тать все — читали, конечно, адову тучу тамиздата. Особенно она запомнила , как на какой-то квартире всю ночь вместе со всеми читала на белом экране книгу Авторханова «Технология власти» на фотопленке, слепую копию, но на детском проекторе для диафильмов все прекрасно получалось, лампа подсвечивала и укрупняла текст, только если кто-то не успевал жадно и быстро проглотить страницу, как она, то приходилось ждать; впрочем, и это было весело и сопровождалось разными шутками про то, у кого какая скорость. Эта
Ни с кем из этих людей у меня не было глубокой человеческой любви
Рецепт был следующий (она записала по телефону буквально слово в слово): «Греешь вино, не доводя до кипения. Туда цедру лимона, яблоко, гвоздика, корица, сахар или мед. Некоторые добавляют водку».
Но никогда в жизни не было больше так светло и пусто, как в ту ночь.
Я машинально подвигал Витины книги на столе и мгновенно нашел «Технологию власти» Авторханова, открыл ее и вдруг увлекся.
Я больше любил, приехав к нему, смотреть на небо — именно там я старался прочесть что-нибудь про свою жизнь.
Блокадницы также научили ее варить крупу, например пшенку (пшенка в магазине пока была, гречки уже не было) — с луком и поджаренной морковкой, да и вообще, так учили они ее, — пока в магазине есть хлеб, все это совершенно не страшно.
Это и была та грусть, от которой невозможно избавиться никогда. Придя однажды, она уже не уходит.
Рецепт был следующий (она записала по телефону буквально слово в слово): «Греешь вино, не доводя до кипения. Туда цедру лимона, яблоко, гвоздика, корица, сахар или мед. Некоторые добавляют водку».
Поэтому когда ко мне в кабинет пришли композитор Аркадьев и поэт Свиридова (они были мужем и женой) и Свиридова запела слегка истошным голосом:
Траляля-ляляляля-траляляляля!
В хорошем настроении мы едем в лагеря! —
…я оказался, если честно, в слегка затруднительном положении. Я просто не знал, что делать. С одной стороны, это были заслуженные, уважаемые люди, с другой стороны, напечатать это я не мог.
Тогда я пошел к главному редактору, и он, устало махнув рукой, решил все мои проблемы.
— Да хрен с ним… — сказал Виктор Александрович, и клавир был принят.
