Оглавление

51. 1986

Утреннее

Осень тихая, балованная. Утро раннее. Предвкушение. Обманчиво. Отвыкают прошлые. Абсолютно разное восприятие. Изредка рвется хищник — взять ранее принадлежавшее, через 5, 7, 9 переключаясь на детскую безобидность ранимую. Страх с холодом. Цепями, плетью остановлен нависший. Бьется в ярости от ограничений других слабых. Солнечно. Безветренно. Пахнет дождь осенью. Сонное сгущенное, потягушечное. Звездочкой среди белья белоснежного. Планы на движение. Щебет птиц, запахи, движения в заданном. Не спеша, слегка с агрессией, но со свежим воздухом. Выходной затеян. Французские щекочут мелодиями. Текста обслуживающих, сплетен, предполагающих, что их уединение эхом среди столов не растрепано.

Тишина. Струи холода, голодные, впиваются, пробуждая, разрезая сети Морфея. Есть схожие, похожие, завтракающие тишиной. Сами по себе, зачаровывают, слегка неряшливы, нежные улыбки от наблюдений, по проводам бегут разрядики, напитывают. Не от мира сего, что ли, поклевав, упархивают.

А за соседним столиком пишут. Букву к буквочке склеивая. Пальцы выбивают чечетку, щелкают. Узоры большого на экране плетут кружева затейливые, с подсказками серого. Помня, что никто и никогда не любит искренне человечков с перышком, по аналогии с кисточками, не подадут руки, пока не подымется сам от дуновений свежего. Смешные. Позволяют себе критику, хамя с пренебрежением. Пока не преклонят колено миллионы других избалованных, вознося овациями. Те прошлые вдруг, как и ранее уже не один раз другими описано, поменяются, выпуская слов тысячи о своей необъятной преданности, дребезжа пустотелыми. Вдруг вспоминая о связях. Выгуливая своего персонажа ранимого. Так рано, рано, все спят, вздрагивая. Тишина французская царит в кафе осенью. Балуется. Волны мыслей, одна за другой накатываясь, плещутся. Плавно перетекая в вечерние, верандные, разбавляя итало-бордовыми, терпкими, фоном слушая щебет молодости рядом. Эспрессо легальным наркотиком впивается в сосуды, обостряя восприятие, ярче улыбаясь, погрузив сосуды собственные в состояние покоя, пропуская мимо контент ветреный, впитывая энергию комфортной ночи, отпустив на время заботы. Выслушивая пренебрежение к произведениям прошлыми с перышком созданных, подвергая сомнениям их предназначение.

«Захлопнула. Что с тобой? Чуть спокойнее? Или кажется? Шторм чуть стихает или снова кажется? Волны слов накатывают. Напиши, если холодно. А я лечу далее, может, сказывается прошлая жизнь — перелетной птицей. Чуть эмоций, расстройств, вина. Баловства с прошлыми в мессенджерах. Билеты куплены. Снова одна, ну и с тобой сквозь тысячи. Тишина, начинаю любить ее оттенки. Не напрягают лишние со своими комплексами. Постепенно разглядывая, глубже за кулисы погружаясь в других, пахнущих силою, все больше анализируя, нахожу сотни сходств в их повадках, детских страхах, пребывая в состояния обиженности, замуровавших себя в чуланчиках. Серостью пропахли с подозрительностью, хаотичностью безрассудных мыслей, подчиненных исключительно собственной логике. Трактуя происходящее, используют исключительно серо-черные. Чуть устала танцевать в чужом танце. Хочу твоей нежности. Прижаться глубоко, глубоко в объятия, с виду, но вовсе не сильная. Целовать, истосковавшись, голодными губами щетину выходных дней вседозволенности».

Скорости

Шарик в заботах собственных. Запуская тысячи, с профессорскими степенями признанных, наделенных бумажными, с вензелями грамотами, карабкаться, перебирая зернышки, миллиарды теорий, в попытках выкарабкаться к земным довольствиям. Следуя правилам, установив планку достатка для всеобщего уважения. Из тысяч один-два выживут, будут интересны распорядителям миллиардных, позволят им получить очередную грамоту. Направив достойное на очередной прирост золотых фантиков, ускоряя кровожадный прогресс, беспрекословно ведущий к вымиранию, с учетом истории — никаких шансов на выживание. Губя необыкновенный, выгодно отличающийся от остальных в галактике, волшебной красоты шарик. Смешные некоторые. Словно кроты, приобретают швейцарские бункеры в эгоистичном желании — лишь бы сохранить собственную. Одинокие и невоспитанные социопаты в страхе жмутся бочками. Отдав душу животному голоду, к чужим прихотям, поклонению обнаженности царствующим. Отдают приоритет ускорения прогресса в вычислениях, сокращая ранее созданные профессии, выбрасывая на улицы очередные миллионы, естественное вежливое истребление, не заботясь об их обучении, предоставляя минимальный достаток на выживание, рождая ненависть холодного голода. К фактам. Нобелевка. «Один из гениев по квантовой спутанности нарек ее страстью на расстоянии. Но самое загадочное и необъяснимое явление этого удивительного микромира — как раз феномен квантовой запутанности. Это когда две элементарные частицы, имеющие одно происхождение или связав себя ранее узлами влюбленности, оказываются не просто связаны между собой (совершенно необъяснимым способом), но еще и взаимозависимы. Даже если между ними сотни и тысячи километров. Так что, узнав состояние одной частицы, можно с абсолютной уверенностью предсказать состояние другой». Проще говоря, запутанные, глупые частицы могут словно «общаться» между собой и влиять друг на друга, отдавать в моменте настолько необходимую энергию в депрессии другого близкого. Останавливая за мгновение хаотичный водоворот бешено мчащихся мыслей, подавленности, панических атак, страха от неконтролируемых электричек — мысли, словно брошенные машинистами. В перспективе избавляя от циничной химии фармы, психоправов, зачастую с абсолютным отсутствием желания вылечить. Цель — исключительно на подсаживание.

«Захлопнула. Как всегда, сложно, загадками. О чем ты? Ты как? Соскучилась. Когда же ты поймешь, что для обычного человеческого счастья необходимо быть просто вдвоем. Напитываясь взглядами. Тешась от нежности. До животной наскученности. Да, знаю, сама такова, в поисках. Балована. Глупая. Наверное, не преданна. Напитываясь сменяющимися лицами, как в подземке, прибывает очередной за следующим. Звездочкой до полудня в белоснежных простынях. Неуравновешенная. Пьющая бордовое, изредка чередую с газиками. Эгоистична. Волнующая. Забавляюсь с океаном. Растворяюсь в перелетах, перезагрузка в тишине покоя. Дружба с зеркалом. Витрины с контентом одобрения в социалочках. Так смешно и грустно, выдохлась, запуталась. А ты прилетишь? Правда. Прилетай. Отрубай лишнее. Хочу. Целовать. Засыпать. Сплетений. Нежность».

Сказочна

Прикасались? К шелку ее волос струящихся. А она? Грациозна черной пумой. Чем? Колдовским очарованием. А после? Проникает до легких, запрещая дышать без повеления. Мягкие оттенки глаз. Как так? Потрясающая. Естественна внутренней красотой, сшибая с ног. Большая редкость. А если? Заботой чуткая. Искренней, правдивой, завораживающей открытостью. Может? Веселая, активная. Верная, преданная. Бережливая и аккуратная. Разная. Не отнять? Изящна изгибами. Сногсшибательная. Сводя с ума приглушенным мурчанием. Бархатистым тембром голоса. Особенна своей неповторимостью. Воспитана с человечными ценностями. Даже? Пробуждая томными поцелуями. Милая, родная. Женственная. Опьяняющая. Так бывает? Погружает в бессонницу. Очаровательна беззаботностью, любопытством напитана. Озорная. Обаятельна в восторгах детских. Взволнованна. Потрясающий вкус в выборе. Мелодичный голос. Волшебное воображение. Начитанна. А за мгновение? Хищная. Тигрицей властвующей. Игривая. Балующаяся. Каратное сокровище. Неотразима. Кошка, горяча, с непреклонной волею. Потрясающая. Безумна в преданности, чередуя искренностью соскученности. Саркастична к ситуации. Начитанная, апеллируя к цитатам признанных вечностью. Бесценна. Единственная, неповторима в своей уникальности. Блеск пьянящих зрачков завораживает. Так сильно? Головокружительная. Блистательна. Благоухающая. Безупречна в выборе. Бесподобна в величии. Фантастическая, непостижима своими гранями. Поразительна. Сходя с ума, отдавая последнее. Чахнут тысячами, иссыхая. Пленительна тонкими чертами лица, сияющей кожей. Опьяняюще дерзкая. Пронизана солнечными лучами. С вживленным чувством такта.

Захлопнула. «Это обо мне? Соскучилась. Будьте добры… Ау, мужчина, если возможно, подсчитайте мои убытки за данным столиком. Счет принесите, понимаете? И если можно, не затягивайте, объявили уже посадку. Аэропорт. Суета. Голоса. Расставания. Пустая, с каплями шотландского — тоже на меня. И за мой счет, за соседний, вот той подружке шампанского. Лечу. Бегу в очередной, от очередного, выжата. Скованная страхами от беспощадного времени, отнимает с… молодость. Хочу остаться такой же ветреной и безразличной к циничному, перелетая с ветки на веточку, меняя острова с волнами, смешивая координаты, кем-то безупречным выдуманные. Ты как? Как и прежде, смеешься, балуешься? У вас зима совсем сковывает. Вымораживая остатки тепла, позабытого, оставленного. Прилетай. Поболтаем под звездами за градусными. Поцелуями, чуть касаясь кончиками губ, обменяемся. Растворимся после в пошлости, сливаясь, впиваясь, надкусывая. Прилетай родной, соскучилась. Слышишь?»

А в остатке…

Осень падкая, неустойчивая к соблазнам сильных. Так долго идет сборка внутреннего конструктора до наполнения себя достаточными ошибками, коронами, ранами, ударами, взлетами и погружению в яму уныния. И снова гребут сильные, оставив остывшее, отстегнув тянущих назад, набрав побольше воздуха в легкие. В поисках себе подобных для дистанции, по незамутненным бытом взглядами, внутреннему содержанию, физическим формам, масштабным мечтам, готовностью жертвовать ради достижения. Уже давно все поступки, слова, слезы с эмоциями переписаны и описаны в книгах многостраничных. При понимании шаблонности встречающихся на пути каждого путника, со своей персональной тропинкою, пересекаясь на отрезок мгновения, кто не торопясь принюхиваясь, не подпуская близко, кто с разбегу в омут, черпая всю палитру с порезами, задачки имеют всегда по несколько решений, выбор разный. При комфортности и схожести тропинок соединяясь на короткие, следуя по пути к сложным собственным, удачно, если вместе выходит решать задачки, создавая прожекты на проекты, и снова неизбежно расходятся, натерпевшись энергией каждого, почерпнув лучшее или научившись распознавать худшее, соприкоснувшись, как это — быть вместе в связке. По сути, большинство остаются вдалеке, ничего не меняется, интерес к физическому, и со временем проникло устойчивое ощущение об изученности разнообразия моделей. Обогрев разный, требования по обслуживанию — и, соответственно, потребление проступает после ударов ржавчины, независимо от совершенства шаманящих. Пребывая в неведении, насколько глубоко проникаю внутрь. Начинается партия всегда вежливо, с улыбки, без пошлости и намеков, просто и по-человечески, без мыслей о том, как бы…

А в остатке? Кусочек памяти с картинками взбалмошности, думающая о мужских объятиях, в ворохе беспорядочных мыслей, отсутствии книги под подушкою.

А в остатке? Та, другая, так и останется огненной, со страниц Хемингуэя прокравшаяся, дикая ярко-хищная, по-кошачьи внутрь проникающая, обволакивающей искрами, с безумствами из 0,5, и цинизмом пахнущая от напускной уверенности, от смешной вседозволенности.

А в остатке? Та, предлагая капканы с интересами ночи, своими действиями в мешанинке пробуждая лишь хищное, замолкая от страха, тишина, невпопад произнести лишнее, со стержнем, манипулируя внешними, прикидываясь разною, исключительно для утех собственных, пробуждая скуку смертную, с черно-серыми профилями, с корыстными, поверхностными, глупыми интересами.

А в остатке? Та так и останется необычной, особенной для рынка производителей, с завышенной оценкой. Восхищаясь по-прежнему чужим туманом контента, чужими лязгами скоростных мустангов, занавешивая зависть, скрытую под тысячами обложек. Так и не обучена к защите — оберегать своих ладошками. Очередной раз мимо, не замечена за мимолетной чашкою. Исключительно кнут, и педаль выжата, страхи и вечные поломки, доставшиеся по наследству, только агрессия превращала в особенное, от жара пламени приобретались формы изысканные. Увядая со временем, барахтаясь в собственной лужице.

А в остатке? Та. Пламенная, необузданная, белоснежная, воинственная, превращаясь за мгновения в мурлыкающую кошечку, продолжая поиск удовольствий на шарике, обремененная страхами внешними, забита внутри палками.

А в остатке? Та. Другая. С детством взрослым, с мыслями подсмотренными, упрощена до максимума витринная версия, внешний блеск чешуей с прелестями.

А в остатке? Ничего не меняется. Черпая из контента, предложенного признанными писателями прошлыми, предлагают переключать восприятие действительности ледяными бокалами с алкоголем стареньким. Смешно расхваливая определенные, навевая уверенность о закулисных контрактах с производителями. Бьется правда о стекло, разбрасывая перья: безысходность отлива, не пишется, недостаточно гейзеров, запускающих двигатели. По углам крошки. Внутреннее безветрие. Штиль. Слишком покойно, безветренно. Не смешно, не грустно, просто тишь. Места излюбленные, заказ на репите — долгие. Движения последующие спланированы. Так и погода за громадными окнами без сюрпризов, предлагает салат солнечный, для вкуса добавляя прохладу, обветривая. Забавно, нанятые персонажи, по сути заинтересованные в новых завтракающих, беспардонно шлют, мягко намекая в нежелательности присутствия новых. Очередные смешные стареющие по течению с гарпунами пробуют забить очередного успешного, от 180, с интересами, по-разному применяя анкетирование, до смешного глупые, взамен способны предложить лишь физические. Продолжаем забавляться цирком, предлагая взамен персонажа несуразного, наблюдая реакцию щебечущих — ничего серьезного.

Захлопнула. «Объявили на посадку. Официант, счет. Пиши, пиши, проникновенно… Когда только для меня одной-единственной? На понятном, без… на изи, невозможно без подключения дополнительных процессоров на осмысление. Тем более газики с икоркою не позволяют сосредоточиться. Мысль. Пока моя рыбка Дори при памяти. Словила себя, пролистывая, а может, и не надо с тобой глубоко осмысливая, а на лайте норм заходит, что-то в моменте трогает, захватывает, увлекает, обжигает, смешит, балует, что-то непонятно лишнее выплескивается, будет желание — снова вернусь, а сейчас на одной волне серфить с тобой получается. Забавно. Да, бутылка шампанского — тоже мое, считайте. Пробую сменить внешнее, занять чуть другими мыслями внутреннее. Выбрала для себя место сказочное, лечу в предвкушении волшебства. Влюбилась в отзывы знакомых, потерялась, как маленькая, в магазине Hello Kitty, среди фоточек. Отвлекусь. Что молчишь? Да, пригласили. Попробую отвлечься от тебя. Да, скучаю. Да, не вечная, меняя баловство физическое на фантики, не впуская глубоко лишнее. Ревнуешь? Знаешь? Мне часто кажется, что я волны твои на расстоянии чувствую… Прикасаюсь губами к колючей… вдыхая запах родного тела, укрываясь в объятиях, целуя кончики пальцев. Да. Просто. Соскучилась».

Слякоть

Осень. Глупая. Дождливая. Расстроенная. Неуравновешенная выбросами. Звуки жесткого завывающего, северного. Слякотно от слез с минусом. Смягчаясь на мгновение, после снова в уныние серое. Больнее. Веет внутри холодом. Еще меньше ранит внешнее. Голод цели в приоре. Предполагают отточенные ответные на возможные. Обрисованы цели. Тропинки очерчены грубыми мазками. Туманы трактовок. Возвышенная непобедимость, хотя история вещает об обратном, каких-то четырех ста мгновений тому назад. Глупость желания величия, повторно открывая пыльные летописи, история безжалостна, за каких-то тысячу стирает напускное, нанося на карту новые империи. Желание возвыситься преобладает у каждого обладателя скипетра, по обеим сторонам. Но большая редкость — отыскать среди них того, кто, возвеличивая себя, улучшал образованность подданных, пахнущих созданием. Лязгает. Пробирается, пожирает разум зловониями депрессия. Принимая в строй очередных с видом бодрячков, с просроченными справками об излечении. Как можно вылечить сломанное? Рожденное в страхах, шарахающихся от любых звуков, превышающих децибелы шепота. Подклеивать, стягивать разрушения тросами? Слякоть, грязь, эмоции. Поколения. Крепостные? Просто закостеневшие привычки. Воспитаны с детства под гнетом, мясорубка под давлением лидеров. С возрастом ищут и находят себе кумиров, утопающих в блеске взятого на прокат золота, схожие из тех прежних, давящих, перемалывающих. Без них дискомфортно, тяга, соскученность без боли и унижения непривычна, голод без отсутствия грязи. Найдя, продолжат служить, сетуя на свою нелегкую судьбу и несправедливость их кумиров. Гранеными стуча, на табуретах измордованных. И снова заново с рассветом, надевая бодрячка физиономию. Тысячи безуспешных попыток понравиться окружающим, изображая внимание вперемешку с шуток глупостями, напитывая их собственной правдивой ложью, всплесками страданий, питаясь после, заглатывая, не пережевывая, как голодный зверь, жалостью к себе, а после снова на охоту в своре с хищниками. Вежливо пренебрегая сочувствующими, с их не вовремя нахлынувшими человеческими поступками. Еще не все плети сарказма легли в цель, еще ночь бушует плесенью, еще не до конца напитаны издевательствами и пренебрежением, сумасшедшая плоть еще и еще просит истязаний. Всхлипы приглушены осенним воем. Как бы им выбраться? Шопинг. Прелести серой пятницы. Это платья лиц успешности в чумном бутике. Обновлена коллекция. Избалованы. Поражает обширностью мимик, сегодня все на акции, все из последних пластмассовых — коллекция минимализма безобидных уколов ботекса на распродаже, по цене ранее космической заявлены остатки. Задаром платья, результаты пластики, чуть подкошены углы, чуть улыбка зафиксирована. Все, что для масс распродано, выгребли. Вот платьице коротенькое, черное, траурное для таких поводов. На кассе выбивают последнюю маску шелковую с напускным вниманием, улыбкой для светских раундов. Куколкам всегда нравится одеваться дорого. Пустота, лишь завывание осеннего изголодавшегося ветра, первобытная.

Захлопнула. «А я звездочкой. А ты снова сложно. Холодно. У нас ночь глубокая. Плещется баловник, заигрывает со мной волнами. Не хватает твоих поцелуев. Твоих губ с шотландским запахом. Своего до ниточки для стеганой души собственной. Чужие рядом дефилируют, демонстрируя кубики, другие — возможностями, третьи — просто неандертальцы бесцеремонные. Правда, соскучилась. Хочу нежности искренней. Кончики пальцев твоих по шее, вздрагиваю. Пью, так проще ненадолго встречать закат в одиночестве шумной компании. На чуть хватает меня среди попугайчиков, уединяюсь. Чаще нескольких сотен босиком вдоль побережья хватает для уединения. Скука моя — единственная подруга преданная. Хочу тебя. Как ты? Прилетай. Слышишь? Прилетай».

Хочу…

Так больно метет, так холодно метет, так безжалостно метет. Снежинки тают на алых потрескавшихся. Ноздри чувствуют надвигающуюся тень действий, а все еще спокойно в лесу заснеженном. Контент ежедневно сбрасывают для рыбок Дори, обновляют вчерашнее, неустанно долбя звуками, чередуя с картинками из приемников. Блуждают тысячи в поисках своего собственного пса — преданного, в зубах с пакетами. Желательно породистого, со свершившимся достатком, с заботой, с ответственностью, с ночными салютами, послушного. Выставляя периодически купленную на барахолке искренность, в омут, где, по слухам, отборные водятся. В гонке в витринах схожих, в демонстрации топового счастья, натянутого. Забрасывая подальше поплавки с приманкой, просеивая улов сквозь крупные ячейки, отпуская на вырост мелкую, плавниками трепещущих, на данный не по запросам, уровню. Хотя демонстрируя окружающим, оценивают с перспективою на вырост, так не хватает времени ставить все на красное. Поклевки случаются, кратковременные ночи страстями напитаны, но без вживления, рвется леска, бамбук не выдерживает, сил удержать недостаточно, по долькам возраст обкрадывает морщинками. Хочется…

Хочу швейцарское сегодня за завтраком. Хочу нагой, лишь укутавшись в пуховые, с вензелями царскими. Блуждать среди пустынных полов в белоснежном мраморе, восхищаясь породою с картин взирающих. Хочу зависти, искренней звериной зависти тех подруг голодных, прежних, из недавнего прошлого. Хочу белый песок с тростниковой хибаркою от тысячи, обслуживающий бирюзовый, тихо плещущийся. Хочу тратить с безумной страстью, с его бесконечной карты вседозволенности, раз за разом списывая. Хочу не самой, а в сверкающих подарках утопать, нежиться, платя взамен искрами благодарности зрачков. Хочу испытывать не пошлое послевкусие обладания собственностью, а вонзаться всеми иглами для восторга в моменте преклонения, в секунды — выписывая, набрасывая ярлык — продано. Хочу наслаждаться до беспамятства из погребов с плесенью винами с четырехзначными, танцуя собственный под биты приглашенных с Ибицы. Хочу входить, проходить, прилетать, растворять до неприличия охраняемых, в абсолюте встречая лишь вежливые, склоненные. Хочу властвовать над теми, кто в кепочках, разворачивая вспять воинственное, подчиняя тысячи для нежных прихотей. Хочу не соскучиться от преклонения, желания восхищаться, ожидания очередных чудес, обладать ежедневным счастьем, бескрайними порциями. Нет границ в желаниях, нет границ в хочу.

Захлопнула. «Ты как? У тебя кто-то появился? Помнишь обо мне? Прилетишь? Может, набери? Напишешь? А я сильная? Знаю, для кого-то сильная, для тебя девочка. Реву белугою, завываю от одиночества холода на экваторе. Соскучилась. Бар опустошаю периодически. Серфю с досточкой. Изредка кайт в голубое устремляется, взлетаю к облакам, выписывая, играю со старушкою, обходится. Адреналин зашкаливает. Снова пью, с черным, маслицем, черною. Стараюсь случайных с торсами выпроваживать на ночь, в королевской белоснежной — звездочкой. Прибился пляжный пес — костлявый от голода, молчит преданно, откармливаю, не пережевывая проглатывает. Молчит, в глаза вглядываясь, усаживаясь рядом под звездами, скромностью подкупая, тихо, тихо по шажкам коротеньким вкрадываясь. Привыкаю. Помню нас такими же, пиная снобизм. Накидывались на остатки стола оставленного, помнишь? Счастье. Танцевали волнительно, помнишь? Бросай. Прижмусь к небритой. Зацелую. Дурная. Соскученная».