Дмитрий Ашаев

Неоцифрованное детство

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Дмитрий Ашаев, 2017

Воспоминания о событиях и ценностях нецифрового времени, написанные от лица мальчишки, жившего на стыке исторических эпох.

16+

ISBN 978-5-4490-1080-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Неоцифрованное детство
2. Предисловие
3. Про городскую жизнь
   1. Про тихий двор, соседей и семейные альбомы
   2. Про наш видеомагнитофон
   3. Про папину любимую игрушку
   4. Про зимнюю рыбалку
   5. Про сладкие ворота
   6. Про хоккей во дворе и вкусный снег
   7. Про ремень на двери и таблицу умножения
   8. Про журналы, комнату и комнатку
   9. Про палас с отпечатком утюга
   10. Про страшно и не страшно
   11. Про то, как я пытался перехитрить всех
   12. Про фильмы про войну, бычки и что-то еще
   13. Про боевые искусства Шаолиня и не только
   14. Про самое ценное
4. Про деревенскую жизнь
   1. Про старый дамский велосипед и сено
   2. Про трёхногого кота Мурку и других домашних животных
   3. Про чулан
   4. Про баню и соседа-героя Леонида
   5. Про второе дедушкино увлечение
   6. Про телевизор
   7. Про рыбалку на речке Шардань
   8. Про то, как я пас коров
   9. Про то, как я доил козу
   10. Про Сашку и мотоцикл
   11. Про иконы
   12. Про мой первый заработок
   13. Про взросление
   14. Про романтическую историю родителей
   15. Еще несколько слов
5. Вместо послесловия
   1. «Лёгкий пар клубится над водою…»

Посвящается моим родителям…

Предисловие

Мои детство и отрочество пришлись на непростые и одновременно интересные времена. Несильно яркие в быту, в прямом смысле, но очень событийные. Всю историческую значимость происходившего и силу характера моих родителей я осознал только спустя годы. Об этом позднее.

Девять месяцев в году я был обычным городским мальчишкой. Я ходил в школу в синей школьной форме с серыми алюминиевыми пуговицами и ждал, когда наступят трёхмесячные, но такие короткие летние каникулы. Как и многие советские семьи, родители отправляли меня почти на всё лето в деревню к бабушке и дедушке.

Полное ярких открытий и событий лето в деревне было отдельной маленькой жизнью, прошедшее яркой жирной полосой в моей судьбе. Это было настоящее босоногое детство, с выгоревшими на солнце волосами, обгоревшим носом и содранными от падений с велосипеда локтями и коленями, но всегда наполненное приключениями.

Некоторые вещи в жизни я научился воспринимать через призму той житейской мудрости, простой и однозначной. Именно так жили люди на селе. По-настоящему. Я считаю, что мне в этом повезло.

Стоит также сказать, что сверстники моего поколения стали очевидцами смены целой эпохи, когда изменилось всё: общественно-политический строй, страна, уровень и ощущение свободы, порой граничившей с разнузданностью.

Формировалась новая идеология. Появились рыночные отношения. Сперва дикие, потом диковатые. Цена товара, раньше указанная прямо на нём или на упаковке, сначала исчезла совсем, затем перекочевала на ценники, которые на один и тот же товар могли розниться в разы в зависимости от элитарности магазина.

Продавалось всё, от импортных цветных телевизоров и двухкассетных магнитофонов со светомузыкой до окурков в банках. Стадионы и кинотеатры превратились в торговые ряды.

Я застал время больших перемен в сознательном, но не осознанном возрасте. Я не понимал того, что происходило вокруг. Уж тем более у меня не было ощущения, что уходит целый исторический пласт. Некоторые тонкости исторической каверзы до меня доходят до сих пор. Спустя более тридцати лет, и после прочтения многочисленных интервью и книг о том времени. Например, я помню события путча девяносто первого года, направленные на предотвращение распада СССР.

Эти события застали меня в деревне. Дедушка ворчал, что по телевизору постоянно показывают никому не интересный балет «Лебединое озеро». Бабушка, послушав заявление ГКЧП[1], сказала только одну вещь: «Пойду завтра в магазин, вдруг всё подешевеет!» Вот так просто. Никаких политических разговоров и лозунгов.

События в столицах не оказали никакого влияния на жизнь деревни, да и провинции, где жили родители. Люди на какое-то время притихли в неведении, что будет завтра. Но ждали перемен только в лучшую сторону.

Было откровенно трудно. Но сейчас в возрасте, когда мне в парикмахерской вместе со стрижкой уже предлагают заодно подровнять брови, я с большой теплотой и ностальгией вспоминаю то время. Мне хочется поделиться своими тогдашними ощущениями, которые безвозвратно утратились, завалившись в зазор между эпохами, как какая-то ватная палочка за стиральную машину. Тихо и незаметно.

[1] ГКЧП — Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР.

Про городскую жизнь

Про тихий двор, соседей и семейные альбомы

С тех пор, как я себя помню, и до класса, наверное, восьмого моя семья жила в привокзальном районе, или как это у нас называют «на привокзалке», в маленькой двухкомнатной квартире «Хрущевке», панельной пятиэтажке. Такие в последнее время сносят и на их месте строят новые. Для этого процесса даже придумали красивое слово, которое я не буду называть. Ведь я не про это хочу рассказать. Окна квартиры выходили на тихий дворик, окруженный такими же серыми панельными коробками.

Я временами очень грущу по тому спокойному двору с большой песочницей, железной горкой и детским садиком «Полет». По тихим пожилым соседям, которых в будни не было слышно вообще. Только в самый праздник нового года сосед с четвертого этажа дядя Володя Преображенский традиционно палил в черное зимнее небо из стартового пистолета. Красная ракета улетала к замерзшим звездам, и мы с сестрой кричали «Ура!», дыша на стекло кухонного окна.

И жили мы там как раз в то непохожее ни на что время, когда колбасу и курицу можно было купить только по продовольственным талонам. Ее тогда даже не продавали, а «выкидывали» и, соответственно, «сметали» с прилавков. Новости о том, что где-то «выкинули», например, сосиски, разлетались по городу со скоростью звука. Очередь образовывалась моментально, даже посреди рабочего дня, и стояла до тех пор, пока не заканчивался товар. Иногда, вплоть до закрытия. Никому и дела не было до того, что магазин в пять часов должен был закрыться. А на следующий день на полках опять красовались только банки с салатом из морской капусты.

Каждый мой день рождения папа брал большой финский нож и делал на дверном косяке с левой стороны зарубки роста. Я вставал в дверную коробку, плотно прижав к дереву пятки, копчик и затылок и вытянувшись по струночке. Папа осторожным движением прикладывал нож к макушке и втыкал его в косяк.

— Отходи! — приказывал он резким, но не злым тоном и начинал расковыривать белую краску на дверной коробке. Рядом с получившейся зарубкой он выбивал возраст римской цифрой. Иногда ножом прижимало пару волосков, и выскакивая «из-под ножа», я едва слышно взвизгивал, когда они вырывались.

Правая сторона того же косяка была разрисована отметками роста моей сестры. Я не помню, кто из нас был «лидером», и рос быстрее.

В то время пацаны стайками бегали по двору, а девочки прыгали в резиночку. «Пе-ше-хо-ды. Точка. Бу-ра-ти-но. Точка». Казалось, родители не сильно и следили за детьми. Может быть, не страшно было отпускать. Мы гуляли с друзьями в садике «Полет», игрались в песке, прыгали через закопанные окрашенные покрышки. Чуть повзрослев, мы заползали на крышу веранд все в том же детском садике, или словно канатоходцы ходили по ограждению.

Мы знали всех соседей по подъезду. В какой-то степени это было необходимостью. У нас не было телефона. В нашем подъезде телефоны были в пяти квартирах. В основном у ветеранов Великой отечественной войны. Мы с сестрой ходили звонить к бабе Нине и тёте Шуре через лестничную площадку. Она охотно нас пускала. Звонили мы чаще всего маме на работу. В те времена телефоны были дисковыми, а номера состояли из пяти цифр. Не как сейчас от кода страны и кода города. Может быть, поэтому телефонные номера легко запоминались.

Я ещё застал те времена, когда для того, чтобы совершить междугородний звонок, нужно было прийти на телеграф и заказать его. В телефонную кабинку тебя приглашали по громкой связи. В три-пять проплаченных минут нужно было втиснуть рассказ обо всех событиях жизни. Связь была ужасной. Это было еще до появления интернета, сотовой связи и звонков через интернет, и было целым хлопотным событием, поэтому по межгороду тогда звонили не часто.

Для того чтобы поздравить близкого человека в другом городе, отправляли телеграммы. Стоимость телеграммы зависела от количества слов внутри нее, поэтому телеграммы писали без предлогов, союзов и знаков препинания. Но была возможность отправить телеграмму на поздравительном банке, такой своеобразной открытке. Открытки были унифицированными, поэтому адресат получал телеграмму именно в такой открытке. Все очень радовались открыткам и поздравительным телеграммам и зачитывали их вслух, а позже хранили их в шкафах или под стеклом.

Фотографии с праздников или торжеств можно было увидеть крайне редко. Зато была традиция — раз в год или чаще ходить в фотоателье, чтобы сделать семейный портрет. В каждой семье были черно-белые фотографии, только коричневые. Сепия.

Фотографии были семейными реликвиями. Они хранились в семейных фотоальбомах. Их очень берегли. Снимки со временем выгорали, выцветами и трескались, прямо как настоящие картины. Никаких негативов не было, и повторно распечатать тот или иной снимок было нельзя.

Сами фотоаппараты в быту были редкостью. Люди, отважившиеся увлечься фотографией, были кем-то сродни влюбленных в свое хобби волшебников. Фотопечать тогда в буквальном смысле представляла химию: ванная комната, красный фонарь, просроченные реактивы. Получившиеся фотографии были не идеальными, не яркими, или как тогда бы сказали — «передержанными» или «засвеченными». Но они были результатом усилий, сноровки, таланта и, наконец, любви.

Это было удивительное, еще не оцифрованное безликими нулями и единицами время. В прямом смысле слова, время можно было потрогать. Хотя бы по зарубкам на дверном косяке.

События оставляли память, имели вес. Я буквально про вес альбомов с карточками, и метафорически про груз воспоминаний. Фотографии пахли работой, временем, местом съемки и хранения одновременно.

Тогда не было тысяч забытых фотографий на компьютере или в мобильном телефоне. Гигабайты цифр не весят нисколько. Эти фотографии не тускнеют и не пахнут. Но их тысячи. Они не оставляют простора для ностальгии и воображения.

Перелистывая же старый фотоальбом, рассматривая потускневшие со временем снимки, заставляешь воображение проживать еще раз тот момент в жизни в тех самых ярких красках.