Чтение – еще один (и очень эффективный!) способ выкачать из мироздания немного радости сверх отпущенной нам нормы, и мне кажется, что долг родителя – попробовать научить ребенка эту радость находить и использовать.
Магия, заложенная в бестселлере, может быть не вашей магией. Нет ни одного человека в мире, который был бы обязан любить Дарью Донцову, «Пятьдесят оттенков серого», «Гарри Поттера», сериал Дмитрия Глуховского «Метро» или – ну, да, Барбару Картланд. Но брезгливо кривить губу, смотреть сверху вниз и соколиным глазом прозревать в любом большом успехе результат всемирного заговора, плод бесстыжей маркетинговой раскрутки или, на худой конец, признак полнейшего всемирного дурновкусия, – крайне неосмотрительно. Большой успех не бывает «незаслуженным» или случайным, хотя не всегда его причины, как проницательно заметил Флобер сто с лишним лет назад, лежат в сфере художественного. Вместо того, чтобы высокомерно наслаждаться собственным иммунитетом к объектам массового вкуса и героически выгребать против течения, интереснее и продуктивнее будет найти и осмыслить магию, делающую великий бестселлер великим бестселлером. Про магию всегда интересно – не верите мне, спросите Джоан Роулинг.
Приятно было бы, конечно, провести демаркационную линию между добром и злом, объяснив себе и другим, что некие условные «мы» – очень хорошие и гуманные – на протяжении последних ста лет страдали по вине не менее условных «их» – очень плохих и жестоких. Это приятная, удобная и утешительная картина мира, но у нее есть один недостаток – она неверна. Границу между жертвой и палачом применительно к событиям советской эпохи провести едва ли возможно, потому что почти все жертвы имели в анамнезе в худшем случае немного палачества, а в лучшем – слепоту и искренние, но от этого не менее гибельные заблуждения, сделавшие палачество возможным.
история Бильбо Торбинса – это не просто сказка, не просто плутовской роман; это история духовного роста и преображения, работы над собой и впечатляющей победы.
Одним из первых писателей, прямо или косвенно откликнувшихся на призыв Эко к повышению стандартов развлекательной литературы, стала английская детективщица Эллис Питерс, прославившаяся романами о расследованиях брата Кадфаэля – бывшего крестоносца, а впоследствии бенедиктинского монаха XII века (в девяностые годы по ним был снят популярный телесериал «Хроники брата Кадфаэля»).
Для меня, к примеру, идеальными переводчиками и самыми надежными ориентирами в англоязычной прозе служат Леонид Мотылев и Анастасия Завозова: мне не только нравится их переводческая манера – мне еще исключительно близки их эстетические предпочтения. А во всём французском я доверяю Наталье Мавлевич – наши взгляды очень схожи
Примерно так же и «нобелевка»: награда Светлане Алексиевич (помимо вполне очевидного стремления напомнить миру о существовании Беларуси и намекнуть Александру Лукашенко, что не всё в порядке во вверенном ему королевстве) – это в первую очередь сигнал: нон-фикшн – тоже литература, тоже «мое». Премия Бобу Дилану – сообщение, что поющаяся поэзия – тоже поэзия, ничуть не хуже записанной буквами на бумаге. Премия Мо Яню – свидетельство, что в Китае есть вполне великая (и при этом подцензурная) литература. И шутники, драматически воздевающие руки горе и восклицающие: «Ну, дальше только комиксам и подростковому фэнтези!», плохо понимают логику Нобелевского комитета. Да, рано или поздно премию получат и комиксы, и, даст бог, Джоан Роулинг, потому что всё это тоже безусловно важная и влиятельная часть литературы (ну, или очень скоро ею станет) – и в этом качестве должно быть включено в нобелевское пространство, взвешено, оценено и признано годным.
о должен быть «Письмовник»[19] Михаила Шишкина, «История одного немца»[20] Себастьяна Хафнера или, допустим, «Стоунер»[21] Джона Уильямса.
приятной новизны и уютной узнаваемости.
и глобальной, она говорит с российским читателем о вещах, важных именно – и в первую очередь – для него.
