автордың кітабын онлайн тегін оқу Тёмные стороны любви. Психологический роман
Ольга Скалмант
Тёмные стороны любви
Психологический роман
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Ольга Скалмант, 2017
Они из разных миров. Он — молодой француз, родился в бедной провинциальной семье. Она — богатая дочь русских эмигрантов. Что объединяет их? «Их обоих, как и большинство людей в этом мире, сковывало кольцо прошлых событий, тянувшихся из детства». Смогут ли они быть вместе?
18+
ISBN 978-5-4485-4161-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Лизы мечтала, как они продадут её шикарную виллу в Ницце и поселятся в небольшом, уютном домике вдали от Лазурного берега. Она сама выберет место в центре Франции в затерявшейся среди лесов и коммерчески невыгодной деревне. Лео будет заниматься каким-нибудь своим любимым делом, а она — рисовать и разводить цветы в их саду. Её денег хватит для беззаботной жизни надолго.
— Мы всегда будем вместе, — шептал Лео, — я так хочу, чтобы ты была счастлива рядом со мной.
Как же им хорошо в этом домике на опушке леса.
«Нет, приторно, слишком сладко. Всё это — ложь. Такого не бывает.» — подумала Лиза и усилием воли заставила себя отказаться от мечты, но мечта успела выпорхнуть на волю, желая обрести реальные очертания и стать живой.
1
— Дети, обедать! Де-е-е-ти! — Мать поставила на стол противень с дымящей жаром картофельной запеканкой.
— Мам, мяса меньше, чем в прошлый раз, — Лео быстро съел свою порцию.
— Бедными родились — бедными и помрём, — ответила мать.
Лео зачерпнул из тарелки сестры.
— Куда лезешь! — Сестра с размаху вставила в руку Лео вилку.
— А-а-а-а! — Закричал он от боли. — А-а-а-а!
— Заткнись! — Громко сказал отец. — Поесть спокойно нельзя.
Отца слушались с полуслова. Ненавидели, боялись и слушались.
— Потерпи, сынок, заживёт. — Мать, легко касаясь, погладила больное место.
От воспоминаний о полуголодных младших братьях и сестре, готовых запросто пырнуть друг друга вилкой за еду, у Лео защемило в груди. Он лежал на бугристом матрасе и смотрел в пыльное окно на потолке. Безоблачное предрассветное небо Ниццы обещало солнечный день.
«Неужели мне никогда не выбраться из нищеты?» — подумал Лео.
Он резко и так небрежно откинул одеяло, что раскрыл спящую рядом девушку.
Комната по размеру напоминала большой шкаф. Впритык к кровати стояли почерневший от времени стол и стул с плетёным из лозы сидением. Прутья лозы потрепались от слишком долгой жизни и местами торчали в разные стороны.
Лео стянул со спинки стула полотенце. Зацепил его за выбившийся прут. Выругался.
Полотенце отдавало плесенью и тоской. В комнате-шкафу сыро и холодно без отопления. Каждый раз после душа Лео развешивал полотенце для просушки на стуле, но оно всё равно оставалось влажным и передавало свой гнилой запах коже.
— Фу, как от тебя воняет, — скривила лицо Кристалин, когда Лео обнял её в первый раз. — Меня сейчас вытошнит.
Он тогда обиделся и уже открыл рот, чтобы ответить: «Это меня сейчас вытошнит от твоего старческого тела», но сдержался, проглотил ком обиды — ему нужны были деньги.
Кристалин давала Лео деньги за любовь, молодость и красоту. Но уже неделю она не отвечала на телефонные звонки. Деньги закончились, а нужно платить за комнату. Лео всегда вносил оплату вовремя, поэтому хозяин квартиры вошёл в положение и дал отсрочку на пару дней.
Лео пригнул голову и направился к двери. Потолок повторял наклон крыши, поэтому стоять в полный рост можно только на выходе.
Хлопнул дверью не заботясь, что разбудит девушку.
Туалет и душ общие в коридоре. Вода на верхний этаж под крышей, или просто — на чердак, доходила с трудом. Хозяин объяснял, что давления не хватает, и, мол, ничего нельзя сделать.
Лео повернул кран. Труба задребезжала. Тонкая струя еле тёплой воды (хозяин из экономии ставил электронагреватель на минимум) в неотапливаемом помещении показалась счастьем.
Намылился большим куском мыла цвета хаки «Савон де Марсей». В детстве мать всегда мыла их только этим мылом с головы до ног — оно самое дешевое. Но как же Лео обожал запах мыла из оливкового жмыха! Запах детства, солнечного зайца на мокром белом кафеле и большой желтовато-серой от старости ванной, где они сидели вместе с сестрой и двумя младшими братьями в горячей воде с намыленными головами. Они смеялись, баловались в воде, а кожа после этого мыла хрустела от чистоты.
Когда Лео после душа вернулся в комнату-шкаф, на кровати уже сидела Фани.
Короткие завитки чёрных волос торчали спросонья. Маленькая, белокожая, хрупкая Фани со смазанным неясным лицом — фотограф то ли фокус не настроил, то ли дёрнулся в последний момент перед вылетом птички.
— Ты так ляпнул дверью, что разбудил меня, урод, — недовольно сказала Фани. — Воскресенье же.
— Одевайся.
Лео, согнувшись под низким потолком, развешивал полотенце на стуле. Зацепился за торчащие прутья лозы, тихо выругался и отметил про себя, что Фанина растрёпанная голова похожа на сидение этого стула.
Фани вытянула губы и процедила голосом ребёнка:
— Кофе хочу.
— Перебьёшься. На последние деньги вчера поужинали. — Лео взял в охапку сваленные на столе вещи Фани и бросил в неё: — Одевайся, я сказал.
— Мне холодно. — Фани накрылась с головой одеялом. — Хоть бы обогреватель купил.
— За электричество ты будешь платить?
Ссутулившись под низким потолком Лео подошёл к этажерке в углу возле двери. И здесь уже поднял голову. На двух верхних полках лежали аккуратно сложенные вещи Лео. Одежды немного, но красивая, дорогая и почти новая — подарки Кристалин.
На следующей полке — ноутбук, большая толстая тетрадь для конспектов, несколько книг по экономике и менеджменту, флакон с духами.
На нижней полке — дешёвые джинсы. Их мать покупала в супермаркете сразу на всю семью со скидкой. Ещё свитер неизвестного цвета и пару застиранных футболок. Лео всё собирался выбросить это тряпьё, в котором приехал в Ниццу полтора года назад, но руки не доходили.
Он вытянул из стопки новых вещей кашемировый свитер, за стоимость которого сестра с братьями в Лионе питалась бы целую неделю вкуснейшими мамиными запеканками с большим количеством мяса. Одновременно выскользнула и полетела вниз затерявшаяся между одеждой денежная купюра. Лео подхватил её, не дав упасть на пол.
— О, двадцатка! Тебе повезло, Фани, позавтракаем в булочной внизу.
Фани скинула с себя одеяло:
— Только умоляю, не душись так сильно. У меня голова потом болит целый день. Вкус у твоей Кристалин просто отвратный. Как она могла купить такую гадость.
Лео обильно полил себя духами прямо из флакона:
— Ты ничего не понимаешь. Богатых издалека по запаху определить можно. Они много душатся, не жалеют.
— Им просто бабки некуда девать. — Фани быстро одевалась, чтобы успеть за Лео. — От такой вони нормальный человек задохнётся. А ты всё равно на богатого не похож, хоть ведро духов на себя вылей. Глаза как у голодного кота на помойке.
— Лучше заткнись.
На входной двери — массивная, непропорционально большая для комнаты-шкафа, деревянная вешалка. Лео снял с крючка кожаную модную куртку, тоже подарок Кристалин.
Спустились на первый этаж в булочную-кафе.
В булочной тепло. Беспрерывно работает кондиционер. Уютные запахи ванили, расплавленного сливочного сыра и молотых кофейных зёрен.
Фани ела круассан и запивала из большой чашки кофе с молоком.
— Просто обалдеть как вкусно. Финэ дель мундо (конец света ит.). — Фани говорила с набитым ртом. Наполовину итальянка, она любила вставить итальянские фразы в разговор.
Лео сделал глоток чая и отодвинул стакан:
— Горячий.
Достал из кармана куртки телефон, набрал номер Кристалин. Длинные гудки не обещали ничего хорошего.
— Что, финита ля комедия (конец спектакля ит.)?
— Она заблокировала мой номер.
— Лучше работу найди.
— Какая тебе разница, где я беру деньги.
— Ведёшь себя как урод. Любовь за деньги — это так мерзко.
— Ты что, ревнуешь?
— Ха-ха! К этому сморщенному как чернослив ископаемому?
— Когда она давала бабки, тебя не волновал её возраст.
— Главное, он не волновал тебя.
— Не твоё дело. — Лео резко встал, направился к выходу.
Он не знал куда идти, но чувствовал, что нельзя оставаться на месте — нужно двигаться вперёд, чтобы привлечь обстоятельства.
— Подожди! Я с тобой. — Фани вскочила, запихнула в рот остаток круассана и побежала за Лео.
2
Лиза — тридцатилетняя вдова русского происхождения — лежала с открытыми глазами на удобном матрасе у себя в спальне.
— Ку-ка-ре-ку-у-у-у! — На улице надрывался в предрассветном крике петух.
— Ненавижу, — прошептала Лиза. — Даже в воскресенье не даёт поспать.
Этот петух был прихотью соседских детей и уже который день будил жителей элитного посёлка под Ниццей. Он кукарекал беспрерывно до восхода солнца с интервалами разной длины. Засыпать в минуты затишья бесполезно.
Лиза вспомнила, что подростком любила просыпаться по утрам раньше родителей. Вытаскивала из-под подушки тетрадь, шариковую ручку и рисовала в тишине. Девушка в длинном платье кружилась со страницы на страницу.
Однажды Лизе приснился юноша. «Мой муж,» — подумала она. В деталях запомнила его лицо и нарисовала. Теперь девушка кружилась в танце не одна, а с юношей.
Тетрадь прятала за холодильником, потому что мать Евгения Всеволодовна любила обыскивать Лизину комнату в поисках следов личной жизни дочери. Возвращаясь со школы Лиза часто замечала, что её вещи меняют места.
В тот день заболел учитель. Лиза пришла из школы раньше и застала Евгению Всеволодовну врасплох с тетрадью в руках.
— Отдай! — Закричала Лиза. — Отдай!
— Думала, я на кухне не найду, — не растерялась, помахала тетрадью Евгения Всеволодовна.
— Не смей! Это моя тетрадь. Я сама рисовала.
— Догадалась, что сама. Кто ещё может нарисовать такую пошлость.
Лиза перестала дышать. Это смерть. Она умерла. Стыд, позор. Часть её души — пошлость. Маме не нравятся её рисунки.
В комнату вошёл отец Николай Петрович.
— Что здесь происходит?
— Посмотри, Николя, чем занимается твоя дочь, — после переезда во Францию Евгения Всеволодовна называла мужа по-французски: Николя.
— Философские рисунки, — листая страницы тетради сказал Николай Петрович, — хотя пропорции не совсем, но вполне реалистично.
— Да это же бред! Как до такого можно додуматься? У неё с головой не в порядке. Вся тетрадь измалёвана портретом какого-то мужчины. Кто он? Отвечай!
Лиза с надеждой посмотрела на отца: что он ответит? заступится ли за неё
...