Не чаяли, что доживут до Бурлюков, Крученых и железо-бетонных поэм.
Это сквозь жизнь я тащу миллионы огромных чистых любовей
И миллион миллионов маленьких грязных любят.
Нет, очнешься порой,
Взволнован, встревожен
Воспоминанием смутным,
Предчувствием тайным…
Буйно забьются в мозгу
Слишком светлые мысли…
И, укрощая их буйство,
Словно пугаясь чего-то, — «не лучше ль,
Думаешь ты, чтоб и новый
День проходил, как всегда:
В сумасшествии тихом?»
Согласный звук горящий муж —
Цветного бремения темя!..
Я проклят и нечист. В канаве место мне,
Я знаю, что сгорю на медленном огне.
Такой ужасной смерть не снилась и во сне!
Я мукою своей обязан Сатане.
Уже ни на земле, ни в небе места нет.
Где черти обдерут несчастный мой скелет?
В кромешный ад идти совсем охоты нет,
А Господу я враг, — закрыт мне райский свет.
Больной душе моей возлюбленной не стат
Всем миром надо мной занесены бичи,
Всех адских глаз в меня направлены лучи,
Все двери предо мной закрылись на ключи!
Сойду ль когда с пути моих безумных дел?
