говорила она ещё что-то гневное, но я этих слов не расслышал. Моё сердце тревожно забилось.

Мы никуда не пошли, а вернулись в нашу маленькую уютную квартиру. Она бросилась на диван и потянулась за сигаретой. Затем, увидев записку, лежавшую на книге, поспешно развернула её. Записка была наспех написана карандашом. Не дочитав, она скомкала бумагу.

— Это мама, — глубоко вздохнула, — так и не научилась писать ручкой. Вчера получила от неё записку и забыла напрочь. — Она села, опустив лицо в ладони, будто обдумывала что-то серьёзное. Затем оделась и ушла, сказав, что идёт к маме. Я зашёл в комнату и, открыв окно, посмотрел на небо. Там повисли маленькие серые облака, словно куски ваты. Ветра не было, и облака, казалось, застыли на одном месте. У меня возникло чувство, что небо передаёт моё настроение. В ожидании Марты я не заметил, как уснул. Проснувшись, я увидел, что в комнате беспрестанно мелькают отсветы. Я приподнялся и глянул в окно. «Гроза», — подумал я, и точно, была гроза, но она проходила очень далеко, так что грома не было слышно; только на небе непрерывно вспыхивали неяркие, длинные, разветвлённые молнии: они не столько вспыхивали, сколько трепетали и подёргивались, как крыло умирающей птицы. Молнии не прекращались ни на мгновение; была, как это называется в народе, воробьиная ночь. Я глядел на часы, они показывали без четверти час ночи, Марты всё ещё не было. Я вышел, решив отыскать её, где бы она ни была. Впервые я отправился к ней домой.

Мне долго не открывали дверь, потом будто неведомая рука открыла её. «Наверное, мама», — подумал я.

Я вошёл. Комната была голая, узкая, с высоким потолком, слабо освещённая. Стены выкрашены в терракотовые тона, светлый и тёмный. Всю обстановку составляли большая кровать, кресло-вертушка и туалетный столик с зеркалом. Как я смутно догадывался, никакой мамы здесь и не было.

Марта в одиночестве стояла лицом к окну. На ней было тёмное платье, которая я увидел впервые. Изогнулась благородная рука, белое запястье её указывало мне на кресло. Я сел.

— Марта… — позвал я её негромко.

Она повернулась ко мне, и я увидел, как блестят от слёз её глаза. Не выдержав, я вскочил с места, крепко обнял её за плечи и прижался к ней щекой. Я чувствовал, как моргают её мокрые ресницы. Мы долго стояли в молчании. Она смотрела в пустоту. А я боялся вздохнуть, пошевелиться.

Наконец я решительно повернул её лицом к себе.

— Я прошу тебя стать моей женой, — мой голос прозвучал глухо, нетвёрдо.

— Вот уж не ожидала, — сказала она, вытирая слёзы, и от удивления уставилась на меня во все глаза.

— Неужели ты не понимаешь, что я тебя люблю?

Мне показалось, что у неё сердце забилось чуть сильнее. Я был уверен, что ей очень часто признавались в любви, но никто ещё не делал ей предложения так неожиданно и в столь драматических интонациях.

— И полюбил с первого взгляда. Давно хотел признаться, но всё боялся.

Она усмехнулась:

— Дипломат из тебя, прямо скажем, неважный. Такого диковинного предложения мне ещё не делали. — Марта вздохнула со всхлипом. — Я никогда и не думала о нас в этом смысле, — сказала она жалобно. — Дай мне время подумать.

В её глазах была нежность, которой я раньше никогда не видел.

— Прости меня. Я такой бестолковый, что даже предложение не смог сделать как полагается…. — ответил я. — Я люблю тебя больше всего на свете.

— Я тоже тебя люблю. Только дай мне время привыкнуть к тебе.

— Значит, согласна? — перебил я.

— Похоже, что ты ничего не понимаешь, — ответила она.

Лицо Марты тихо плыло передо мною во мраке; губы её всё так же загадочно улыбались, глаза глядели на меня немного сбоку, вопросительно, задумчиво и нежно… как в то мгновение, когда мы познакомились.

Вне себя от волнения, я подошёл к окну и торопливо закурил. За стёклами снизу бледно светили в свете месяца фонари и слышны были шаги запоздавших прохожих.

Мы пошли домой. От всего пережитого я крепко уснул, но утром, когда проснулся, не обнаружив её дома, подумал, что она вышла погулять одна и скоро вернётся. Но потом заметил, что вещи свои она забрала и большого чемодана с колёсиками тоже не было на месте.

Я сидел покорно и ждал в надежде, но она так и не вернулась. Дома у неё дверь никто не открывал.

Мои терзания начались с того момента, как она исчезла. Я ломал себе голову, раздумывал, передумывал, не понимая причин. Я вспоминал последние дни нашей встречи и не находил объяснений происходящему. В томительном ожидании прошёл день, второй, на третий я взял газету, открыл раздел частных объявлений. И скоро нашёл то, что искал: частный детектив, разумная цена. Я набрал номер, мне ответили коротко и по-деловому.

— Чем я могу вам помочь? — услышал я на другом конце провода грубый голос мужчины.

Я объяснил, какой помощи жду. Выслушав меня, он в ответ назвал разумную цену. Я дал согласие. Положив телефон на рычаг, я с тяжёлым сердцем вышел на балкон.

Через час позвонили в дверь. На крыльце стоял мужчина, толстый, с небольшим животом, во рту сигарета. Увидев меня, он улыбнулся, перекатив сигарету из одного угла рта на другой, и подтянул джинсовые штаны.

— Вы звонили час назад? Я не ошибся?

— Насчёт частного детектива? Это вы?

— Да, час назад вы говорили со мной по телефону, — он улыбнулся, показав кривые пожелтевшие зубы.

Я отступил в сторону, детектив протиснулся мимо меня в комнату, поспешно положил сигарету в пепельницу и, вынув из кармана джинсов бумагу, стал делать заметки.

— Нет проблем, приятель, — он, почему-то улыбаясь, похлопал меня по плечу. — Всё будет нормально, — его глаза поблескивали. — Я знаю в этом городе всех. Скоро я к вам вернусь. — На этих словах он ушёл.

Наутро детектив позвонил и сообщил мне адрес, где должна быть Марта.

Я без труда нашёл адрес и поднялся на второй этаж. Дверь была открыта. Марта сидела на полу и не шевелилась, словно ждала меня. Услышав шаги, она подняла голову и сделала мне повелительный знак. Я замер и, растерявшись, не зная, что делать, встал на колени перед ней. Она была бледна, глубокая усталость сказывалась в каждой её черте так, что сердце у меня сжалось.

— Что с тобой? — заикаясь, спросил я.

— Ты меня любишь? — голос её казался мне незнакомым, будто он доносился откуда-то издалека. И взгляд был обращён то на стол, то на стену, где висела картина. Но от меня она упорно отводила глаза. Я понял, что смотреть на меня она не в силах.

— Да, больше жизни, — ответил я.

Она закрыла руками лицо и тихо плакала, я продолжал стоять на коленях и с глубоким волнением смотрел на неё. В это мгновение я охотно бы отдал жизнь свою, лишь бы она не горевала. Я не понимал причины её горести.

— Не знаю, поймёшь ли ты меня, — начала она медленно. — Я очень долго думала о нас с тобою с тех пор, как мы стали жить вместе… Единственное моё желание сейчас — чтобы ты меня внимательно выслушал.

Я застыл в ожидании.

— Детство моё было очень счастливым. Мы жили в большом городе на Кубани. Папа — ведущий инженер на заводе, мама преподавала в институте. Отец меня любил и баловал, но мечтал и о сыне. И он родился. Папиной радости не было предела. Но радость оказалась недолгой. Мальчик родился с болезнью Дауна. Каким только светилам медицины мы его ни показывали, медицина оказалась бессильна. Отец с горя сильно запил. Потом у него появилась другая женщина, и он ушёл от нас. Конечно, мы получали алименты, но этого нам не хватало. Я поступила в экономический институт. Стипендия крошечная, мне пришлось браться за любую работу. Нанималась уборщицей, сиделкой… Уставала до изнеможения. В учёбе стала сильно отставать и лишилась стипендии. — Марта замолчала, тяжело вздохнула и с трудом продолжала свой рассказ. — Но вот однажды подошла ко мне моя однокурсница и сказала, что сможет помочь мне в беде. У неё есть знакомый, солидный мужчина, которому нужна секретарша для командировок. Работа непыльная, денежная. Я была наивная, поверила в удачу и согласилась.

Марта замолчала, словно набираясь сил для своей исповеди. Потом, будто очнувшись, продолжала.

— Да, мне дарили дорогие подарки, платили хорошие деньги. Семья перестала нуждаться в деньгах. Маме говорила, что нашла хорошую работу. — Она усмехнулась своим мыслям.

— Однако шила в мешке не утаишь. Кто-то где-то меня видел. В дружеских компаниях или даже на улице ко мне подходили импозантные мужчины, предлагая принять участие в пикнике или загородной прогулке. Очень скоро я оказалась на крючке у одного, у которого бизнесом был живой товар. Он и переправил меня в Ялту, где я стала девочкой по вызову. Тебе, восточному человеку, нужна такая жена?

Я был поражён тем, что услышал, но не испугался, а проникся глубоким сочувствием к несчастной девушке.

— Марта… дорогая… Давай уедем в Москву. Ты забудешь своё прошлое, я позабочусь о твоей семье…

— Да ты ничего не понимаешь, — сказала она, побарабанив кулаками по полу, — себя я считаю ничтожеством.

Я не ответил, даже не отодвинулся от неё. Я ждал, что ещё она скажет.

...