Наталья Корнева

Черное Солнце. За что наказывают учеников

© Наталья Корнева, текст

© prommaste, иллюстрация на обложку

© В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Черное солнце взошло над тобой. Венком —

яростный нимб не знавшего сожалений.

Каждый перед тобой преклонит колени

в мире, который расколот твоим клинком.

…День догорает. И смотрит усталый дракон

как огненнокрылым цветком

воскресает феникс.

Глава 1

Журавль прядет облака

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Вдыхают теплый бриз. День двадцать второй от пробуждения

Бенну. Цитадель Волчье Логово

*черной тушью*

Даже обладая значительной властью и положением в обществе, не всегда можем мы позволить себе роскошь искренности и доброго отношения к тем, кто находится рядом. Жизнь вновь и вновь оказывается гораздо сложнее наших представлений о ней.

– Надеюсь, на этом все долги уплачены, все счеты сведены?

На звук прохладного голоса Элиар отвернулся от раскрытого настежь окна. Скинув с плеч широкую, ниспадающую до земли мантию с узорами черных солнц и богатой золотой оторочкой, он нарочито шутливо возразил:

– Какие счеты могут быть между тобой и мною, старший брат?

В прежние времена старшим братом было принято называть старшего соученика, Первого ученика общего Учителя, но Элиар почти никогда не называл так Яниэра. Из его уст это подчеркнуто обходительное, почтительное обращение скорее походило на насмешку, нежели на дань уважения, и проницательный Яниэр, конечно, не мог не заметить этого.

С какой надеждой смотрел Элиар на Первого ученика когда-то, много лет назад, когда прибыл в Ром-Белиат! Судьба северянина, также насильно разлученного с семьей, увезенного из отчего дома навсегда, показалась созвучной его собственной судьбе… Элиар вообразил было, что в лице товарища по несчастью обретет единомышленника, близкого друга, брата… получит поддержку и сможет легче пережить расставание с родными, влиться в новую незнакомую жизнь. Но, против ожиданий, это сходство лишь больше разделило их, вынудив отчаянно соперничать за положение в храме и за внимание Учителя. Поддавшись ложной надежде, Элиар жестоко ошибся тогда. А теперь – теперь изменилось слишком многое. Прошлого не вернуть, ошибок прошлого не исправить.

Весна стояла в самом разгаре: начался пятый весенний сезон. Дни удлинялись, холодные ранние ветры, обжигающие на вдохе, понемногу сменялись спокойными и нежными бризами, которыми хотелось дышать, смакуя. После тягот зимы это приносило облегчение большинству людей, а Элиар и вовсе не мыслил жизни без свободной воздушной стихии, которой с юности откликалось сердце.

Для Черного жреца завершилась не обычная календарная зима: его собственная зима длилась уже сотни лет. Казалось, она не кончится никогда. Не оставалось ничего, кроме как терпеливо ждать – без особых надежд, но все-таки ждать. И вот, когда весна наконец пришла, Элиар задавался трудным вопросом: не слишком ли поздно? Сколько времени уйдет теперь, чтобы согреться?

Яниэр не ответил и одним своим взглядом выморозил половину комнаты. Хоть, несмотря на напряженную обстановку, привычно сдержанный Первый ученик и умудрялся сохранять равнодушный вид, Элиар знал: это лишь притворство, за которым скрываются раздражение и тревога.

Словно по негласной договоренности оба избегали затрагивать новую щекотливую тему: текущее положение дел в Ангу.

Повинуясь полученному накануне приказу, люди Элиара скрытно напали на храм Лунного Солнца, едва Яниэр покинул его, придя на помощь Учителю. Они убили несколько сильных жрецов, ключевых фигур в обороне Фор-Вирама, а Белую Стрекозу, ближайшую приближенную Яниэра, ранили и захватили в плен. Вернувшись в Белые Луны из Леса Кукол, Элиар раздал необходимые распоряжения, оставил вместо себя старшего и, чтобы не терять понапрасну время в пути, велел Яниэру раскрыть портал в Бенну. Опутанных вервием бесцветия Белую Стрекозу и еще пару уцелевших иерархов Белой Конгрегации на всякий случай прихватили с собой в качестве заложников. В Бенну их взяли под стражу и передали для допросов специалистам Тайной Страты.

Элиар покачал головой. Возможно, он действовал слишком жестко. Воспользовавшись гостеприимством и отсутствием хозяина, он перебил сильнейших боевых жрецов и залил белый храм кровью. Но Яниэр сам виновен в случившемся: никому не следует вставать на пути Великого Иерофанта. Акт неповиновения нельзя оставлять безнаказанным. Элиар не поддерживал жестокость, но иногда, как и говорил мудрый Учитель, жестокость необходима и даже является благом: каждый без исключения должен понимать, как ценно расположение Великого Иерофанта, и остерегаться его потерять.

Если бы Яниэр не решился отправиться на помощь Учителю, то сохранил бы свой храм и свой город неприкосновенным. А теперь попытка выдворить из Ангу обосновавшийся там черный флот Бенну обойдется большой кровью, и Яниэр это знает. Они проникли в самое сердце Неприсоединившегося города и взяли его под контроль – впервые за все время бесконечных войн с Севером. Однако Элиар не дал разрушить храм: он не хотел новой кровопролитной войны и оставлял возможность вернуть Ангу Первому ученику, если тот будет вести себя так же осмотрительно, как вел последние четыре сотни лет после смерти Учителя. Яниэр, похоже, понимал это, раз действовал так уступчиво, несмотря на определенно дурное настроение.

Однако Элиару не было дела до чьего-либо дурного настроения: невыразимая печаль таилась в его собственной душе. Он обещал себе быть сильным, но боль от новой размолвки с Учителем оказалась сильнее. Бездонная боль, которую, как и прежде, Черный жрец держал глубоко внутри. Ее хотелось изгнать, вытащить из сердца вон калеными щипцами, но ничего не выходило. Кажется, боль стала частью его вечной погони – оставалось только хранить ее, хранить бережно, как единственную драгоценность, жемчужину, что уцелела в бурном море прожитых лет.

Когда-то Элиар отрекся от всех святынь, от всего, что имело для него значение. Чужое, чуждое прежнему прямодушному кочевнику солнце давно уже билось в его груди. Он оставил своего Учителя, но – удивительное дело! – Учитель не оставил его: из глубин забвения цвета пьяного молодого вина душа наставника вернулась в мир на его зов. Потребовалось четыре сотни лет, чтобы эта потерянная душа, ослепшая и оглохшая от пустоты небытия, сумела найти дорогу назад, дотянулась до него сквозь тишину. И все эти четыре сотни лет Элиар ждал и не мог смириться, не мог признать Учителя мертвым. Учитель, которого он предал – увы, не один раз, – прошел для него трудный путь. При мысли об этом чувство глубокой благодарности и восхищения переполняло теплом сердце, в котором давно уж сквозило от потерь, от пустот, что не заполнить. Слишком многое отняли смерть и вражда. Но священную связь ученичества не так-то легко разорвать: незримые духовные нити по-прежнему были натянуты между ними. Нити более тонкие, чем можно почувствовать, более тонкие, чем те, что он разорвал когда-то в памятном поединке у павильона Красных Кленов.

Он не может подвести Учителя снова.

Он дал Красному Фениксу свободно уйти с Аверием и Агнией, хотя имел силу воспрепятствовать их бегству. Конечно, Элиар не рассчитывал, что жест доброй воли оценит или хотя бы заметит хоть кто-то из этой троицы: наверняка сейчас все они торжествуют, убежденные в своей победе. В целом, если задуматься, ситуация и вправду складывалась крайне затруднительная. Если жрец Черного Солнца будет драться в полную силу, то разобьет Красного Феникса и унизит его перед всем Материком, чего допускать никак нельзя. Если же он поддастся, Учитель сделается еще более невыносимым, насмешливым и высокомерным, чем обычно… чем в принципе можно представить.

Последнее еще впору стерпеть: в конце концов, Элиар имел большой опыт ученичества под началом своего полубога. И он действительно хотел бы поступить так, как полагается хорошему ученику: своим поражением превознести Учителя. Однако Черный жрец имел веские основания сомневаться, что в случае поражения будет оставлен в живых. Скорее всего, гнусного предателя ритуально казнят, а его орден – уничтожат. Подобного исхода также хотелось бы избежать.

Элиар не питал иллюзий касательно своего будущего. Эта задача безнадежна, у нее нет правильного решения: вариантов всего два, и оба сулят неудачу. Итак, если в грядущем противостоянии он победит, то возбудит против себя ненависть Учителя, а если добровольно уступит – презрение. Остаться в стороне вряд ли удастся – как известно, двум солнцам не место на небосклоне.

Минувшей ночью сон Элиара вновь был беспокойным: в голову лезло разное. Яниэру же, занятому возложенной на него миссией, и вовсе не пришлось сомкнуть глаз. Зато Белому жрецу удалось совершить то, что казалось невозможным: Элиар с удовлетворением перевел взгляд на распахнутое окно и откровенно залюбовался ярким весенним небом, вскипающим буйной кипенью облаков. Рассвет разгорался: в небесах разливался и тек столь любимый Учителем шафран.

На своем веку Элиар успел повидать всякое. С тех пор, как он получил власть над Бенну, мир изменился – до краев его затопило губительное сияние переродившегося светила. Вот уже почти четыре столетних периода черное солнце безраздельно господствовало над Материком, но никогда прежде пронизывающие насквозь убийственные лучи его не были столь сильны. Последние двадцать с небольшим дней с момента ритуала, в котором во второй раз удалось призвать дух Красного Феникса Лианора, находиться на улицах Вечного города стало практически невозможно: днем они были раскалены как сковорода, а ночью удушливый зной едва спадал на пару часов перед рассветом. Черный мор принялся распространяться со скоростью лесного пожара, забирая новые и новые жертвы.

Сегодня же все они смогли наконец перевести дух. Высокое ослепительно-синее небо Бенну, похожее на перевернутое глубокое море, постепенно затягивалось сотворенными Яниэром искусственными облаками. Они были столь идеальны, что казались нарисованными – одно удовольствие наблюдать за приятными взору формами. Облака медлительно проплывали над городом и постепенно раскрывались, наливались цветом, словно лопнувшие от зрелости коробочки белоснежного пуха тополей… или непослушные барашки волн, пышной пеною остающиеся на камнях. Образы находили на образы, сменяли друг друга стремительно, укутывая Бенну слоями пушистой ваты.

Уже вскоре белопенные гривы сменились более серьезными и обширными покровами. Воздух начал мутнеть, сгущаться. Облака тронуло лиловостью, синевою: отяжелев, у самого горизонта они тягуче стекали на землю. Загустевая словно магический отвар целителя, небесный океан покрывался инеем и на глазах стекленел прочным серебристым куполом, высившимся по-над городом. Теперь они оказались в тончайшем ледяном коконе, подобном тому, что был в Ангу, но не таком плотном, пропускающем все, кроме тлетворного света солнца-оборотня. То была мощная духовная техника защитной завесы, на всем Материке подвластная только мастерству Первого ученика.

От неба к земле потянулись невесомые складки белой пелены, сквозь которую тускло просвечивали яростное черное солнце и равнинные пейзажи вокруг Бенну: влажные цветочные луга, бескрайние поля золотисто-желтых асфоделей, долго блуждая по которым, по преданию, можно позабыть любые горести.

Завеса вставала полупрозрачной стеной. Смертоносные лучи светила увязали в ней. Словно бы падающий хлопьями снег, который ветер мог бы принести из северного тумана, из неприступных гор Ангу, на глазах превращался в дождь, увлажнявший измученную землю. Невероятное зрелище!

– Учитель направился в окрестности Ром-Белиата, – отвлекшись наконец от занимавшего его обнадеживающего вида, скупо поделился Элиар последними донесениями Тайной Страты.

Путь солнца – строго с востока на запад, из Ром-Белиата в Бенну. Сегодня утром Учитель первым увидел то солнце, что сейчас пылает и у них над головами. Мысль об этом отчего-то радовала.

– Должно быть, хочет убедиться, что Запретного города больше нет… – помедлив с ответом, предположил Яниэр, также бросивший взгляд на окно, затканное паутиной новорожденной белой завесы.

– Не думаю. Скорее, хочет попытаться возродить его.

– Возродить? – Яниэр удивленно приподнял брови. – Но ведь это невозможно. Ром-Белиату не подняться из руин и не обрести былого могущества.

Элиар покачал головой.

– Есть ли что-то невозможное для Красного Феникса Лианора? В жилах его течет священная красная киноварь, цветет красный лотос бессмертия. Вскоре процесс трансмутации будет завершен, Учитель возвратит силу вызревшей лотосной крови и будет способен на многое. Теперь, когда он жив, все станет иначе. Ром-Белиат – Запретный город на крови Учителя. Как и сам Красный Феникс, он может восстать из пепла.

Элиар отвернулся от собственного города Бенну, который пока мог перевести дух, и испытующе посмотрел на бледного северянина:

– А ты, Первый ученик, не хотел бы однажды вернуться в Ром-Белиат?

На сей раз Яниэр молчал долго, мучительно долго. Так молчат только затем, чтобы малодушно солгать в самом важном.

– С Запретным городом связаны тягостные воспоминания, – уклончиво ответил он наконец. – Полагаю, возвращение взбудоражило бы сердце и вызвало бы слишком противоречивые чувства, чтобы всерьез желать этого.

– Однако Учителю небезопасно находиться там одному. Ты знаешь не хуже меня, что Игнаций все еще жив. Ума не приложу, где ему удается скрываться все эти годы.

– Учитель вернулся в Ром-Белиат не один, – задумчиво сказал Яниэр, – а Игнаций вряд ли представляет опасность. Он – камень, снятый с игрового поля.

– Этот хитрец ловко водит меня за нос, – вполголоса проворчал Элиар, помрачнев. – Но ничто не может продолжаться вечно.

– Без ресурсов храма Полудня, что были потеряны, он никогда не обретет прежней силы. Полагаю, Золотая Саламандра не дразнит тебя, а просто пытается выжить.

Но Черный жрец так не думал.

– Угроза Игнация не вздор: он мстителен, хитер и расчетлив. Золотая Саламандра не из тех, кто позабудет оскорбление или упустит случай отомстить.

Яниэр покачал головой и улыбнулся той холодной, острой как лезвие улыбкой, после которой Элиару всегда хотелось его ударить.

– Бывший верховный жрец в изгнании не может быть серьезной угрозой Великому Иерофанту Бенну. Если ты наконец перестанешь преследовать его, скорее всего, Игнаций с облегчением заляжет на дно и никогда больше не напомнит тебе о своем существовании.

– Не думаю, что он отступится, – сухо возразил Элиар. – Дух Игнация силен, как дух всякого Первородного. Коварный враг прячется во тьме, а все мы – на ослепительно ярком свету. Нельзя забывать об этом. Есть вещи, которые никогда не изменятся, и вражда с Золотой Саламандрой – одна из них.

Элиар отошел от окна и сел за рабочий стол, мысленно коря себя за напрасное расточительство чувств. Этот разговор о прошлом помимо воли взволновал его. Хотел бы он сам вернуться в Ром-Белиат? Скучал ли по городу, которого больше нет и не будет… городу, который он успел полюбить?

Если бы только было возможно вернуться в те самые первые дни его ученичества, тогда казавшиеся невыносимыми. Сцены сами собой разворачивались в голове: воспоминания текли легко, как вода.

Иногда представлялось, что в его жизни не было ничего, кроме боли и тьмы, но, глядя правде в глаза, случались и редкие моменты радости. Он хранил их в сердце и вспоминал с неизменной нежностью.

О, на самом деле то были беззаботные и радостные дни.

В то время чувства и мысли его были необычайно просты, но сильны. Нередко они захватывали его целиком, не давая возможности размышлять и анализировать.

Неожиданно для самого себя Красный Волк полюбил долгие прогулки по укромным внутренним бухтам Красной цитадели. Он брел вдоль морского берега сквозь густой летний зной, а кровь плавилась и текла по венам забродившим молодым вином.

Морские пейзажи Ром-Белиата сильно отличались от привычных глазу необъятных просторов Великих степей, особенно удивительной казалась крохотная бухта с золотоносным черным песком, где на побережье все лето дивно цвел красный шиповник. Здесь были и выброшенные капризными волнами белые завитки морских раковин, шумящие дыханием океана, и горячие плоские камни, очень старые, отшлифованные тысячами лет трудолюбивого прилива. Терпение и настойчивость воды сгладили все шероховатости, сточили острые грани.

Посещать это крайне живописное место без дозволения верховного жреца было строго запрещено: Учитель нередко приходил сюда, ища отдыха и уединения, иногда вместе с учениками, желая развеяться в близкой компании. В бухте Черного Песка гостей ожидали изящный летний павильон, в котором было приятно укрываться от нестерпимой жары, и эллинг для маленьких прогулочных лодок.

В то первое лето в храме, помнится, стояла изнуряющая духота. Нарезанное тонкими ломтиками чуть подсоленное яблоко помогало справиться с обезвоживанием и не заболеть от солнца. Разгоряченный влажный воздух звенел и вибрировал от стрекота цикад и днем и ночью. Со временем чуткий слух Элиара начал различать пять или шесть разновидностей, поющих на разные голоса.

Порою в перерывах между тренировками, когда ветер с моря стихал и устанавливались самые жаркие полуденные часы, они прогуливались по побережью все вместе, втроем, прихватив с собой нехитрый инвентарь старинной игры аристократов Лианора: перьевые воланы и легкие плетеные ракетки.

Уже скоро Элиар овладел одной хитростью и научился бить так, что волан получал бешеную скорость и совершенно непредсказуемую траекторию полета. Отбить такую подачу было невозможно, и игра заканчивалась очень скоро, практически не успев начаться. Но разве не в этом смысл любой игры – победа, быстрая и безоговорочная победа?

Но почему-то Учитель и Первый ученик не разделяли его мнение. Кажется, иногда бесхитростная радость от простых мелочей могла быть лучше, чем решительное превосходство и обладание. Демонстрируя редкую мягкость и плавность движений, эти двое могли забавляться долго, растрачивая попусту спокойные часы, неторопливо перекидывая друг другу волан сквозь струящийся солнечный свет и беседуя о глупостях и пустяках. Это довольно бессмысленное времяпрепровождение раздражало, но уйти по своей воле Элиар не мог: ученик обязан находиться подле Учителя, пока тот не даст какого-нибудь распоряжения или позволения покинуть его.

Однако помимо воли упругие звуки ударов о ракетку, вздохи и шепоты маховых перьев вгоняли Элиара в странное дремотное состояние умиротворения. Временами он почти засыпал под эти ритмичные, успокаивающие, почти медитативные звуки, свернувшись на горячем песке клубочком, точно уставший рыжий волчонок. Яркие солнечные зайчики играли на легкой ряби, белая пена ползла по черному вулканическому песку, а на коже его сверкала морская соль и блики лениво перекатывающихся волн.

Он засыпал с неясной мыслью о руках Учителя, которые спасли его однажды из хищной морской пучины и подарили новую жизнь.

Да, первое время он был крайне расстроен тем, что против воли оказался в Ром-Белиате, сердце переполняли гнев и тоска по дому. Но, к его вящему удивлению, Учитель оказался недоволен таким поворотом ничуть не меньше. Казалось, Красный Феникс вовсе не хотел становиться его Учителем – Учителем необразованного, замкнутого и озлобленного полукровки, одиночки, силой отнятого у родных. Но дни сменяли дни, и понемногу они как будто привыкали друг к другу; взгляд Элиара, незаметно от него самого, стал постоянно прикован к статной фигуре Учителя. Даже когда он вполглаза дремал на песке или усиленно делал вид, что занят совершенно другими делами, Учитель никогда не выходил из поля его зрения.

Меж тем партия незаметно заканчивалась, и вот уже Яниэр протягивал Учителю чашу свежей розовой воды с ароматными лепестками, чтобы тот мог ополоснуть руки.

Элиар рассерженно фыркает сквозь сон: Первый ученик всегда вел себя так, словно имел исключительное право на внимание их общего наставника. Эта высокомерная манера сильно уязвляла, жалила в самое сердце, но Элиар никогда, никогда не признался бы в этом.

Заметив его реакцию, Учитель бросает на него насмешливый взгляд, и Элиар отчего-то успокаивается. Цвету этих глаз подспудно хотелось покориться, как ни противоестественна была сама эта мысль для гордого выходца из Великих степей. Но могли ли в самом деле принадлежать живому человеку такие поразительные глаза – словно редкие драгоценные камни, выуженные со дна морского? Они приковывали внимание, завораживали, проникали в самую душу… Воистину, то были глаза не смертного, но небожителя.

Солнце отливало огненно-красным – таким оно бывает только на исходе лета, пока не подул первый осенний ветер. В воздухе висели спокойствие, влажность и соль. А где-то там, на самой границе слуха, прозрачные ручьи Ром-Белиата звенели как сталь, вливаясь в безграничный океан…

По сей день Элиару порой снилось то памятное место. Всякий раз он слепо бежал сквозь цветущие ветви персика, колотящие его по лицу, пока наконец не вырывался из их цепких клешней на знакомое побережье. Но вновь и вновь заповедная бухта оказывалась пуста: ни Учителя, ни Яниэра не удавалось встретить там снова, хотя бы во сне. Не было даже неверных силуэтов у кромки воды, не было цепочек легких следов, быстро пропадающих на вязком черном песке, не было знакомых голосов. Ничего, совсем ничего, что когда-то сделалось для него так дорого. Эта пустота ошеломляла, сбивала с ног и рождала в душе смятение и холодную горечь. Тогда он начинал звать их, звать их обоих, даже ненавистного высокомерного Яниэра… звать как глупый потерявшийся ребенок… но отчаянному зову отвечали лишь тишина да шелест равномерно набегающих волн.

Он оставался один, ждал их на пустом берегу. Море неустанно катило свои воды… то самое море, которое так любил Учитель. Из-за далеких просторов которого приплывали когда-то на их берега грозные армады Лианора.

В какой-то момент мирный шелест вдруг сменялся рокотом, тревожным барабанным громом отбивая биение его собственного сердца. Ветровые волны поднимались, а звуки падали, как тяжелые капли дождя, и Элиар немедленно застывал, завороженный неясным предчувствием неизбежности. Ветер резко срывал с волны искристые соленые брызги и бросал ему в лицо, как слезы. Прибой горчил, а на влажном полотне черного песка алой акварелью растекался закат.

Те давно прошедшие времена ученичества были поистине безмятежными. Они пришлись на золотой век в истории Материка, безопасный и мирный век благоденствия. Но с расцветом храма Полуденного Солнца началось неуклонное возвышение Бенну. Это положило начало затяжному конфликту, в котором и сам Элиар, увы, сыграл немалую роль. Между двумя великими городами Оси развернулась жестокая борьба за лидерство, закончившаяся только с уничтожением Ром-Белиата и гибелью Учителя.

Воспоминания вскрывали старые раны.

Однако что толку вспоминать то, что никогда не повторится. Нужно думать о трудностях дня сегодняшнего, благо их тоже хватало с избытком. Невозвратность прошлого – недостаточная причина, чтобы чувствовать себя одиноким.

– После таких затрат цвета на тебе лица нет, Первый ученик. – Яниэр ловит на себе его насмешливый взгляд и, конечно, не осмеливается возразить. – Тебе нужен отдых. Останься ненадолго, восстанови силы в гостеприимном Вечном городе. Бенну в полной мере покажет тебе свое радушие. Я распоряжусь приготовить подобающие твоему статусу покои в Волчьем Логове.

Какая у них мирная, почти задушевная беседа, даже краешком не выходящая за рамки. Все как любит Первый ученик, известный знаток и ревнитель этикета. Интересно, на душе его сейчас так же тяжело?

– Как можно отказаться от гостеприимства Великого Иерофанта. – Яниэр бросил на него колкий взгляд и принужденно рассмеялся, словно в одну минуту что-то изменилось в их и без того непростых отношениях.

Не исключено, что из-за нападения на Белые Луны Яниэр затаил новую обиду. Но Первый ученик достаточно умен, чтобы не высказывать жалобы вслух. Этому еще Учитель хорошенько научил его.

Действительно, это было предложение, от которого не отказываются. Пока нельзя отпускать Яниэра из Бенну: его целительские способности пригодятся в нелегком противостоянии с черным мором, который с приходом в мир Красного Феникса Лианора, увы, только набирает обороты.

Глава 2

Саламандра прячется в камнях

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Вдыхают теплый бриз. День двадцать второй от пробуждения Бенну. Цитадель Волчье Логово

*серебряной гуашью*

– Доброе утро, Яниэр, – сквозь цветущие ветви миндаля негромко сказал ему человек с глазами разного цвета. Давно знакомый человек из прошлого.

Великолепно вышколенная Шеата наконец отвязалась и на некоторое время оставила его в покое, оставшись слушать дальнейшие распоряжения своего господина. Значит, у них есть несколько минут для разговора… хоть и до крайности рискованного.

Впрочем, Белый жрец давно уже привык маневрировать между двумя враждебными силами и делать это достаточно умело, даже филигранно. Опыта было не занимать.

– Доброе утро, мессир Арк, – сдержанно ответил Яниэр, намеренно не поворачивая головы в сторону собеседника и почти не размыкая губ. Если в отсутствие Шеаты стражи Волчьего Логова и наблюдают за ним издали, безобидная прогулка по весеннему саду и краткий отдых под кипенно-белой кроной цветущих деревьев после бессонной ночи чародейства не должны привлечь излишнего внимания. – Если это утро хоть для кого-то доброе. Что вам нужно? Уверен, вы проделали столь долгий и опасный путь не только лишь ради того, чтобы пожелать мне доброго утра.

– Ты неплохо знаешь меня, – со смешком заметил Первородный. Шрамы на его лице, оставленные когда-то плетью Учителя, уже совершенно изгладились, и оно вновь было безупречно. Во многом это произошло благодаря целительскому мастерству самого Яниэра, по приказу Ишерхэ долгие дни вынужденного врачевать ранения злейшего врага своего наставника. – Где Элирий? Он жив?

При упоминании первого имени Учителя Яниэр вздрогнул и невольно напрягся, стараясь не показывать тревоги: жестом естественным и изящным он поправил выбившуюся прядь.

– Вас это не касается, мессир Арк.

Игнаций Лермон Арк, бывший верховный жрец храма Полуденного Солнца, только усмехнулся. Когда-то восьмивратный Вечный Бенну был его городом, и Волчье Логово, в эпоху Красного Солнца носившее название Янтарной цитадели, Первородный знал, должно быть, как свои пять пальцев. Тем не менее он редко осмеливался появляться тут: предпочитал проводить время в бесконечных странствиях по диким землям Материка, изредка заглядывая и на Север, в Ангу, где его всегда ждал приют. Во время этих визитов длинные черные волосы Игнация, за исключением священных серебряных прядей, были неизменно сплетены в плотную ритуальную косицу, которую в прежние времена Совершенные носили в период войны. Это и неудивительно: последние четыре столетия Игнаций пребывал на войне, конца и края которой не было видно.

– Брось, Яниэр, ты сам видишь, что я во всем оказался прав. – На звук мелодичного голоса Первородного Яниэр невольно развернулся и все-таки посмотрел в его сторону. – Как я и говорил, нужно было остановить произвол Черного Дракона уже очень давно. Теперь, когда Элирий вернулся, мы наконец сможем сделать это сообща. Пока Второй ученик снова не убил своего Учителя в тщетных попытках совладать с черным мором, который сам же и привел на Материк.

– На сей раз Элиар не совершит этого, – с растущей тревогой возразил Яниэр, делая вид, что вдыхает аромат белых цветов миндаля. Однако сказанными откровенными фразами Игнацию удалось влить в его сердце подозрение и недоверие – многолетнее недоверие, от которого так сложно было избавиться.

А еще само собою, помимо его воли, всплыло в памяти то страшное, мучительное воспоминание, когда почти четыре сотни лет назад он вошел в опустошенный огнем храм Закатного Солнца и увидел Учителя уже мертвым, жестоко подвешенным над алтарем в позе поругания клятвопреступников. Ритмичный стук капель лотосной крови, одна за другой вытекающих из раны на горле и срывающихся вниз, походил на жуткий звук шагов. Словно бы Учитель навсегда уходил, и догнать, и остановить, и вернуть его назад было, увы, невозможно…

– Вряд ли ошибусь, если скажу, что ты и сам сильно сомневаешься в своих словах, – мрачно хохотнул Игнаций, пристально глядя ему в лицо. Опасные разноцветные глаза поблескивали, как у змеи, а голос стал хлестким, безжалостным: каждое слово срывалось с губ, словно удар кнута. – После того, как Элиар убил Красного Феникса дважды, думаешь, он остановится? После того, как он вероломно напал на Ангу и захватил Белые Луны, нарушив данное обещание, ты все еще веришь ему?

– Обещания имеют свойство обращаться в ничто. – Яниэр поджал губы, уходя от прямого ответа. – Вам ли не знать этого, мессир Арк?

Но, увы, как ни тяжело признавать, Игнаций был прав: Первородный действительно сразу предупреждал, что правление Элиара может зайти далеко. К этим предупреждениям, увы, Яниэр не прислушался. Он спас Игнация от преследований, укрыв того в Ангу, и думал, что раздражение и нападки на Элиара вызваны исключительно личными разногласиями и давними счетами. Даже во время первого возрождения Учителя Яниэр встал на сторону Второго ученика, поверив в жестокий план жертвоприношения. Решение далось нелегко. Пожертвовать самым дорогим во имя долга пред народами Материка, возможно, было величайшим подвигом души. А возможно, величайшим преступлением.

– Предположу, что Элиар и не подумал рассыпаться в благодарностях за твою бескорыстную помощь с установлением над Бенну защитной завесы?

Игнаций стоял перед ним, горделиво приосанясь, во весь рот ухмыляясь своей правоте, и, как это ни прискорбно, возразить опять было нечего. Что тут скажешь: в удивительной проницательности и бестактности Игнацию не отказать.

– Понять в полной мере человеческие стремления и помыслы порой бывает трудно, мессир Арк, – сухо отозвался Яниэр, с резким щелчком раскрывая веер. Белый жрец уже начинал сомневаться, что удастся и дальше сохранять на лице маску прохладного безразличия, а потому предпочел просто его закрыть. – Элиар никогда не проявлял особую учтивость и по-прежнему не слишком-то вежлив, но он изменился. За минувшие годы он понял свои ошибки и сделал правильные выводы.

Яниэру не хотелось бы переходить черту и считать Элиара врагом… и уж тем более он не хотел бы быть тем, на кого сам Элиар смотрел бы как на своего врага – глазами цвета золота, густо подведенными черным. Да и пока действия Элиара напоминали скорее чувствительную пощечину для острастки, чем полноценный удар.

В то же время эта необдуманная мягкость могла дорого стоить нынешнему Великому Иерофанту. Яниэр сдержанно улыбнулся своим мыслям. Как известно, сильный, но не смертельный удар становится смертельным для того, кто его нанес.

– Не могут измениться те, кто обратился ко тьме, – жестко отрезал Игнаций, похоже, всерьез рассердившись на него за такую крамольную мысль. Самодовольная ухмылка исчезла с узкого, будто выточенного из белого нефрита лица Первородного. – Это точка невозврата. Черные воды энергии не потекут вспять. Тьма останется тьмою: нет силы, способной изменить ее отвратительный аспидный цвет. Я был в Лианоре в дни его падения и хорошо знаю это. И твой Учитель знает тоже. Позволь ему решать. Скажи мне, где Элирий, и я сейчас же явлюсь к нему и предложу помощь. Дерзкого ученика, предавшего своего Учителя, отступника, оставившего свой храм, нужно наказать по всей строгости! Оставь пустые надежды спасти его: тьма проникла в каждый уголок души предателя, а тьма держит цепко. Мы должны остановить черный мор и как можно скорее возобновить на Материке истинное поклонение высшим небожителям Надмирья. Только Красный Феникс способен сделать это. Но поодиночке, без союза нам не победить.

– Если все так, как вы говорите, мессир Арк, значит, мы уже проиграли. – Яниэр только покачал головой. – Учитель никогда не пойдет на союз с вами. А я никогда не выдам вам его местонахождение.

Игнаций слегка приподнял бровь.

– Не забывай: ты должен мне кое-что, – с тяжелыми нотками в голосе произнес он.

Яниэр вздохнул. Кажется, он успел задолжать слишком многим. Игнаций не лгал: бывший верховный жрец храма Полуденного Солнца действительно очень помог ему когда-то. Обладающий тайными знаниями Первородный научил, как провести законы мироздания, которые неминуемо вступают в силу при клятвопреступлении. Если бы не Игнаций, кара, заложенная при составлении ненарушаемой клятвы верности Ишерхэ, уже давно обрушилась бы на голову посмевшего ее преступить. Этой клятвой верности Яниэр был связан не хуже, чем могущественной печатью контроля Учителя, и все же благодаря Игнацию ему удалось убить Ишерхэ без последствий.

Но бесценная помощь оказалась вовсе не бескорыстна.

– В самый опасный период преследований я спас вашу жизнь и укрыл вас в своем городе, рискуя собственной головой, – раздраженно бросил Яниэр. – Долгие годы я прятал от смерти объявленного мятежником. Разве этого недостаточно?

– Наш с тобою уговор был иным, – пренебрежительно фыркнул Игнаций, с ленцой пожимая плечами. – Ты спас меня по собственному желанию, потому что не мог видеть, как люди Элиара безжалостно истребляют богоизбранный народ, истребляют последних из Первородных. Только посмотри, что он сотворил с Вечным городом Бенну, сияющей каплей янтаря в великолепном монисте Материка! Все вокруг пожирает черное солнце-оборотень!..

Яниэр молчал, тягостно раздумывая, ища подходящий ответ. Но ответа не было.

Все верно. Первородные неприкосновенны – так говорил Учитель. И именно поэтому он помог Игнацию. В противоположность его уважению к воле Красного Феникса, словно бы продолжая отчаянно спорить с наказами Учителя, долгие годы Элиар бросался на выходцев из Ром-Белиата, как разъяренный дикий зверь. Он захватывал их в плен, заставлял жить в изолированных кварталах Бенну, казня и милуя по своему произволу, а пустившихся в бега без устали разыскивал по всему Материку… и, увы, многих нашел.

То были черные времена, но потомков небожителей не так-то легко сломить. К тому же за уцелевшими, которых из гибнущего Ром-Белиата успел увести Яниэр, стал приглядывать Алейрэ, небожитель с чистым и расположенным к людям сердцем. В Лесах Колыбели по-прежнему живут они в безопасности и мире, бок о бок с лианхэ.

– Не бойся, я не причиню вреда твоему Учителю, – как на ладони видя его сомнения, веско заверил Игнаций. – Наши разногласия в прошлом. Когда-то мы были близки: он сам, по доброй воле, отдал мне Бенну. Такая связь не забывается. Кроме того, в последние годы эпохи Красного Солнца, если ты не запамятовал, победил именно я, так что мне не из-за чего держать на него обиды. А сейчас наступила новая эпоха, и мы должны объединить усилия против общего врага. Я уверен, Элирий поддержит меня: все ради общего блага.

Все ради общего блага. Снова эта проклятая возвышенная цель. Фальшивое благородство ее отравляло, лишало сил и уверенности, словно капля дегтя, подмешанная в самый сладкий мед. Элиар говорил так же, и к чему это привело в итоге? Другого выхода нет, кроме жертвоприношения, уверял его жрец Черного Солнца. Спасение для всех – в обмен на кровь одного…

Но в словах Игнация есть зерно истины: Элиара и вправду следует остановить. Второй ученик не желает оставить в покое Учителя и взял за горло и самого Яниэра, захватив Белые Луны… Впервые установлен контроль иноземцев над гордым Неприсоединившимся городом, сохранявшим независимость и в самые трудные времена всеобщего низкопоклонства и раболепия пред Лианором, а позднее – Ром-Белиатом. Это позор. Великая тишина Ангу нарушена: на земли его ступила нога захватчиков.

В прежние годы Игнаций был известен своей скандальностью и умел, когда надо, мастерски ссорить соперников, не давая им объединиться. И на сей раз, возможно, он снова преуспеет в своих интригах.

– Ты еще не оценил масштабов случившегося? – с напором вопросил Игнаций. В мелодичном и мягком голосе сквозила непререкаемая, неистребимая стальная уверенность, присущая всем выходцам из Лианора. – Красный Феникс жив и не во власти Черного Дракона! Теперь все будет иначе.

Яниэр печально посмотрел на полного воодушевления Игнация, удивляясь странной созвучности их с Элиаром чаяний. Какая ирония: оба беззаветно уповают на Учителя в желании добиться своего… Но станет ли Учитель помогать своим губителям? У Яниэра были большие сомнения на этот счет.

Однако, мысленно вернувшись к тому, как, умело манипулируя ими всеми, Золотая Саламандра, по сути, спровоцировал нападение Ром-Белиата на Халдор и добился титула Великого Иерофанта, Яниэр дал его новой затее определенные шансы на успех. Что ни говори, тогда все было исполнено филигранно, разыграно как по нотам.

В то же время Яниэр припомнил головокружительную юность, которую запретным ритуалом призыва души возвратил Учителю Элиар. Удивительный контраст – хрупкость и безжалостность странным образом умещались в новом теле его светлости мессира Элирия Лестера Лара. Учитель всегда имел вздорный нрав: тонкий, изысканный ток священной лотосной крови скрывал в себе врожденную тягу к превосходству. Чего только стоили его деспотические нежности… но сейчас о таком не приходилось и мечтать: Учитель никогда, никогда не простит предательства.

Конечно, новое тело было не такого цветущего здоровья и мощи, как раньше и как хотелось бы Учителю, но, что гораздо важнее, оно было способно вместить дух великого жреца, носителя благословения небожителей. Да, Учитель пришел в мир очень юным, но за этой хрупкой юностью зримо угадывался образ более мощный – отблеск сияния прежнего Красного Феникса.

В бескомпромиссной юности своей в нынешней инкарнации Учитель был опасен и способен поднять на дыбы весь Материк. Впрочем, может, и не помешает хорошенько сотрясти их умирающий мир – о замыслах и действиях Первородных судить не ему.

Так кто же в итоге останется победителем? На чашах тяжелых весов лежали их души: какая перевесит в бесстрастной руке богов?

– Считаешь иначе? – Игнаций мгновенно уловил его невысказанное недоверие.

– Я не обладаю редким даром прорицать будущее, мессир Арк. – Яниэр холодно вскинул взгляд. – Но то, что вы предлагаете, – опасно, очень опасно. Элиар – дракон, дух его гневен. Никто не может противостоять божественной ипостаси высших демиургов: он сомнет и разметает нас, как ураган. Голос его заставит сорваться с вершин смертоносные лавины, под которыми все мы, кто выступит против, будем погребены. Вы не хуже меня знаете, мессир Арк: тот, кто отыскал в своем сердце голос дракона, непобедим.

На сей раз и Игнаций помолчал немного, серьезно размышляя над услышанным.

– Что ж, если не хочешь говорить про будущее, я расскажу тебе про прошлое, – сурово отчеканил он наконец. – Когда-то земля Лианора не выдержала ярости создавших ее богов. Теплое Полуденное море явило нам другой, страшный лик: оно хлынуло на улицы Города-Солнце и навек погребло его в своих глубинах. Твой Учитель любил эту землю, хоть и вынужден был ее покинуть, по распоряжению темного бога отправившись на Материк. Элирий много раз говорил, что хотел бы остаться там до конца: в последний раз пройтись по белоснежным набережным, услышать, как поет океан. Очутиться там снова, пусть и ненадолго, побывать на родине перед ее гибелью. Но этому не суждено было случиться, и очень хорошо, что так. По счастливой – или же ужасной – случайности я был на последнем корабле, отплывающем на Материк, и видел все своими глазами: Элирий не выдержал бы того, что творилось в тот роковой день. Крики и мольбы к небожителям стали лишь ветром над равнодушными волнами, а потом – хрустальной тишиной океана. Лазоревые гавани с их мирными высокими причалами, которыми владела семья Элирия и от которых мы отплыли тогда, исчезли – как не бывало. Даже находясь вдали от Лианора, Элирий едва пережил эту потерю. Потому что там осталась его душа – и его печаль.

Яниэр задрожал и отвел глаза, с преувеличенным вниманием разглядывая плывущие над Бенну влажные перламутровые облака. Сердце сжалось от смутной тоски и необъяснимого чувства сопричастности. Конечно, Яниэр никогда не видел легендарного Заморья, но глубоко почитал его как колыбель цивилизации Совершенных и родину Учителя. И пусть Лианора больше не было на свете – цветущие златые берега его растаяли в сизом тумане времени, – Священный остров продолжал жить в памяти этих удивительных людей, в их снах. В светлом лике Игнация, в его безукоризненных точеных чертах Яниэр ясно видел отблеск былого величия избранного богами народа, и это роднило их с Учителем.

Страшно представить, что чувствовал человек, потерявший Лианор… переживший столь ужасную, столь огромную потерю…

– Неужели ты хочешь, чтобы он пережил все это во второй раз? – с нажимом спросил Игнаций, заставляя его почувствовать не только сопричастность, но еще и вину. – Хочешь навести на Материк новый гнев небожителей и разбить сердце своему Учителю?

Игнаций, как и всегда, был очень убедителен. Слова Первородного пробуждали в душе неясные видения гибели Лианора – мучительные чужие видения.

– Вы пытаетесь сподвигнуть меня к бунту против Великого Иерофанта и развязыванию новой кровопролитной войны? – ледяным тоном уточнил Белый жрец, стараясь не поддаваться давлению.

– А ты желаешь бесславно погибнуть без боя? Желаешь, чтобы и твой Учитель погиб, увидев перед смертью падение всех своих учеников?

Все же Первородные обладали непостижимой властью над душами: они подчиняли умы и сердца, воздействуя даже на сильнейших жрецов, таких, как он сам. Яниэр осознал, что невольно проникся рассказанным ему сокровенным воспоминанием. Нет, он не хотел бы брать на себя колоссальную ответственность и вставать перед выбором, который разобьет Учителю сердце. Пусть Красному Фениксу никогда не вернуться в возлюбленный Город-Солнце, еще есть возможность вернуться хотя бы в созданный им Ром-Белиат, преемник Лианора.

Там, на укромном острове в бухте Красного Трепанга, провел и он мирные дни своей юности. Вода в заливе была столь чиста, столь прозрачна, что в тихие часы казалось: остров с башнями Красной цитадели парит прямо в воздухе, поддерживаемый спустившимися с небес облаками…

Как же он устал. Порой казалось, от него не осталось ничего, кроме этой усталости. Но путь не окончен: он должен помочь Учителю в новой жизни, должен сделать так, чтобы Ром-Белиату больше ничто не угрожало.

– Учитель отправился в Ром-Белиат, мессир Арк. Вы найдете его там. Я не смогу пойти с вами: один мой вид возбуждает в Учителе праведный гнев.

На миг его охватывает ужас от того, что он сказал правду. Правда сорвалась с языка слишком легко, словно капля дождя с небес… и все же он сделал этот выбор осознанно.

– В Ром-Белиат? – немало удивился Игнаций. – Но зачем? Ведь там нет ничего, одни только старые руины и заполонившие все оливковые деревья.

– У Учителя свои резоны. – Яниэр выдавил слабое подобие улыбки и чуть поднял голову: над городом толпились, набегали друг на друга созданные им молочные облака. Кажется, дело и вправду шло к дождю. – Красный Феникс не отчитывается перед нами в мотивах своих поступков. С ним мессир Аверий Кастор Вир и Третья ученица с Красными жрицами.

– Выходит, старая гвардия снова в сборе. – Игнаций удовлетворенно кивнул. – Рад это слышать. Быть может, вместе нам и вправду удастся восстановить былое величие Совершенных. Присоединяйся и ты, Яниэр.

За последние четыре сотни лет они с Игнацием достаточно сблизились и более-менее уладили былые разногласия. В конце концов, у них было общее прошлое, которое связывало крепко… крепче, чем того хотелось бы.

– Невозможно. Учитель не станет даже разговаривать со мной, а Элиар выразил пожелание, чтобы я задержался ненадолго в Бенну, – нехотя пояснил Яниэр. – Я временно снял белую пелену с Ангу: моих сил не хватит поддерживать сразу две защитные завесы, тем более находясь тут, в истощающих землях храма Затмившегося Солнца.

Это было, конечно, не простое пожелание, а безусловный приказ. Ослушаться нельзя: показательный акт неповиновения ожидаемо взбесит вспыльчивого соученика и навлечет на Ангу лишние беды. Провокация и затягивание конфликта ни к чему хорошему не приведут. Если Элиар не пощадил обожаемого им Учителя, Яниэру уж точно не приходилось рассчитывать на снисхождение. Жрец Черного Солнца не будет милосерден.

Нет, вновь возвращаясь к этой мысли, Яниэр предпочел бы не видеть Элиара таким, каким тот бывает со своими врагами. Не видеть жеста повелительной руки, по мановению которой слетает с плеч любая голова.

Игнаций сразу понял непростое положение дел.

– Что ж, тогда не гневи понапрасну нашего Великого Иерофанта, – согласился он, произнеся высокий титул Элиара с легким оттенком презрения. – Раскрой для меня портал в Бенну, а сам оставайся здесь и внимательно наблюдай за происходящим.

Да, они стали близки. Но в общении по-прежнему не утратили осторожности и таились друг от друга, как старые, проверенные временем заклятые враги. Вынужденное сотрудничество с постоянным ожиданием удара в спину. Доверие – обоюдоострый меч. Никто из них не желал без надобности вынимать его из ножен.

Яниэр не имел иллюзий насчет Игнация: несмотря на способность при необходимости находить общий язык, тот был властолюбив и в достижении своих целей совершенно безжалостен и беспринципен. Ссора с Первородным выйдет себе дороже. В конце концов, золотое пламя Саламандры сжигает в прах почти так же быстро, как и красное пламя Феникса. Конечно, посылать Игнация к Учителю было сродни посылать лиса искать краденых кур, но может статься, что другого выбора нет.

Памятуя многие ужасы войны, Яниэр убежденно придерживался политики мира любой ценой. Ни при каких условиях нельзя открыто ссориться ни с Игнацием, ни с Элиаром. Достаточно того, что он уже рассорился с Учителем.

Зачем чинить то, что не сломано? Зачем искать войны там, где установлен какой-никакой, но мир?

В конце концов, не так ли они объединились когда-то со Вторым учеником против превосходящей их силами Ишерхэ, и не сам ли Элиар стоял во главе того мятежа? Он как никто другой должен понять их благородные мотивы.

– Я сделаю это, как только выдастся возможность, – холодно согласился Яниэр. – Если пообещаете передать лично в руки Учителю письмо, которое я напишу. Мне жаль, что Учитель не может похвалить меня за достойную жизнь. Но, возможно, я все еще смогу быть ему полезен. Не теряйте бдительности, мессир Арк: скоро вернется Шеата. Вам нужно сейчас же исчезнуть, если не хотите, чтобы нас обоих настигли катастрофические последствия вашей смелости или, лучше сказать, неосторожности.

Под надзором преданной соратницы Элиара не следовало расслабляться и проявлять беспечность. Яниэр по-прежнему колебался, хотя сложное решение, кажется, уже было принято. Но что, если он ошибся?

Прошлое неизменно. Порой мы вмерзаем в него, как в лед, и остаемся навсегда. Вдруг это заветное прошлое – все, что есть теперь у Элиара? Имеют ли они право разрушить, отнять его?

Собранные Белым жрецом магические облака созрели и набрякли, до краев наполнившись влагой. Яниэр развернулся и, не оборачиваясь, направился в приготовленные покои, оставляя Игнация одного. Необъятное небо Бенну распахнулось над ним, ветер цвета дождя развевал белоснежные одеяния. Еще теплые от солнца лепестки, сорванные внезапным порывом, вдруг коснулись кожи. Раздался первый отдаленный раскат грома, и Яниэр услышал, как позади него с глухим щелчком открылся зонт: Игнаций также не желал промокнуть.

После неприступных высот заснеженной горы Фор-Вирам, где вершины пиков возносятся над облачными покровами и рукой подать до солнца, небеса над Бенну казались такими далекими, такими недостижимыми… Яниэр глубоко вздохнул и ускорил шаг.

Воздух сгустился, стал сизым и дымным. Отяжелевшие облака разрешались от бремени каплями, выпадавшими и летящими вниз сквозь отголоски далекой грозы. Среди капель попадались и острые льдинки, словно напоминание об Ангу, вернуться в который, очевидно, доведется еще не скоро. В покоях нужно будет выпить немного холодной воды для восстановления душевного равновесия: предстояло приготовиться к тяжелым временам.

Осколки льда застывали у него на ресницах, как слезы.

Глава 3

Шкуркой саламандры отравляют воду

Эпоха Красного Солнца. Год 281. Сезон холодной воды

Молодая трава под снегом

Ангу. Журавлиная Высота

*черной тушью*

Белели звезды над Журавлиной Высотой, одной из двух острых вершин двурогой горы Фор-Вирам, и то и дело срывались вниз. Кажется, в этих краях звездопады были обычным явлением: яркие огоньки сыпались во тьму обильно, как зерна из прохудившегося мешка, темное небо расчерчивали сияющие искристые линии. Луна же пока не взошла.

Поток мерцающего света лился на лицо пребывавшего в детском восторге Элиара. К его немалому изумлению, никто из местных не запрокидывал голову, желая полюбоваться столь дивным зрелищем. Возможно, виной поразительному безразличию была знаменитая сдержанность и хладнокровие гордых северян; а вот сам Красный Волк глазел на небо с нескрываемым удовольствием: вид падающих звезд захватил его и заставил почти позабыть тяготы многодневного пути.

Глубокая, густая как тушь северная ночь с каждым днем опускалась все позже: мало-помалу дело шло к весне. По холодным улицам Ангу их торжественная процессия шествовала подчеркнуто медленно и величаво. Элиар не мог дождаться, когда они наконец доберутся до конечного пункта назначения; будучи выходцем из южных земель, он едва удерживался от желания поплотнее закутаться в отороченный мехом дорожный плащ – но никакую слабость или уязвимость демонстрировать было нельзя.

Зуб на зуб не попадал в этом промозглом городе! Не говоря уж про обледенелые горные хребты и извилистые ущелья, сквозь которые пробирались они узкими ненадежными тропами, словно какие-нибудь снежные козы. Ступая по скользкому насту, отчаянно цеплялись за еле заметные неровности, на трудных горных перевалах едва не срываясь в опасные расщелины: изнуряющий пеший переход занял без малого четверо суток практически без отдыха, и это не считая стремительного марш-броска от Ром-Белиата до Облачного плато. Воистину, путь в Ангу был долог, сложен и однообразен. Он выматывал, даже когда путникам никто не чинил препятствий: крутые склоны, острые камни и суровый климат защищали Север не хуже превосходно обученной армии. Неудивительно, что даже могучие Совершенные завязли в здешних снегах, пытаясь взять Ангу еще во времена первой волны экспансии Лианора.

Несмотря на все их усилия, Ангу остался неприступен.

Элиар с сожалением подумал о том, что все они могли оказаться здесь в один миг: Яниэру с его редким умением достаточно было раскрыть пространственный портал прямо на гору Фор-Вирам, которую в этом случае не пришлось бы штурмовать в длительном восхождении. Но оставшийся в Красной цитадели Учитель, должно быть, всерьез вознамерился уморить учеников… а может, хотел, чтобы в этом утомительном походе они хорошенько запомнили надежные горные тропы и скрытые подступы к городу.

В этот час Неприсоединившийся город встречал высоких гостей из Ром-Белиата. Высыпавшие на улицы жители приветствовали, конечно, прежде всего главу посольства Яниэра – младшего брата нынешнего владетеля Ангу и следующего по старшинству и степени кровного родства наследника северного престола. Элиар и прочие представители Запретного города формировали окружение Первого ученика.

В последние годы влияние Бенну по всему Материку неуклонно росло – на этот опасный процесс больше нельзя было закрывать глаза. На пороге ожидаемой масштабной войны следовало заручиться поддержкой Ангу, испокон веков хранившего только собственные интересы, – таково было желание Учителя. Важная миссия представлять в грядущем союзе интересы Ром-Белиата возлагалась на Яниэра. Учитель рассчитывал на известное умение Первого ученика вести переговоры, а также на то, что общая кровь в конечном итоге поможет братьям прийти к согласию.

Не без оснований Элиар имел большие сомнения в этом плане и в целом в успехе миссии. Скорее всего, Неприсоединившийся город не пожелает вмешиваться в распрю между великими городами Оси и вновь выдержит нейтралитет. В сложившихся обстоятельствах такое решение выглядело наиболее разумным. Несмотря на дипломатические таланты Яниэра, склонить Ангу к войне против Бенну будет непростой задачей…

Наконец они миновали нижний город и вскарабкались на обледенелую Журавлиную Высоту, которая вот уже много часов открывалась их взорам. Постепенно приближаясь, в конце концов она закрыла собой полнеба, а на самой вершине сиял в свете белых северных звезд замок правителя Ангу.

Войдя в ярко освещенный парадный зал после полутемных улиц и сумрачных замковых переходов, Элиар чуть зажмурился. Противоположные впечатления смешались – черная ночь снаружи и яркое полыхание свечей внутри. Увы, устроители не сумели создать подобающее случаю приглушенное освещение: свет немилосердно резал глаза; ослепительный, он лился отовсюду. Элиар вздохнул: действительно, откуда взяться в Ангу перворазрядным распорядителям торжеств, которые обеспечили бы должный порядок. Здесь, наверное, никогда не проводили грандиозных приемов, к каким он привык в Ром-Белиате.

Когда глаза приспособились, Красный Волк смог перевести дух и разглядеть убранство помещения, которое, на его искушенный взгляд, казалось довольно скромным. Здесь не было ни величественных мраморных колоннад, ни драгоценных храмовых мозаик: инкрустированных в стены адамантов, рубинов и красных агатов, сплетавшихся в диковинные узоры, которые так нравились знавшему толк в каменьях Учителю. Не было даже изысканных белых роз и горного хрусталя, которыми в прежние дни славился Ангу, ледяной цветок Севера.

Впрочем, мысленно одернул себя Элиар, не стоит сравнивать суровый Северный Замок с дворцами Ром-Белиата или Бенну, блистательными и подавляющими величием. Тягаться в интерьерах с падкими на роскошь Совершенными – дело неблагодарное. К тому же до перемирия, заключенного с приездом в Ром-Белиат Яниэра, Неприсоединившийся город много лет давал отпор военной мощи всего Материка под началом выходцев из Лианора. Длительное военное противостояние серьезно истощило эти земли.

Тем не менее ни одному дворцу Материка не подняться выше горделивых башен Северного Замка. Здесь, прямо у двух вершин Фор-Вирама, увенчанных снегами даже летом, ледяные звезды сияли ярко, и мир небожителей был ближе, чем мир людей.

Элиар перевел взгляд на высокий, невольно привлекающий внимание престол. Подумать только, когда-то на нем восседал сам Призрачный жрец, легендарный основатель Ангу! Говорят, в далекие времена он был, как и Учитель, рожден в Городе-Солнце, но отказался от привилегий крови народа мореходов и взял под свое покровительство простых смертных. Впрочем, то были лишь предания, дошедшие до них из тумана времен.

В этот час престол также не пустовал. Сидевший на нем человек зримо напоминал Яниэра, только, если Элиар не ошибался, был старше на четырнадцать лет. По сравнению с Совершенными не слишком высокий, как и младший брат, однако телосложением крепкий, с первого взгляда он производил благоприятное впечатление. Разве что излишне строгое выражение глаз подспудно настораживало.

Перед ними был Яргал, владетель Ангу и отдаленный потомок Призрачного жреца.

Яниэр низко поклонился и произнес подобающие случаю слова приветствия на северном наречии, прибавив к имени брата почтительный суффикс. Из доклада Шандора Элиар уже познакомился с некоторыми обычаями северян и знал, что после восшествия на престол к имени новопровозглашенного владетеля Севера традиционно добавляется статусный суффикс – фар’и.

Яргал молча выслушал приветственную речь и кивнул. Установилась тревожная тишина – должно быть, присутствующие в полной мере прониклись важностью исторического момента. В целом, мысленно успокоил себя Элиар, пока все шло по протоколу, без инцидентов.

По случайному и несчастливому совпадению начало их похода выпало на день рождения Яниэра. Когда, еще до восхода солнца, они покинули Ром-Белиат, Первому ученику сравнялось двадцать шесть лет, двадцать из которых он не бывал в Ангу и не видел родных. За эти годы, посвященные ученичеству в храме Закатного Солнца, отец его успел состариться и недавно скончался, старший брат взошел на престол, а сестра из маленькой девочки превратилась в настоящую красавицу.

Присутствующая на приеме Янара, сестра-близнец Яниэра, чуть зарделась от мимоходом брошенного на нее проницательного взгляда Видящего. Она была как две капли воды похожа на Первого ученика, а потому, несмотря на утонченную красоту, сразу не понравилась Элиару.

Тем временем Яниэр принялся представлять своему царствующему брату прибывших вместе с ним иноземцев. Яргал, как и подобает правителю, оставался величествен и бесстрастен, холодно взирая на них с недосягаемой тронной высоты.

Одним из первых Яниэр произнес его собственное имя и титул Стратилата. Элиар флегматично склонился в поклоне и сухо пожелал Яргалу долгого и мирного правления, разумеется, ни на мгновение не веря в то, что говорит. О мире им всем очень скоро останется только мечтать.

– Это то, чего я желаю больше всего, – неожиданно подал голос Яргал, пристально глядя на Элиара. Таковы были первые слова владетеля Ангу. – Однако, сдается мне, вы явились отнюдь не для мира. Напротив, вы явились принудить нас вступить в войну и ввергнуть мир в разрушение и беспорядок, какого он давно не знал. Это тяготит мое сердце и мой разум.

Элиар замешкался от подобных откровенно враждебных речей. Свободомыслие и самонадеянность Яргала неприятно поразили его. Раб не имеет права рассуждать о действиях хозяина – это Элиар уяснил и хорошенько прочувствовал на себе, долгие годы притворяясь тем, кем ему не стать никогда… даже внутренне не решаясь признать свою чужеродность.

Неприсоединившийся город, пусть больше и формально, но принимал протекторат Ром-Белиата. Так почему же владетель Ангу сейчас, в присутствии своих приближенных и высокого посольства Ром-Белиата, позволяет себе открыто усомниться в намерениях Запретного города и истинных целях их визита?

Не измыслил ли Яргал пойти на попятную, не вздумал ли открыто отказаться от союза?

Какая опасная бессмыслица…

– Длительным и драгоценным годам мира всегда предшествует большая война, – аккуратно вмешался Яниэр, который тоже казался встревоженным неоднозначной репликой старшего брата. – Война помогает установить новый порядок. Разрушая исчерпавшую себя порочную систему, война создает на ее месте новый мир.

– Такой, каким его захотят видеть победители, – веско вымолвил Яргал, по-прежнему не отводя от Элиара льдисто-голубого взгляда.

– Именно так, достопочтенный Яргал-фар’и, – с готовностью подтвердил Яниэр, не сразу уловив, как двусмысленны его слова.

По тронному залу разнесся приглушенный ропот.

И это уже выходило за рамки протокола.

Элиар не на шутку обеспокоился. Все это до крайности похоже на нарушение союзнических обязательств. На предательство. Не начал ли владетель Ангу свою собственную игру? Не ведет ли за их спиной тайные переговоры с Бенну? Если так, почему ему, главе Тайной Страты, об этом ничего не известно? Возможно ли, что посланцы Игнация успели побывать здесь совсем недавно, незадолго до них?

– Не мне говорить вам о том, – с нажимом продолжил свою мысль Яргал, – что старая, построенная Совершенными система мироустройства, основанная на процветании Лианора за счет ресурсов Материка, изжила себя и не может более существовать. Совершенные не смеют и дальше паразитировать на порабощенных ими народах! И без того они много веков живут лучше, чем заслуживают. Этот опостылевший порядок давно заслуживает гибели.

– Человек не может управлять человеком, – не желая утрачивать контроль над ситуацией, терпеливо заметил Яниэр в ответ на эту гневную тираду. – Совершенные неустанно заботятся о низкорожденных, делятся мудростью и направляют на правильный путь.

– Так ты оправдываешь тиранию своих господ, Янис Лльен? – Яргал бросил на брата полный нескрываемого презрения взгляд.

Элиар застыл на месте, впервые услышав диковинное северное имя, полученное Яниэром при рождении. Он знал, что, как и его самого когда-то, Красный Феникс лишил Первого ученика личного имени и, утверждая власть Учителя, даровал новое на языке ли-ан. Яниэр был тогда совсем мал. Возможно, Учитель не хотел слишком травмировать ребенка, и без того навеки оторванного от дома, а возможно, имелись иные причины, но он выбрал новое имя, весьма созвучное со старым. На древнем языке ли-ан оно означало «Белая магнолия белее облаков». Красивое и изысканное значение и, действительно, как нельзя лучше подходящее Первому ученику.

Но сейчас Яргал прилюдно назвал Яниэра старым именем, и это прозвучало как вызов, как игнорирование законной власти Учителя над своим учеником. Назови кто-то Красного Волка Райаром после семи лет, проведенных в Ром-Белиате, пожалуй, он и сам был бы ошарашен. Прежнее имя осталось в прежней жизни, к которой нет возврата. Наверное, сейчас даже отец или брат не осмелились бы обратиться к нему так при встрече. А вот Яргал осмелился.

Яниэр также замер и ощутимо напрягся, не зная, как следует реагировать, но все же сумел взять себя в руки.

– Это не тирания, – спокойно пояснил он. – Преклонение перед более совершенной цивилизацией естественно и разумно для выживания народов. Люди нуждаются в руководстве Совершенных, чьи знания глубоки, а воля является выражением священной воли небожителей…

– Нуждаются? – с недоброй гримасой переспросил Яргал. – Веками Лианор насаждал свою власть огнем, сталью и кровью, не заботясь о нуждах тех, кого среди Совершенных презрительно именуют низшими.

При этих горьких словах последние сомнения Элиара в намерениях владетеля Ангу и его благонадежности отпали сами собой. Дело было плохо.

– Совершенные разрушают, чтобы вновь созидать, – чуть помедлив, произнес Яниэр, все еще пытаясь отыскать хоть какие-то ниточки, хоть какие-то точки соприкосновения, которые позволили бы повернуть беседу в мирное русло. – Срывая цветы, они могут вырастить новые, еще краше прежних. Ни один властитель не должен править без наставлений и благословения Ром-Белиата. А Лианора, который вы клянете, старший брат, уже давно нет.

Но, увы, последние хрупкие мосты взаимопонимания с грохотом рушились у них на глазах.

– Лианора нет, но остался Запретный город, гордо именующий себя его преемником, – раздосадованно фыркнул Яргал. – Да, пока еще есть Ром-Белиат, высохшая мумия Лианора, – но и она однажды сгинет, рассыплется от одного прикосновения… таков естественный ход вещей. Ангу нет никаких оснований тревожиться за исход войны: Совершенные сами загнали себя в угол. Уже скоро уродливая и безнравственная система великих городов Оси покажет свою несостоятельность и распадется сама собой. Стоит тронуть пальцем этот мыльный пузырь, и он лопнет в ту же секунду! Вскоре про Лианор забудут навсегда.

Находящиеся в свите Яниэра Каратели в гневе похватались было за клинки, но Первый ученик не дал им вытянуть оружие из ножен. Допустить эскалацию конфликта нельзя. Для гордых северян это станет сигналом к атаке, а кто знает, не заготовили ли они западню заранее, не намеренная ли провокация все это? Однозначных ответов у Элиара не было.

– Вы указываете на безнравственность, но разве не зависимые народы снова пойдут в поход? – сухо вопросил Яниэр, решив, по-видимому, испробовать другую тактику. – Разве не воля сюзерена вынудит их к этому? И не воздвигнут ли победители на месте разрушенного строя режим еще более жестокий? Все мы знаем, что у аристократов Ром-Белиата и Бенну одна кровь. Кто окажется в числе победителей, а кто – прислужников и рабов новых хозяев мира? Не выйдет ли так, что у Ангу просто поменяется протектор?

Эти прямые, заданные в лоб вопросы породили еще более возмущенный ропот с обеих сторон.

– Ангу – кладбище для империй, – с неподдельной гордостью ответил Яргал. – В свое время ни Лианор, ни Ром-Белиат не сумели совладать с Севером. Не удастся это и Бенну.

Потрясенный столь вызывающим красноречием, Элиар лихорадочно соображал. Боевых жрецов в посольстве всего двое: он и Яниэр. Противостоять тщательно спланированной атаке и при этом уберечь всех членов посольства может оказаться непросто, но главная беда тут даже не в вероятной гибели кого-то из послов… Если в Ангу решатся на открытый конфликт, это ознаменует провал их дипломатической миссии, а также будет означать окончательный разрыв мирных отношений с Ром-Белиатом.

Подать сигнал к началу атаки может только сам владетель Ангу, если решится на столь самонадеянный шаг.

Отчего-то напрочь игнорируя младшего брата, Яргал пристально наблюдал за Элиаром. Никто, за исключением Яниэра, не смел открыто смотреть ему в глаза, и эта неслыханная дерзость ошеломляла. За последние годы сын Великих степей успел крепко привыкнуть к почитанию и поклонению, которые гарантировала ему строгая иерархия Совершенных и высокое статусное положение, дарованное Учителем.

Даже не скрывая строгости в своем взгляде, Яргал продолжал наблюдать. Не удержавшись от соблазна, Элиар решил мягко повлиять на него, успокоить и погасить разгорающуюся как пламя вражду. За годы ученичества Красный Волк успел хорошенько изучить ментальные воздействия как в теории, так и на практике, и не сомневался в успехе. Легко войдя в концентрацию, он направил усилия на подавление и угнетение сознания владетеля Ангу, частично блокируя мыслительную деятельность, что должно было сделать Яргала сонным, вялым и апатичным. Однако, к вящему удивлению Элиара, энергетическая оболочка Яргала проглотила флюиды жадно, как вода проглатывает брошенный камешек: даже круги не разошлись.

Элиар словно окаменел. О небожители, это катастрофа! Главное, чтобы его оплошности никто не заметил…

– Надеешься подчинить своей воле прямого потомка Призрачного жреца, солнцепоклонник? – немедленно повысил голос Яргал, величественно поднимаясь с трона. Одежды его колыхнулись тяжелой волной, прямые брови гневно сошлись на переносице. – Какое нахальство! Ты полномочный посол и глава Тайной Страты, и я воспринимаю твои действия как официальную политику Ром-Белиата, направленную на разрыв мирного договора.

Что ж, пощечина оказалась хороша. Элиар беспомощно глянул на Яниэра, будто пойманный с поличным, публично уличенный в воровстве подросток. Неудача потрясла его. Насколько знал Красный Волк, кроме Яниэра, других одаренных силой истинного цвета среди родни Первого ученика не было. Так почему же Яргал не поддался ментальному воздействию? Ни один простой смертный не способен противостоять действиям великого жреца!

Это было необъяснимо.

Проклятье. Все-таки аккуратничать – занятие не для него. В незаметных и тонких воздействиях исподтишка искусен Учитель. А Элиару больше по душе полноценный удар, честная лобовая атака, чтобы перемолоть, разнести в щепки ментальную защиту противника…

Толпа в зале рассерженно зашумела. Однако момент для неожиданного нападения, если таковое планировалось, уже был упущен. Элиар вздрогнул, ощутив мощный всплеск духовной силы Яниэра, окутавшей посольство защитным энергетическим коконом.

Снаружи стояла тихая ночь. А в зале на их глазах весело и бойко разгорался международный скандал.

– Старший брат, не будем принимать скоропалительных решений. – Яниэр все еще отчаянно пытался удержаться в рамках этикета и не реагировать на откровенную провокацию. – Не стоит в запале начинать того, чего не готов довести до конца. Все мы искренне беспокоимся за будущее. Впереди, вероятно, большая война, ожидание ее рождает обоюдную напряженность. Произошло недопонимание, которое, с вашего позволения, я попытаюсь устранить. Испокон веков Материк объединен общей Осью великих городов…

– Точнее сказать, насажен на нее, как на копье, – желчно усмехнулся Яргал, отмахиваясь от брата, как от надоедливой мухи.

Яниэр ненадолго задумался, крайне осторожно подбирая слова, словно ступал по тонкому льду. До последнего он надеялся повернуть вспять эту реку, разделившую единый союзнический лагерь, намеренно не обращая внимания на явно демонстрируемое нежелание Яргала идти на уступки и прислушиваться к уговорам.

– В случае военного столкновения с Бенну, без помощи Ром-Белиата Ангу не удастся отстоять независимость, – ледяным тоном отчеканил Первый ученик. – Если война оборачивается против нас, оказаться на правильной стороне – очень важно. Ром-Белиат предлагает Ангу равноправный союз, с гарантиями последующей суверенности, как только война будет окончена.

Глаза Элиара расширились от изумления: это были большие посулы, которых Север ждал очень, очень долго. И Учитель дал право Яниэру пообещать подобное? Невероятно! Кажется, дело зашло слишком далеко.

Но Яргал упрямо стоял на своем:

– Сколько северян вернется домой после победы? Ангу и без того обескровлен последней войной. Два кратких десятилетия мира едва успели оздоровить обстановку. Вы предлагаете мне отдать вам чуть ли не все население, способное держать в руках оружие, в обмен на обещание призрачной свободы? Не велика ли цена? Неприсоединившийся город не в силах заплатить кровью налог на вольную жизнь. Мы не готовы воевать: идеи нового перекроя мира чужды Ангу. Мой народ устал, и он хочет мира.

Тон Яргала был непререкаем. Кажется, никаких ответов и возражений он не желал и слышать.

– Ангу не станет щитом Ром-Белиата против Бенну: мы намерены держать нейтралитет, – безапелляционно заключил Яргал. Ледяное выражение на его лице ничуть не изменилось, не смягчилось. – Мы должны наконец прекратить бессмысленное кровопролитие во славу Совершенных.

Элиар помрачнел: владетель Севера был слишком уж невозмутим. Это могло означать только одно: он полностью уверен в том, что его решение поддержат в Вечном городе Бенну.

– Не означает ли это, что старший брат готов разорвать союз с Ром-Белиатом, опозорив себя и весь свой род неверностью? – едва слышно процедил Яниэр, похоже, начиная выходить из себя. Все-таки были пределы и у его безграничного терпения и хладнокровия. – Материк ждут большие перемены и потрясения: они затронут каждого из нас. Остаться в стороне и спрятаться от войны не получится даже у Ангу.

– Не от Ангу исходит инициатива разрыва, – сухо возразил Яргал. – Я принял ваше посольство и был готов к переговорам, и что же? Воспользовавшись гостеприимством, обманным путем захотели вы принудить меня к вашим условиям, применив чародейство! Я расцениваю этот шаг как осознанный отказ от диалога и предательство союзнических отношений.

– Возможно, владетель Ангу ошибся, – в тон ему не согласился Яниэр. – Среди северян нет жрецов, и никто не может с достоверностью подтвердить, что то, о чем вы говорите, действительно имело место. Никаких видимых свидетельств факту ментального воздействия нет.

– Слово владетеля Ангу уже ставится под сомнение? – поднял брови Яргал. – Я оскорблен вторично.

– Не так должно вести себя достопочтенному владетелю Севера. – Яниэр покачал головой, взглядом обводя своих соотечественников. – Предательство и вероломство не делают чести. Не таковы жители Ангу. В сердцах их нет трусости: это народ воинов, который никогда не чурался войны и с достоинством принимал невзгоды военного времени! Не выставляйте их слабыми и забитыми страхом и неволей, дабы не пришлось им стыдиться самих себя!

Приближенные владетеля Ангу поутихли, вслушиваясь в пылкую речь Яниэра. На лицах их отразилось раздумье и сомнения. Как и его дальний предок, Призрачный жрец, Яниэр всегда имел необъяснимое влияние на умы, очаровывая, подобно истинному Первородному. А вот Элиара люди в основном сторонились.

– Разрешите откланяться. – Яниэр поспешил закрепить успех и удалиться, прервать беседу на полуслове, не позволяя старшему брату превратить ее в обычную перепалку, только происходящую на высшем уровне. Усугублять уже начавшийся разлад он не хотел. – Я вынужден с прискорбием констатировать, что не нахожу на священной горе Фор-Вирам, приближенной к небесам, надлежащего приема и понимания. Возможно, виной тому сильнейшее волнение владетеля Ангу перед грядущими большими событиями. Не считаю наш диалог оконченным и буду рад возобновить переговоры от лица Ром-Белиата, как только это будет возможно.

Яниэр коротко, с достоинством поклонился и, развернувшись, направился к выходу, не дожидаясь ответа. Свита Совершенных молча последовала за ним.

Элиар мрачно хмурился, представляя, насколько сильно будет расстроен Учитель. Несмотря на усталость, Красный Волк предпочел бы убраться из негостеприимного северного города прямо сейчас, но, увы, это было невозможно. На кону стояло слишком многое, чтобы отступить после первой же неудачи. Первый ученик не решится обмануть доверие Учителя, возложившего на него надежды на выполнение этой непростой задачи.

Нет, Яниэр не отступит.

Однако похоже, что представители Игнация действительно опередили их и успели побывать в Ангу незадолго до их посольства… успели договориться с Яргалом за спиной Ром-Белиата. Увы, их снова обыграли.

Порученная им миссия с треском провалилась.

Глава 4

Журавль встряхивает крыльями

Эпоха Черного Солнца. Год 359. Сезон ясного света

Гуляют босиком по траве. День двадцать третий от пробуждения Бенну. Цитадель Волчье Логово

*черной тушью*

Вот уже некоторое время Великий Иерофант Бенну недвижно сидел за столом с закрытыми глазами.

Вопреки всей убийственной серьезности их положения, полученная от Яниэра помощь немного успокаивала, даже более того, само присутствие бесстрастного северянина в Волчьем Логове оказалось неожиданно умиротворяющим. Хотя они с Яниэром никогда не были близки – скорее, наоборот: даже в лучшие времена язык не повернулся бы назвать их отношения дружескими, – постоянное нахождение Первого ученика рядом невольно напоминало о прежних славных днях в Ром-Белиате.

Впервые после многих лет пребывания в ледяном коконе сердце Элиара как будто согрелось, наполнилось первым робким теплом.

Конечно, Черный жрец прекрасно понимал, как именно, несмотря на всегдашнюю северную сдержанность, относится к нему Яниэр. Но Элиар уже постиг: все можно потерять, потерять легко и в одно мгновенье, а потому он научился в полной мере ценить то, чем владеет, даже если достались ему какие-то крохи. Научился наслаждаться тем вином, которое есть сегодня, ведь лучшего урожая могло и не быть. Время смягчило его: он долго падал в пропасть одиночества и достиг дна. Яниэр и Агния – они оба возненавидели его, оба отвернулись после того, что он совершил с Учителем. И все же Яниэр никогда не оставлял без внимания его просьбы, порой оказывая важные услуги или делясь сведениями. А сейчас накопленные знания и опыт Белого жреца были поистине бесценны для изнемогающего под сиянием черного солнца Бенну.

Элиар не сомневался: ни один из соучеников не откажется расквитаться с ним за смерть Учителя, едва выпадет такая возможность. Но также знал Элиар и то, что месть бессмысленна и бесплодна: он выяснил это на собственном горьком опыте. Еще ни одно сердце не перестало болеть, не утолило тоску, свершив возмездие. Еще ни одна душа не возвратилась к жизни после того, как за нее отомстили и убийцу постигла расплата. А вот самому Черному жрецу в конце концов удалось вернуть к жизни того, кого он умертвил, тем самым хоть немного уменьшив свой грех.

Больше всего на свете Элиар хотел бы выйти из темного омута прошлого с прощением и примирением, но, увы, то было невозможно. Даже если соученики однажды сжалятся и оправдают его, даже если небо упадет на землю и Учитель проявит к нему милосердие, сам Элиар никогда не сумеет расстаться со своим грехом. Этот грех слишком тяжел, он будет висеть на душе предателя и убийцы до скончания времен… Нет, простить себя он не сможет никогда.

Как выяснилось, время не лечит… лишь выносит на первый план самое главное, стирая то, что стало незначительным.

Элиар тяжело вздохнул. Из глубин памяти вновь поднималась щемящая грусть, и грудь болезненно сжалась. Чувства, похороненные в душе вот уже много десятков лет, вновь пробудились и воскресли. Сердце затрепетало, мучимое жгучей болью.

О небожители, как только решился он умертвить Учителя? Как он сумел? Иногда Элиар не верил, что сотворил это злодеяние своими руками – сотворил наяву, а не в кошмарном сне. К тому моменту, как наконец удалось призвать из небытия душу наставника, ситуация на Материке уже стала критической. Увы, другого выхода не было: Элиар знал заранее, что возрожденного, вернувшегося после ухода за грань Красного Феникса, заветную душу которого невероятными усилиями выцарапал он из длинных когтей смерти, придется снова убить. Знал, что понадобится ждать целых сорок дней, терпеливо ждать, пока завершится процесс трансмутации, пока новое тело Учителя полностью преобразится и станет пригодным для великой искупительной жертвы.

Как выдержал он те сорок бесконечных дней, мучительно выжидая, пока лотосная кровь вызреет и наберет чистейший цвет солнечного огня, и полностью заменит собою обычную, смертную кровь? И даже больше того – вытерпев целых девять дней сверх необходимого, дабы жертву наверняка приняли в Надмирье… а может, попросту откладывая непростое решение до последнего. Да, он медлил еще девять лишних дней… вроде бы для верности, для надежности ритуала, но на самом деле – не смея преступить чудовищную роковую черту, пройти точку невозврата, после которой путь назад, к прежней жизни, будет закрыт. Там, в новом неизведанном мире, где по сияющему алтарному камню текла священная красная киноварь, странным образом они переставали быть Учителем и учеником, а становились жертвой и убийцей, навеки связанными кровью.

Черный жрец думал, что закалил свое сердце, как сталь, но в роковой час оно вдруг сделалось мягкой глиной, заставляя оттягивать и оттягивать, отодвигать назначенный день жертвоприношения.

Как только не сошел он с ума от ожидания и понимания того, что предстоит совершить? Как только разум его не был смят, не был раздавлен, как жалкая скорлупка, великой тяжестью этого понимания?

Впрочем, в последнем Элиар отнюдь не был уверен. Казалось, в те дни душа его выгорела дотла, а разум и в самом деле пал в борьбе с подступающим безумием – вне себя от отчаяния и гнева, Элиар рухнул в самую черную, самую глубокую бездну, погрузился в самую пучину греха. Память его была безупречной памятью великого жреца: он не умел забывать. Но кое-что все же забыть умудрился… хоть убей, Черный жрец совершенно ничего не помнил из трагического ритуала жертвоприношения. Он будто помешался тогда и не давал себя отчета в происходящем.

Говорят, разум способен подавить особенно болезненные, разрушительные воспоминания. Вероятно, память Элиара не выдержала и судорожно исторгла нестерпимый эпизод. Хотелось бы думать, что безжалостным убийцей в тот закатный час и вовсе стал не он, а кто-то другой, но это был уж слишком легкий способ договориться с совестью. Нет, жизнь не так проста. Приходилось учиться принимать ответственность за собственные поступки и жить в суровой реальности, сформированной их последствиями.

Одна только мысль об этом была невыносима. Сам себя Элиар казнил никак не меньше, чем Учителя. Учитель умер от его руки быстро и всего только раз, тогда как сам он умирал от неискупленного кровавого преступления каждый день… каждый проклятый небожителями день в течение двух последних столетий.

Временное помешательство и спасительное беспамятство сразили его и после первой смерти Учителя: Элиар решительно не мог вспомнить, как осмелился подвесить священное тело Красного Феникса над храмовым алтарем, распять его в позорной позе клятвопреступника. Нет, как ни старался, он не сумел восстановить в памяти тот жуткий эпизод.

Вероятно, тогда ему отчаянно, во что бы то ни стало понадобилось возбудить в себе злость на Учителя… нужно было уцепиться хотя бы за выжигающую все чувства яркую ненависть, чтобы не сойти с ума от боли… спрятаться в ослеплении гнева, чтобы иметь возможность хоть как-то пережить огромную, невосполнимую потерю. В тот час, когда ушел Учитель, когда опустилось в холодный океан последнее солнце эпохи Второго Рассвета, оборвалась и его собственная жизнь, пускай Элиар и не сразу понял это. Уже позже, после вспышки дикой неконтролируемой ярости, невидяще и безучастно смотрел он на залитый кровью алтарь. Тот самый главный алтарь Великой базилики, на котором в лучшие дни не раз приносили они жертвы богам Надмирья… и на котором, ни от кого не дождавшись помощи, уснул вечным сном его Учитель.

Красный Феникс Лианора должен был жить бесконечную, торжественную и славную жизнь небожителя… но вместо этого умер, умер в одиночестве в своем храме. И по сравнению с этой великой смертью все в мире стало мелким и незначительным.

Хорошо, что, несмотря на приказ не возвращаться, в адитум как нельзя кстати заявился Яниэр и сумел вывести из ступора, заставил прийти в себя… и в итоге спас тело Учителя от еще большего поругания в руках врагов. За это Элиар был признателен и по сей день. Конечно, упрямство никогда не позволило бы ему произнести это вслух, но он испытывал искреннюю благодарность за то вмешательство Яниэра.

Если бы тело Учителя досталось Игнацию, в знак безоговорочности своей победы верховный жрец храма Полуденного Солнца наверняка выставил бы его на всеобщее обозрение… перед всем народом он вывесил бы тело врага на позорном столбе, как было принято поступать с важными государственными преступниками в Лианоре. И хуже того, если бы хоть капля лотосной крови Учителя досталась Ишерхэ, дочь темного бога смогла бы вернуть Учителя обратно в земной мир… как сделал впоследствии, досконально изучив запрещенные техники, и сам Элиар. Ишерхэ вернула бы умершего, достала бы и после смерти, и продолжила бы мучить, как и обещала. Сама мысль о подобном ужасала Элиара.

За что убивают тех, кого любят, тех, кто дороже всего? Не эта ли самая любовь неминуемо ведет к роковому финалу? Не является ли смерть лишь естественным итогом, неизбежным затмением любви, как черный цвет является затмением красного?

Элиар никогда не говорил об этом вслух, но не переставал думать. Круговерть тяжелых мыслей не прекращалась в его сознании и порой была невыносима.

Любить кого-то – тяжелое испытание: грань между любовью и одержимостью гораздо тоньше, чем может показаться, и перейти ее слишком легко. Как ужасно мы обращаемся с теми, кто нам дорог, гораздо хуже, чем с посторонними, которым прощаем многое. Неужели каждый, кто живет на свете, так или иначе обречен убивать тех, кого любит?

Элиар не знал.

Безысходность толкнула его на крайние меры. Толкнула его на жестокость. В те дни ситуация стала катастрофической: черный мор забрал многих, выкосил целые жилые кварталы, целые районы Вечного города. Яркость солнца усилилась настолько, что было невозможно поднять глаза и разглядеть хоть что-то в слепящем сиянии. Бенну обезлюдел совершенно. Тела не успевали отпеть, как уже привозили новые, на погребальные обряды не хватало рук. Вместо ароматов нежных весенних цветов улицы заполняло тошнотворное, сладковато-приторное зловоние, запах смерти и разложения.

Еще прежде черный мор забрал Янару, которую после гибели Учителя и Ишерхэ он сделал своей супругой, чтобы дать возможность Яниэру законно занять престол Ангу, не соревнуясь в праве очередности с сестрой-близнецом.

Всю свою жизнь Янара искренне любила Учителя и была предана памяти о нем. Она единственная понимала душевную тоску Элиара. Кроме того, как верный ученик, Элиар не мог допустить, чтобы женщина, к которой когда-то питал нежные чувства Учитель, досталась другому мужчине. Это было совершенно недопустимо. Сама Янара полностью разделяла эти мысли и согласилась соединиться с ним в исключительно политическом союзе, который равно спасал ее от одиночества и от нежеланного брака.

Янара была прекрасной женщиной, прекрасной не только внешне. Чистое, непорочное существо, она словно бы не рождалась в сем грешном мире, а спустилась прямиком из сверкающих чертогов Надмирья. Казалось, в ней не было изъянов. Неудивительно, что своей неземной чистотой она пленила сердце Красного Феникса Лианора, за долгие годы уставшего от тяжести людских пороков. Воистину, Янара заслуживала заботы и самого искреннего отношения. Именно у нее Элиар понемногу учился терпению, день за днем перенимая редкий дар сопереживать чужой боли и, по мере сил, умение утешать. И все же до конца ее дней Элиар не мог полностью простить недостижимого совершенст