Оглавление

Ленин дыш, Ленин кыш, Ленин тохтамыш! Именно так по приданью звучит на одном из азиатских диалектов бывшего многонационального советского народа фраза Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить. Народ тот был безграмотен и диковат. Считал Ленина эдаким сказочным батыром, который выпил у них Аральское море. Ленина теперь уже нет. Если не считать сухенькой сморщенной мумии, выставленной на показ в центре Москвы на Красной площади. Его злой гений превратился в бестелесный дух и надеюсь, со временем растает в воздухе бесследно. Пасет тот народ, как и тысячу лет назад отары своих худосочных овец в солончаках, и возвышаются памятниками некогда великому вождю ржавые остовы кораблей посреди пустыни. Однако Ленин это целая историческая эпоха. Я тоже со своей стороны хочу слепить памятник вождю. В моем случае, как говорил «наше все» Александр Сергеевич Пушкин, не рукотворный…..

Наш паровоз вперед летел…

Фридрих Энгельс писал, о том, что история человечества, есть не что иное, как история кровопролитных войн. До него, к этому выводу приходило немалое количество мыслителей, начиная, с самых что ни на есть древних греков. Сей постулат неоспорим и действителен в любые времена. И мы с этим согласимся. Военные науки, как и ремесло, всегда шли вплотную с изобретением, различного рода предметов взаимного истребления. Каждой эпохе соответствовало свое, ноу-хау, ранее не виданное, гениальное, способное вселять в людей трепет и лишать их жизни. От стрел, катапульт, пороха, колючей прово­локи, с висящими на ней мумифицированными солдатскими телами, под нестройные трели пулемета «Maxim», через лязганье танко­вых гусениц и реактивную тягу, вояки бравым маршем дошли до ковровых бомбардировок и всеобщей термо­ядерной истерии. Однако, самое великое, в кавычках, изобретение, по своей поражающей мощи, и ужасающим по­следствиям применения, показал миру, немецкий бравый «гусар», боевой ге­нерал от инфантерии, вояка Эрих фон Людендорф.

Куда нацелить пушку, вопроса перед ним не стояло. Первая мировая война в разгаре. На матушку — Европу вдруг, как проклятие с небес сошло умопомрачение, и казалось бы, годом ранее добрые соседи неистово уничтожали друг друга, соревнуясь в коварстве и жестокости. Будто бы людям до этого момента жилось скучно, и они вдруг возненавидели свою сытую жизнь, а заодно и друг друга.

Как известно Эрих не считал себя вершителем судеб в планетарном масштабе, злым, порочным гением, в отличие от младшего современника и товарища Адольфа, однако ему, полагаю, до сей поры икается в аду, в теплой компании Нерона, Кортеса, Ваньки Грозного и прочих, им же подобных. Причиной тому, смертоносное оружие, которое он применил, вошедшее в историю под названием — «эксклю­зивный десант российской социал-демокра­тии в тылы врага». Мишенью прусак-генерал выбрал, естественно Россию, ибо видел в ней дикого, непримиримого и лютого врага. Брошен­ный Людендорфом снаряд, угодил точно в сердце Голиафу — тяжело больной, но все еще рефлектирующей, Российской империи. Колосс не смог устоять и рухнул, похоронив под своими обломками колоссальную массу народа.

В этом своем, небольшом рассказе, я лишь едва затрону тему самой сути поражающего элемента. Про это написано бесчисленное количество художественных книг и научных трудов как хвалебных, полных позитивных эмоций, так и ругательных. Не мне тягаться с признанными мастодонтами от исторической науки. А мой маленький неподдельный интерес касается способа доставки «бомбы» в цель, посредством незамысловатого пломбированного железнодорожного вагона. Так сказать самое начало этой истории. Отправной момент, когда пороховые газы еще только выталкивают из ствола пулю, придавая ей мощную кинетическую энергию, и никто не знает, как далеко, в каком направлении она полетит, и кто в конечном итоге станет ее жертвой. Я попробовал суммировать, а затем изложить все то, что донесла до нас скупая на правду и неоднократно переписываемая под различными углами зрения, старушка — история. Ну а поскольку, некоторые ее абзацы регулярно вымарываются, переписываются, или умышленно путаются, то мне, как автору, пришлось кое-что домыслить, а что и приукрасить, для полноты восприятия ситуации в целом.

Перед любым исследователем, прежде всего, стоит вопрос предтечи. Всегда интересен тот, кто, оставаясь за кадром, сводит концы воедино и дает предприятию толчок. Как модно говорить, та самая пресловутая закулиса. Была ли она? В нашем случае была, и величали ее, вернее его, Александр Львович Парвус, личность очень неоднозначная. Человек в высшей степени беспринципный, неглупый и сверх любой меры амбициозный. Однако беда подобных людей всегда заключалась в том, что поставленные ими, перед собой цели, зачастую становятся размытыми уже в начале пути к их осуществлению. В таком случае остается лишь процесс следования, неизвестно куда, имея в сухом остатке, как правило, горькое разочарование. В отношении таких, чаще прочего мы слышим библейское стенание «Прости их господи, ибо не ведают, что творят!».

Даже по прошествии многих лет и публикации бесчисленного количества разнообразных мемуаров, едва ли кто себе представляет, чего же в конечном итоге хотел этот человек. Проходимец, на какое-то время возомнивший себя кукловодом общеевропейского масштаба, пролетел яркой звездой на политическом небосклоне Европы, начала ХХ века. Однозначной оценки его действиям, нет до сих пор. Большинство ученых исследователей, поковырявшись в документах, сходятся в едином — лучше бы было этому «герою» не родится вовсе.

Так уж вышло, что, там где ни ступал его башмак, непременно начинались всякого рода скандалы и передряги, все вставало вверх дном, начинались свары и драки, а он умудрялся, оставив о себе неприятные воспоминания, удалится в никуда, целым и невредимым, с минимальными для себя потерями. Так повелось с первой русской революции, когда он впервые появился на сцене, так повторялось и позже, в течении последующих лет, до самой его бесславной кончины. Родившись в Российской империи и позже приняв подданство кайзера Вильгельма, он колесил по всей Европе и гадил повсюду, где мог. Его, сжав кулаки и сплюнув на сторону, поминали недобрым словом повсюду. В самой Германии, в Турции, Швеции, на Балканах и в Австрии, но больше всех, его «полюбили» на родине. Ни в одной из стран, Парвус не задерживался надолго. Где-либо обрисовавшись, он наскоро сводил знакомства с богатыми и влиятельными господами, умея выдать себя за интересную и нужную личность. Будучи непревзойденным знатоком интриги, человеком абсолютно бесчестным и бессовестным, где лестью, где подкупом, где лживыми посулами, плел свои козни среди высшего света, мирил, ссорил, занимал денег и ссужал в долг, раздавал гарантии и тут же их нарушал, блистал остроумием и до некоторой степени ученостью. Был недурен собой, чрезвычайно манерен и обаятелен. Многие его знавшие господа, отмечали в нем определенный дар мистификатора, что, как мы знаем, пользуется спросом среди людей недалеких и большинства женского пола в особенности. Заработав весьма сомнительными методами сколько-нибудь денег и отведя душу, наш герой всегда успевал раствориться в ночи, незадолго до того, как у кого либо, созревала решимость прострелить ему голову.

Самое интересное заключается в том, что многие из «сильных мира того», зная, что за Александром Львовичем тянется волокуша особенно неприятных проблем, тем не менее, ввязывались с ним в совместные проекты, дружбы против кого-либо и в конечном итоге, или стрелялись, или оказывались под забором. Интеллект, обходительность, звериное чутье и неутолимая жажда наживы, на какой-то момент, сделали эту фигуру, очень богатым человеком. Держа нос по ветру, соответствуя требованию нового времени, Парвус проявил себя, своего рода новатором. Одним из первых в новейшей истории, Александр Львович, понял, что на высокой политике и торговле секретами, можно делать огромные состояния, не снившиеся ни самому богатому фабриканту, ни самому удачливому банкиру.

Будучи по происхождению никем, дыркой от бублика, простым местечковым евреем, он освоил игру королей. Он сумел, пусть не надолго, пусть с краю, но пролезть в высокую политику в роли мистера Х, эдакого доктора Но, записного демиурга. Родись великий махинатор пятьюдесятью годами раньше, его бы, скорее всего, вздернули на первом суку или затравили собаками. Но в окна, срывая ставни, стучался XX век. Пришли иные времена и Парвус, не без успеха, пытался им соответствовать.

Если верить в теорию о переселении душ, то более поздней реинкарнацией Александра Львовича, вполне мог стать наш Борис Абрамович Березовский, очень схожий с великим махинатором начала ХХ века, как внешне и внутренне, так и трагичностью судеб. Оба имели соответствующие качества, были жадны, умны, лицемерны и беспринципны, умели устроить где-нибудь всеобщее глобальное несчастье и извлекать на этом, пусть и грязную, но звонкую монету. И ничего. Еще император Веспасиан, за тысячу лет до того, просветил мир, заявив, что деньги не пахнут. И Парвус и Березовский были умны и не лишены обаяния, умели, когда и где нужно надавить. Если что-то касалось сферы их личных интересов, превращались в зверей. Все запоминали, никому ничего не прощали, и всегда, как охотничий пес, взявший кровавый след, преследовали собственную выгоду. Один, подобен другому, всплыли на сломе эпох, играли по крупному, ва-банк, и проиграли. У подобных им людей, имеется рано или поздно, губящий их недостаток. Как вышеупомянутые, идущие по следу собаки, они теряют способность видеть происходящее вокруг и, теряя способность к объективному анализу, сами себя загоняют в роковую западню. Оба два сгинули в безвестности, на чужбине, оставив по себе дурную память.

В 1917 году, Александр Львович, светский лев с либеральными идеями, блистал как екатерининский червонец, находясь в зените своей умопомрачительной карьеры, хотя кое-где, в тех местах, где он бывал ранее, уже были выписаны ордера на его арест. Но полагаясь на чудодейственную магию денежных купюр и собственную счастливую звезду, он не прятался, не отсиживался в укрытиях. Упорно и целенаправленно, Парвус, продолжал свое дело, в открытую, ничем не стесняясь и не опасаясь ни кого. Остатки европейского рыцарства, вместе с Бонапартом и Фридрихом II Великим, канули в небытие и настали времена, когда на политическую сцену под аплодисменты, ворвался хитрый, расчетливый, жизнелюбивый еврей-торгаш. Он рассказал всем, что все можно купить за деньги и все продать. Оговаривалась лишь сумма. Европу сильно штормило войной и он, наглый, самоуверенный и до безобразия самовлюбленный скакал с одного высокого гребня волны на другой. Именно Парвус, замыслив очередную глобальную аферу, сумел вбить в голову очень непростого и упрямого прусака Эриха фон Людендорфа идею, начинить железнодорожный ва­гон смертельной заразой и пустить его по рельсам в направлении России. К тому же, некоторые поговаривают, что он сам ссудил это предприятие немалыми деньгами, работая на перспективу и рассчитывая на заоблачные проценты. Впрочем, я этому не верю. Парвус не был бы евреем Парвусом, если бы потратил, хотя бы одну собственную копейку. Вся красота и изящество его искусств сводилась к тому, что бы получить максимальную выгоду не на собственных инвестициях, а как бы из воздуха, используя личные достоинства и недостатки других. Тем более, как говорил литературный персонаж Ильфа и Петрова Остап Бендер, неисчислимые богатства просто валяются у нас под ногами.

Есть приданье, что когда царя Креза, завоеватель Кир повел на костер, вели­кий Крез причитал, дескать, опальный Фемистокл был трижды прав, говоря, что нельзя кичиться ни богатством, ни достижениями, пока еще жив. Судьба иногда случается переменчивой. Что посеешь, то и пожнешь. На всякого Парвуса, найдется свой Ленин, еще больший интриган и пройдоха. Результат масштабной и красиво задуманной железнодорожной аферы не принес великому дельцу- мистификатору ни денег, ни славы. Александр Львович рассчитывал в случае победы русской революции, как минимум на портфель министра финансов в обновленной стране, а получил ленинский кукиш с маслом. Большевики, никогда не знавшие благодарности, считая ее архаическим пережитком, в конечном счете, оплевали Парвуса со всех сторон и позже предали забвению, что, в общем, и нормально. Наш герой, возомнив себя ровней, уселся за один карточный стол в компании именитых прусаков, сынов и душеприказчиков железного канцлера с одной стороны и большеви­ков, которым в умении передергивать и шельмовать, история не знала равных, с другой. Первые, не вникая в подробности, сразу били канделябром по голове, вторые же имели в каждом рукаве по восьми тузов. И те и другие попользовали Парвуса как базарную девку, а на утро, сделав вид, что не знают даже его имени, захлопнули перед его носом двери. Кто сейчас помнит Александра Львовича, выдающегося комбинатора, достигшего казалось высот Ирода Великого, интригана и мошенника с большой буквы? Прах и пепел! А пломбированный вагон нет-нет да где-нибудь и проскочит.

Если в вкратце коснуться сути вопроса, то для людей, не знающих и не интересовавшихся новейшей историей, расскажу с чего, все собственно начиналось. В конце 1916, начале 1917 года в Европе полыхал костер невиданной доселе по своим масштабам жертв и разрушения войны. Бои на фронтах более напоминали мясорубку и шли на явное истощение воюющих сторон. Немцам, как и другим, приходилось весьма не сладко. Солдаты гибли сотнями тысяч. Людские ресурсы рейха таяли на глазах. В это непростое время, на пороге генштаба немецкой армии и появился наш Александр Львович Парвус. Какая перед этим была проведена работа, кто его пустил в святая святых прусской военщины и чьими рекомендательными письмами он заручился, я думаю, останется неразгаданной тайной. Факт остается фактом — его там приняли, выслушали и предложением заинтересовались. Людендорфу, Парвус не понравился. Он ему не доверял. Да и как может прусский генерал доверится незнакомому, скользкому человеку, манкирующему своими якобы патриотическими чувствами на благо Великой Германии, пускай и имеющему немецкое подданство, однако все же местечковому еврею, урожденному Российской империи. С другой стороны план Парвуса выглядел простым и логичным. Социальная обстановка в России к тому времени напоминала паровой котел, с заевшими аварийными клапанами и была настолько не стабильной, что в любой момент, при малейшей встряске могла рвануть. На перспективу многое могло зависеть от тех сил, которые на этой волне хаоса прорвутся к вершине власти. Именно таковыми и представил Парвус Людендорфу российский социал-демократический сброд во главе с Владимиром Лениным, отсиживающийся после первой русской революции в швейцарской эмиграции. По заверениям Александра Львовича, Ленин и его сподвижники давали гарантии того, что придя к власти, выведут Россию, одного из ключевых игроков противостояния германскому блоку, из войны. Перспективы казались весьма заманчивыми. Всех дел-то и было, что нелегально переправить банду Ленина через территорию Рейха в какую-нибудь нейтральную страну, поближе к отеческим пенатам. План был утвержден. Несколько месяцев согласовывали детали. И позже, когда казалось, что все идет хорошо, на душе у Людендорфа было не спокойно. Скребли кошки… Если бы он знал, что эта зараза проползет и к нему на родину.

В конце марта 1917 г., по воспоминаниям швейцарского социал-демократа Фридриха Платтена, на Цюрихском вокзале, собралась большая, разношерстная группа шумных, плохо одетых людей, представлявшихся между собой «Цветом российской социал-демократии в изгнании». 99,8% из них, были евреи. Подобно вечному жиду, они долгое время скитались по Европе, выискивая лучшую долю, и теперь, осознав, что им нигде не рады, возвращались на родину, в «не мытую Россию», отнюдь, заметьте, не для того, чтобы ее отмыть, как показала история, а еще больше запачкать. Разномастные смутьяны, демагоги и террористы, вся эта, похожая на мусорную кучу, цветастая шобла, переминаясь с ноги на ногу, нервозно ожидала двух событий. Первое, когда подъедут их старший товарищ и вождь, Владимир Ильич Ленин с супругой, под имя которого, германская раз­ведка, и гарантировала, проезд в комфортабельном пломбированном вагоне. И второе, когда подадут собственно сам вагон. Время тянулось медленно. Ленин, зная, что без него не уедут, опаздывал, и состав подавать так же не спешили. Социал-демократы, тем более евреи, особой любовью, со стороны работников депо, как в прочем и остального швейцарского пролетариата, увы, не пользова­лись. Погоды стояли промозглые, ветреные. Революционеры промерзли, поскуч­нели и стали тихо роптать. Что бы чем-либо занять соратников, Григорий Евсее­вич Зиновьев, наиболее близкий Ильичу активист, затеял импровизированный митинг. Однако в товарищах, рангом пониже, его порыв не высек искры, трут был сырым и пламени не занялось. Людям, если их можно так назвать, хотелось в сы­тое тепло. Однако внутрь вокзала, их не пускали личности в черной полицейской форме. Швейцарцам не терпелось отправить все это гавно подальше из Цюриха. Куда не важно, да хоть бы и в ад.

По воспоминаниям социалиста Аксельрода, неожиданно, с целью ободрить публику, знаток античной истории Карл Радек, подобно римскому гаруспику, тыкая пальцами в небо, обратил внимание собравшихся на стаю кружащих над головами птиц, пытаясь выдать это за добрый знак. Однако оживление почувствовалось только после того, как одна из галок нагадила на Григория Евсеевича, пометив рукав черного драпового пальто. Зиновьев эмоционально выругался на идише, чем вызвал кратковремен­ную веселость. Время шло, а волнение, вызываемое неопределенностью, росло. Среди партийцев стали высказываться предположения, одно нелепее другого. От первого, что их вождь, провалился в открытый водопроводный люк и до послед­него, что его похитила царская охранка и инкогнито, на дирижабле вывезла в одну из стран Антанты, а оттуда на субмарине в Россию.

Ленина заприметили издалека. Он молодецки выскочил из подкатившего к во­кзалу экипажа и галантно подал руку Надежде Константиновне, своей супруге. Расплатившись с извозчиком, держась друг друга, энергично размахивая зонтами, вдвоем они проследовали в направлении ожидавших их товарищей. За ними семенил, сгорблен­ный под тяжестью дюжины чемоданов носильщик-албанец.

В отличие от других, чета Лениных, выглядела вполне себе импозантно. Одеты, были они хорошо, по последней моде, казались бодрыми, веселыми и без­заботными. Их можно было принять за преуспевающих буржуа, радующихся жизни во всех ее проявлениях. Большевистская касса, пополняемая отжатыми у «мироедов-экспроприаторов» деньгами, не пустовала и все было бы не плохо, однако в дорогу, архитектора нового мира, великого революционера-марксиста позвала ненасытная жажда величия, святая вера в сопричастность к свершению судеб мира, постоянно зудящий и не дающий покоя, въевшийся в кость азарт большого игрока. Ленину не терпелось примерить, так сказать, свою жилетку если не на всю вселенную целиком, то хотя бы на матушку Россию, занимавшую едва ли не четверть земного глобуса.

Вскоре по прибытию большевистского главаря подали и состав. Тут же, как это бывает у русских, по закону жанра, при посадке произошел некоторый конфуз. Выяснилось, что по условиям сделки, на границе с Германией, в вагон должны были подсесть два уполномоченных немецких офицера, в качестве сопровож­дения, что бы, не дай бог, вся эта крайне ненадежная публика не соскочила на просторах великого Рейха. Поэтому одно купе необходимо было оставить сво­бодным. Четырем товарищам, волей судьбы не суждено было войти в историю участниками исторического десанта. На перроне оставили одну беременную бабешку, активистку партии Паолей-Цион, двух анархо-коммунистов, по нацио­нальности грузин и автора книги «Выдаю­щиеся личности русской революции», доктора Оскара Блюма. Последний напился как рейтар и едва держался на ногах. Вообще Блюма, Ильич не жаловал. В своей книге, доктор отвел Ленину весьма скромное место, упомянув его заслуги лишь дважды и то в сомнительном, для пользы революции, кон­тексте. Кому не хватит места в вагоне, вождь решал единолично, руководствуясь изобретенным по этому случаю им са­мим, принци­пом демократического централизма. Особенность ленинской модели, отточенной позже до совершенства его преемником Иосифом Виссарионовичем, соответство­вала формуле — «Меньшинство беспрекословно подчиняется мнению большин­ства. А выразителем мнения большинства, является непосредственно сам вождь!»