Оглавление

3. 1
4. 2
5. 3
6. 4
7. 5
8. 6
9. 8
10. 9
11. 10
12. 11
13. 12
14. 13
15. 14
16. 15
17. 16
18. 17
19. 18
20. 19
21. 20
22. 22
23. 23

Альтер Эго

1

— Лёх, начинаем, как договорились. Ок? — открыл банку пива Серега, наш барабанщик. — И давай сегодня без подстав.

Он был в красных шортах и майке с группой Korn. Светлые волосы пострижены под модный ирокез, в растянутых мочках зияли черные «тоннели».

Я нервно подёргал неподатливую молнию на чехле с гитарой. Руки мелко дрожали. Я всегда волновался перед выступлением.

Барабанщик сделал большой глоток и откинулся на драную спинку дивана.

— Дай-ка, хлебну, — покашлял Егор, бас-гитарист. Длинноволосый, с рыжей бородкой и пирсингом в брови.

В тесную гримёрку, обклеенную плохо пропечатанными чёрно-белыми афишами, шумно ввалились музыканты из эмокор-группы «Босиком по битому стеклу». «Босяки», как шутливо мы их называли. Все с длинными косыми челками и в узких, как лосины, джинсах.

На гитаре у них играла Соня. Смазливая и хрупкая, с цветной татуировкой в виде бабочки на шее. Егор подскочил к ней и сел рядом. Попытался приобнять, но гитаристка молча сбросила его руку. Затем хмыкнула, поднялась и пересела на другой диван.

«Босяки» были хэдлайнерами, ну а мы на разогреве.

Ребята болтали и курили. Соня отрешённо молчала и смотрела в пол, изредка прикладываясь к жестяной баночке с «Ягуаром».

В зале за стеной нарастал шум. Слышался девичий визг и громкий хохот. Диджей, он же клубный звукорежиссер, поставил какой-то зубодробительный металкор.

Неожиданно дверь гримёрной открылась. Возникла раскрасневшаяся физиономия Семена, организатора.

— Парни, — тяжело дышал он, облизывая пересохшие губы, — через пять минут на выход, ясно?

Семен относился к своим обязанностям чересчур ответственно. Словно он был импресарио самой «Металлики».

— С вещами? — глупо захихикал Серега, отобрав у Егора жестянку «Клинского».

— Баран! — рявкнул Семен и захлопнул дверь.

Я достал из рюкзака бутылку водки, литровую коробку томатного сока и гармошку пластиковых стаканчиков. Все это выложил на изрисованный маркером столик.

— Ну ты тихушник, — вскочил Егор, потирая ладони, — у самого водястый в бэге, и молчит.

— Угу, — ответил я, ­– нажрёшься — опять лажать будешь.

— Чё ты лечешь?! Когда такое было?

— Лучше спроси, когда такого не было, — примирительно улыбнулся я и, придерживая стаканчики, разлил водку.

— Чуваки, будете? — предложил Серега «Босякам» и приподнял бутылку.

— Не, не охота, — поморщился вокалист, старательно укладывая набок челку. Его ногти были покрыты чёрным лаком.

— Как хотите, нам больше достанется, — Егор подмигнул Соне.

Она вздохнула и отвернулась.

Мы дружно опрокинули по стаканчику. Запили соком из коробки.

— Ну, двинули, — сказал я.

Взяли инструменты и примочки. Серега прихватил запасной комплект барабанных палочек.

— Ни пуха! — крикнули вслед «Босяки».

— К черту! — символически поплевал я и, развернувшись, показал оттопыренный указательный палец и мизинец — «козу».

Ступили на низкую, не выше лестничной ступеньки, сцену. Часть кирпичной стены была выкрашена в бордовый цвет. Другую половину стены скрывала растянутая маскировочная сеть камуфляжной расцветки. Под потолком крепилась громоздкая оцинкованная вентиляционная труба. Рядом с ней подмигивал круглый, похожий на автомобильную фару, стробоскоп.

Народу в клубе «Джангл» было под завязку. Впрочем, как в любой вечер пятницы. Большая часть публики — малолетки, эмо-киды. Но мелькали лица и постарше — наши друзья из «Бродвейской» тусовки. Многие из них были настолько пьяны, что едва держались на ногах.

— Привет всем! Для тех, кто не в курсе, мы Альтер Эго, — объявил в микрофон я, дождавшись, когда музыка стихла.

Нам зааплодировали, но вяло.

— Лёха, мочи! — кто-то пьяно выкрикнул из толпы.

Я кивнул барабанщику. Серёга вдарил по «рабочему», пошумел «тарелками» и смолк.

«Do you have the time to listen to me whine?

About nothing and everything all at once», —

Начал я, утопив педаль гитарной примочки.

Повернув голову во время проигрыша, я увидел озлобленное лицо барабанщика — вместо собственной песни я шпарил Green Day. Серёга беззвучно матерился и показывал мне средний палец. Но ему ничего не оставалось, как вступить в середине куплета драйвовой сбивкой.

Народ заверещал. В центре зала образовался слэм. Девчонки в коротких майках и облегающих джинсах забирались на сцену и ныряли в толпу, их тут же подхватывали десятки рук. Движ начался.

Я был в кураже. В кровь ударил адреналин. Я левитировал, как индийский йог, был ницшеановским сверхчеловеком, я оторвался от земли и взмыл в небо.

Когда закончили песню, Серёга торопливо выбрался из-за установки. Подскочил к стойке с микрофоном, потеснил меня, и голосом конферансье произнес:

— Ребята, а сейчас, впервые и только для вас мы исполним нашу собственную композицию.

И нырнул обратно за барабаны.

— На хер! На хер! Давай «Гроба»! — заорал Артур Паровоз, размахивая откупоренной бутылкой пива.

Егор заиграл свою бас-партию. Немного затянув со вступлением, я ударил по струнам. Серёга держал ритм и даже успевал крутить палочки меж пальцев.

Надувные слова —

Борозды на запястьях,

Колдовские глаза

Не приносят счастья.

Всякий день как игла

Ну а ночь — распятье,

В этом мире была

Ты моим проклятьем…

— запел я, не попадая в ноты.

Зал был мёртвый. Не считая, конечно, двух пьяных волосачей в балахонах «Ария» и Manowar непонятно как сюда затесавшихся. Обняв друг друга за плечи, они исполняли матросский танец и трясли немытыми хаерами. Им было все равно, под какую музыку отплясывать. Не доиграв второй куплет, я махнул Серёге — завязывай.

Затем, под одобрительные выкрики, мы исполнили пару песен Blink–182. И завершили выступление уже порядком нам надоевшим, но еще многими любимым «Джанком» Jane air — это был беспроигрышный вариант.

2

После концерта отправились на «Бродвей» — просторную площадку у здания Центра занятости. Она находилась на главной улице Циолковского.

Угощали «Босяки». За выступление с ними расплатились двумя ящиками пива. Ну а мы, как обычно, играли за «спасибо». Уже второй год нарабатывали аудиторию.

Малолетки тусовались чуть поодаль. Оккупировав лавочки, они передавали друг другу пластиковые бутылки с ядовитым вишневым «Блейзером». Несколько парней в скейтерских кроссовках играли в «сокс» — пинали небольшой тряпичный мячик, набитый чем-то сыпучим. Девчонки слушали музыку на телефоне и наперебой подпевали звонкими, нестройными голосами.

Стоял теплый июньский вечер. В окнах соседних домов загорались огни.

— Лёх, еще одна такая подстава, и ищи другого барабанщика, — Серёга ловко выхватил из ящика пиво, сковырнул крышку зажигалкой, — мне такие качели на фиг не упали.

— Ну да, конечно, все же были в восторге от нашей песни, — усмехнулся я, глотнув из бутылки, — зря мы вообще её сыграли, только опозорились.

— Да плевать на всех, это панк! Вот тебе самому не надоело еще эти кавера запиливать?! Тогда чем мы лучше каких-нибудь лабухов кабацких?!

— «Рюмку водки» не исполняем, — буркнул я.

— Угу, пока не исполняем, — уточнил он.

Мимо прошли два гопника с «полторашками» пива. Покосились на нашу толпу, но подойти не решились.

— Не, я вообще не догоняю, — наступал Серёга, — нахера нам тогда вообще твои песни разучивать, репать… Бабки, кстати, немалые отваливать за репточку… Пора уже свое лицо иметь, а не за чужими ссыкливо прятаться. Да и опыта у нас уже — вагон.

Я промолчал. Что я мог ему возразить? Он был прав.

Я выбил из пачки сигарету, чиркнул зажигалкой, закурил.

— Подумай об этом, — Серёга отошел в сторону.

Он приблизился к девушке с красными дредами и обнял за талию, но та, хихикая, отбежала. Серый беспомощно развел руками. Пьяно покачиваясь, изобразил реверанс. Ребята из компании рассмеялись.

— Ладно, народ, счастливо, я домой, — поднялся и гулко выбросил в урну пустую бутылку.

— Да ты чё? — отозвался Егор, — давай еще погуляем, время же детское.

— Не, харэ, завтра на работу с утра.

— Работейшен — полный деградейшн, — выкрикнул кто-то.

Я навесил на плечо чехол с гитарой, прихватил рюкзак и пошел домой. По дороге с визгом пронеслась стая байкеров.

3

— Опять ослиную мочу лакали, — фыркнула мама.

На ней была растянутая серая футболка и широкие спортивнее штаны. В крашеных рыжих волосах — бигуди. Лицо худое, с крохотными, точно штрихи, морщинками на лбу.

— Ну выпили по бутылке, чё такого-то? — устало оправдывался я, стаскивая кроссовки.

— Вонь на всю квартиру, как в пивбаре.

— Отстань, а. И так тошно.

— Тошно ему…

Мама ушла в зал и оттуда выкрикнула:

— Еда на плите, и обувь свою в коридоре не разбрасывай!

Ужинать не стал. Принял душ и прошёл в комнату. Переоделся, включил компьютер. Пока он загружался, я откинулся на спинку кресла. Заложив руки за голову, бестолково пялился в стену, на которой висел календарь с группой Foo Fighters.

Открыл браузер, вошел во «Вконтакте».

На стене висела новая запись от пользователя Tatyana Yluanova — небрежно нарисованные голубые сердечки и чуть ниже надпись:

«Привет:)))»

В друзьях её у меня не было.

Я заглянул на страницу незнакомки. Посмотрел фото. Красивая. Длинные каштановые волосы, карие глаза. На одной из фоток она показывала язык с пирсингом. Девушка была в чёрной майке с белым логотипом телеканала A — One, в узких джинсах и красных кедах.

«Привет», — ответил я, — «а мы знакомы?»

«Скинь номер аськи», — моментально написала она. И сразу же постучалась в друзья. Я добавил, кинул «аську».

— Алексей, — крикнула из комнаты мама, — не забывай, в воскресенье — к бабушке на юбилей!

— Слышу!

— Слышит он… И железяки свои папуасские из лица чтоб повытаскивал! Нечего людей пугать.

Раздалось уведомление ICQ:

T@nya: Привет! Нет, не знакомы, но я видела сегодня твое выступление. Мне безумно понравилось, хотела подойти, познакомится, но…

Я: но?

T@nya: не знаю, не решилась :)))

Честно говоря, все это было странно и очень смахивало на разводку. Девушки со мной знакомились нечасто (тем более, такие красотки, как она). Дон Жуан был из меня никудышный. Два года назад меня бросила подруга, с тех пор отношения у меня как-то не клеились…

На экране монитора появилось новое сообщение.

T@nya: и на бродвее я тебя не застала. Мы с подружкой подошли, а мне сказали, что ты уже ушел: ((((((

Я: а что за подружка?

T@nya: это допрос?:)

Я: да не, просто интересно:)

T@nya: Ксюха

Я: ник-то есть у нее?

T@nya: Кошка. Знаком с такой?

Я: Знаком

T@nya: ну как, я прошла проверку?:)

Я отправил смайлик и написал:

Слушай, давай завтра встретимся часиков в девять вечера, если тебе, конечно, удобно. Познакомимся:)))

T@nya: здорово! :)) а где?

Я: да хотя бы на том же броде

T@nya: хорошо, тогда до завтра :)

Она вышла из «аськи». Я снова открыл ее фотоальбом. Идеальная. Сочетание утонченной женственности и хулиганства.

Свернул браузер. Кликнул по иконке с игрой Need for Speed на рабочем столе и надел наушники.

4

Семь двадцать утра. В ожидании маршрутки курил на остановке. Было прохладно и пасмурно. Я поёжился, жалея о том, что не прихватил с собой ветровку. Рядом стояла пожилая женщина в очках, длинном коричневом платье и вязаной жилетке.

— Сынок, «пятёрка» не проезжала, не видал? — спросила она, с интересом рассматривая мой пирсинг.

Я пожал плечами.

— А это тебе не мешает? — улыбаясь, коснулась указательным пальцем своей губы.

Я промолчал, выбросил окурок в переполненную урну, отвернулся.

По той стороне тротуара неспешно двигался парень в синем спортивном костюме. Он выгуливал белого откормленного лабрадора. Пёс важно ступал, лениво покачивая тяжёлой головой.

Показалась двадцать четвёртая маршрутка. Я опустился на заднее сиденье у окна. Рюкзак, в котором побрякивал пластиковый контейнер с обедом, положил рядом. Полупустой автобус слегка подбрасывало на свежих, наспех положенных асфальтовых заплатах. Пересекли оживленный, несмотря на субботнее утро, перекрёсток и свернули на улицу Самохвалова.

Вышел через пару остановок, у баптистской, красного кирпича церкви, обнесенной высоким металлическим ограждением. Подтянул на плечо рюкзак и двинулся в сторону хлебозавода. Стал накрапывать дождик.

У проходной курили мои коллеги, грузчики–наборщики. Паша, ему было чуть за сорок — испитое серое лицо, бритая голова, я дал ему прозвище Гоблин. Саня Хромой — тощий, сморщенный, как соленый огурец, с венчиком седых, вечно растрепанных волос. И Вадик, мой ровесник, двадцать один год, невысокий, плотно сбитый, похожий на цыгана.

Хмуро пожали руки.

— Походу, водяра вчера палёная была, — сплюнул Гоблин и потёр влажную от дождя лысину, — ща банку «Охоты» врезал, всё обратно вышло.

Хромой понимающе тряс головой и покусывал фильтр тлеющей сигареты.

Из здания выходили «ночники» — грузчики ночной смены.

— С работы — с чистой совестью! — выкрикнул усатый мужик в потёртой джинсовой куртке и поднял вверх кулак.

Гоблин натянуто улыбнулся.

— Не, я тут вообще решил с синькой тормознуться, — сказал Вадик, покручивая связку ключей на цепочке.

— Чё так?

— Озверин, ёптэть.

— Чего? — не понял Гоблин.

— Да на днях тут коммерса одного в парке ушатал. Бля, если бы пацаны вовремя не оттащили, наглухо бы уработал.

— За что хоть? — спросил Хромой.

— А я помню? — усмехнулся Вадик.

Он докурил и выстрелил окурком в сторону:

— А еще чё стрёмно-то, на мне условка незакрытая висит…

— Да уж, — сказал Гоблин и снисходительно глянул на меня, — ну а у тебя-то как дела, рокер?

В раздевалке переоделись в серую робу с вышитым на груди треугольным логотипом хлебозавода. Сунув в карман пачку сигарет и зажигалку, я оставил вещи на ободранной деревянной лавке. Бригадир обещал выделить мне шкафчик еще месяц назад.

Едва не вступив в пластиковую тарелку с крысиным ядом, вышел из раздевалки.

Покачивая рыхлыми бёдрами, мимо продефилировали фасовщицы в белых с жёлтыми пятнами халатах и с полиэтиленовыми шапочками на головах. Увидев меня, они громко рассмеялись.

Грузчики сидели на деревянных паллетах в закутке, в конце длинного коридора. Идти на склад они не торопились. Я приблизился к ним, присел рядом.

— Сегодня кто кладовщик? — спросил Вадик, щёлкая суставами пальцев.

— Светка, — разглядывал свои стоптанные кроссовки Хромой.

— С фига ли?! — возмутился Гоблин, — Иринкина же смена.

— На больничном она.

— Засада, — промычал Вадик. — Эта овца опять весь мозг нам вынесет.

На складе была суматоха. С грохотом толкали высокие, под два метра, хлебные тележки с деревянными лотками. Подъезжали машины. До отказа набитые лотки загружали в фургоны. Матерились нервные водители, размахивая накладными. Несколько «ночников» щелкали аппликаторами — пистолетами, спешно приклеивая этикетки со штрихкодами на упаковки с хлебной продукцией.

— Резче давайте! Вы тут до вечера ковыряться намерены?! — негодовала Света.

Кладовщице было около тридцати. Худощавая, мужиковатая, с острым носом и коротко стриженными мелированными волосами. Она жирно подводила глаза и носила в ушах несколько золотых колечек.

— А вы чё стоите, тормоза, мозги сношаете?! — рявкнула на нас, — работы нет?! Вон на столе гора бумаг!

Пронырливый Вадик успел схватить накладную с наименьшим количеством позиций. Гоблин тоже умыкнул «малую» накладную. А мне и Хромому достались талмуды на два с половиной листа. Хромой обречённо вздохнул и поскреб затылок.

Хитрость была в том, что нам было выгодно работать с небольшими накладными, ведь с ними мы разделывались гораздо быстрей. От количества собранных за смену машин зависела наша зарплата. А один подобный талмуд, который посчастливилось вытянуть мне и Хромому, мог занять больше двух часов.

Поставив автографы на бумагах, мы отправились собирать заказы. Едва не наехав на меня телегой, мимо прошла помощница кладовщика Алена, маленького роста, рыжая, с глуповатым выражением лица. Она слушала плеер и на ходу пританцовывала.

Прикусив накладную зубами, я колесил из одного бокса в другой, выполняя изнурительный хлебобулочный квест.

На третьем заказе у меня стало рябить в глазах. Несколько раз я, перепутав позиции, загрузил лоток не с теми буханками. Вдобавок, я чуть не проехался колесом тяжелой телеги себе по ноге.

Хотел улизнуть в курилку, но услышал раздражённый голос кладовщицы:

— Куда собрался?! Сначала заказ добей!

Пришлось вернуться.

Заехав в бокс с выпечкой, я обнаружил Вадика.

— Ух, блин, это ты, — испуганно обернулся он и продолжил рассовывать по карманам булочки, слоёные пирожки и прочие лакомства.

Наконец я собрал заказ. Получилось четыре полных телеги. Составил их в ряд, прижал лотком накладную и откатил к выходу.

Отправился в курилку. Кладовщица, сверяясь с накладной, стала придирчиво осматривать результаты моих трудов.

В пустующей с голубыми кафельными стенами курилке я встретил Гоблина.

Он сидел на корточках и жевал ватрушку.

— На жор пробило, — объяснил он, — похмелье припустило, организм калорию требует.

Доел, утёр губы кулаком, смял полиэтиленовую упаковку и спрятал в карман брюк — скрыл улики.

— Ну чё, сколько собрал? — закурил он.

— Две машины по две телеги. А ты?

— Пять, — небрежно ответил Гоблин.

Вошёл технолог. Лет тридцати, высокий, худощавый, с лёгкой щетиной и длинными костлявыми пальцами. Не обращая на нас внимания, он курил и громко разговаривал по телефону:

— …А ты пообедала, зая? Вот и умничка. А что кушала…?

Сделав пару смачных затяжек, технолог швырнул окурок мимо урны и вышел, продолжая трепаться по мобильному.

— Увольняться надо отсюда, к чертям собачьим. Надоело всё, — вполголоса проговорил Гоблин, подперев ладонью подбородок, меж пальцев дымилась сигарета. — Ни зарплаты нормальной, и за переработку по бороде пускают. Посцать без разрешения не сходишь…

Он ныл и порывался уволиться едва ли не каждую смену. Однако работал на хлебозаводе уже почти десять лет.

— Кузнецов! — окликнула Света, когда я вернулся на склад, — подойди-ка сюда!

Чуя неладное, приблизился.

— Эт чё такое? — она потрясла накладной перед моим носом.

— А что не так?

— Да всё не так. Горчичных батонов, вон, у тебя три лотка вместо двух. А бородинского вообще нет! Ты чё, совсем офонарел?! У тебя где глаза?! Походу, на жопе. Короче, штраф триста рублей.

— Сука, — прошипел я.

Развернулся и зашагал прочь.

— Чё там вякнул?! — услышал за спиной.

5

Вернулся с работы. До встречи с моей новой знакомой оставалось не так много времени.

Набрал ванную, вылил в воду колпачок с шампунем — сделал пену, как в детстве. Тёплая вода сняла усталость. Через полчаса вышел и подогрел в микроволновке вчерашние макароны с котлетой. Ближе к девяти стал собираться. Натянул джинсы, снял с плечиков белое поло.

— Опять хождения начались на ночь глядя, — бормотала мама, раскатывая скалкой тесто, — куда намылился?

— Да погулять, мам.

— Мне опять всю ночь не спать?

— Спи, кто тебе не даёт-то? — я бросил в рюкзак толстовку, влез в новенькие кеды и вышел из квартиры.