Не хватает даже времени насладиться тем, что так хорошо. Сразу наступает конец!
середине четвертого сеанса он вдруг бросил рисовать и спросил:
– Что вас больше всего занимает в жизни?
Она пришла в недоумение:
– Право, не знаю! Почему вы спрашиваете?
– Мне нужно, чтобы в ваших глазах было выражение счастья, а я этого еще не видел.
– Ах, тот, кто придумал эту жизнь и создал людей, был или слеп, или очень зол!..
– Мой бедный друг! Еще несколько дней, и она будет замужем и уедет. Не видя ее, вы, несомненно, излечитесь.
Он покачал головою:
– Нет, я погиб, я окончательно погиб!
любовь эта стала чем-то неотразимым, губительным, чем-то таким, что сильнее смерти. Я объят ею, как горящий дом пламенем!
потому что, кто любит женщину, тот не может не испытывать тревоги, когда она к кому-нибудь проявит интерес, пусть даже самый поверхностный. В сердце любящего живет властная потребность быть в глазах любимой единственным на свете. Он хочет, чтобы она больше не видела, не знала, не ценила никого другого.
«Какая насмешка! – подумал Оливье. – Вот Фауст, загадочный и благородный Фауст, поет о страшном отвращении к жизни и о ничтожестве всего на свете, а эта толпа тревожится только об одном – не изменился ли голос Монрозэ».
Для нее стало ощутимо течение времени, его неуловимый бег, способный довести до безумия, если вдуматься в это непрерывное следование торопливых крошечных секунд, грызущих тело и жизнь человека.
Вошла Аннета. Он почувствовал, как сердце подпрыгнуло у него в груди, словно на пружине, и вся нежность, которая влекла его к ней, внезапно перешла в ожесточение, порождая ту странную и страстную вражду, в которую превращается любовь, когда ее подстегивает ревность.
Можем ли мы узнать, можем ли мы когда бы то ни было узнать, почему какое-нибудь женское лицо внезапно действует на нас как яд? Как будто мы выпили его глазами, и оно стало нашей мыслью и нашей плотью! Мы пьяны им, мы от него без ума, мы живем этим поглощенным нами образом и хотели бы умереть от него!