Однажды человек попал в Царство Теней. Вокруг была лишь Тьма, он долго бродил в одиночестве, вокруг были лишь Тени. В конце концов, человек понял, что потерялся и тогда загрустил.

Когда Крессиде исполнился год, мир погиб. Не стало ни лесов, ни полей, ни вод. Земля гнила, источая смрад. Было образованно несколько защитных куполов, и принцессу было решено отправить в один из таковых в замок на севере Аквитании, окутанный Спящим лесом. Там Кресс и прожила все двадцать лет.

Внешний мир напоминал Крессиде ад. Именно таким он был описан в Библии, и именно таким видела его принцесса. Её старались не выпускать из замка, но стены не могли удержать любопытную девчушку. Однажды она все же вырвалась из-под опеки и убежала прямо к границе. Но Крессида увидела лишь пустыню. Она не решилась перешагнуть границу, но взяла в руку горсть раскалённого песка. А затем высыпала все обратно. Крессида возненавидела пустыню, как только можно ненавидеть живое существо. Она считало её сухой язвой, подлостью природы. Временами девушка возвращалась к границе, пинала песок и кричала на него, но никогда не покидала пределов купола.

Однако, несмотря на ситуацию в мире, раз в год её навещали родители. Тогда немногочисленные слуги в замке устраивали тематический бал. Год от года замок украшали в цвета радуги. Голубой, как вода в реках и озёрах, которых Крессида никогда не видела в живую. Зеленый, как поля и леса. Темно-синий, как звёздное небо. Оранжевый и розовый, как закат и рассвет. Да и сама радуга… Все свободное время Крессида воображала себе, как бьются волны о берег, как журчит ручеёк, и как поют птицы. Слуги рассказывали ей обо всех этих невероятных вещах, а принцесса старалась запечатлеть все эти чудеса на листе бумаги углём, потом красками на холстах.

Сколько себя помнила, принцесса мечтала увидеть море. Больше всего на свете ей хотелось увидеть, как смешиваются линии горизонта воды и неба, и ещё как плавится в этом великолепии закатное солнце. Слуги говорили, что вода прозрачная. Да и сама Крессида видела это, зачерпывая воду в ладошки. Но её уверяли, что море цветное: синее, зелёное и даже чёрное. От чего так? Крессида думала, что это волшебство.

Однако подарки года в год не менялись: кисти, холсты, краски. В шестнадцать король с королевой преподнесли Крессиде поистине чудесный подарок: семена цветов. Специально к этому дню была подготовлена оранжерея, и Крессида бегала от предмета к предмету, жадно внимая новым чудесам и знаниям, с нежностью касалась чёрно-коричневой земли. Она уже предвкушала, как будет волшебно: пить чай долгими вечерами и рисовать, находясь среди цветов.

Жизнь в замке не требовала от нее никаких усилий. По сути, принцесса была предоставлена сама себе. Поэтому Крессида ходила босиком, без корсета, без прически, с улыбкой на лице и цветами в волосах. Сад стал для неё отдушиной. В замке была небольшая библиотека, но Кресс давным-давно выучила все книги наизусть.

Но раз в год ситуация менялась. Принцесса надевала своё лучшее платье, пела и танцевала для родителей, а те хлопали в ладоши, но оставались безжизненными. Отец смотрел пустым взглядом, хотя и улыбался. А мать была печальна, как бы дочь не пыталась её развеселить. Крессида не ожидала ничего другого. Не мудрено, проделать такой долгий и опасный путь сюда, чтобы увидеться с дочерью! Но неужели они не могли оставить все тяготы позади, хотя бы на время праздника?

На самом деле взгляд отца теплел, только когда Кресс пела. Она давно заметила, что отцу очень нравиться её пение. Но это было очень неудобно, ведь в это время её волосы начинали расти. За вечер они достигали нескольких метров в длину. Но это не беда, их тут же срезали и уносили. Зато её отец был счастлив и хвалил Кресс. И если уж быть до конца откровенными, пение Крессиды любили все в замке. Частенько в особо пасмурные вечера, все обитатели замка собирались вместе, чтобы послушать принцессу. Их лица светились от счастья и надежды, а ведь это именно то, что было нужно людям в столь тяжкие времена.

Кресс всегда плакала, когда уезжали родители. В детстве она билась в истерике, кусалась и царапалась, готова была бежать вслед за ними. Но нянюшки всегда крепко держали её. Когда она немного подросла, Кресс стали запирать в башне, и она наблюдала отъезд родителей из окна. Сейчас она по-прежнему плакала, но молча. Ни разу за все эти годы отец с матерью не сжалились над ней, не обняли на прощанье, не поцеловали. Крессида приняла бы любое проявление доброты и тепла, но их взгляды всегда были холодными, словно каменными.

Этот раз не стал исключением. Крессида наблюдала из окна своей башни, как её родители величественно прошествовали к карете по алой ковровой дорожке и исчезли в ней. Не повернулись, не попрощались. Её заперли в комнате ещё вчера вечером.

В башне она была вынуждена находиться не больше дня. Но именно в этой самой башне Кресс находила утешение. Потому что она была волшебной. Точнее сказать, волшебной была не сама башня, а место внутри нее.

Крессида отодвинула деревянную кровать. Под ней был люк. Принцесса спускалась туда бесчисленное количество раз. Сперва она шла очень осторожно, потому что в ветвистом лестничном коридоре было очень темно. А свечи у Кресс не было. Поэтому нужно было спускаться очень осторожно, чтобы не сломать себе шею. Но потом мир менялся. Лестница заканчивалась у аллеи, где росли серебряные деревья и кусты. За ней следовали ещё две аллеи — золотая и хрустальная. А впереди них был бесконечный океан. Вода в нем была черной.

Но не обманывайтесь, это был вовсе не тот океан, который жаждала увидеть Крессида. Вода была тягучая, чёрная и жуткая. Да и вода ли это была вообще? Девушка сравнивала это с помоями в отхожем месте. Одна радость — не воняли.

У берега стояла лодка, которая перевозила Кресс к огромному острову, с полями, лугами, садами и прекрасным дворцом, в котором всегда горел свет и играла музыка.

— Принцесса, рад снова видеть вас! — Джек помог ей выйти из лодки. — Давненько тебя не было видно.

Джек был здесь с самого начала, с самого первого дня, когда Крессида вообще обнаружила это место много лет назад. Маленький рыжеволосый мальчик, одетый наполовину в привычную нам с вами одежду, наполовину в листья и сучки, чумазый, неряшливый, но всегда счастливый, казалось жил здесь всегда. Словно он был не просто частью этого места, а его порождением.

— Я знаю, прости, старый друг.

Затем мальчик взял Кресс под руку и повёл танцевать.

В этом месте всегда была только ночь, танцы и музыка. Крессида приходила сюда веселиться. Здесь её знали все и никто. Гости, напудренные, накрашенные, надушенные, вспоминали о Кресс только тогда, когда она с ними разговаривала. Из всех людей настоящим казался только Джек. Дамы выхаживали в цветных весенних платьях, джентльмены — во фраках. Но Кресс всегда оставалась в своей одежде и… босая. Однако спросите любого из гостей, и они все без зависти ответят, что на этом балу нет никого элегантней и красивей принцессы Крессиды Пендрагон.

Всю ночь напролёт она веселилась и танцевала. Не было ни одного кавалера, с которым бы не танцевала Крессида, и не было ни одной дамы, с которой бы не обмолвилась несколькими словами. И если бы на Кресс были туфельки, она бы непременно стёрла их до дыр.

За временем всегда следил Джек. И когда наверху, в её мире, под куполом, наступало утро, он подавал знак, а затем провожал принцессу до хрустальной аллеи. По какой-то странной причине, дальше он идти не мог. Сколько бы Кресс не допытывалась, Джек не мог объяснить почему.

Вернувшись в свою комнату, Крессида закрывала люк, передвигала кровать обратно и ждала, когда её освободят. Обычно с утра дверь уже была открыта и Кресс спускалась к завтраку. Но в этот раз почему-то все было иначе. Время шло, и никто не появлялся. Принцесса очень сильно проголодалась. Солнце уже начало спускаться, вечерело. А Кресс все ждала, когда её выпустят. Тогда-то к ней в комнату и прилетел жучок.

Живой, настоящий жучок, как на картинках в книгах. Существо село на спинку кровати. У него были огромные белые крылья, длинные усики и маленькое чёрное тельце, совершенно не пропорциональное его крылышкам. Крессида подумала, что именно этот факт позволяет жучку летать. Но она была в недоумении: как он выжил? Кресс подставила палец, и жучок перешёл на него. Сердце девушки было переполнено от радости. Единственным возможным ответом было то, что отец все же победил. Мир оживает. И эта кроха тому доказательство!

Пастор рассказывал ей о человеке из Библии. Бог наслал на землю потоп, и велел этому человеку, Ною, построить корабль, чтобы спасти животных. И после долгого плаванья Ной отправил птицу, голубя, чтобы узнать, видна ли суша. Птичка вернулась с веточкой в ключе, и так стало понятно, что вода убывает.

Кресс решила, что этот жучок — знак. После рассказа пастора ей стало интересно, и она отыскала голубя в книге. Птица была белая, как и крылья этого насекомого. За радостью от своего открытия, Кресс не услышала, как щёлкнул замок на двери.

Она было решила на радостях показать свою находку вошедшему, но не успела даже пикнуть. В комнату вошёл Томас. Он выглядел очень рассерженным, в глазах ярость, а в руке — кухонный нож.

— Томас, посмотри! — воскликнула Крессида, не замечая признаков агрессии с его стороны. — Это же жучок! Ты только взгляни, какой он красивый! Это значит, что мир оживает. Мой отец справился.

Мужчина больно сжал руки принцессы, убив тем самым насекомое.

— Это вредитель! — орал он. — Капустница.

Он занёс над принцессой руку, но так и не решился нанести удар. Секунды шли. Крессида все ждала. Она была уверенна, что Томас не совершит задуманное.

Люди в замке были ей как семья. Здесь был их Ковчег, все они были связаны. Но многие не выдерживали и уходили за пределы купала, а там… они сходили с ума. Никто не рассказывал, что происходит за куполом, но многие люди теряют там разум. Это происходит настолько незаметно, что никто даже не успевает их хватиться.

Однако те, кто побывал за пределами купола и вернулся, стремятся убить Крессиду. В последнее время это стало происходить настолько часто, что принцесса перестала удивляться или пугаться. Все те люди желали ей смерти и пытались убить, но у них никогда не получалось. С ними всегда происходило тоже, что произошло и с Томасом — в самый ответственный момент они не решались. А затем поспевала стража.

Наконец его рука опустилась, нож выскользнул на пол, звякнув. Мужчина вдруг заорал принцессе в лицо, а затем ударил так, что она повалилась на пол. Кресс ощутила жгучую боль, растекающуюся по лицу. Она прикоснулась кончиками пальчиков и поняла, что из носа выступила кровь. Принцесса вздохнула, призывая саму себя успокоится. Скоро придёт стража.

Томас все кричал и кричал, расхаживая из угла в угол, швыряя её вещи, но Кресс его не слушала. Она смотрела на мёртвого жучка у себя под ногами, и размазывала кровь на своих пальцах по ладони.

— Остановись, Томас! — выкрикнула Кресс, не желая более терпеть это, поднимаясь с пола, и возвращая мужчине не менее яростный взгляд.

— Ах ты бездарное отродье! — закричал мужчина и поднял руку, чтобы ударить принцессу снова. Но один из стражников остановил его. Затем подоспел второй, и они оба скрутили конюха и уволокли прочь.

Крессида выдохнула. Все закончилось. Прибывая в лёгком замешательстве, она подняла с пола маленькое тельце, чтобы похоронить в оранжерее.

Забыв о голоде, Кресс вышла из башни и отправилась прямиком в оранжерею. Её маленький Эдем. Пастор всегда ругал Кресс, когда она так говорила. Мол, это богохульство, грех, ведь люди были изгнаны из Эдема. Но, по словам самого же пастора, в этом саду росли самые красивые цветы, деревья и другие растения. Оранжерея Кресс подходила под эти описания. Даже то, что в ней не было людей. В оранжерею в прямом смысле слова не ступала нога человека. А сама Кресс была фэйри, как её отец, дяди и тёти — весь род Пендрагонов.

Каждый раз, когда принцесса называла свой садик Эдемом, пастор злился и начинал свою нудную, невероятно долгую проповедь. Поэтому Кресс стала называть его садом Персефоны. Об этой богине она вычитала в очередной книге в библиотеке. Поначалу, истории, описанные в той книге, показались Кресс сказками. Превращения, наказания, похищения, ревность и страсть. Разве не это основа сюжетов всех сказок? По крайней мере, тех, что рассказывали Крессиде.

Миф о похищении Персефоны был её любимым. Она была богиней весны и её всегда окружали самые красивые цветы. Аид был богом Подземного мира, по описанию похожего на ад. Вроде того, что находился за куполом. Вроде того, что был описан в Библии.

Миф не говорит, любили ли Аид с Персефоной друг друга. Не сказано были ли они счастливы вместе. Но если он пошёл на обман, чтобы удержать супругу подле себя, наверное, любил? Мать Персефоны, Деметра, не бросила поиски дочери, потому что тоже любила её больше жизни. В итоге, когда богиня весны была в Подземном мире, земля покрывалась снегом, а когда возвращалась — наступала весна.

Садик Крессиды и в подмётки не годился тому, что был у Персефоны. Принцесса это понимала. Но под куполом, в своём саду, танцуя в волшебном месте под люком, где всегда царила ночь — она чувствовала себя богиней.

Разумеется, Кресс понимала, что мир под люком был не настоящим. Однажды, когда принцесса стала слишком часто спускаться к Джеку, он ей так и сказал:

— Все что ты здесь видишь, не настоящее. Этот мир был создан феями много-много лет назад для такой же прекрасной принцессы, как ты, — Крессида отчетливо помнила, как виновато выглядел её друг. Словно он скрывал от неё страшную тайну. — Этот мир спектакль, люди здесь — марионетки, вещи — декорации. Понимаешь, Кресс? Даже я не настоящий.

Удивительно то, что Джек был ей единственным другом в обоих мирах.

Крессида всегда была другой. Она не любила тратить время на вышивку, а помогала ткать и прясть другим женщинам. Читала труды философов Древней Греции, некоторые даже переводила. Помогала на кухне, пекла пироги, когда злилась. И не ходила на воскресные проповеди. Положа руку на сердце, ей было абсолютно плевать, через сколько тысяч лет произойдет конец света. Пастор доходчиво ей объяснил, что такое «конец света» и чем он будет отличаться от происходящего за куполом. По мнению Крессиды, мир и так превратился в ад.

Но что бы Кресс ни делала, чтобы ни говорила, окружающие её люди всегда были ей не довольны. Считали её чудной. А когда они называли её по имени или принцессой, это звучало как оскорбление, как брань. И только для Джека она была нормальной. Он был самым, что ни на есть, настоящим человеком из всех. Кресс именно так ему и ответила:

— Я знаю. — Она никогда не забудет выражение лица друга, когда оно от непонимания сменилось облегчением, а затем радостью. Его страшный секрет оказался вовсе не секретом. — Но это не важно. Ты мой друг, Джек. Настоящий друг. Мне этого достаточно. А тебе?

В день, когда воздух пах соснами, случилось ещё более странная вещь. Она заснула в оранжерее, что в общем-то частенько случалось, а когда проснулась, увидела, что её волосы слиплись в нескольких местах. Крессида тут же бросилась смывать дрянь с волос, но она не поддавалась. Тогда принцесса сделала единственное возможное в этой ситуации — обрезала волосы. Какая ведь разница? Она споёт, и волосы отрастут вновь.

Однако то, что лежало в руке были не её волосы. Это был камень. Холодный, жёлтый, как солнце, камень.

— Но как же так? — спросила Крессида у самой себя. Это надо перепроверить, решила она и спела свою песню:

Волосы отросли достаточно, чтобы их срезать. И вновь в руках принцессы оказался камень. Она не понимала, как такое может быть. Когда все это началось? Кресс стала вспоминать все вечера, когда она пела для жителей замка, дни, когда приезжал отец с матерью. И не могла понять, почему прожив столько лет, она не знала о себе такого? Зачем кому-то обманывать Крессиду? Ложь королю и его семье строго карается.

Кресс решила проверить. Одно взяла одну волосинку-злотинку и отнесла на кухню.

— А что это такое? — громко спросила принцесса и стала ожидать ответа.

Люди на кухне замерли.

— Где ты это взяла, дитя? — поинтересовалась Марта, маленькая, толстенькая женщина. Она всегда напоминала Крессиде поднимающееся тесто.

— Подняла с пола возле своей постели, — ответила принцесса. — Это золото, верно? Откуда оно могло взяться?

— Любопытно, — единственное, что ответила Марта. Она забрала золотой локон у Кресс, спрятала у себя в фартуке. — Разберемся. Покажу это страже. Это их работа печься о твоей безопасности.

— Безопасности? — переспросила Кресс. — Это же золотинка. Чем может быть опасно золото?

В глазах Марты она увидела то, чего прежде не замечала. Это открытие ей не понравилось. Марта уходила от ответа, лукавила. Пыталась отвлечь Кресс, сменила тему. Она окинула взглядом других людей в комнате. Но они безмолвствовали.

— Что ж, ладно, оставим это, — сказала Крессида, но не намеревалась отступать.

Очевидно никто в замке не станет с ней говорить, а если и станет, то уж точно не скажет правды. И принцессе хотелось знать почему. На ум пришёл Томас и слова, которые он говорил в гневе. Стража наверняка отвела его в темницу, как отводила всех умалишённых до него, но возможно этот факт не повлияет на его желание говорить правду.

Принцесса направилась в сторону оранжереи, но убедившись, что рядом никого нет, стрелой метнулась в сторону погреба, где как она знала находится и вход в темницу.

Раньше Кресс многие вещи воспринимала как должное. Однако сейчас она сомневалась буквально во всем. Почему в замке так мало окон и дверей? Откуда берутся еда, которой нет на их огороде и животные, которых Кресс видела впервые в жизни? Где родители достают ей подарки? Ведь мир сгинул…

Будучи малышкой Крессида оббегала и облазила каждый закоулок в замке, но она никогда не спускалась в темницу. В чем смысл идти под землю в холод и сырость, если можно было спуститься в Подземный мир к Джеку?

Спускаясь по лестнице, Крессида поняла, что тьма сгущается, а света она с собой не захватила. Но возвращаться не хотела — боялась, что если уйдёт, то духу спуститься обратно не хватит. Девушка нутром чуяла, нужно было идти сейчас. И принцесса шла, осторожно ступая по грязи босыми ногами, собирая паутину головой, касаясь мокрых стен кончиками пальцев и слушая звуки капель: кап-кап-бульк… кап-кап-бумц… кап-кап-бульк…

— И кто это у нас тут такой?

Услышала принцесса знакомый голос. Она опасливо за озиралась по сторонам, но было слишком темно, чтобы кого-то разглядеть.

— Левее, Златовласка.

Кресс сделала как сказал Томас.

— Вот так. Теперь хоть я могу видеть твоё лицо.

— Как ты можешь его видеть? Здесь так темно!

— О, не переживай об этом. Скоро твои глаза приспособиться, и ты прекрасно будешь видеть в темноте. Так чем обязан, ваше высочество?

— Я хотела увидеть тебя. И поговорить.

Томас был прав. Её глаза приспособились и теперь принцесса стала различать очертания решёток и самого конюха. Он был заперт как она и приказала.

— Почему ты это сделал? — спросила принцесса, но потом подумала, что его ответ вряд ли будет отличатся от ответов других людей, пытавшихся её убить Поэтому Крессида в спешке добавила: — Почему ты убил жучка?

— Вы пришли сюда, принцесса, чтобы поинтересоваться участью букашки? Или что-то посильнее вас гложет?

— Ты мне скажи. Здесь что-то происходит. И уже давно. Но люди почему-то держат меня в неведенье.

— Это был приказ вашего отца, принцесса, — заявил мужчина. — А идти против короля себе дороже.

— Тогда не говори. Просто объясни почему.

— Все люди здесь воспоминания, — сказал конюх. — Мы были важными, но бесполезными. Как разбитая чашка. Понимаешь? Вот была у тебя любимая чашка, она была связана с каким-то важным для тебя событием, а потому очень важна для тебя. Но вот несчастье — чашка упала и надкололась. Пить из неё более нельзя, а выбросить жалко. Все что ты можешь это поставить её, скажем, на каминную полку и вспоминать, глядя на нее. Все люди здесь — надколотые чашки.

Кресс была рада темноте, скрывающее её истинные эмоции. Она ещё никогда не плакала при других людях, принцессе не подобает выставлять такого рода эмоции напоказ. Но она прожила с жителями замка много-много лет и по словам Томаса даже не знала их.

Воспоминания? Надколотые чашки?

— И я?

— Ты — исключение. Ты, драгоценная принцесса, — постыдный секрет.

— Что?

— Ты ведь смышлёная девчушка, должна была догадываться, что-то подозревать. На худой конец сомневаться… Нет?

Крессида выставила руки к холодной, влажной стене и стала легонька покачиваться взад-вперед. Конечно она много чего видела. Много чего слышала. И много чего не понимала.

Моменты воспоминаний стали всплывать в её голове маленькими пузырьками. И лопаться. Один… другой… третий… Бульк-бульк-бумц…

Ей кланялись лишь несколько дней в году. Это именно те дни, когда ей навещали родители в её День Рождения. Именно в эти дни Кресс доставляли красивую одежду, украшения. Именно в эти дни «принцесса обязана носить прическу, корсет и обувь». Всё остальное время никто и слов не обмолвиться, что принцесса выглядит или одета не по-королевски. Тогда она сидела за главным столом подле отца и матери, пользовалась приборами и ей строго-настрого запрещалась помогать на кухне.

Кресс и сама была не против такого отношения. Ей претила мысль ничего не делать, вести пустые беседы о погоде, которая никогда не менялась под куполом. Она с радостью помогала, когда её об этом просили. Крессида и помыслить не могла, что делать хоть что-то из подобного недостойно принцессы. Вот что было в глазах у людей — ехидство. Они были горды, что заставили принцессу чистить конюшни, кормить свиней и готовить ужин.

Они думали, что это представление. Им было смешно. Они смеялись.

— Мир не погиб, верно? — спросила Кресс, повернувшись к конюху.

Теперь она прекрасно все видела. Стены. Решётку. Деревянный лежак внутри клетки. Самого Томаса. Кажется, он насмехался над ней. Свои собственные руки стали чёткими.

— Верно.

— Все это место… этот купол… это что?

— Тюрьма. Комфортная, красивая, сытая, но тюрьма. Здесь на самом деле не плохо. Тебе может показаться обратное, потому что ты, принцесса, не видела ничего другого. Здесь даже относительно безопасно… Просто мне осточертело притворяться. Это самое паскудное.

— Притворяться? — спросила шёпотом Кресс.

— Перед вами. Устраивать все эти праздники для вас, следить за речью, чтобы ненароком не проболтаться и тому подобное.

— И как много людей притворяются? — спросила Крессида, хотя она уже знала ответ.

Жизнь под куполом не сильно отличалась от жизни в Подземном мире.

— Все до единого. Большая часть моих детских воспоминаний — чужие рассказы, — подметил Томас. — Но я помню, что на праздник в честь вашего рождения, я заболел. У меня была ветряная оспа, так что мне было велено держаться подальше от людей. В зале было очень красиво, а для маленького мальчика это казалось волшебным. Но мне не разрешили зайти в зал даже до прихода гостей. Все слуги мечтали об этом дне многие месяцы. Меленькому мальчику не дадут особо важных поручений, но я был так охвачен восторгом и радостью, как и все жители королевства, что был горд любому заданию. Делая что-то, я был частью общества и это делало меня счастливым.

— Так это счастливые воспоминания? — перебила его Крессида.

— Нет, наоборот, это было пыткой. Я вложил силы в праздник, но явиться на него мне не позволили. Даже более того, лежать в комнате с жаром, ощущать зуд на теле при том что чесаться было нельзя… слышать смех и музыку, доносившуюся даже до комнат слуг… было пыткой. Быть так близко и так далеко… Мне выделили тарелку со сладостями, но я к ней не притронулся. Настолько я был зол и обижен. Всю свою сознательную жизнь я ненавидел вас. Я винил вас. Каждый раз, когда люди рассказывали мне о том дне, когда обсуждали его между собой, я извращал их слова и винил во всем вашу семью.

— Что изменило твоё мнение? — поинтересовалась принцесса.

— Вы, — Томас сделал шаг в её сторону, желая подойти ближе, забыв, что их разделяла решетка. — Когда терновая стена рухнула и волшебный народ вышел к людям, стали образовываться союзы. Люди и фэйри создавали семьи, где рождались бездарные дети. В них все ещё текла кровь фэйри, и даже внешне они походили на представителей волшебного народа, но в них не зародились чары — волшебная способность, которая была у каждого фэйри и которая определяла их магию. По большей части чары шли на то, чтобы сделать фэйри привлекательными в людских глазах. Но со временем они приобрели жестокий оттенок, внушая людям то, чего нет на самом деле. Это только звучит безобидно, но на самом деле, когда видишь это своим собственными глазами… это очень страшно.

— Например?

— Например, когда ребёнок умирает от отравления, поедая соль, думая, что ест пирожные. Когда муж забивает жену до смерти, потому что видит перед собой монстра из кошмаров. Когда человек прыгает с крыши, потому что верит, что умеет летать. Это страшно, Крессида. Так вот… таких детей называли пустышками. И поначалу таких детей убивали после рождения. Затем родились вы с сестрой.

— Сестрой?! — выпалила Кресс, жадно поглощая каждую новую крупицу информации.

— Да, принцесса, у вас есть сестра-близнец.

— Близнец? Я не знаю этого слова. Что оно означает.

— Это значит, что вы с сестрой похожи как две капли воды, но только лицом. Я знал её, но не могу сказать, что горжусь этим. И когда попал сюда, мерил вас под одну гребёнку. Я думал, вы такая же эгоистичная, избалованная и жестокая особа. Что вы чужой для меня человек и все что с вами произошло вы заслужили.

Крессида замерла, боясь сделать шаг навстречу этому человеку, как он сделал шаг навстречу ей. Пузырьки воспоминаний бурлили и лопались с необычайной скоростью, а воды в чаше терпения становилось все меньше и меньше.

— Что же изменило наше рождение?

— Судьбу таких же пустышек как вы, принцесса. Всего на всего. С тех пор убивали только девочек. Мальчикам сохраняли жизнь.

— Но почему мальчиков-пустышек оставляли в живых, в то время как девочек убивали?

— Они были пустыми во всех смыслах этого слова — не могли иметь детей. Бесполезные. Позорящие волшебный народ. Девочек-пустышек убивали за то, что они родились. А мальчики были годны для военной службы. Но как я сказал, большая часть моих воспоминаний о том дне — чужие слова. Возможно будь я на том торжестве я был бы для вас более надёжным источником. Но я правда не знаю, что произошло на самом деле. На церемонии выяснилось, что у вас нет дара и на глазах у всех гостей Крессиду Пендрагон умертвили. А вашу сестру нарекли наследницей престола. И я рос с ненавистью в сердце. Эта ненависть подпитывалась каждый день. Но основным её источником служил страх. Страх того, что какой-то фэйри решит поиграться с моей головой и внушит мне прыгнуть с крыши, как моей сестре. Или сделает меня монстром в глазах других, и я кончу как моя мама. Или какой-то придворный захочет посмотреть, как умирает маленьких ребёнок и внушит мне наесться соли, как моему младшему братику.

— Фэйри бывают жестоки, — заметила Крессида. Принцесса отвернулась от решетки в сторону коридора, желая поскорее сбежать от этого затянувшегося разговора. — Как же я сумела изменить твоё мнение?

— Я слишком долго носил в себе эту ненависть. Она не принесла мне ничего хорошего, и даже наоборот, загнала сюда, в эту купольную тюрьму, где я встретил вас. Я услышал вашу песню. И вы заставили меня кое-что понять, принцесса.

— Что же ты понял, Томас?

— Что вы не просто бездарная принцесса. Не просто незнакомый и чужой мне человек, на которого мне должно быть плевать. Чтобы ни случилось, какие бы чувства не пожирали меня изнутри, я понял, что вы моя принцесса. И даже если на вас нет короны, если все считают вас бездарной, пустой или мертвой, вы — моя принцесса, а я ваш подданный, даже если мне не будет места при вас. Это связь, которую я никак не могу объяснить… Это — шер сама ан, Кресс.

— Что это за язык? — спросила принцесса. Его слова звучали как пожелание, но она не знала я