подняла брови. – Вы больше уже не дочь Уиклиффа. Вы герцогиня Темберлей. У вас есть определенные светские обязанности, и вы останетесь в Лондоне. Вы должны быть представлены ко двору. А когда вы действительно забеременеете, вы отправитесь в замок Темберлей. Наследник герцогства должен родиться там. Впредь вашей матушке придется обходиться без вас. Мэг возразила: – Это брак по договоренности, а не по любви, ваша светлость. Никто не ожидает, что мы будем вместе появляться в свете. – Напротив, Маргарита. Вас выбрали, чтобы придать Николасу респектабельности. Вы будете появляться на каждом балу, на каждом званом вечере, а также в опере как его жена, добродетельная дочь графа Уиклиффа. Это ваш долг, такой же долг, как и рождение наследника. Это означало больше ночей в его объятиях и дней в его опасной соблазнительной компании. Так был ли он героем войны, как полагал Гардинер, или повесой и распутником – героем бульварных газет? Привлекательный на карикатурах, во плоти он был просто неотразим. – В чем дело, дитя? – спросила герцогиня с притворным сочувствием. – Наверняка вы сознаете, что теперь слишком поздно выказывать недовольство. Вы вышли за Темберлея, чтобы спасти свою семью, не так ли? – Я вышла за него, чтобы снова стать богатой! – в запале выкрикнула Маргарита. Старая герцогиня опять рассмеялась: – Тогда почему вы стремитесь вернуться в Уиклифф? Если вам хочется пользоваться его деньгами, тогда Лондон для этого – самое подходящее место. Драгоценности, наряды, званые вечера, приемы – все это здесь, не в Сомерсете. Понимаю, вам этого не нужно. Вы продали себя дьяволу ради своей семьи. – Герцогиня прошлась по комнате, опираясь на трость. – И все-таки я подозреваю, что ваш выбор обусловлен чем-то большим, чем семья или деньги. Разве не так? Вы хотели его! Мэг покачала головой, чувствуя, как запылали ее щеки. – Ну, полно, не надо лукавить теперь, когда все случилось. Я видела ваше лицо в тот день, у модистки. А почему бы и нет? Он красивый мужчина, имеющий определенную репутацию… Маргарита в ужасе вскочила. – Нет! Вдова недоуменно вскинула брови. – Вы же сказали, что брак был успешно консуммирован. Герцог пользуется славой непревзойденного любовника. Вам понравилось? Мэг молчала. Ее охватил жар. Тело помнило каждую его ласку, каждый поцелуй. – Ну так как? – требовательно спросила старая герцогиня. Ярость придала Маргарите смелости. – Он был великолепен, ваша светлость, – выпалила она, стараясь шокировать и заставить молчать старуху. Но та усмехнулась и радостно ударила тростью в пол. – Вот видите? Я знала, что вы будете ему прекрасной парой! В вас есть
губ сорвался сдавленный звук ответной ярости. – Как? Лежа на спине, в то время как вы будете сравнивать меня с ней? – выкрикнула она. – Пожалуйста, уходите, ваша светлость. Вы слишком явно показали мне, что я вам противна… Маргарита осеклась, когда он двинулся к ней. – Мне что же, уложить вас в постель и показать, какой я нахожу вас? Она в недоумении уставилась на мужа, и он увидел, как гнев борется с неуверенностью в ее глазах. Она отвернулась. – Нет. Не сегодня. Не сейчас. Некоторое время он смотрел на ее прикрытую шелком спину, на ее босые ноги. – Я не имею обыкновения принуждать женщину к близости. Ложитесь спать, Мэгги. Одна. Желаю вам в полной мере насладиться покоем. Не обращая внимания на ее возмущенный возглас, Николас переступил через выбитую дверь и ушел к себе в спальню. Улегшись в холодную постель, он накрыл голову подушкой и закрыл глаза, чтобы избавиться от преследующего его образа страдающей Мэг. В ушах звенели последние слова Дэвида: «Это вина Николаса». На этот раз по крайней мере это было правдой
