В.В. Ильин

Философия

Учебник

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 1(075.8)

ББК 87я73

И46

Изображение на обложке Haris vythoulkas /Shutterstock.com

Автор::

Ильин В. В., доктор философских наук, профессор. Известный специалист в области эпистемологии, аксиологии, политологии, макросоциологии. Автор многих работ по фундаментальным проблемам философии.

Рецензенты:

Кевбрин Б.Ф., доктор философских наук, профессор;

Шестаков А.А., доктор философских наук, профессор.

Соответствуя федеральным государственным образовательным стандартам высшего профессионального образования третьего поколения (ФГОС 3+), учебник представляет систематический проблемный курс для продвинутой университетской аудитории. С опорой на фундаментальные достижения естество-, обществознания, социально-политической практики автор излагает основные вопросы философской теории.

УДК 1(075.8)

ББК 87я73

© Ильин В. В., 2018

© ООО «Проспект», 2018

От автора

Настоящее – третье – дополненное и исправленное издание – представляет углубленный систематический курс философии для продвинутой университетской аудитории. Читателям предлагается не просто усвоить сумму философских знаний, но погрузиться в интимный процесс функционирования философии в качестве идейного ядра культуры. В такой редактуре философия предстает формой самосознания человечества, имеющей как духовное, так и практически-духовное назначение.

Контент курса оптимизирует овладение востребуемыми профессиональными и гражданскими компетенциями, отображаемыми в способности

Знать:

– происхождение философии;

– природу философии;

– методы философии;

– структуру философского знания;

– функциональный – социальный, экзистенциальный, концептуальный потенциал философии;

Уметь:

– оперировать категориальным аппаратом философии;

– применять философскую методологию;

– использовать философские знания в решении профессиональных, гуманитарных задач;

– анализировать, синтезировать, систематизировать факты современной общественно-политической жизни;

Владеть:

– приемами рефлексии природных, социальных, познавательных реалий;

– техникой выдвижения, обоснования, опробования смелых гипотез;

– концепционным моделированием действительности;

– способами отстаивания жизнеутверждающих ценностей.

Выводы обучающимся по ознакомлению с главами, разделами учебника предлагается делать самостоятельно – без побочных руководств и подводок, неизбежно ограничивающих спектр персональных размышлений, плацдарм индивидуального поиска.

I. Метафилософия

Метафилософия – раздел философии, специализирующийся на философских рассуждениях о том, чтò такое философские рассуждения.

1.1. Мир философии

Введению лексемы «философия», образованной сложением слов «φιλια» (любовь) и «σoφια» (мудрость), мы обязаны скорее всего Пифагору, называвшему «философией» влечение к мудрости (любомудрие)1. До той поры умственно одаренных, выдающихся людей именовали «софосами» (мудрецами).

При архонте Дамасии (Афины) семерым – Фалесу, Солону, Периандру, Клеобулу, Хилону, Бианту, Питтаку – официально присвоен соответствующий высочайший титул. Против подобной практики и выступил Пифагор, мотивируя свою позицию тем, что человек по слабости натуры не способен обретать столь достойного качества ума, как мудрость. Критицизм в отношении реальных возможностей человека выразился у Пифагора в разведении понятий «σoφos» и «φιλoσoφια». Первое (мудрость) – прерогатива богов, второе (любомудрие) – удел человека.

Соответственно философ – не мудрец, а любомудр – стремящийся к мудрости. Таковую тенденцию души Пифагор исходно связывал с отрешенным созерцательно-теоретическим отношением к жизни: кто ищет славы, кто богатства, кто удовольствий, – философ же, отстраняясь от мирской суеты, удаляется от поверхности вещей, озадачен приобщением к существу дела – нерасхожему глубокому.

Независимо от толкования природы философского творчества изначально введенные Пифагором непреходящие смыслы оказались инвариантными, составили ядро последующих многоразличных трактовок философии.

1.1.1. Природа философского знания

Философия – рационально-теоретическая форма мировоззрения, которая, выступая рефлексией предельных оснований всех видов человеческо-исторической практики, а) подытоживает, синтезирует ее достижения, формирует миропонимание; б) обозначает, обосновывает векторы индивидуального и социального творчества, задает мироотношение. Выполнение ответственных функций философии обеспечивается ее теоретико-практической сущностью.

Теоретический фрагмент философии – осмысление открывающейся человеку познавательной, социальной и природной реальности в ходе ее духовного, практического, практически-духовного освоения, установление рубежей, горизонтов достигнутого в каждую эпоху с целью его преобразования (приумножения, преодоления) – ответствен за выработку (разработку) нормативно-ценностной основы убеждений людей. В этом рефлективном плане складывается картина мира: онтологические допущения, гипотезы существования; принципы, пути познания; место человека в границах природного и общественного целого; смыслы, ценности, приоритеты, жизненные установки; идеалы; целеполагание, целесообразность и т.д.

Практический фрагмент философии – деятельностная проекция картины мира – определяет настроенность эмоционально-волевой сферы, принадлежность субъекта к заданным видам (само)созидания. В этом праксиологическом плане оформляются типы жизнедеятельности, осуществляется их апробация, вхождение должного (возможного) в сущее (действительное); целеобразование; волевые, веровательные интенции; программы самореализации; гражданские позиции; реальный смысл, предназначение жизни и т.д.

Сказанного достаточно как для фиксации тождественно-общего в сфере философской деятельности, так и для спецификации философии в противоположность иным формам духовного производства.

(1) Философия – знание историческое, имеет дело с подвижной, постоянно меняющейся реальностью. Эта реальность – мобильное содержание исторических видов практики, порождаемых культурогенезом. Становление новых типов реальностей, отображением которых является философия, требует изменения ее форм. Выступая глобальным синтезом человеческо-исторической практики, локализуемой по отдельным эпохам, философия функционирует как их (эпох) духовная квинтэссенция. Она выступает самознанием, совестью эпохи, впитывая все приметное и существенное из духовной жизни человечества на данной фазе его эволюции.

(2) Философия есть рефлексия второго порядка; она является теоретизацией иных способов духовного производства. Эмпирический базис философии – специфические отражения различных типов сознания; философия тематизирует не в себе и не саму по себе реальность, а обработки и проработки реальности в представленчески-образных и категориально-логических формах.

Философ не ставит экспериментов, они заменяются концептуальным моделированием; имеет место движение не в вещах, а идеях. Философские утверждения не допускают непосредственного опытного контроля. Они оправдываются опосредованно: путем выявления степени плодотворности деятельности (ученых, политиков, творческой интеллигенции), базирующейся на философских принципах, которые осуществляют методологическую, мировоззренческую, аксиологическую и т.д. регуляцию деятельности.

(3) Философия вскрывает последние – предельные, граничные – основания образов, способов фиксации, проявлений природного, общественного, познавательного, собственно человеческого универсумов, задает, высвечивает амплитуды понимания и постижения всего сущего. Эти амплитуды – стилистика, самобытность духовных формаций, некие горизонты, открываемые рамками известных культур с множеством свойственных им, преходящих убеждений и предубеждений, идолов и идеалов, центробежных и центростремительных тенденций, совокупностью смысловых, ценностных, экзистенциальных, волевых интенций, детерминаций. Оценивая эти последние основания, философ делает себя масштабом мира, рядится в тогу выразителя, апологета гуманитарно значимых воззрений, действий, отношений. Он подбирает прилагательные для определения действительности, осуществляет связь времен, непрерывность духовного опыта. Отвечает на вечные, сакраментальные вопросы: как, куда, откуда, почему, зачем – встраивает современников в ряд общечеловеческих исканий, духовно стимулирует, целеориентирует человечество.

(4) Философия – открытая система, не замыкающая в себе самой. Во-первых, у философии нет и не может быть единого и единственного исходного начала, на что в разные времена и при разных обстоятельствах уповали адепты эмпиризма, рационализма, интуитивизма. Во-вторых, в философии нельзя начинать с дефиниций. Сова Минервы вылетает в сумерки. Смысл метафоры в подчеркивании того, что прозрение приходит лишь «после», а не «до». Подобно этому философская мудрость (знание) не может быть неким изначальным, но лишь последующим. Дефиниции в философии – нечто завершающее, а не исходное; они не очевидны вначале и могут быть оправданы в конце. Пафос философии определяется реальными отражениями – переработкой содержания и представления в ходе освоения бытия, творения культуры, обработки людьми друг друга. Поэтому философское знание развертывается как экспозиция (а не конструирование) понятий, оценивающих конкретные условия, тенденции, характер и т.д. данного весьма подвижного изменения и возделывания мира.

(5) Философское знание – «метафизическое». Анализируя предельные основания человеческой практики, философия исходит из некоторых заведомых предпосылок. Беспредпосылочной философии не бывает. Философские предпосылки не самоочевидны и одновременно не могут быть обоснованы методами, принятыми в специальных науках. Отсюда непосредственная неконтролируемость предпосылок философии, которые в этом отношении оказываются «метафизическими». Тем не менее важно понять, что предпосылки философии не являются вовсе необоснованными. Они оправдываются косвенно: а) понятием допустимости исследовательских инициатив (характер проблем, способы их постановки, анализа), имеющим ситуационный, конкретно-исторический статус; б) практикой, которая, правда, задним числом демонстрирует плодотворность принципов, выступающих базисом философской деятельности.

1.1.2. Метод философии

В традиционной лексике под методом разумеют совокупность практических или мыслительных приемов, шагов, руководств, следование которым влечет достижение желаемых результатов. Примечательной здесь является идея связи метода с целесообразной деятельностью. Метод как система принципов, имеющих установочный, целеориентирующий характер, есть набор правил, предписывающих, каким образом надлежит исследовать, познавать, преобразовывать предмет, а также изучать, организовывать материал. Метод в силу этого выступает атрибутом целесообразной деятельности в противоположность спорадическому исканию путем проб и ошибок.

К числу неотъемлемых признаков метода науки относятся:

– объективность – опосредованность достоверным знанием;

– общезначимость – интерсубъективность действий в отличие от остающихся уделом ненауки персонифицированных уникальных актов;

– воспроизводимость – инвариантность действий для любого субъекта в тождественно-подобной ситуации;

– целесообразность – осмысленность, рациональная подконтрольность осуществления как отдельных шагов, так и систем операций в целом;

– детерминистичность – заданность, предусмотренность, генетическая связность принципов, последовательностей, цепочек интеллектуального движения в предметности;

– необходимость – гарантированность результатов при соблюдении норм в противовес ненаучной особенности случайного, непреднамеренного их достижения;

– эффективность – запланированность социальной ассимиляции, внедрения, потребления как самого процесса, так и его результата, что не свойственно ненаучному способу познания, базирующемуся на ситуативных, герметичных рецептах.

Насколько соответствует данному понятию метода представление о методе философии?

Философская деятельность, осуществляемая целенаправленно, целесообразно, в противоположность несистематичным исканиям является методически оснащенной. Однако метод философии – не катехизис. Здесь правильно говорить не о своде жестко фиксированных регулятивов, а своего рода практической интуиции «как действовать».

Способ генерации результатов философии не допускает алгоритмизации, нивелировки. Он – не единообразная последовательность шагов, ведущая к стандартным, матрицируемым результатам. Структура философских действий не описывается в терминах явно формулируемых, точных программ, схем, кодексов мыслительной активности. Очень трудно обозначить то, что фактически следует делать, чтобы быть философом. Трудно, но не невозможно. В философии обнаруживаются определенные черты постоянства и непрерывности, нечто весьма устойчивое, что находит воплощение буквально во всех системах, консолидируя их в философию, как таковую. Было бы ошибкой считать, что данный тезис не распространяется на вопросы метода. С этих позиций оправдано допускать некую унитарную канву творческой самореализации деятелей философии. Речь идет о совокупности достаточно стабильных мыслительных традиций, специфических исследовательских навыков, фигур предметной логики, которые отличают деятельность философов-профессионалов. Конкретизация этого общего соображения о философском методе как деятельностной регулярности, некоторой типической формы, схемы, плана обработки, освоения предметности дает такую картину.

Метод философии отличается комплексностью: он представляет амальгаму различных исследовательских процедур, операций, приемов. В их числе:

РЕФЛЕКСИЯ. Работа на углубление, утомительную вдумчивость характеризует любую метадеятельность, которая реализуется, к примеру, в исследованиях по основаниям математики, литературоведении, искусствознании. Сугубо философский смысл рефлективной деятельность в соответствии с (3) проявляется в анализе предельных начал, границ, основоположений, имеющих силу для осмысления, понимания сущего. Имеется в виду обращение мышления на осознание собственных исходных позиций (предпосылок) для уразумения способов формирования представлений о сущем, принципов его фиксации, освоения в различных типах жизнедеятельности (2).

АНАЛИЗ. Является исходной операцией для нисхождения к основаниям – разложение, разбиение, рассечение целого до фундаментальных составляющих, через призму которых производятся философские демонстрации, реконструкции, экспозиции (4).

СИНТЕЗ. Сочленение, интеграция глубинных оснований для восхождения к целостной панораме-экспозиции действительности (1, 3).

ГОМОГЕНИЗАЦИЯ. Характерный прием, состоящий в унификации всего спектра возможных соотнесений человека с миром, собой, себе подобными. Задается единство многообразного: выделяется некое ценностное пространство, понимаемое как центр идейного тяготения. Оно обусловливает направленность, напряженность идейных силовых линий, искривляя, стягивая их на себя, не позволяя им выйти за свои пределы. Так устанавливается однородный духовный горизонт, представляющий содержательно непреодолимую границу. Примерами такого рода границ выступают КОСМОС, БОГ, ЧЕЛОВЕК, ВОЛЯ, ВЛАСТЬ и т.д.

ГОЛОГРАФИЗАЦИЯ. Специфическая процедура, заключающаяся в рассмотрении, восприятии, оценке частей действительности через призму действительности как целого. Действительность философии гомогенизирована, есть полнота проявлений, разверток особого принципа, начала, лежащего в ее основании. Философ в силу этого не может не понимать действительность как мир чего-то, особенное всеобщее.

ТОТАЛИЗАЦИЯ. Целостный охват отношений действительности, исходя из осмысления субъект-объектных и субъект-субъектных отношений in toto. Последнее вытекает из того, что философия не замкнута на специфическую предметность, не опосредуется каким-то преимущественным типом человеческого опыта, а функционирует как всеобщий синтез культуры, эпоха, схваченная в мысли (1–4).

УНИВЕРСАЛИЗАЦИЯ. Выявление форм всеобщности бытия посредством категориального членения действительности. Принцип подбора, построения категорий философии – парность, взаимоисключение. Копулятивная оценка альтернатив, фиксирующих предельно абстрактные противоположные определения действительности, позволяет, преодолевая частичный опыт (реализуемый в иных сферах духовного производства и аккумулируемый в понятиях менее высокой общности), наиболее общим образом судить о действительности. Конденсируя опыт толкования предельных самопроявлений бытия, категории философии выступают субъектами культуры. Ретроспектива их содержания представляет точки роста концептуального арсенала человечества. К примеру, в «причинность» укладывается и лапласовский детерминизм и вероятностно-статистическая форма детерминации.

ИНТЕНСИВНАЯ ТЕОРЕТИЗАЦИЯ. Ранее методом философии было идеологизирование – безудержное теоретизирование, переходящее в спекуляцию. Абстрагирование от качеств, признаков, акциденций, вещных свойств имело в последней степени своего завершения категории, которые функционировали как субстанции. Соответственно этому работа философа воспринималась как деятельность по комбинированию категориальных структур, что, однако, в качестве логического финала влекло игнорирование фактов, системосозидание, логомахию. Для философов одной из наиболее трудных задач было спуститься из мира мыслей в действительный мир.

На деле философствование привязано к опыту. Во-первых, оно отталкивается от совершенно определенной конкретно-исторической реальности, задающей его содержательный контур; во-вторых, глобальные синтезы культуры, граничащие с выходом за пределы опыта, есть выходы (если они есть) лишь за пределы наличного опыта, а не опыта вообще. Границы философии – границы возможного опыта в данную эпоху, но предмет действительного опыта в эпоху последующую (5).

Общий баланс данных приемов в качестве интегрального эффекта, однако, не дает философствования как аутентичного действования. Это потому, что в философии в гораздо большей степени, чем где бы то ни было, метод – не канон, а «душа содержания».

Способ проведения глобальных синтезов культуры, фокусируемых на предельные самопроявления бытия, в результате чего достигалась бы присущая философии идейная масштабность, глубина, не поддается формализации.

Философия – мощный индуктор духоподъемности. Конструируя идеально средний тип человека, философ обращается к людям с некоей «правдой жизни»: как жить, для чего жить. Поэтому в философии значителен элемент подвижничества, проповедничества. Демокрит пошел на членовредительство, Диоген – на отказ от мирских благ, отказу от убеждений Сократ предпочел смерть...

Опыт миссионера может не согласовываться с принципами его учения. Он не обязан жить, как думает, и думать, как жить. Не то философ. От иных деятелей духовного производства философов отличает особое отношение к истине, которое органически вписано в структуры его жизненного мира. В случаях, когда, это не достигается, нарушается гармония теоретического и практического, слова и дела, знания и убеждения, должного и сущего, закрадывается сомнение в принадлежности философствующего к клану философов. Таким образом, чтобы стать философом, надо искать истину, но для того, чтобы быть им, надо жить в соответствии с истиной.

1.2. Происхождение философии. Осевое время

Предковая питательная среда, выпестовавшая философию, – нерасчлененный мифо-поэтический комплекс, представляющий конгломерат чувств и образов, ассоциаций и понятий и проводящий первично-элементарную тематизацию вопросов мира (мироустройство), человека (судьба), их взаимосвязи (ценностно-смысловая канва жизни).

Характерной чертой этого комплекса выступала синкретичность, проявляемая как структурно, так и функционально. Структурный «синкресис» – смешение, сочетание практически-духовных и духовных, эмоциональных и рациональных способов освоения действительности. Функциональный «синкресис» – актуальная недифференцированность творческих самопроявлений аэдов – исполнителей героических песнопений, олицетворявших принадлежность к мифо-поэтическому комплексу, т.е. обладавших монополией на производство и воспроизводство продуктов рапсодно-эпической деятельности.

Логика совершенствования искусства аэдов около 700 г. до н.э. стимулировала разделение их музыкально-поэтического самовыражения на рецитацию (художественная декламация эпических произведений) и кифародию (лирическое сольное пение под кифару), что содействовало суверенизации в мировоззренческой рапсодно-эпической системе двух подсистем: эмоционально-образной, представленчески-ассоциативной и понятийно-рассудочной, логико-теорийной.

Обособившийся из рапсодии (песенное слово) эпос (повествовательное слово), ориентированный на системно-логическую организацию, понятийную проработку, фиксацию явлений действительности, стоит у истоков философии. Такова одна сторона дела. Другая заключается в складывании самих механизмов воспроизведения, воссоздания мира как мыслительного целого.

Обретение мировоззренческим комплексом черт рациональной теоретичности усматривается в кристаллизации в культуре элементов научного дискурса. В содержательном отношении данный процесс проходил как подготовленный практикой фронтальный переход от мифа к логосу. Решающими условиями этого перехода – факторами, осуществившими прорыв мифо-поэтического сознания и объективно способствовавшими образованию зачатков структур, приведших к последующему расцвету рациональной мысли, были:

– отказ от «оборотнической логики» мифа, препятствующей оформлению столь фундаментальных принципов научной идеологии, как непротиворечивость, универсальность, инвариантность и т.п. Известно, что основу отношений к действительности народов, находящихся на низших стадиях развития интеллекта, образует чувственная наглядность, исключающая возможность оформления картины номологически самодостаточной, внутренне связанной, себетождественной действительности. В частности, представители племени аранта типологизируют мир, используя оппозицию «вижу – не вижу», которая, как нетрудно видеть, обусловливает его самонетождественность. Самонетождественность мира в такого рода сознании предопределена своеобразной дупликацией миров, вытекающей из способности человека мыслить предмет в качестве существующего помимо «видимого» еще и в «невидимом» мире.

Подобна этому и система типологизаций мира, принятая в рамках мифа. Мифологическое сознание отождествляет предмет с образом, данностью предмета человеку, в зависимости от его рецепций заставляя «оборачиваться» предмет, претерпевать чуждые ему метаморфозы. Поэтому в уме носителя мифологического сознания, которое на ранних стадиях филогенеза также наличествует у ребенка, все сливается в единое целое, все трансформируется во все, в нем не проводится границы между реальным и нереальным, объективным и субъективным, подлинным и мнимым. Отсюда следует, что разложение и объективный отказ от «оборотнической логики» мифа явился величайшей революцией в мышлении, утвердивший картину «нераздваивающейся», «инвариантной» и т.п., т.е. в зависимости от свойств человеческой психики не испытывающей произвольные превращения-бифуркации действительности;

– замена духовно-личностного отношения к действительности объектно-субстанциальным. Разрушение мифологического тождества человека и действительности, имевшее итогом эмансипацию последней, привело к становлению «объектной идеологии». Существенным является то, что действительность в ее рамках предстала уже не как духовный, но как вещный объект, самодостаточное внесубъективное образование, независимое от «зигзагов» чувств и сознания, и подлежащее объективному рассмотрению. Утверждение подобной идеологии незамедлительно способствовало возникновению многочисленных максимально приближенных к науке по своему познавательному статусу конструкций. Таковы разветвленные теогонические системы, которые в отличие от мифологических систем не непосредственно чувственны – эстематичны, а опосредованно дискурсивны – ноэматичны. Они содержат некий ингредиент научности, сказывающийся хотя бы в предполагаемых ими принципах рационального конструирования мира «из него самого», а не из перцепций индивида;

– формирование естественного истолкования событий. Понимается качественный сдвиг в познавательном процессе, который происходит под давлением требования апеллировать не просто к любым надсубъективным основаниям в ходе категоризации действительности, а исключительно к природным, вещественным, органическим и т.п. основаниям. Существо сдвига наглядно иллюстрируется примером трансформации принципов истолкования событий в рамках тео- и космогонии. Анализ факторов «гонии» в одном и другом случае показывает динамику семантических ресурсов, которая подчиняется закону последовательной замены всего сверхприродного, неестественного, реально неудостоверяемого и т. п. на противоположное (природное, естественное и т.п.)

Нельзя не коснуться и такого важного момента, как становление причинно-следственной типологизации явлений действительности. Мифологическое сознание, основанное на непосредственной проекции человеческих чувств, страстей, переживаний на действительность, очевидной анимизации мира, прибегало к типологии «причина-значение». Иного и не могло быть, т.к. всякое событие, будучи одухотворено, представлялось не как естественное, а как символизирующее нечто в отношении к воспринимающему: оно рассматривалось как знак чего-то им обозначаемого, за ним скрытого, которое каким-то образом взаимосвязано с субъектом восприятия. На этом фоне складывался своеобразный символический параллелизм эмоций и событий с неизменными спутниками – «оборотнической логикой» и отождествлением мысли и действительности. Однако постепенный отход от одного и другого разрушал основу для типологии «причина-значение». В самом деле, если действительность независима от субъективных аффектов, если субъективное и объективное не тождественны, то «основание» явлений действительности следует искать не в субъекте, а в ней самой. Одновременно идея самодостаточности действительности навязывала вопрос о механизме ее внутренней организованности, целостности, связанности, что при учете перехода к истолкованию действительности через естественные факторы привело к оформлению причинно-следственной типологизации явлений, которая выступает краеугольным камнем рационального интеллекта.

Хронологически возникновение философии мы помещаем в осевое время – рубеж VIII–II вв. до н.э., когда в разных частях света – на Ближнем и Дальнем Востоке, античной Греции – набрало силу, окрепло, упрочилось то идейное движение, которое в виде специфического типа духовного производства, формы общественного сознания существует и поныне. Осевое время – знаменательное, породившее массу необычайного, связанного с осознанием бытия как такового, человеческого явления в мир, его назначения. Осевое время есть финиш и старт одновременно. Завершается непосредственное отношение человека к действительности, себе, себе подобным. Начинается рефлективная стадия существования, когда, осознавая свое содержание и границы, человек осмысливает высшие ценности и цели, – сознание оборачивается на сознание, мышление представляет себя собственным объектом анализа.

Глубокие изменения в человеческой ситуации, означавшие отход от растительного проживания, повлекли всеобщее пробуждение духа, идейное одухотворение: «тем, что свершилось тогда, что было создано и продумано в то время, человечество живет вплоть до сего дня»2. Действительно. Осевое время – эпоха, когда жизнедействовали в Китае Лао-цзы, Кун-цзы, в Индии – Шакьямуни, в Персии – Заратустра, в Палестине – пророки Иеремия, Аввакум, Даниил, Иезекииль, в Греции – ионийцы, дорийцы, элеаты, сформулировавшие важнейшие философские понятия, представления.

Главное, что противопоставляет духовные завоевания представителей осевого времени свершениям их предшественников, – рефлективный подход (различение мысли и предмета мысли), начинающаяся рационализация, неуклонно трансформирующая героическое правдоподобие в гражданское жизнеподобие, обряд в норму, традицию в закон, быт в бытие, неподвластное уму чувственно конкретное в абстрактно мыслительное, умопостигаемое. Такое, подчеркиваем, оказалось возможным в результате сращения мифологических и пранаучных порядков, породивших философию, которая заменила духовное освоение мироздания через одно голое, прихваченное огоньком ассоциативности настроение (эмоционально-образно-представленческий уровень) логически системным, рационально-категориальным (теорийный уровень) его освоением.

С мифологией философию единит предметная сфера, тематическая область, проблематика; с наукой философию роднит демонстрация, способ фиксации, удостоверения результатов, аппарат обоснования.

Симбиоз мировоззренческого (мифологического) и дискурсивного (пранаучного) породил не какую-то конкретную систему знания: он стоял у истоков «любви к мудрости», выполнявшей в рамках духовной жизни того времени всеобщую критико-рефлективную функцию. Исходное назначение, призвание философии – быть средством умственной критической аналитики: посредством дискурсивного преодоления мифологии разрешать вопросы не прежде, чем их успела поставить мысль.

В своем первоисточном содержании философия практически совпадает с религиозно-мифологическим мировоззрением. Последнее точно фиксировал Гегель, подчеркивавший: в мифах, «фантастических представлениях и положительных рассказах в собственном смысле этого слова религия обладает всеобщими мыслями как внутренним содержанием, так что мы должны лишь вышелушить это содержание из мифов в форме философем»3.

Та же проблема первооснов сущего оказывается стержнем мифологем буквально всех народов мира. Она обсуждается в «Теогонии» Гесиода, «Илиаде» и «Одиссее» Гомера. Ставится она и в Ригведе, где в «Гимне о сотворении мира» спрашивается:

Откуда родилось, откуда это творение?

Даже боги (появились) посредством сотворения этого (мира).

Так кто же знает, откуда он появился?4

Идейно-тематическое единство философии и мифологии очевидно: содержательная плоть философии вырабатывается в недрах религиозно-мифологической оболочки. Однако, упрочаясь, эта плоть уничтожает предковую форму, придавая ей очертания дискурса. Различие мифологии и философии не в проблематике мира, а в характере ее (проблематики) мыслительного конституирования. В случае философии всегда это – «мыслящее рассмотрение предметов» (Гегель), совпадающее с дискурсивным сознанием, как таковым. «Происхождение сущего в не-сущем, – указывает Ригведа, – открыли мудрецы размышлением, вопрошая...»5. Имеющее под собой вопрошание размышление – отправной пункт философии, предметно неограниченной ничем, а потому рефлектирующей над всем, потенциально для мысли значимым. Любовь к мудрости, следовательно, тематически совпадает с идейным освоением «мира в целом». Последний вне каких-то детализаций и предстает объектом сугубо философского рассмотрения, становящегося синонимом любого умственного вообще. Философия объемлет все, исчерпывая мыследеятельность.

Таков взгляд на предмет в плоскости «содержание». Взгляд на предмет в плоскости «форма» предполагает внесение ряда уточнений. «Мыслящее рассмотрение предметов» – будучи универсальным способом проявления ищущего сознания – совершенно естественной стержневой целью имело оценку деятельности по конструированию образов мира. Аналитика способов данности мира сознанию, предполагая обращение мышления на себя, исследование природы понятий, в качестве необходимого результата влекла становление «мышления о мире через мышление о мышлении». Подобная тактика, сепарируя объективное и субъективное, дискредитировала наивное перенесение черт человеческого на природное, препятствуя мифологической антропоморфизации действительности, дисциплинировала выработку ее (действительности) мыслительного выражения. Обретение рефлексией наряду со специфическим содержанием специфической формы знаменовало появление философии.

Мифологическая – дорефлективная, дофилософская – стадия не дифференцировала мир и образ мира. Как результат – иллюзорные картины персонифицированной природы, в перипетиях которой человек участвует целиком: описания событий реализуются как действия, по необходимости приобретая форму рассказа. Скажем: мы полагали бы, что некие атмосферные процессы прекратили засуху и вызвали дождь. Вавилоняне же, наблюдая сходные явления, «внутренне переживали их как появление гигантской птицы Имдугуд, явившейся им на помощь. Она покрывала небо черными грозовыми тучами своих крыльев и пожирала Небесного Быка, чье горячее дыхание спалило посевы»6. Аналогично индонезийцы, «придерживаясь верования, что... рис обладает душой... обращаются с ним с таким же почтением и такой же заботой, как и с себе подобными... Чтобы не испугать душу риса, которая могла бы сделать выкидыш и не принести урожая, они в полях не стреляют из ружей и не издают громких звуков... Более того, они подкармливают цветущий рис пищей, которая считается полезной будущим матерям. Когда же начинает наливаться зерно, с ним обращаются как с новорожденным, женщины ходят по полям и, как младенцев, кормят растения рисовой похлебкой»7.

Вопреки этому философские трактовки-экспликации объективированы – отстраненно обезличены. Таковы демифологизированные начала мира: «вода» Фалеса, древнекитайское «дао» – «мать всех вещей», «глубочайшие врата рождения».

Мифологическое мировоззрение складывалось и проявлялось как очеловечение бытия, проецирование на внешнюю реальность личностных переживаний, чтобы «воспринимать их вслед за тем как воздействие демонических сил»8. Вопреки этому философское мировоззрение неантропоморфично, складывается и проявляется как непременное рефлективное различение бытия и мышления, материи и духа, действительности и сознания, реального и идеального. Исходно философия оформляется как модельное комбинирование коренных бытийных начал – оппозиций, как интеллектуальная (неассоциативная) техника опосредования пределов – крайностей. Симптоматичен список из десяти вопросов, вызвавших многозначительное молчание Будды: Вечен ли мир? Или не вечен? Конечен ли мир? Или бесконечен? Тождественна ли душа с телом? Отлична ли душа от тела? Бессмертен ли познавший истину? Или смертен? Будет ли познавший истину одновременно и бессмертным и смертным? Будет ли он ни бессмертным, ни смертным?

С позиций теоретико-познавательной основы мифология суть грандиозная логика движения в образах, крепящаяся на схеме конкретного исчерпания смысла жизненных реалий (оппозиций). Абстрактность вводимого объемного представления какого-либо явления содержательно преодолевается здесь посредством оценки деталей, акцента на контрастирующие нюансы. Смысл целокупного мифологического образа многогранен, потому «принцип контраста проводится в разнообразных планах, создавая как бы систему кривых, по которым двигаются детали единичных конкретных образов того или иного мифа или его варианта... Контраст вызывает последовательную метаморфозу в рамках целокупного образа, раскрывая единичные его обнаружения до полного исчерпания... смысла»9.

Скажем: понятие «видения» дробится на созерцание, прозрение, знание, понимание, всеведение, задаваясь цепочкой односторонних мифопоэтических картин. «Одноглазый циклоп – это лишь простое внешнее ведение, но не знание. Ему противопоставляется Аргус – зрящий во все стороны тысячеглазый страж Ио. Видящий во все стороны – это не всевидящий. Все видит лишь Гелиос, у которого «что ни луч, то глаз». Этот ряд видения, но не ведения завершается Линкеем – героем, взор которого проникал сквозь все препятствия. Далее анализ захватывает пару Эдип – Тересий. Первый зряч, но слеп – действует как слепой, совершая предписанные судьбой преступления. Второй слеп, но зряч, получил от богов дар провидца, и глаза ему не нужны»10.

Вопреки этому философское освоение предметности категориально, предусматривает развертывание не образных, а абстрактно-понятийных форм. Когитальный строй философии, утверждаясь в опоре на мыслительные универсалии, преодолевает мифологическое «разорванное сознание», тормозящее складывание целостно рационального отношения к миру. Протекающие в разных культурных точках осевого времени процессы слишком похожи друг на друга, чтобы быть случайными, они слишком скоординированы, чтобы быть стихийными, они слишком приметны, чтобы быть не замеченными.

Абстракно-логическая демифологизация интеллекта проявлялась в категориальной реконструкции природы мира, порождаемого развертыванием вездесущих умопостигаемых первоначал – первооснов – первоэлементов. Ригведа называет «нечто», дающее рождение всем существам. Ионийцы вводят начала, лежащие в основании всего сущего. Даосы, говоря о разнообразии вещей, уточняют, что все они возвращаются к своему началу. Возникающая схема онтологического «подлежащего» – основы, фундамента реальности – упраздняет возможность образного ее освоения; великие элементы мира даны законам ума, не сакральны, а рациональны.

1.3. Структура философии

Философия объемна, многогранна. Необходимым условием формирования тех или иных проблемных пластов, сфер философского анализа выступает придание неким феноменам черт всеобщности, универсальности. Достаточным же условием конституирования философских исследований оказывается критико-рефлективное проецирование универсалий на субъект-объектную оппозицию. В этом отношении философия – рефлексия второго порядка – складывается как аналитическое подытоживание реализующимся через понятия категориальным сознанием наличных форм практики, культуры, познания. Сопричастность философии, следовательно, определяют: универсальность, рефлективность, систематичность, субъект–объектная релевантность. С учетом сказанного множество проявлений философии слагается из подмножеств:

а) рефлективная систематизация общих оснований культурно-исторического процесса: учения о бытии (онтология); познании (гносеология); человеке (антропология), ценностях (аксиология), практической деятельности (праксиология);

б) рефлективная систематизация специфических оснований культурно-исторического процесса: учения об обществе (социология); нравственности (этика); художественном опыте (эстетика): формах и законах мышления (логика); науке (эпистемология); методе (методология); истории (философия истории); политике (философия политики); праве (философия права) языке (лингвистическая философия); технике (философия техники) и т.д.

в) рефлективная систематизация частных оснований культурно-исторического процесса: учения об отдельных проявлениях, фрагментах, компонентах миропонимания, миропредставления, мироуяснения, миродействия – философия конкретных наук (философия математики, биологии и т.д.); философия конкретных феноменов (философия власти); философия конкретных обстояний (философия в будуаре); философия конкретных состояний (философия мира); философия конкретных мероприятий (философия выживания) и т.д.

1.4. Функции философии

Разнообразные функции философии ни в чем другом, кроме как в сообщении культуры мысли, жизненной глубины, далевого видения, внутренней сосредоточенности, не коренятся, что обусловлено самим назначением философского знания быть средством выработки пpeдeльныx ценностных ориентаций, глобальных целей, сводящих к единству, означивающих все частные, конечные цели и ценности, движущие человеком. Жизнеучительское место, катарсическая миссия философии обеспечивается квалифицированным образом действия на основе знания. Философ работает на восхождение, возвышение: поднимает публику до понятий, тогда как политик, миссионер работает на нисхождение, понижение: опускает понятия до публики (вольно или неосознанно впадая в популизм).

Депозит возможностей философии представителен, широк, как представительна, широка материя опыта, получающая форму узаконения в философии. Низшее в реальности – тайное измерение высшего: бессознательное – сознания, животное – человеческого. Сепарируя высшее, представляя его высоким, философия утверждает абсолютное, должное. Должное, абсолютное – подлинная стихия, стезя философии, отметающая некритический энтузиазм в отношении нападок на нее как на сферу занятости. То, что позволяет философии быть явлением, всегда выдерживающим многочисленные социальные, умственные испытания и нагрузки, – суть причастность к пространству, где абсолютное «как должно быть» оказывается «предпоставленной целью и потому – ценностью в подлинном смысле»11.

Пребывая в малом, кратком, человек соприкасается с великим, бесконечным:

Не верь же, ко звездам взлетая,
Счастливой избранника доле;
Не верь, в глубину ниспадая,
Что звезд не увидишь ты боле12.

Будущее как в своих глубочайших элементах, так и в разыгрывающихся на поверхности казусах не будет тождественно повторять прошлое и подражать ему, – говорит Джемс. Верно. Только человек, люди, поколения несут имя, вершат историю, передаваемую, завещаемую предками. В опоре на что? Высокое – абсолютное, должное. Эти столпы, скрепы – не абстракции, каких стоит бояться, не нарушения привычной меры. Спинозе от его величества короля Франции предложили пенсию, если он посвятит ему какой-нибудь труд. «Свои сочинения я посвящаю лишь истине», – последовал ответ.

Мир, история, культура имеют смысл благодаря высокому: лежат во зле, но стоят на добре. Нет такого урода, который не нашел бы поклонников, нет такой глупости, которая не нашла бы приверженцев. Так. Но – непреложность абсолютов – в освобождении от давления расхожего. Понятия меняют смысл в зависимости от ценностных горизонтов. Подключая к абсолютному, должному, философия вводит ценностно высокие уровни, отсекает нагромождение ненужного, ложного; не сея иллюзий, она разрушает их.

Пафос сказки-притчи о голом короле не в фиксации отсутствия платья, а в развенчании мифа его наличия. Людям не стало бы лучше, если б сбылись их желания. Неожиданно свежие, духоподъемные проявления философии в опыте идут от способности производить работу, заставляющую жить то, чего нет. Философия не претендует на выработку каких-то конкретных рецептов, инструкций. В отличие от специальных наук, поставляющих в освоении предметности технику «увидеть», философия генерирует нечто, что с полным правом заслуживает названия спасительной возможности «видеть» вообще.

Принципиально плодотворное, творческое, санационное проявление философии относительно компонентов и комплексов культуры сказывается в выполнении ею духоподъемных эвристических функций.

Аналитическая функция: выявление предельных, граничных основоположений, оснований (которые выступают в виде содержательных предпосылок, семантических универсалий), составляющих условие возможности всех видов теоретического и практического опыта.

Рефлективная функция: превращение скрытых допущений, латентных комплексов в явный предмет специализированного исследования; экспликация всеобщих идей, побуждений, влечений, инициатив, предприятий, обусловливающих уникальные (культурные) или универсальные (цивилизационные) принципы, формы организации и реализации общественно-исторической деятельности.

Онтологическая функция: введение фундаментальных гипотез существования, задание схем, каркасов строения действительности. К примеру, для оформления электромагнитной теории требовалось развить понятие среды–проводника физических взаимодействий в пространстве. Возникло представление об электромагнитном поле как о некоей реальности, ответственной за передачу взаимодействий зарядов на расстоянии. Задача обосновать эту реальность в качестве реальности объективной (не мнимой), дабы замкнуть формализм теории на действительность и составляет компетенцию оснований онтологических.

Гносеологическая функция: разработка, оценка допущений о характере познавательного процесса. Является ли знание систематизацией субъективного опыта или фиксирует закономерные связи мира? – проблема, анализом которой, по словам Эйнштейна, вынуждают заниматься ученых трудности их собственной науки. Так, на вопрос «что изучает квантовая механика?» не удается получить однозначного ответа. Потенциальный ответ здесь должен быть сопряжен прежде всего с принципиальным анализом роли прибора, средств наблюдения в научном исследовании.

Методологическая функция: выработка нормативных представлений, позволяющих оценивать продукты поисковой деятельности по принципу предпочтительности. Если брать науку, спрашивается: является ли несогласие теорий с данными опыта достаточным условием их фальсификации? возможен ли решающий эксперимент? каковы основания сравнения конкурирующих теорий. Эти и однопорядковые им вопросы входят в разряд методологических.

Критическая функция: охват негативного опыта, развенчание многоразличных ошибок, привычек, призраков, идолов, догм, суеверий, предрассудков, стереотипов – этих, по выражению Ф. Бэкона, докучливых, тягостных противников, сковывающих, парализующих, притупляющих ищущую мысль и преобразующее действие. Талант критики, в своих полномочных проявлениях требующий поддержки, а не узды, – структурный реквизит философии. Давая реалиям некие нестандартные прочтения, видоизменяя условия понимания, философия играет роль своеобразного ценностного селектора: отделяя «овец от козлищ», вырабатывает адекватные программы созидания жизни. Подчеркнем «созидания». Срывание масок, выявление facta concludentia в случае философии не самоцель. Критика аспектов бытия наличного подчинена более серьезной задаче – обслуживанию деятельности положительной. В противном случае в мысли – критиканство, в действии – обмирщение всего, кроме того, что заслуживает обмирщения.

Интегративная функция: системное обобщение, понятийная реконструкция много- и разнообразия социальной практики, богатства культуры применительно к наличной точке существования. Конституируясь посредством фокусировки конкретных ценностей с последующим развертыванием из них как из порождающих ядер проектов мира (центрирование «космоса» влечет космизм, «бога» – теизм, «человека» – гуманизм, «воли» – волюнтаризм и т.д.), философия согласует в пределах данных проектов все типы отношений человека к действительности: теоретические и практические, познавательные и ценностные, социальные и экзистенциальные. Подобное согласование – не эклектика, а единственное условие создания универсальных сценариев жизни, вариантов миропонимания и миропреобразования, несущих общезначимые значения и возможности.

Социальная функция: сознательное объединение людей в рамках гуманитарных общностей, гармонизация, сбалансирование бытия общественного.

Наблюдение за персональной реализацией и осмысление ее показывает, что индивид, будучи самостийным источником экзистенциальных процессов в различных начальных условиях, приходит в итоге к неким состояниям равновесия, которые не зависят от начальных условий. Описание самоутверждения производится в многомерном пространстве, на осях которого откладывается значение обобщенных параметров – личностных интенций. Состояния индивида изображаются точкой фазового пространства, изменение состояний во времени – движением точки вдоль фазовой траектории. Итоговые равновесные состояния оказываются пунктами в начале координат; они играют роль аттракторов.

С семантической точки зрения аттракторы – гуманитарные инварианты, целерациональные абсолюты, фундаментальные ценности, движущие поведением индивида. Допущение, что человек руководится в деятельности ценностными абсолютами, отчасти декларативно. Если принять презумпцию полной и безграничной свободы воли, оно не подтверждаемо. Вместе с тем опыт и здравый смысл, подсказывают: человек, не выносящий казармы (задетерминированный социум), не живет и по одной свободной воле своей (анархия). Социогенетически бытие человека сбалансировано: исходно оно ориентировано на гуманитарно оправданные правила общежития. Те, кто в силу разных причин не сообразуется с ними, ставят себя по ту сторону социума (изоляция умалишенных, манкуртов, отщепенцев, неполноценных культуроущербных лиц). Признание в нас личностей со стороны сограждан, соплеменников сопряжено с удостоверением в нас носителей ценностей.

Ценности замыкают на себя многообразие траекторий субъективных систем (фазовых точек), определяемых интенциями (начальными условиями). Поведение изолированного индивида для внешнего наблюдателя кажется хаотическим. Вне предположения о странных аттракторах поведенческая хаотичность толкуется либо как следствие значительности степеней свободы системы, либо как результат нерепрезентативности, нарочитости поведения, рассчитанного на наблюдателя. Использование модели странных аттракторов открывает широкие перспективы герменевтической аналитики: за видимым на поверхности хаосом просматриваются элементы регулярности и порядка, обусловленные ориентацией на ценности. Соответственно режим функционирования субъективной системы описывается достаточно малым числом принципиальных характеристик.

Аксиологическая функция: конституирование социальных форм взаимодействий людей в групповой, «роевой» жизни, налаживание систем «вовлечения», «участия», ценностно, гуманистически регламентирующих обмен деятельностью индивидуальных общественных существ.

Индивид самостиен, но глубинная настроенность на признание – социально удостоверенные стандарты, идеалы, поддерживающие Я-концепцию и не ниспровергающие индивида, не низводящие его до ничтожества, предопределяют фигуры персональной мобильности, содержание и форму индивидной и межиндивидной коммуникации, интеракции, циркуляции. Во всех ипостасях самоутверждения социум присутствует как аксиологический фильтр, шкала предпочтений, множество презумпций, стимуляций, что в терминах модели странных аттракторов выражается понятием устойчивости ценностного сознания к малым возмущениям – помехам свободы воли. Ценностная стабильность позволяет толковать антропологические многообразия как безусловно рациональные, и следовательно, воспроизводить их на языке теории; расценивать поведенческую стохастичность как имманентное свойство, фиксируемое не в аппарате теории вероятностей, а в аппарате теории ценностей.

Гуманистическая функция: сверхзадача, сверхцель философии – поставить глубокую, солидную трактовку «каким надо быть, чтобы быть человеком»13. Известно хорошо и полно, что добропорядочная философия не развертывается как произвольный поток сознания в модусе рассуждений ad marginem. Конструирование реальности в философии, отличаясь свободой, не терпит произвола. Игра умственных сил, интеллектуальные штудии, изощрения, нарочитости своим естественным пределом имеют общественный резонанс, социальное звучание, гражданскую роль доктрины. Говорит Марк Аврелий: «Время человеческой жизни – миг; ее сущность – вечное течение; ощущение смутно; строение всего тела бренно; душа загадочна; слава недостоверна... Жизнь – борьба и странствия по чужбине; посмертная слава – забвение. Но что же может вывести на путь? Ничто, кроме философии». Жизнелюбивой. Духоподъемной. Дарующей счастье ощущать себя человеком. У Г.Успенского в очерке «Выпрямила» Венера Милосская позволила сельскому учителю Тяпушкину покинуть медвежий угол сонного заскорузлого провинциального прозябания и обнаружить в себе личностное. Высокое.

Некий пилигрим – бродячий философ-одиночка, дабы выработать у людей презрение к смерти и стоическое отношение к несчастью, запалил костер и бросился в него, прервав путь жизненный. Уроки истории обязывают. Оценка свершенного демонстрирует: философия не выполняет своей очистительной миссии, если не кладет в основание практики добытый лишениями, но человекоутверждающий опыт.

Привлекая мысль В. Розанова, можно сказать: есть две вариации деформированной философии – выпоротого (частный случай – самобичевание) и ищущего, кого бы еще посечь. Свобода воли и «воля к неволе» не в праве выдвигать практический вопрос – разрушение жизни. Перефразируя Антония Великого, правильно утверждать: все раны залечиваются, раны же от философии не имеют врачевания. Превращаясь (точнее перерождаясь) в дар делать жизнь, человека ничтожными, философия утрачивает сущностное – способность быть философией.

Соответствие понятия объекту есть истина; соответствие объекта понятию есть идеал. Качество творимого в деятельности наличного бытия отвечает определенным понятиям. Неудовлетворенность бытием (безотносительно к физике и физиологии) справедливо адресовать недоброкачественности понятий. Всякая эпоха, всякая человеческая общность, констатирует Хайдеггер, опираются на ту или иную метафизику и через нее встают в сущностные отношения к совокупности сущего и тем самым также и к самим себе. Кризис бытия по этой причине означает кризис метафизики и раскрывается как упадок власти сверхчувственного, порожденных им идеалов.

1.5. Стратегии философствования

Проблема выбора исходного в философии – не закономерный результат борьбы, конфронтации, не акт соперничества школ, течений, направлений. Подобное конъюнктурное, непрофессиональное толкование, вводящее прямолинейную политическую аналогию, расценивает философию если не как аппендикс, то непосредственную аппликацию данной публичной сферы. Никакой почвы, однако, для соответствующих уподоблений на деле нет.

Уточнение системы отсчета, обозначение точки «О» как некоего отправного пункта – радикальная процедура для теоретика в любой сфере, решающего, исходя из чего выступать от имени теории, строить ее, налаживать ток мысли.

Плацдарм для варьирования основоположений в философии крайне узок. Простор возможностей покрывается дихотомией «субъективное» (сознание, идеальное, дух) – «объективное» (материя, телесное, природное). Поскольку оппозиции присущи: а) предельная общность, исчерпывающая универсум существующего – потенциального и актуального, возможного и действительного; б) репрезентативность – какую бы проблему ни решали философы (что есть жизнь, вера, истина, благо и т.д.), развертывая доктрину, они исходят из некоего предпосылочного понимания соотношения материального и духовного, – иных кандидатов (нежели члены оппозиции) на роль первоначал в философии не существует. Сообразно акту свободного выбора, обусловливаемого темпераментом, вкусом, поисковыми предпочтениями теоретика, имеет место реализация либо материализма (примат объективного), либо идеализма (примат субъективного).

1.5.1. Материализм

Материализм как платформа, по выражению Цицерона, доступная не всякому, а лишь философу (житейско-бытовое понимание материализма укладывается в контуры идеологии потребления – грязно-торгашеского консъюмеризма), признает объективность, первичность, несотворимость, неуничтожимость материи, существующей вне и независимо от сознания и выступающей первоосновой действительности. Как идейное течение материализм многогранен. Выделяют следующие его виды:

– стихийный (Лао Цзы, Ян Чжу, Ван Чун, школа Локаята, ионийцы, атомисты и др.) – архаичная форма материализма, характеризующаяся отсутствием концептуальной проработки основных посылок, принципов позиции; от данного типа материализма недалеко уходит естественнонаучный материализм, оформляющийся как мировоззренческое обобщение учеными опыта работы в конкретном (отраслевом) материале. Содержательная недостаточность, слабость этой модификации материализма – «недодуманность» – нестрогость, несистематичность, нерефлективность проведения заявляемой линии (в особенности применительно к проблемам, располагающимся за пределами компетенции естествоиспытателей – этика, социология, история и т.д.);

– метафизический (Бэкон, Гоббс, Гассенди, Спиноза, Локк и др.) имеет множество ветвлений в зависимости от того, какая черта реальности абсолютизируется. В целом для него специфичны установки: а) на рассмотрение природы как непосредственно от века данного, всегда равного себе, стабильного целого, вращающего в одних и тех же вечных и ограниченных кругах; б) на создание всеобъемлющей системы знания, фиксирующей истину как бы в окончательном и завершенном виде;

– вульгарный (Фогт, Бюхнер, Молешотт) – игнорирует социально-историческую природу сознания, трактуя последнее как непосредственное свойство мозга;

– стыдливый – неоправданно недооценивает естественно-природное измерение человеческого существования, которое реализуется в комплексе социальных (гуманитарных) и биологических (натуралистических) сторон;

– антропологический (Фейербах, Чернышевский) – не достроен «доверху»: проведение материализма в понимании природных явлений не сочетается здесь с материализмом в истолковании общественных реалий;

– диалектический и исторический – представляет методичное распространение принципов материализма и диалектики на понимание как природы, так и общества; нацелен на выявление наиболее общих (фиксируемых в языке диалектики) закономерностей бытия, познания, истории, на соединение теории и практики, доктрины и революции.

В пределах основных форм материализма в истории философии существовали вариации, определяемые тем, как истолковывается материальное первоначало: как единая субстанция (материалистический монизм), множество материальных первоэлементов (материалистический плюрализм), как данное в ощущениях (материалистический эмпиризм) или в разуме (материалистический рационализм) материальное начало.

1.5.2. Идеализм

Идеализм – направление в философии, исходящее из первичности духовного, мыслительного, психического и вторичности материального, природного, физического. Идеализм есть «чепуха», пустяковая мистификация лишь с позиций материализма незрелого. С точки зрения реалистического подхода идеализм – весьма тонкое образование, под покровом абсолютизаций, гипертрофий содержащее «справедливое и гениальное».

В общем смысле идеализм представляет теоретически развернутую форму спекуляции на трудностях познавательного и общественно-исторического процесса, которая индуцируется достаточно глубокими предпосылками, называемыми гносеологическими и социальными основаниями (корнями) идеализма. Познавательный исток идеализма – известное фантастическое воспроизведение реальных событий, выдаваемое за адекватное представление их; восприятие явлений по аналогии с обусловленной сознанием и волей человеческой деятельностью.

С возрастанием степени абстрактности мышления, питательной почвой идеализма служит отрыв общего от единичного, сущности от явления, условие которого коренится в самой природе мыследеятельности на теоретическом уровне. Оперирование абстрактными объектами (понятия, конструкты, идеализации, модели) как самостоятельными предметами содержит возможность неоправданного их противопоставления реальным предметам, отвлечением от которых они получены. Будучи обособлены от материальных вещей, абстракции гипостазируются – выносятся вовне познавательного процесса, наделяются автономным существованием (придание онтологического статуса продуктам духовной (идеальной) деятельности есть реификация единиц психического). В результате фиксируемые ими (абстракциями) универсальные отношения приобретают характер фундаментальных праформ, творящих объективные вещи. Последние, таким образом, становятся полностью зависимыми от первых. Прямолинейность и односторонность, абсолютизация и догматизм, некритичность и умозрительность – гносеологические корни идеализма. Они закрепляются социальными факторами.

Общественно-политические истоки идеализма – в социальной заинтересованности определенных слоев, страт воспроизводить, поддерживать в наукообороте неадекватные конструкции. Подобная заинтересованность обусловлена онтологическими функциями идеализма, нередко дезориентирующего идейный и социальный процесс и обслуживающего корыстно-эгоистические групповые интересы. С точки зрения генезиса и реального статуса идеализм внутренне родствен фидеистическому сознанию. Возникнув как теоретико-логическая проработка, рефлексия последнего, идеализм выступает средством оправдания, обоснования веры в сверхъестественное. Основные формы идеализма – объективный и субъективный. Один за первооснову сущего принимает безличный универсальный дух, имперсональное, надиндивидуальное психическое. Другой отрицает какую-либо реальность вне индивида: реальность суть плод его духовного творчества.

Объективный идеализм. Гносеологический источник объективного идеализма – характерная мистификация сущностных отношений между мыслительными структурами и действительностью. Разлучая мысль с познавательным процессом, противопоставляя одно другому, объективный идеализм наделяет мысль самостийным онтологическим статусом. Получается, что не субъект, осваивая всеобщее, существенное, необходимое в действительности, формирует о ней понятия, а понятия, изначально концентрируя эти признаки, формируют действительность. Подлинные отношения ставятся с ног на голову. Вспомним В. Соловьева:

Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами –
Только отблеск, только тени
От незримого очами?
Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий –
Только отклик искажений
Торжествующих созвучий?14

Наличие единого концептуального ядра не препятствует идейному ветвлению объективного идеализма на многоразличные формы. Правомерность их выделения определяется инкарнациями универсального духовного первоначала, которое может быть мировым разумом (панлогизм), мировой волей (волюнтаризм), вечной женственностью, любовью (соловьевское Das Ewigweibliche), единой субстанцией (монизм), ассоциацией праэлементов (плюрализм), логически постигаемым (рационализм), алогичным (иррационализм) и т.п.

Субъективный идеализм. Непоследователен, в «чистом», логически завершенном виде не реализовался. Во избежание солипсизма, эгоцентризма, крайнего скептицизма, релятивизма субъективный идеализм трансформируется в объективный. Действительно. Последовательный субъективный идеалист, выводя мир, себя, себе подобных из собственной самости, исходно, подобно Клоду Брюне, вынужден признать, что «сам в качестве мыслящего существа один только существует в мире; что существование его собственного тела также сомнительно, как существование других тел и как существование других, кроме него самого, людей, что он является творцом всех сотворенных вещей, т.к. все вещи и все люди существуют лишь в его представлении, и, когда он перестает о них думать, они перестают существовать».

Последовательный субъективный идеализм есть солипсизм; будучи логически некритикуем, со всех точек зрения он представляет безумие.

Совершенно ясно, что интенция субъективного идеализма, не позволяющая выйти за пределы частного сознания, вступает в противоречие с задачами философии как теории, призванной дать универсальную картину бытия, общества, мышления. Такая, да и любая теория, существующая как концептуализация объективных законоподобных ситуаций, в конституируемых субъективным идеализмом (солипсизмом) рамках, попросту невозможна.

Для развертывания философии – фундаментальной теории – необходимо пользоваться языком. Это обстоятельство фиксирует противоречие цели и средства ее достижения в рамках субъективного идеализма. Цель его – конструирование универсума из индивида. Средство – апелляция к языку. Чтобы быть последовательным, язык надлежит творить собственный также. Единственный случай, когда произвольно творимый мир выражается на произвольно творимом языке, – случай аменции. Но этот случай – вырожденный.

Безумец – атомарный индивид, носитель капсулизированной духовности, выступает монадой, «не имеющей окон», непроницаем для внешнего наблюдателя. Последовательный субъективный идеализм и есть вариант монадообразного, неэксплиируемого, лишенного экспрессии сознания, проходит по части экзотики (патологии), а не теории.

Необходимость при оформлении теории, как минимум, а) обращаться к языку; б) выявлять жизненные, природные, исторические универсалии – общезначимости – свидетельствует a la lettre о сущностном и непреодолимом противоречии субъективного идеализма, который как содержательная возможность не имеет концептуального воплощения. На каком-то витке рассуждений (дабы реализовать теорию, уйти от безумной формулы «нет признаков чужой одушевленности») субъективный идеализм вводит универсалии в виде структурной тождественности элементов индивидуальной организации – «привычка» (Юм), «априорные трансцендентальные формы» (Кант), «принципиальная координация» (Авенариус) и т.д. Допущение однотипности «эго», осваивающих реальность идентичным способом, достигает имперсональности, надличностности, транссубъективности, разрушает аутентичный проект субъективного идеализма.

Тонкость субъективного идеализма, невзирая на отмеченные изъяны, заключена в глубокой идейной установке: «бытие не дано вне личностного к нему отношения». «Бытие вне нас» в каком-то смысле – сильнейшая метафизика. Постулирование бытия как исходный акт оправдано в плане самокритическом: вне нас пребывает нечто сущностное, предостерегающее нас от абсолютизации самости. Лишь внешнее бытие в конечном счете есть инструмент удостоверения состоятельности, адекватности, солидности наших мыслей, поступков, ценностей, целей. В остальном же – за границами данной установки – правильно фиксировать «открытость» вопроса необходимости, абсолютности бытия для субъекта.

Достаточно ввести схему субъективно значимого момента, зачастую призрачного, невыразимого, как у И. Анненского:

Я люблю все, чему в этом мире
Ни созвучья, ни отзвука нет15.

Что собственно любится?.. Нелогичная, непонятная, несистемная, неуловимая, но персонально близкая, «теплая», прочувствованная деталь проблематизирует вещное, отстраняет наличное.

Заблуждается Б. Вышеславцев, отмечая: «Скелет бесконечно более прочен в своей ужасающей простоте, чем хрупкий... живой организм. Бытие пирамиды крепче и устойчивее, чем жизнь фараона. Это очень грустный закон... Если серьезно вдуматься в него, то нам откроется закон всеобщего трагизма бытия, которому грозит всеобщее снижение, обратный спуск к самым низшим ступеням, к первобытной туманности»16. Никакого подобного сформулированному грустного закона бытия нет. Плоть, прочная в эфемерном, уступает духу в вечном. Скелет долговечнее человека, но дело человека долговечнее скелета. «Дуб Авраама» пережил Авраама, но «наследие Авраама» пережило дуб. Плотское уступает духовному во всем. Ибо одно тленно, другое – нет.

Достоевский в «Дневнике писателя» разбирает эпизод из жизни гетевского Вертера, сетующего на склоне лет, что не увидит вскоре красот неба. Чем же так дороги Вертеру созвездия? – спрашивает Достоевский. И отвечает: «Тем, что он сознавал каждый раз, созерцая их, что он вовсе не атом и не ничто перед ними, что вся эта бездна таинственных чудес божьих вовсе не выше его мысли, не выше его сознания, не выше идеала красоты, заключенного в душе его, а, стало быть, равна ему и роднит его с бесконечностью бытия... и что за все счастие чувствовать эту великую мысль, открывающую ему: кто он? – он обязан лишь своему лику человеческому»17.

Где связи исторические совпадают со связями моментными, где человеческое, персональное проявляется как равнодостойное, равнозначимое космическому, божественному, где экзистенция выступает источником свойств мира (в пустыне нет красоты, красота – в сердце бедуина), там возникает почва для теоретически последовательно нереализуемой, но содержательно крайне тонкой версии субъективного идеализма.

1.5.3. Монизм

У идеала монизма корни гносеологические: при переходе от архаичной многозначной (мифологическая фаза) и в частности двоичной (Гераклит, Пифагор) системы мира, упорядочивающей действительность в оппозициях-дихотомиях, кристаллизуется рациональная платформа непротиворечиво-гомогенного (тождество, простота, красота) толкования мира как единства многого. Акцентуируя гносеогенность принципа монизма (преодолевающая бинарность и закладывающая базис европейского рационализма доктрина единого элеатов, индуцированная эпистемологическими аргументами), уместно констатировать произошедшую в дальнейшем его семантическую трансформацию: из теоретико-познавательного суждения о природе знания он превратился в суждение онтологическое, характеризующее существо мироздания, – основанием бытия является унитарное начало. В такой редакции идеал монизма укореняется в классической культуре, инспирируя и античную программу архе, и средневековое и новоевропейское учение о субстанции, и отталкивающийся от едино- и однородной реальности широко понятый традиционный естественнонаучный эволюционизм (биология, космология) и т.д.

Отвергая идею изначального разнообразия, выделяя гомогенные первоэлементы, монизм интерпретирует их в терминах константной производящей причины: мир – ветвящаяся древовидная структура, обусловленная первофундаментом. Задача познания трактуется как реконструкция «естественно» становящихся слоев бытия, все более удаляющихся от униполярного основания. Жестко детерминируемому онтологически базисной ячейкой бытия ряду вещей соответствует не менее строго дедуцируемый из базовых теоретических конструктов (аксиомы, постулаты) ряд идей... Вопрос, однако, в том, что брать за первоначала.

Обособление каких-то начал из числа равновозможных не безобидный преференциальный шаг. Если точно квалифицировать эту познавательную процедуру, то перед нами – реализующий тактику абсолютов метод привилегированных систем отсчета: некая основа (бытийная, координатная) расценивается как выделенная, относительно чего прослеживаются перипетии наблюдаемого много- и разнообразия. Неудовлетворительность метода привилегированных систем проявляется в двух отношениях: безосновательности (из всех мысленно допустимых систем координат достаточно произвольно обосабливается единственная) и узости, одномерности изображаемой картины. Фундаментализация чувственного дает антропологизм; сознательного – логизм; бессознательного – пралогизм; астрала – выпадающие из науки конструкции типа буддизма; социального – социологизм; психического – психологизм и т.д. Развертывание данных и подобных им теоретических линий, разумеется, допустимо, но в качестве крайне абстрактной и мало эффективной игры ума. Как явствует из опыта исследований, метод привилегированных систем отсчета, неоперациональный и спекулятивный сам по себе, усугубляет собственную проблемность необходимостью решения капитальных вопросов. Для материализма – это: как природа, отличная от мысли, становится мыслью, отличной от природы. Для идеализма – это: как мысль, отличная от природы, становится природой, отличной от мысли.

1.5.4. Плюрализм

Противоположная монизму позиция, исходящая из множественности самостоятельных несводимых одно к другому исходных основоположений, первоначал. Плюрализм подразделяется на онтологический – допущение автономных субстанций и гносеологический – допущение самодостаточных оснований знания. Плюрализм бывает как материалистическим – Эмпедокл (в онтологии), Спиноза (в гносеологии), так и идеалистическим – Лейбниц (в онтологии), персонализм, прагматизм (в гносеологии). Простейший вид плюрализма – дуализм, постулирующий независимое существование материального и идеального (психофизический параллелизм – Декарт, картезианцы).

Эвристическая основа плюрализма – нетривиальный взгляд на мир как нелинейное, нестационарное, неравновесное, поливариантное, самоорганизующееся многообразие, моделируемое через призму установок полиэкранности, ипостасности, холизма, когерентности, дополнительности, релятивности и т.п. Плюрализм как сознательная идейная платформа составляет методологический базис ряда фундаментальных теорий современной науки, где имеется интенция на учет взаимодействия многих начал (физика элементарных частиц, синергетика, глобальная эволюционистика, этнополитология, социология), в зависимости от обстоятельств, проявляющихся разнородно. Последнее стимулирует принятие гетерогенной схемы структурно-функциональных описаний с приматом применительно к условиям различных факторов.

1.6. Трансформация философии

В науке прогресс линеен, содержательно, методически выражается расширением предметного, оперативного, интерпретативного фонда. Обогащение знания управляется общей динамикой проблем и решений: от одной проблемы к другой через решение предыдущей. В философии прогресс не линеен. Проблемное поле здесь относительно стабильно. Приращение знания обеспечивается не динамикой предметной сферы (тут нет направленного движения от проблемы к проблеме через нахождение решения), а углублением рефлексии, достижением остроты, высоты понимания традиционных проблем. Изменениям подвержены лишь трактовки способов существования (modus essendi), толкования (modus inttelligendie), обозначения (modus significendi) компонентов предметной сферы.

Обилие (стилистическое, риторическое, категориальное) подходов к способам реализации философии как ценностного явления, их несоизмеримость, несопоставимость, сугубая расходимость, неоговоренность, неидентичность оценок, расслоенность понятийных линий (светское – религиозное; сциентистское – антисциентистское; дискурсивное – недискурсивное; эссенциальное – экзистенциальное; универсальное – уникальное и т.д.) не разрушает достойно значимого концептуального и социального проявления философии как критики духа, самосознания времени, идейного синтеза завоеваний, приобретений, утрат истории и культуры. «Мир слишком богат, чтобы быть выраженным на одном единственном языке. Мы должны использовать ряд описаний, не сводимых друг к другу, хотя и связанных между собой тем, что технически именуется трансформацией», – говорит Пригожин. В этом суть. Многоликость, плюральность мира постигаются не философиями, а философией. Высота, глубина жизни в высоте, глубине наших понятий о ней. Схватывание жизни не производится философскими суждениями ex extenso.Это под силу совокупному философскому суждению, как таковому. Задним числом снимая частичность партикулярных пониманий жизни, оно достигает универсального ее понимания.

«Каждый последующий философ... необходимо включает предшествующие философские системы в свою собственную»18; оценка философских доктрин, исходя из обобщения историко-философского процесса в целом, вхождение в теорию через приобщение к завоеваниям мысли предшественников и служит основой прогрессивной эволюции философии. Важно при этом представлять одно. Свобода в вершении философии не безгранична. По содержанию и форме философия может быть любой. Но до известных пределов. Последними служат меры воплощения ума и души. Чем значительнее хочет стать человек, тем дольше он должен взрослеть. Чтобы иметь возможность предаваться философии, надо обнаруживать в себе великое чувство отсутствия собственного горизонта.

Контрольные вопросы

1. Осевое время
2. Генезис философии
3. Философия и мифология
4. Философия и идеология
5. Философия и наука
6. Назначение философии
7. Состав философского знания
8. Особенности древнего (архаичного) интеллекта
9. Философия – «мыслящее рассмотрение предметов»
10. Исторические формы философии

Литература

1. Антология мировой философии: в 4 т. М.: Мысль, 1967–1972.
2. Новая философская энциклопедия: в 4 т. М.: ИД «Мысль», 2010.
3. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней: в 4 т. СПб.: ТОО ТК «Петрополис», 1997.
4. Ильин В.В. Философия: в 2 т. Ростов-на-Дону: Феникс, 2006.
5. Чанышев А.Н. История философии Древнего мира. М.: Академический Проект, 2005.
6. Современная западная философия. Энциклопедический словарь. М.: Культурная революция, 2009.

II. Философия бытия (онтология)

Онтология – философская дисциплина, рефлектирующая универсальные основы, структуру, принципы, организацию, динамику бытия.

2.1. Бытие – онтология

За введенным в 1613 г. Р. Гоклениусом термином «онтология» скрывается фундаментальная философская доктрина бытия, опирающаяся на спекулятивный (умозрительный) метод постижения сущностей и совпадающая с метафизикой. Истоки таким образом, понятой онтологии обнаруживаются в античности, сосредоточенной на поиске первооснов-первоначал мира (программа архе). Исторически она реализовалась в двух вариантах: субстратном и субстанциальном. Первый сводился к отождествлению первоначала с конкретной природной стихией («вода», «воздух», «огонь» и т.п.); второй в трактовке предельного основания сущего не предполагал какую-либо предметную привязку: оно рассматривалось как фактурно неспецифицированная, отрешенная сущность (апейрон, бог). Концептуальное преимущество второго толкования – универсальность, абстрактность, избегающая искусственных, вычурных схем сведения и выведения реального много- и разнообразия действительности из отдельных ее комплексов, компонентов. Последнее вслед за Анаксимандром, вероятно, уже отчетливо представлял Ксенофан, развивший пантеистическую картину мира.

В послеантичную эпоху субстанциальный подход, окончательно вытеснив субстратный, утвердился в философии в качестве всеобщего. Средневековье и Новое время породили многочисленные редакции онтологии, невыходившие за рамки ее прочтения как компендия данных о свойствах бытия, признаках мироздания. Кульминация подобной линии (через Декарта и картезианцев, Лейбница и лейбницеанцев) – натурфилософия Вольфа и его эпигонов (вплоть до Риттера, Эшенмайера, Кильмейера), выявлявших скрытые качества, тайные силы действительности.

Положительная роль философской онтологии (натурфилософии) в истории определялась самим ее назначением: стремлением теоретизировать по поводу фактов на эмпирической стадии науки, когда наука (ввиду неразвитости) не могла справляться с этой задачей.

Подмена натурфилософией теоретической науки (естествознания), однако, к рубежу XIX столетия, выглядя полным анахронизмом, приняла весьма одиозную форму противопоставления опытного и сверхопытного исследования. В четком, императивном виде альтернативу научной эмпирии – натурфилософской теории сформулировал Шеллинг, утвердивший: «Да будет вражда между философией и наукой». Набирающий силу, день ото дня крепнущий положительный опыт, однако, нещадно разоблачал беспредметность, иллюзорность, несообразность, предвзятость фантастических натурфилософских конструкций. Общий дух неприятия естественнонаучной интеллигенцией натурфилософских претензий на подмену науки выразил Берцелиус, который, отмечая профессиональную некомпетентность натурфилософов, рекомендовал: «Современным натурфилософам следовало бы в собственных интересах касаться лишь вопросов, стоящих вне контроля естествоиспытателей».

Благотворный позитивный прогресс предметной науки, разрушив натурфилософию как модус исканий, поставил под сомнение значимость спекулятивной онтологии – умозрительной доктрины действительности. При соответствующей развитости научного интеллекта необходимость в какой-то наднаучной теории бытия отпала. Тем не менее онтология в философии сохранилась. Сохранилась не в виде натурфилософии, а в виде специальной теории бытия, вводящей образ реальности, с которой связываются, на которую накладываются философские модели, суждения.

Содержание духовной (понятийной) сферы относится к мыслимому, а не натурно существующему. Бытие само по себе не есть предмет реальный; оно не сообщает материального существования. Между тем в рассуждениях на абстрактно-концептуальном уровне «бытие» через набор субстантивных постулатов, постулатов значения вводится, приписывается. Так, говорится о кварках, партонах, фридмонах, тахионах и т.п. как о неких сущностях, наделяемых существованием. В «чистом», наиболее отрешенном, достаточно произвольном виде существование задается в математике и логике. Излишне доказывать, что изучающие возможные миры и опирающиеся при этом на аксиоматику указанные дисциплины зачастую никак не корреспондируются с вещным натурно-практическим миром (анализ «мнимой двойной точки в бесконечности»).

В духовности, очевидно, оценивается не подлинный реальный мир, а некие его состояния, выражаемые в значимых для опыта понятиях. «Бытие есть понятие, а не существование», – подчеркивает Бердяев, борясь с натуралистической метафизикой, которая объективирует и гипостазирует процессы мысли, «выбрасывая их вовне и принимая их за «объективные» реальности»19.

Онтология в ее философском прочтении есть совокупность потенциальных (ненатуралистических) «объективаций», «интерпретаций». Она есть множество принципиальных допущений о том, что, возможно, является коррелятом теоретических построений. Доктринальные задачи онтологии, поэтому, обусловливаются заданием, обоснованием, введением субстантивных постулатов, очерчивающих образ (понятие) составляющей подоплеку мысли предметной сферы. Полагание мира через призму категориального аппарата, сцепленного с ним уморасположения, задач философствования, – в этом и состоит назначение онтологии, формирующей класс референтов утверждаемого. Последний (класс) несет на себе печать масштабной стилистики реальности, зависимой от интенций и потенций культуры, выражает частные и общие особенности тех или иных философий.

Почему у одного философа такое бытие, а у другого другое, зависит от выбора предметно-содержательных каркасов рассуждений, которые в некотором доскональном смысле – полностью и окончательно – не эксплицируются. Посему прав Марсель, высказывающий: «бытие есть таинство». Таинство, проистекающее от непросчитываемости полноты ума и души его (бытия) создателя (философа).

2.2. Бытие – сущее

Используя мысль Д. Бруно, применительно к бытию можно сказать так: бытие есть то, чем оно может быть, но не все то, чем оно может быть. «Бытие» в философии есть систематический свод идей о сущем, распадающемся на модусы:

БЫТИЕ В СЕБЕ. Объективная реальность как таковая, взятая в ракурсе чистой потенциальности – некоей плотной пассивности, отъединенности от субъекта. Этот модус характеризует скрытые, не явленные субъекту состояния и действительные существования, которые при соответствующих условиях могут быть одействованы – включены в контекст предметно-практической и когнитивной деятельности.

БЫТИЕ ДЛЯ СЕБЯ. Совокупный объект, самодостаточный универсум, охватывающий все сущее, которое, подчиняясь естественным связям, развивается по натуральным имманентным законам. Как предельная абстракция категория совокупного объекта (объекта в целом) выступает общим понятием природы (единство микро-, макро-, мегамира), конституирующим принципиальную канву теоретизации (понимание, объяснение, моделирование) реальных вещей, процессов.

Вместе взятые понятия объекта как бытия в себе и бытия для себя вводят образ самодостаточной, законосообразной (каузальной), универсальной внешней предметности, оказывающейся материей субъективной деятельности. В контекстах употребления рассматриваемых понятий речь идет о виртуальной материи, о, так сказать, чистой онтологии, которая de facto предметом человеческого вопрошания не является. Отсюда, хотя, задаваясь вопросом: «что это?», мы вступаем на почву онтологии, следует представлять разнородность онтологической реальности. Онтология – это и охарактеризованная выше располагающаяся за пределами субъективных возможностей реальность в себе (потенциальная онтология) и данная в этих пределах реальность для нас. Говоря об этой последней реальности, мы переходим в область актуальной онтологии – бытия для другого.

БЫТИЕ ДЛЯ ДРУГОГО. Введение этого понятия связано с отказом от экстраполяции представлений внешней среды на мир в целом, неявляющийся элементом какой бы то ни было частичной деятельности. Онтология здесь поэтому толкуется под углом зрения осуществимых предметных возможностей, – расценивается как нетождественная объективной реальности некая ее часть, выступающая компонентом конкретно-исторического субъективного опыта и совпадающая с объектом. Важнейшим признаком объекта в указанном смысле оказывается «взаимодействие»: существующая независимо от субъекта вещь становится объектом, будучи вовлечена в реальное с ним взаимодействие. Конструктивность подобного понимания хорошо согласуется с физическими и физиологическими соображениями. С позиций физики «объектом» может быть реальный предмет, мировая линия которого укладывается во времениподобный интервал в соответствии с определенными по отношению к временнóму порядку квадрантами светового конуса. С позиций физиологии «объектом» также может быть реальный предмет, располагающийся в сфере фиксированных относительно субъекта каузальных взаимосвязей: объект выделяется из среды посредством конкретных психических реакций на материальные агенты – раздражители, влекущие соответствующие физические, химические, физико-химические, биологические изменения состояния организмов.

Различные модусы бытия имеют различное рефлективное воплощение.

Бытие, взятое с позиций «возможного», осваивает наука. Мир науки – рационализированный мир, несовпадающий с неразвивающимся по ratio миром реальным. Невозможное – невозможно в науке, но возможно в жизни. Недопустимое исключено в знании, но допустимо в опыте. Применяя слог Бакунина, можно сказать: наука беднее действительности, трепещущей нерациональной реальностью и индивидуальностью.

Бытие, взятое с позиций «сущего», осваивает опирающаяся на чувство жизни, здравый смысл, народную волю политика.

Бытие, взятое с позиций «должного», осваивает дидактика, усилиями пророков, пастырей, вероучителей назидающая о совершенной жизни.

Объединяющим для данных модусов бытия выступает основание существования: в противоположность «царству теней» многоразличные формы бытия признаются существующими. Существование относится к числу философских концептов сложного состава.

Доктрина философского материализма исходит из вполне объективного, независимого от людей существования бытия как совокупного универсума вещей, форм, процессов, удовлетворяющих собственной предметной логике развития и осваиваемых в человеческой деятельности. Главное в материализме – разведение res cogitans и res extensa, бытия предметно-вещного и духовно-мыслительного, выстраивание некоей иерархии существования: дабы символы воспринимались как заместители, а не сами реальности, полагается исходное существование материального, из коего иные виды бытия (в первую очередь идеальное) впоследствии каким-то образом проистекают. В фундаменте материализма, следовательно, – полагание вещности самой по себе в качестве собственного ее определения. Ассоциированное понятие подобной вещности безотносительно к ее предметным изображениям, интерпретациям, объективациям и есть «бытие» в философской традиции материализма.

Нельзя не видеть, что рассмотренная под данным углом зрения – в ракурсе сущего как такового – материалистическая категория бытия предельно абстрактна, отвлеченна. Необходимость ее содержательной детализации (спецификация форм, отношений, свойств, признаков бытия) наряду с недопущением скандала для философии принимать на веру существование вещей вне нас20 предполагает развитие всестороннего доказательства объективности бытия в многомерности его проявлений. Такого рода доказательство отрабатывается в учении о единстве мира и естественно-исторической материальной его эволюции.

2.3. Бытие – материя

«Бытие» воплощает идею существования вообще. «Материальное бытие» воплощает идею объективно-вещного, предметно-действительного, реально-природного существования. Общие качества последнего фиксируются концепциями материи как субстанции и как объективной реальности.

2.3.1. Материя как субстанция

На профессиональном языке философии субстанция есть исходная всепорождающая основа-первоначало. Субстанция – причина самой себя (принцип causa sui) вместе с тем источник наличной разнокачественности, вещественного многообразия. Введением представления материи как субстанции философский материализм решает доктринальные проблемы: а) единства мира – унитарность существующего определяется общим базисом существования; б) концептуального монизма – многообразие существующего выводится из модификации единой основы; в) богатства форм мира – многоликость действительности обусловлена имманентной эволюцией – естественно-историческим процессом, качественным изменением, трансформацией организации общей основы.

Проясняя генетические истоки сущего, толкование материи как субстанции не наделяет ее еще системой каких-либо позитивных свойств. Содержательный вопрос «что такое материя?» снимается трактовкой ее как объективной реальности.

2.3.2. Материя как объективная реальность

При необходимости семантических уточнений нетривиальных понятий традиционно прибегают к аппарату определений через род и видовые отличия. Решение задачи смысловой детализации философских концептов сталкивается с трудностью указания рода: предельная общность категорий исключает (или осложняет) здесь нахождение соответствующего родового. Проблема становится едва разрешимой в случае «материи», являющейся всеобщей универсалией.

Невозможность отсылки «материи» к более общему роду, подрывая дефиницию в терминах differentia specifica, актуализирует процедуру соотносительного определения, уточняющего «материю» через сопоставление с пограничной, однопорядковой ей по степени общности категорией «сознания». Исторически такой ход впервые проиграли Гольбах и Руссо, определявшие материю как объективную реальность, существующую вне, до, помимо, независимо от сознания. Идею первичности материи позже Ленин дополнил идеей ее чувственной данности и познаваемости: материя – существующая независимо от сознания объективная реальность, данная в ощущениях и познаваемая посредством них.

Интерпретация материи как объективной реальности окончательно преодолевает недостатки субстратного подхода: освобождая трактовку материи от конкретно-вещественных коннотаций (обнаруживаемых в культуре в виде «элементаризма», «корпускуляризма» и т.д. вплоть до XVIII–XIX столетий), она сообщает ей концептуально непреходящую редакцию.

2.4. Атрибуты материи

Учение о материи как объективной реальности получает конкретизацию в теории свойств материи, подразделяемых на атрибуты и модусы. Класс первых составляют изначально присущие существенные, необходимые абсолютно обязательные, неотторгаемые от материи основные свойства. Класс вторых образуют сообщаемые, производные, однажды возникающие материальные свойства. Специфические понятия о совокупности свойств материи формируются в познании и практике. Ввиду неисчерпаемости материи вширь и вглубь, равно как незавершенности, неокончательности освоения ее в опыте класс модусов актуально, тогда как класс атрибутов – потенциально бесконечен. В настоящий момент с позиций наличных представлений к числу атрибутивных свойств материи относят движение (развитие); пространство; время; структурность; отражение.

2.4.1. Движение (развитие)

Движение есть изменение вообще, в то время как развитие – направленное, качественно прогрессивное изменение. Развитие характеризуется векторностью, восходящей качественной преобразовательностью. Спрашивается: какую способность к изменениям приписывать материи в качестве атрибутивной? Ответ на вопрос предполагает оценку следующих диспозиций. Научные, опирающиеся на опыт суждения связаны с конкретным вселенским локалом; говоря прямо, научное знание антропоморфно. В нашем человеческом локале реализовался вариант направленной, качественно прогрессивной картины. Актуально освоенная материя упорядочена по восходящим организационным уровням – просматривается векторная динамика от простого к сложному, от низшего к высшему.

Если исходить из необходимости привязки положений знания к наличному обстоянию дел, атрибутом материи следует считать развитие. Если же проблематизировать репрезентативность имеющейся ситуации, ее экстраполируемость на материю в целом, в качестве атрибута материи возможно принимать движение. Суть в исходной позиции, с какой онтологией – актуальной или потенциальной - связывать знание. В зависимости от выбора системы отсчета и будут выстраиваться исследовательские, концептуальные линии.

Исторически первично прорабатывался вариант приписывания в качестве атрибута материи движения. Соответствующую формулу об изначальной активности материи в теорию ввел Д. Толанд, развенчавший деистическую платформу мистического первотолчка. Характерный порок позиции, лишающей материю способности самоизменения, состоит в сугубой искусственности моделирования двух моментов: а) состояния абсолютного покоя материи; б) вмешательства высшей инстанции, выводящей материю из этого состояния. Камнем преткновения оказывалась проблема: в каком месте пространства располагаются часы, показывающие богу, когда сообщать материи движение.

Начиная с XVII в., таким образом, в материализме укоренилась доктрина движения как атрибутивного материального свойства. В дальнейшем она была обогащена концепцией форм движения материи.

Формой движения материи именуется качественная общность материальных объектов, удовлетворяющая однотипным законам, правилам организации. Форм движения материи множество. Основными являются: механическая, физическая, химическая, биологическая, социальная. Формы движения материи интегрируются в усеченную пирамиду. В пользу этой геометрической фигуры говорит следующее:

– пирамидальность: в основании с теоретико-множественной точки зрения располагаются более представительные ассоциации объектов, количественно истощающиеся с приближением к вершине;

– усеченность: полагать, будто пирамида реально достроена доверху, означает приписывать антропному типу вселенской организации некоторый «высший» в эсхатологическом измерении статус. Любой эсхатологизм, финализм, однако, в случае неисчерпаемой материи выглядит мистическим, нерациональным;

– транслируемость: свойства форм движения передаются по восходящему вектору от основания к вершине; вышерасположенные формы отвечают законам нижерасположенных форм (естественная преемственность в мировой эволюции);

– отсутствие редукции: свойства форм движения не передаются по нисходящему вектору от вершины к основанию; свойства вышерасположенных форм не определяются свойствами нижерасположенных форм (качественная несводимость уровней организации – социологизм не сводится к биологизму, хотя над ним надстраивается);

– нежесткость последовательности расположения форм одна за другой: в любом месте сцепка может быть разъята, дополнена иной конфигурацией уподобливаемых объектов (идеи географической, кибернетической, космической форм).

2.4.2. Пространство и время

Пространство и время – абстракции высочайшего порядка, отвлеченные от универсальных причинно-следственных связей. Пространство и время – упорядочивающие схемы, выражающие порядки сосуществования и последовательного существования явлений мира. Свойства пространства и времени как хроногеометрических универсалий подразделяются на общие и частные. К одним относятся: всеобъемлемость, атрибутивность, субстанциальность, изначальность, фундаментальность. Пространство и время – предельные предпосылки объективных процессов в том смысле, что не существует последних вне пространственно-временной определенности, размерности. К другим принадлежат специальные признаки, специфичные для пространства и времени в отдельности. Мнение, будто время – некий тип пространства, ошибочно. Параллелизм в понимании пространства и времени существует, однако по большей части не охватывает факты, выражающие природу времени. Для экзистенциального опыта справедливо, что временной порядок проявляется в духовной сфере, не имеющей пространственного порядка; для обыденного опыта регистрируется перцептуальная дифференцированность пространства и времени; для политического опыта отмечается возникновение чувства перспективного, «безвременного» и т.п. времени. Сказанное и аналогичное, остающееся за рефлективной рамой, ведет к выводу об отсутствии параллелизма пространства и времени; временнóе измерение не сводится к пространственному, имеет объективную и субъективную специфику.

Множество частных свойств пространства и времени образуют метрические и топологические свойства.

Метрика пространства и времени. Метрические – количественные показатели описывают пространство и время с точки зрения величины. В космологии действует правило зависимости метрики пространства от средней плотности космической материи (r₀).

Варианты изменения r₀ исчерпываются возможностями:

А) r₀ =10^-29 г/см³ – кривизна пространства нулевая; свойства пространства описываются евклидовой геометрией; пространство бесконечно;

Б) r₀ < 10^-29 г/см³ – кривизна пространства отрицательная; свойства пространства описываются гиперболической геометрией Лобачевского; пространство бесконечно;

В) r₀ > 10^-29 г/см³ – кривизна пространства положительная; свойства пространства описываются параболической геометрией (частная Риманова геометрия); пространство конечно.

Все три случая обобщаются римановой геометрией, которая вводит универсальное понятие 1) пространства как непрерывного множества однотипных объектов, выступающих его (пространства) точками; 2) метрики, удовлетворяющей формуле

ds = f (x¹, …, xⁿ ;dx¹,…, dxⁿ)

(где x¹ … xⁿ – координаты).

Так как метрическое поле есть проявление силового поля, возникает вопрос о его (метрического поля) причине. Имеющийся ответ на вопрос таков: характер геометрии определяется распределением масс; существуют законы, предписывающие, каким образом метрическое поле соотносится с распределением материи. (Способ определения расстояния между точками в римановом пространстве с изменяющейся метрикой выражается формулой

ds = gxⁱdxⁱdx^k

где dxⁱ и dx^k – дифференциалы координат; коэффициенты g, i, k – некоторые функции координат).

Касательно метрики времени ограничимся такой констатацией: выражая длительность существования материальных систем, локальное время всегда конечно; глобальное совпадает с длительностью бытия Вселенной.

Топология пространства и времени. Топологические – качественные параметры выражают свойства пространства и времени с позиций однородности, изотропности, размерности, порядка, связности, компактности, устойчивости.

Однородным считается пространство, точки которого равноценны (качественно не выделены). Изотропным считается пространство, направления движения в котором равноправны; не существует привилегированных систем отсчета, обособленных векторов перемещения. Согласно принятой модели Большого взрыва пространство на значительных интервалах однородно и изотропно, хотя применительно к малым интервалам такого рода допущения не проходят. (Трудности согласования двух взглядов фиксируются не снятой поныне картановой проблемой). Капитальными топологическими свойствами выступают свойства, отображаемые понятиями:

«Безграничность – ограниченность»: пространство безгранично, если в нем возможны беспрепятственные движения во всех направлениях; в противном случае пространство ограниченно. Современная наука допускает лишь первую вариацию.

«Прерывность (дискретность) – непрерывность (континуальность)»: математический подход, для которого релевантна аксиома Архимеда (аксиома плотности множества), настаивает на континуальности. Физический подход, оперирующий предельными величинами (в частности, масштабами длины L_O≈10^-33 см и времени T_O≈10^-43c), настаивает на дискретности. Вопрос, очевидно, не имеет абсолютного решения, зависит от выбора системы отсчета.

«Мерность»: опытно данное пространство трехмерно. Вопрос, «почему и как естественный отбор обнаружил преимущественность подобной организации» до сих пор не снят. Некоторые соображения свидетельствуют: в пространстве n-го числа измерений утрачивают устойчивость физические структуры (электрон падает на ядро, невозможны стабильные планетные системы); в пространстве четного числа измерений не выполняются известные регулятивы науки (принцип Гюйгенса).

Если под «временем» понимать не эон (целостная самозамкнутая эйдетическая система, имеющая лишь настоящее, – вечность), а хронос (чувственно данное объективное «становление»), фундаментальным топологическим качеством времени будет способность протекать лишь в одном направлении: из прошлого через настоящее в будущее. Это принципиальное стреловидное свойство времени свидетельствует об анизотропии (необратимости). В чем коренится анизотропия временнóго ряда, почему невозможна его инверсия? Прямых законов, положений, исключающих инверсию времени, наука не знает. Косвенно анизотропия времени выводится из трех групп эмпирических свидетельств, к которым относятся:

А). Термодинамическая группа фактов – второе начало термодинамики, закон возрастания энтропии (ds = dQ/T), вводящий идею векторизующей процесс величины;

Б). Электродинамическая группа фактов – наличие лишь запаздывающих и отсутствие опережающих волн влечет особый режим изменений состояний (значений напряженности электрического и магнитного полей) в соответствии с правилом сдвига фазы: δ(x) = (х/с)(2π/Т);

В). Космологическая группа фактов – феномен красного смещения, который согласно эффекту Доплера указывает на характерное протекание процесса в определенном направлении.

Итак, три группы фактов связывают анизотропию с векторностью термодинамических, электродинамических, космологических явлений. Поскольку опыт не сообщает аргументам необходимости, указанные эмпирические свидетельства так или иначе проблематизируются.

Проблематизация термодинамической группы фактов заключается в следующем:

А). Закон возрастания энтропии – статистический, откуда вытекает, что весьма вероятное обстояние дел, утверждаемое законом, не отменяет прямо противоположного обстояния дел, – в силу отсутствия закона запрета обратимость физически не невозможна, а лишь крайне неправдоподобна. Второй закон термодинамики, – отмечает Больцман, – никогда не удастся доказать математически на основе одних уравнений движения.

Имеет место парадокс обратимости (аргумент Лошмидта), базирующийся на флуктуациях. В целом применительно к термодинамике правильно говорить о направлении большинства термодинамических процессов в изолированных системах, которые именно в них (подобных системах) детерминируют положительное направление времени; утверждать же, исходя из этого о направлении времени как таковом, безосновательно.

Б). Проблематизация электродинамической группы фактов состоит в допущении опережающих потенциалов, связанных с возможностью (пока теоретической) тахионов (гипотетических частиц, скорость движения которых в вакууме превышает «с»).

В). Проблематизация космологической группы фактов зиждется на реификации моделей осциллирующей Вселенной, допущении космических структур с цикличным временем (подобие такой структуры получил в конце 40-х г. ХХ столетия К. Гедель).

2.4.3. Структурность

Материя не хаотична; имеет разветвленную сложную организацию. Предельное понятие подобной организации и передает «структурность.

Материя «вообще» – высочайшего порядка абстракция. В действительности материя представлена естественной иерархией, компонентами, фрагментами которой выступают качественно несводимые друг к другу системные уровни. С позиций современности богатство материальных форм исчерпывают ареалы микро-, макро-, мегамира, находящиеся в причинной зависимости. Последовательная иерархия материальных систем выражается следующей картиной уровней организации.

Уровни организации материи

Есть сферы мысли, где крайне мало позитивных идей. К ним с полным основанием правильно отнести сферу «гонии» (сущностная проработка генезиса чего-либо). В отличие от «логии» (сущностная проработка природы чего-либо) здесь наблюдается дефицит представлений. В предельном смысле у нас нет удовлетворительной «гонии» по причине теоретической разъединенности космогонии, антропогонии, социогонии. Перспектива оформления удовлетворительной «гонии», таким образом, высвечивается на пути Великого объединения этих отсеков познания.

Задачу интеграции физического, психического, социального решает глобальный эволюционизм, проясняющий, как возникает, протекает упорядоченное, направленное развитие. Центральное место отводится следующим фундаментальным разделам знания:

1. Физика вакуума – уточняет вопрос происхождения реальности «из ничего». Соответствующую догадку на этот счет высказал Платон. Его прозрение усилил Больцман, выдвинувший гипотезу упорядочения вещества через систему случайных возмущений. Наследие Больцмана весьма плохо освоено, в чем следует видеть отрицательную роль питавшего неприязнь к нему Пуанкаре). Следующий шаг сделал Джинс, связавший больцмановские случайные возмущения с гравитационными силами. На этой концептуальной основы расцвела квантовая геометродинамика, с успехами которой и связаны ожидания. Квантовая геометродинамика призвана эксплицировать, содержательно поглотить множество интригующих мест современной науки типа картановой проблемы; проблемы квантования пространства (ввиду физической неоправданности аксиомы Архимеда); континуум-проблемы (независимость континуум-гипотезы по аналогии с независимостью пятого евклидовского постулата свидетельствует о возможности иных миров, не описываемых аппаратом аксиоматической теории множеств); проблемы фундаментальности пространственно-временных параметров, что ставится под сомнение скалярно-тензорной теорией Бранса – Дикке.

2. Обобщенная теория вектора. Развитие направлено. Феноменологически оно выражается:

а) фактом барионной асимметрии (преобладание частиц над античастицами во Вселенной);

б) фактом киральной чистоты живого (нарушение симметрии правого и левого в органическом мире);

в) законом Долло (необратимость органической эволюции).

Между тем, каковы причины этого на уровне не феноменологии, а процесса, пока не ясно. Дополнительные возможности открывает реабилитация программы номогенеза, принимающая схему подспудных законов направленных изменений. Она, как представляется, способна прояснить ряд острых вопросов, связанных со статусом фундаментальных физических констант, антропного принципа, снять проблему «запрограммированности» (остающейся тайной за семью печатями для классической эволюционной теории) нашего развития.

3. Психофизика – преодоление психофизического параллелизма, выработка адекватных описаний паранормальной псиреальности, от которой нельзя отмахнуться. Нерв проблемы в том, что наука отметает допущение бессубстратного психического. Психическое имеет привязку к соматической (нуклепротеидные структуры) и социальной (общение, язык, действие) подкладке. Иные предположения – астральное, архетипическое психическое за гранью научного дискурса.

Обнадеживают искания в направлении развития:

а) нестандартной теории физического взаимодействия с гипотезой опережающих волн;

б) модели параллельных причинно несвязанных миров

...