Оглавление

1. Господа офицеры
2. О книге и её авторе
   1. Биографическая справка
   2. Война ― это абсолютное зло
   3. Предисловие
   4. Письмо другу. Лянгар
3. Дед Тимоха
   1. (Описание-воспоминание к фотографии)
4. Моя первая встреча с В. Г. Захаровым
5. «Старая гвардия» или немного о Константине Константиновиче Шошневе
6. Знакомство с афганскими революционерами «первой волны»
7. Другие встречи в Афганистане с друзьями и знакомыми
8. Полёты с А. И. Тимофеевым
9. Безымянный перевал в районе перевала Харгуш. Посадка и взлёт
10. Партийное собрание
11. О классности лётного состава
12. В. Г. Захаров ― командир учаральской авиационной эскадрильи
13. Неизвестный, но ИСТИННЫЙ герой
14. Итоги 1985 года
15. Разведка
16. Зардевская операция 1985 года
17. О взлёте с одним работающим двигателем
18. О том, чего как бы не было, но было И о том, что было, но как бы не было…
19. Самая «жёсткая» и «крутая» моя командировка в Афган
20. Памяти Героя
21. 10 июля ― День памяти. Операция по уничтожению горной базы Шардара
22. Воспоминания о Герое (Размышление о том, что такое подвиг)
23. События, запомнившиеся навсегда и особо врезавшиеся в память после этой командировки

Господа офицеры. Часть I. Автор Владимир Циканов. / Художественное оформление, дизайн и компьютерная вёрстка в авторском исполнении.

Автор выражает искреннею благодарность Фомину Борису Николаевичу, Дитёвым Ольге и Сергею ― в редактуре и корректировки текста, а также всем друзьям, оказавшим техническую и всяческую другую поддержку и помощь в настоящем издании.

Настоящее произведение затрагивает и описывает события 1980—1989 гг. В книге рассказывается в основном о людях лётной профессии, военнослужащих двух авиационных подразделений пограничной авиации КГБ СССР. Это войсковые части 9807 и 2177, участвовавшие в боевых действиях в Афганистане весь описываемый период времени…

Книга «Господа офицеры» написана лётчиком афганской войны, командиром экипажа транспортно-боевого вертолёта Ми-8. Речь в книге идёт об этой войне, с её первого дня до последнего. Рассказывается о том, чего по существующим понятиям и определениям никогда не было, потому что быть не могло… Но на самом деле было. Каждая страница открывает перед читателем увлекающие, захватывающие и интригующие сцены, за которыми скрываются смелые и отчаянные поступки лётчиков-вертолётчиков пограничной авиации КГБ СССР и их командиров.

Всё повествование написано в стиле «Письмо другу».

Автор пишет письмо через 30 лет после афганских событий своему другу-сослуживцу, контрразведчику, курировавшему по линии особого отдела когда-то лётную воинскую часть, в которой проходил службу автор, все герои и персонажи его повествования.

В своих воспоминаниях он рассказывает о том, как всё было и происходило в действительности, о своих друзьях-однополчанах, совершавших настоящие подвиги у него на глазах, о командире, который был настоящим Героем, и должен был стать Героем Советского Союза, поскольку представлялся к награждению этим высоким званием неоднократно… Но… По каким-то причинам документы о представлении к этой награде ни разу не дошли и не легли к подписи на стол ни Председателю КГБ СССР, ни Верховному Главнокомандующему. Как бы между строк автор рассказывает и о себе…

Эта книга будет интересна широкому кругу читателей. Всем думающим людям разного пола и возраста (18+) вне зависимости от рода деятельности, должности, общественного статуса, имеющихся личных интересов, увлечений и т. д., а также всем военным, бывшим и настоящим, участникам боевых действий различных конфликтов в разных странах на разных территориях и, конечно же, представителям всех авиационных специальностей, лётчикам любой авиации, любых летательных аппаратов, студентам авиационных ВУЗов и курсантам лётных училищ.

О книге и её авторе

Уважаемые читатели!

Книга Владимира Циканова является высокохудожественным произведением, талантливо написанным реальным участником событий, которые произошли уже более тридцати лет назад.

В Афганской войне приняли участие более шестисот тысяч военнослужащих, и каждый из них видел эти события со своей стороны, высоты и глубины. Если каждый участник напишет книгу — они все будут разные. Однако Владимиру Циканову удалось показать самые глубинные чувства и переживания честного и порядочного человека, который на войне особенно остро чувствует все стороны и грани реальной жизни. Война перемолола Володю в своих жёстких жерновах и отпустила его жить дальше. На протяжении всей послевоенной жизни в душе и голове автора бурлила работа и вылилась она в эту книгу, главной особенностью которой является честность и прямота, откровенный анализ тех событий, которые автор пережил. В книге отдаётся дань уважения и благодарности и лётчикам, которых уже нет в живых, и тем боевым друзьям, которые ныне здравствуют и трудятся на других участках. Но обо всех автор отзывается по-доброму и с уважением. На мой взгляд, книга доставит удовольствие участникам событий, ветеранам боевых действий, даст какие-то советы ныне действующим вертолётчикам и сыграет положительную роль в патриотическом воспитании молодёжи. Выражаю благодарность Владимиру Циканову за скрупулёзную работу по написанию книги, желаю дальнейших успехов в глубоком анализе своей богатой историческими событиями жизни, а читателям — лёгкого прочтения книги и доброго отношения ко всем людям.

По-доброму и с уважением!

Герой России, генерал-лейтенант запаса Николай Гаврилов

Дорогие читатели! Перед Вами книга воспоминаний Владимира Викторовича Циканова, человека удивительного. Хотя он не является писателем в том понимании, в каком мы привыкли видеть авторов большинства книг, но именно поэтому настоящим открытием для многих из нас, его сослуживцев, стали его воспоминания об афганской войне, о своих товарищах, с которыми он прошагал по той войне вместе от её начала до самого конца, о командирах и наставниках. В нём словно открылся чувственный мир эрудированного прозаического общения с людьми, который, возможно, присутствовал в нём всегда и оставался с ним всю армейскую и последующую послеармейскую жизнь. Недаром его многолетний командир, наставник и кумир Виктор Григорьевич Захаров так сказал о нём по этому поводу: «Зачем он пошёл в лётчики, не понимаю? У него же ― писательский дар и талант!»

Действительно, обращаясь к его удивительным рассказам, Вы увидите яркого и неординарного человека, для которого служение нашей Родине было частью его души. Его рассуждения, пронизанные болью за все трагедии и невзгоды, случившиеся с ним и со всеми нами в обозримой истории ― дань уважения своим командирам, друзьям и товарищам, погибшим на афганской войне, с которыми свела его судьба на лётном боевом поприще. Он словно родился для того, чтобы стать боевым лётчиком, пройти свою войну и уволиться в запас. Мною в своих книгах и произведениях уже использовались и почти дословно цитировались отдельные воспоминания своего сослуживца, друга и однополчанина ― Циканова Владимира о полковнике Викторе Григорьевиче Захарове и его «зарисовки» всего одного лётного жаркого дня в Афгане. Володя написал ещё несколько своих воспоминаний, которые не дают ему покоя много лет после той афганской войны. Эти рассказы, воспоминания, размышления он писал в той или иной степени в основном вновь не о себе, а о своём командире ― полковнике В. Г. Захарове, других своих друзьях-однополчанах, сослуживцах и учителях-наставниках. Очень ярко, красочно и выразительно Владимир описал полковника Тимофеева Александра Ивановича, которого он и все мы считаем легендой пограничной авиации. Ему также посвящено немало тёплых, искренних и душевных строк воспоминаний в этой книге.

Для написания своих рассказов о войне Володя выбрал своеобразный формат в виде писем мне, которые я, конечно же, шутя, назвал поздними раскаяниями или явкой с повинной в особый отдел. «Исповедью перед опером» — так их назвал сам автор. Когда я брал что-то из написанного им для цитирования в своей книге личных воспоминаний, я умышленно оставлял все знаки препинания автора, чтобы показать, что писал он всё это на эмоциях. Эмоциях, бьющих порой через край. Он имеет право, хотя бы на эти эмоции — ведь он не один раз рисковал своей жизнью… И это на его глазах совершались настоящие геройские подвиги!

Стал известен майор В. В. Циканов (тогда он был капитаном) командованию КВПО и руководству авиации Погранвойск СССР КГБ СССР по причине одной, ставшей злосчастной для него посадки. Вынужденной, или, как тогда писали в официальных документах служебного расследования, «несанкционированной» посадки на одном безымянном перевале в районе известного перевала Харгуш (Памир), который находится на горном тракте-автодороге Мургаб — Хорог. Посадка была на высоте над уровнем моря 4500 метров. И был последующий взлёт оттуда, но уже с высоты 4550 метров. Полёт этот экипажем капитана Циканова выполнялся при возвращении из оперативной командировки в ДРА 28 января 1985 года.

Вот такая особенность его биографии.

Думаю, что такой человек и специалист имеет право судить и высказать своё профессиональное мнение. Итак, слово майору В. В. Циканову, участвовавшему совместно и под руководством полковника В. Г. Захарова в проведении боевых операций.

Доброго пути Вам, дорогие читатели, в прозаическом мире Владимира Викторовича Циканова!

Михаил Пронякин

Биографическая справка

Циканов Владимир Викторович. Майор запаса. Военный лётчик второго класса. Родился в Москве 15 июля 1958 года в семье профессиональных строителей, с которыми, ещё учась в школе, «исколесил» полстраны.

В 1975 году после окончания средней школы в г. Невьянске Свердловской области поступил в Сызранское ВВАУЛ (высшее военное авиационное училище лётчиков). После окончания училища был направлен в боевую авиацию Пограничных войск КГБ СССР в Краснознамённый Восточный Пограничный округ.

На лётных офицерских должностях находился с октября 1979 года по январь 1990 года. Общий налёт за это время составил 3 272 часа, совершил 2051 боевых вылетов. С 1979 года по 1988 год проходил службу в 22-ой отдельной авиационной эскадрилье (город Уч-Арал, Казахстан). В 1988 году был переведён по службе в 16 авиаэскадрилью (г. Хабаровск), где прослужил до 1990 года.

В 1991—1993 гг. работал директором Дальневосточного регионального центра приёма и обработки спутниковых данных (ДВ РЦПОД) НПО «Планета» в г. Хабаровске. С 1994 года по настоящее время трудится в частном бизнесе, увлекается обработкой цветных камней и изготовлением камнерезных изделий.

Война ― это абсолютное зло

Не хотим войны.

Но надо быть готовым к ней

Рукопись книги Владимира Циканова «Господа офицеры» читалась легко, с интересом и с огромным желанием того, чтобы она была также прочитана как можно большим количеством людей. Что хотелось бы отметить?

Во-первых, книга написана редким профессиональным лётчиком, которому довелось в течение почти 10 лет летать в условиях горной гряды Джунгарский Алатау, в горах Тянь-Шаня, Памира и Афганского Гиндукуша. Полёты там хотя и производились среди завораживающих пейзажей, тем не менее всегда сопровождались высоким риском.

Заснеженные склоны гор и вечных ледников ослепляли, возможности для маневрирования там крайне ограничены, при перелёте из одного ущелья в другое везде можно было неожиданно наткнуться на мощный прямой или, что ещё хуже, косой поток воздуха, тянущий либо вниз, либо бросающий на скалы. Внизу при этом было почти полное отсутствие пригодных площадок для аварийной посадки.

При полётах в горах Афганистана ещё всё усложнялось тем, что если вдруг такая площадка для посадки была сверху замечена, то там с высокой вероятностью могли радостно встретить безжалостные моджахеды.

Очевидно, что лётчики, совершающие регулярные полёты в таких условиях, являются мужественными, грамотными и ответственными людьми, а также романтиками. Восприятие и видение ими окружающего мира, событий, людей и их судеб всегда очень интересно и поучительно. Их впечатления, рассуждения, замечания, рекомендации поистине драгоценны.

К тому же эти лётчики были навсегда обручены с войной. В их глазах, душе, памяти навсегда запечатлелись ужасы войны. Всего лишь несколько леденящих душу эпизодов, рассказанных В. Цикановым, с кристальной ясностью напоминают читателю о том, что война ― это абсолютное зло.

Трагизм и горечь ситуации усугубляется ещё и тем, что, служа Отечеству, рискуя жизнью, теряя боевых товарищей, им в итоге пришлось уйти из Афганистана, ― ни с победой, ни с поражением. Более того, всего лишь через пару лет той страны, на верность служения которой они присягали, не стало. Конечно, войны никому не хочется! О ней бы не вспоминать, не напоминать, забыть навсегда. Но в том-то и дело, что сегодняшние реалии жизни таковы, что, не желая войны, в то же время надо быть готовой к ней, в том числе психологически.

Живя в России, зная её историю, убеждаешься в том, что какой бы общественно-политический строй ни был у нас, как бы она ни делилась своими доходами и ресурсами, каким бы миролюбием ни обладала, тем не менее, она всегда будет являться заветной добычей и назначенной жертвой для мирового капитала. А ему неведомо понятие о ценности человеческой жизни!

Сегодня по многочисленным видимым и скрытым трубопроводам, каналам, трафикам, присоскам из России выкачиваются минеральные, финансовые, интеллектуальные ресурсы, научные достижения и разработки, а также пассионарная энергия. Мало того, даже иные соотечественники вешают всех собак на Россию, мажут её чёрными красками, извращают её историю.

Материальное разграбление и духовное обнищание страны поддерживается не только и даже не столько военной силой извне, сколько так называемым хай хьюмом ― высокими «гуманитарными» технологиями, которые стали интенсивно развиваться после внедрения в быт хай тека ― высоких технических достижений, в том числе цифровых.

Разве случайно, что развязка на киевском Майдане и перехват власти наступили после применения крайне циничной и ранее уже апробированной в нескольких странах особой технологии ― убийства таинственными снайперами более 100 человек на обеих противостоящих сторонах? В результате от России фактически была отторгнута огромная территория с братским народом. В сущности, зримый и завуалированный антисоветизм, русофобия, нагнетание страхов и все то, что способствует расчеловечиванию ― всё это тоже относится к хай хьюму.

В обозначенных условиях крайне важно появление новых творческих работ, противостоящих антироссийским и высоким «гуманитарным» технологиям. К таким произведениям заслуженно должна быть отнесена книга «Господа офицеры». Она документально повествует о разных сторонах ратной службы и её интригующих перипетиях. В книге нет и намёка на какую-либо злость, ненависть. Напротив, она пропитана гуманизмом, дружелюбием, теплотой и состраданием не только к своим сослуживцам, но и по отношению к афганскому народу. Достаточно убедительно показано, что недостатком политики советской стороны было регламентируемое ограничение контактов советских военнослужащих с афганскими людьми. По мнению автора, такие контакты необходимо было не запрещать, а, напротив, поощрять.

Сквозной линией книги являются зарисовки действий легендарного лётчика и командира В. Г. Захарова. Владимир Циканов не скрывает своего восхищения, глубочайшего уважения к своему командиру. В конце книги он высказывает надежду на то, что любимый командир и кумир всех лётчиков, его сослуживцев, будет, в конце концов, удостоен высшей награды России. Ведь он трижды представлялся, но так и не был удостоен самого высокого звания в СССР ― Героя Советского Союза. Думается, что ветеранами-афганцами в адрес Главы ФСБ России и Президента России может быть направлено ходатайство о присвоении В. Г. Захарову звания Героя России ― в связи с его прошлыми заслугами и 30-летней годовщиной вывода советских войск из Афганистана. В то же время представляется, что для самого Виктора Григорьевича Захарова, быть может, гораздо важнее не официальное признание его заслуг новым для всех нас государством, Россией, и не только уважение своих друзей и сослуживцев, но и признательность ему всего народа России, всеми людьми, вне зависимости от их гражданства и места жительства. Быть может, для него высшей наградой станет то, что он по праву стал главным героем этой удивительной книги.

Книга В. Циканова «Господа офицеры» достойна занять своё место в ряду лучших правдивых произведений гуманистической военной прозы. Она может быть включена в список литературы, рекомендуемой для прочтения курсантами военных училищ.

Думается, что если бы в книге был шрифт на один-два пункта крупнее и часть текста и фотографий были бы сокращены, то от этого она стала бы ещё лучше. Также представляется, что в случае сокращения, она может быть представлена для напечатания в одном из «толстых» журналов.

Книга «Господа офицеры» несомненно заслуживает номинирования на различные литературные премии.

Предисловие

Забыть Афган?.. Но как?!

Он снится по ночам,

И сердце в это время бьётся,

словно птица, попавшая в силок…

Во сне в страстях ты там ведёшь

в чужой стране… незримый бой,

А, просыпаясь, узнаёшь, что

Ты живёшь в стране России,

Как сам ты ― с искалеченной судьбой!

НО помни, ДРУГ!

Мы все, такие же, как ты,

И мы ― с тобой!

В основу этого сборника легли воспоминания, навеянные очередной годовщиной вывода войск из Афганистана. Большая их часть написана в стиле «Письма другу».

Я действительно сначала делился своими воспоминаниями со своим другом-однополчанином Михаилом Пронякиным. С ним нас свела служба в Пограничных войсках КГБ СССР в те далёкие теперь уже времена. Он служил в авиационном полку в городе Алма-Ате. Тогда этот красивый город был столицей Казахстана и был известен в то время на весь мир одной из главных своих достопримечательностей ― горным катком «Медео».

Конечно, достопримечательностей в этом славном городе было немало и без этого горного спортивного комплекса, но мало кто знал о том, что там базируется авиационный полк пограничной авиации, Местом базирования этого полка был аэродром гражданской малой авиации Бурундай. Это был второй в Алма-Ате аэропорт. Первый и центральный аэропорт, принимающий рейсы союзного и международного значения, назывался Алма-Ата, он был немного в стороне. А название аэродрома, совместного с пограничной авиацией базирования, пошло от одноимённого посёлка городского типа Бурундай, находящегося рядом. В этом посёлке жил лётный и наземно-технический состав, обслуживающий аэропорт гражданской авиации. А у наших военнослужащих авиаполка был свой военный городок со всей входящей в него инфраструктурой. Этим и объясняется выражение, встречающееся в тексте ― «бурундайский полк». Также, как и выражение ― «учаральская авиаэскадрилья», получившая название от места базирования (город Уч-Арал Талды-Курганской области, Казахстан).

ВПП (взлётно-посадочная полоса) аэропорта Бурундай принимала все типы вертолётов, включая тяжёлые Ми-6 и Ми-26, а также самолёты Ан-2, Ил-14, Ан-24, Ан-26, Як-40, Л-410.

Сначала мы с Михаилом Пронякиным пересекались по роду служебной деятельности и общественно-массовой работе. Он был помощником начальника политотдела бурундайского авиаполка по комсомольской работе, а я — заместителем секретаря комитета комсомола учаральской авиаэскадрильи. Вместе участвовали в окружных комсомольских конференциях, сборах и других массово-политических мероприятиях.

Потом как-то несколько раз встречались в Афганистане и на промежуточных перевалочных базах по пути туда и обратно. Затем Михаила перевели по службе в Уч-Арал и какое-то время мы там служили вместе. Перевели его в Уч-Арал уже не по линии политотдела, а по линии работы особого отдела.

Вообще, Михаил оканчивал Высшее военное политическое авиационное училище в городе Кургане на Урале. У него была поразительная способность, как ни у кого другого, располагать к себе любого собеседника, вне зависимости от звания, возраста, профессии, уровня образования и т. д.

Помню нашу первую встречу, и как очень быстро, к моему удивлению, мы сразу же нашли общий язык, общие интересы, взгляды на жизнь и пр., которые во многом у нас совпадали. В связи с этим сразу же стали друзьями. Как-то уж очень быстро, после нескольких минут нашего первого знакомства, благодаря его психологическим умениям и навыкам, незаметно и ненавязчиво для меня, мы уже друг о друге знали всё: где, кто и когда родился, жил, учился, работал, с кем дружил, кто родственники, где живут и т. д.

Общим в наших совершенно разных биографиях было то, что он родом из Рязанской области, а у меня родственники по линии отца тоже все оттуда. Из города Сасово. В этом городе Михаил, как, оказалось, учился в техникуме. А у меня в нём когда-то жили родители отца, и я в детстве на каждые летние каникулы ездил к ним в гости. В общем, как я уже отмечал, Миша каким-то замечательным способом мог расположить к себе с самой первой встречи. Я ещё подумал про себя тогда, удивляясь этим его способностям: «Наверное, их всему этому в училище учили. Училище-то политическое». Однако, мы в своём училище тоже учили педагогику, психологию, тактику ведения разговора с подчинёнными, но всё делать так, как умел и делал это Пронякин, мы не могли.

Ещё служа в бурундайском полку и будучи на разных офицерских должностях в политотделе полка и замполитом авиационной эскадрильи, Михаил попал в поле зрения военной контрразведки, и ему предложили перейти на службу в особый отдел. Вскоре он стал контрразведчиком. В Уч-Арале он какое-то время курировал нашу авиационную эскадрилью.

Через много лет, это уже после моего увольнения из Армии, мы неоднократно встречались в Хабаровске. Он по роду своей служебной деятельности часто прилетал по работе в этот город. А я в этом городе жил и живу по сей день. Так и таким образом поддерживаем дружбу в настоящее время до сих пор.

Все мои письма ему были написаны, что называется, «на одном дыхании». Поводом к написанию всех этих писем, с изливающимися в них моими чувствами, всякий раз служили какие-то события. То очередная годовщина вывода войск из ДРА, то какой-нибудь не совсем компетентный комментарий или реплика на каком-либо сайте про Афганистан, то какая-нибудь очередная вышедшая статья у нас в печати, не совсем правильно, на мой взгляд, описывающая всё то, что и как там на самом деле было.

В конце концов, в этой переписке накопилось достаточно материалов для осмысления всего и вся в духе нашего времени. Михаил решил писать книгу своих воспоминаний, изложить всё пока не забылось. Он попросил написать меня немного о себе. Сказал, что в свою книгу включит небольшой рассказ обо мне, а в целом это будут воспоминания обо всех нас, нашей молодости, нашей службе… Я сначала не хотел. Но он настоял. И я, взявшись за перо, что-то уж очень много написал. Как ни старался, коротко не получилось. Почти 10-летний период своей жизни, самых лучших лет своей молодости вместить в несколько страниц не получилось. Воспоминания всё шли и шли нескончаемым потоком. Поставить точку никак не мог. Там каждое мгновение ― как вся жизнь. Каждый миг длиною в большую, наполненную различными событиями часть жизни моей и моих друзей-однополчан. И так уж очень коротко.

То, что получилось, выслал ему. Михаил, прочитав всё, сказал, что весь написанный мною материал тянет на отдельное произведение. Так в совместном нашем разговоре, диалоге, переписке родились эти воспоминания и размышления под общим названием «Господа офицеры».

Получается, что благодаря Михаилу Пронякину и родилась эта книга. Сначала он, как бы невзначай, спровоцировал меня на воспоминания в нашей переписке, подсовывая в нужный момент всякие статейки об Афганистане. Потом убедил в необходимости изложить эти воспоминания на бумагу, но уже с обязательными пояснениями и разъяснениями всех тех моментов, слов, терминов, названий и т. д., которые могут быть не понятны читателю. Ну, а что «написано пером — не вырубишь топором». Конечно же, всего того, что я объясняю в книге (где-то — в тексте, где-то в сносках и примечаниях), я Михаилу не писал.

«Задачи партии правительства — в массы!»

Надо отметить, что тогда М. И. Пронякину Афган «не зачёлся». Официально его и таких, как он, там не было…

От всей души выражаю свою искреннею благодарность за сподвижничество в написании и продвижении этой книги Михаилу Пронякину!

Всем моим боевым друзьям, в первую очередь

Юре Кирпичёву и Андрею Покусаеву, а также

светлой памяти Александра Бабенко посвящается

Письмо другу. Лянгар

Здравствуй, Миха!

По твоему посту: написать о себе «без лишней скромности». Откликаюсь с особой неохотой. Ты — молодец! А вот про меня, верно, сказано: «лень впереди шагает!» Да ещё и некоторые моменты своей биографии из прошлой жизни просто вспоминать не хочется: тяжело и больно! Но, исходя из понимания того, что «может быть, внуки прочтут о нас, если им будет интересно, да ещё кто-нибудь вспомнит», спешу изложить на бумагу кое-какие свои размышления и воспоминания! Хотя, если честно, думается мне, что сейчас у молодёжи другие понятия и интересы. Им это совсем не интересно!

Рассказывая о себе, буду рассказывать о замечательных и удивительных людях, от которых моя судьба и жизнь были просто неотделимы.

Нельзя рассказывать о себе, не рассказывая о них! Ничего не получится. Потому как всё между собой переплетено и связано незримой неразрывной цепью в единый узел, который называется Жизнь! А жизнь и человеческий мозг так устроены (теперь я в свете прожитых лет это точно знаю!), что память стирает со временем все следы от встречающихся на жизненном пути никчёмных, злых и непорядочных людей! Даже лица их невозможно припомнить, не то, что фамилии и имена! А их дела, либо какие-то неординарные поступки, вспомнить и подавно нет никакой возможности! Потому что в силу своей «никчёмности» они, эти люди, ничего доброго, созидательного и положительного ни сделать, ни создать в своей и, тем более в жизни других, не могли! Не было у них никаких дел (ни хороших, ни плохих), и отважных, смелых и отчаянных поступков тоже не было!

Остаются в памяти только Титаны, неординарные сильные личности, настоящие Герои нашего времени, вместе с их поступками, делами, жизненной позицией, никогда не сгорающей душой.

Вот о них-то, таких людях, я буду говорить и писать!

Не знаю, что ты возьмёшь из написанного здесь, может быть, и ничего? Потому, как я уже говорил, о том, что я напишу сейчас (да и всегда так было!) говорить-то не принято ― не то что писать! Это я не только о себе… Но, как ты говоришь, я всё равно «исповедуюсь перед опером»!

Я и название-то твоей книги вижу так: «Записки оперуполномоченного Энской войсковой части». Шучу, конечно! А что? Может это и оригинально. Будет интересно! Тем более, о том, что я тебе напишу о себе и поведаю здесь, меня неоднократно заставляли писать в объяснительных записках особисты в разных местах и инстанциях.[1]

Мол, рассекретили сейчас документы, и ты их как-то и каким-то образом ранее раздобыл и опубликовал! (Здесь — моя улыбочка!).

Миша! Ты меня, думаю, простишь и поймёшь, если в своём рассказе я буду перескакивать с одного места на другое и от одного временного интервала своего жизненного пути — к другому. Как будут идти воспоминания и мысли, так и буду писать! Не обессудь и не суди строго! Похвастаться-то за себя, вроде бы, особо нечем.

На лётных офицерских должностях находился с октября 1979 г. по январь 1990 г. Общий налёт за это время составил 3272 часа. Совершил 2051 боевых вылетов. Лётчик 2-го класса. Майор. В ДРА был в постоянных командировках в период с октября 1981года по январь 1989 года (с небольшими перерывами и интервалами между этими командировками в очередные отпуска, переучивания на новую технику, пребывании в госпитале на лечении и в отпуске по болезни). Последний мой Боевой вылет состоялся 6 января 1989 года (даже заглянул в лётную книжку, чтобы не наврать чего). До официального вывода советских войск и выхода самого последнего советского солдата из Афганистана оставалось всего чуть больше месяца. Послужной список мой отмечен правительственными наградами нашего государства, которое когда-то было, но теперь его нет (СССР). Это:

* медаль «За боевые заслуги»;

* медаль «За отвагу»;

* орден «Красной Звезды»;

* орден «За службу Родине в Вооружённых силах СССР III-й степени».

Имеется ряд различных наград «От благодарного афганского народа».

Служба моя не была «гладкой» и уж никак нельзя сказать, что она, как и у многих других моих сослуживцев и однополчан, однокашников и т. д., проходила и «шла по накатанной колее».

«Правый лётчик» (он же у нас, в Авиации ПВ КГБ СССР ― «старший лётчик штурман») ― «Штурман звена» ― «Левый лётчик (он же — командир экипажа вертолёта.

Если брать по партийной линии и общественной работе, то вспоминается, что почти четыре года был ещё заместителем Секретаря комсомольской организации нашей воинской части ― отдельной учаральской авиаэскадрильи. Работы там, если работать, хоть отбавляй! Море! Комсомольцев на учёте — около трёх сотен! А Секретарём был, ну ты помнишь, Саня Бабенко. Никогда неунывающий весельчак, оригинальный шутник, очень общительный парень!

Чем я «прославился» в Авиации ПВ?! Да, именно в кавычках ― «прославился»!

Это своей всего лишь одной, ставшей злосчастной для меня, посадкой! Но не простой посадкой, вынужденной! В различных служебных инстанциях её тогда определили «несанкционированной». Хотя я и сейчас не могу понять: как это вынужденная посадка может быть санкционированной либо не санкционированной?!

Посадка эта была где-то на безымянном перевале, в районе перевала Харгуш, высота которого 4320 метров. Сам, известный всем, этот перевал Харгуш мы срезали, и он оставался относительно нас значительно правее. Мы же сели на высоте над уровнем моря 4500 метров! А потом взлетели оттуда, но уже с высоты 4550 метров. Почему площадка взлёта выше, чем площадка посадки? Потому что, чтобы взлететь оттуда, по сути, не «взлететь», а «сбросить» вертолёт в пропасть, до этой пропасти ещё надо было «доползти», «вскарабкаться»! А это место-обрыв, т. е. пропасть, было на 50 метров выше того места, куда мы сели.

Полёт выполнялся из оперативной командировки 28 января 1985 года с авиационной базы «Лянгар» экипажем: я — командир экипажа, капитан В. В. Циканов; лётчик-штурман лейтенант А. Л. Покусаев; бортовой техник ― ст. лейтенант Ю. Н. Кирпичёв. По сути, мы возвращались из Афганистана. На вертолёте Ми-8ТВ. Маршрут полёта: «Лянгар — Мургаб — Ош». На борту кроме экипажа были: раненый — один человек, больной — один человек и один пограничник с собакой. (С настоящим пограничным псом. Большой овчаркой по кличке Мухтар). Как в кино. Конечно, раненый и больной тоже были пограничниками. Просто они были в другой форме, полевой. В ней тогда были все войска, находящиеся в Афганистане. А здоровый пассажир с собакой был в повседневной пограничной форме, но в куртке без погон и в брюках с зелёным кантом наших доблестных Пограничных Войск. Такая своеобразная «конспирация», целью которой, наверное, было показать всем, что «пограничников» в Афганистане нет.

Заправка топливом из расчёта — до Оша. Груз внутри кабины: блоки УБ-32 для неуправляемых ракет — 2 шт., а также личные вещи и личное оружие экипажа.

Поскольку мы возвращались, то как говорится и поётся в одной из замечательных песен под названием «Борт-05» знаменитого барда, лётчика по профессии, поющего про лётный состав Афганистана, Николая Анисимова: «… летим домой…! Командир — на руку скор, наплевал на коридор! Доворот: „прокладка“ вся — долой!…»

Конечно, своеобразный сленг специальных и профессиональных слов и терминов этой песни может понять только лётчик! Но в жизни у меня ― именно как в этой песне!

Высота в 4500 метров над уровнем моря считается статическим и динамическим потолком вертолёта Ми-8Т. Это предел по тактикотехническим данным этой машины. Вообще-то, наверное, поэтому практически все из лётного состава (а таких, кто когда-либо садился и взлетал с таких высот на вертолёте Ми-8Т — единицы). Все они — заслуженные лётчики, Герои либо Советского Союза, либо Социалистического труда! Короче, очень уважаемые и известные люди. Их имена вписали в историю нашей славной авиации. Именно на вертолёте Ми — 8Т.

Мы же были на вертолёте Ми-8ТВ. Он, в сравнении с «Т-эшной» модификацией, из-за навешенной брони и установленного впереди пулемёта калибра 12,7 мм был намного тяжелее и имел совсем другие, более скромные лётные характеристики и тактико-технические данные.

Получается, что мы ― «своеобразные рекордсмены» (здесь — моя ухмылочка)?! Впрочем, можно и без кавычек в рекордсменах…

Но наш полёт стал «бесславным». Он не вошёл в историю! О нём знал только узкий круг лиц вышестоящего командования и лётный состав двух авиационных подразделений ПВ Восточного пограничного округа КГБ СССР (бурундайского авиаполка и учаральской авиаэскадрильи). Почему? Объясню ниже. Пока же на время оставим этот полёт и абстрактно перенесёмся в те, теперь уже далёкие времена.

Сделаю отступление в рассказе о себе для пояснения (для непосвящённых) некоторых хронологических событий и обстоятельств.

Надо сказать, что когда было принято решение о вводе частей Восточного пограничного округа в Афганистан, то авиация округа силами бурундайского авиационного пограничного полка вначале, а впоследствии ― с привлечением отдельных экипажей учаральской авиаэскадрильи, полностью обеспечивала ввод всех наземных частей по десантированию личного состава и грузов, их боевому охранению и прикрытию с воздуха.

Конечно же, вся ответственность по выполнению этой грандиозной и огромной работы по переброске личного состава наших подразделений «за черту»[2], организации и обеспечению условий безопасности работы авиации легла в то время на плечи занимающего тогда должность начальника авиаотдела округа полковника Тимофеева Александра Ивановича. Он был, по сути, первопроходцем и первооткрывателем всех типовых маршрутов полётов и перелётов, всех площадок для высадки десанта, которые сам самостоятельно подбирал с воздуха. Все площадки, пригодные для посадки и десантирования, подбирал он, а также самые лучшие и опытные лётчики бурундайского полка. Это, конечно же, были командир полка полковник А. Н. Найдёнов, зам. комэска В. Г. Захаров, замполит эскадрильи А. В. Железнов, командиры звеньев П. И. Чиндин, Н. А. Мизин, Е. С. Тибеж, К. К. Шошнев и другие.

Необходимо понимать, что те площадки, на которые они тогда впервые высаживали десант, совсем были не похожи на те, какими они стали впоследствии, куда садились уже потом и с которых взлетали в течение долгих последующих лет пребывания наших войск в ДРА другие лётчики. Тогда эти клочки скального грунта, каждый сантиметр которого таил в себе опасность коварно подломить стойку переднего колеса шасси вертолёта и перевернуть сам вертолёт, нельзя было называть «площадками». Командир полка полковник Найдёнов, в силу решения объёмных задач по руководству и управлению полком, сравнительно мало проводил времени на открывшихся вновь для нашей авиации объектах. А вот А. И. Тимофеев и, в особенности, В. Г. Захаров, буквально прописались на новой для Восточного пограничного округа авиабазе «Лянгар». Казалось, что В. Г. Захаров навсегда стал нештатным руководителем этой базы для всего лётного и наземно-технического состава и командиром базировавшейся там, теперь уже на постоянной основе, авиагруппы. К примеру, по возвращению очередного экипажа (или экипажей) к нам в Уч-Арал на свою родную советскую землю, в свою часть из оперативной командировки в Лянгар, можно было уже и не спрашивать у членов экипажа: «Кто был там командиром авиагруппы?» Почти всегда следовал один и тот же ответ: «Захаров!»

Численность находившихся и базирующихся там в то время вертолётов и экипажей варьировала от трёх-четырёх до восьми-десяти. В зависимости от выдвинутых поставленных и решаемых задач.

Какие-то первоначально выбранные площадки, как на нашей территории, непосредственно вблизи «линейки»[3], так в дальнейшем и на территории ДРА, навсегда оставались просто площадками, но уже обустроенными, облагороженными, выровненными, обозначенными и даже с временным покрытием, специально созданным нашей металлургической промышленностью для таких целей ― металлическими плитами, которые собирались между собой, смыкаясь в пазы, предусмотренными замками. Некоторые превращались со временем в полноценные аэродромы со всей положенной и необходимой инфраструктурой: радиостанциями, приводами, дизель-электростанциями, расцветкой, разметкой и ночной подсветкой ВВП (взлётно-посадочной полосы), службой руководства полётами и т. д.

Сделали их такими наши авиационные специалисты своими руками под руководством своих командиров. Заслуга в этом в первую очередь принадлежит А. И. Тимофееву и В. Г. Захарову.

Понятно, что первым быть всегда и во всём очень сложно и тяжело, а в этом, чрезвычайно сложном и по-настоящему опасном деле особенно.

Маршруты полётов для перелётов вертолётов до границы с Афганистаном выбирались, исходя не только из соображения наикратчайших расстояний между пунктами маршрута для сокращения дальности, времени перелётов и экономии топлива, но, прежде всего, из обязательного соблюдения условий обеспечения мер безопасности, учитывая при этом такие факторы, как:

― удобное и простое ведение визуальной ориентировки. (В горах летают только визуально!) Этот фактор обеспечивался прокладкой маршрута вдоль ущелий и русел рек, протекающих внизу ущелий, вдоль автодорог и автотрасс, если такие имелись;

― упрощённый поиск посадочных площадок в случае отказа авиатехники и посадки на вынужденную. Учитывалось, в частности, что в случае возникновения таких обстоятельств, можно будет подобрать площадку и сесть на дорогу, проходящую внизу, вдоль которой проходит маршрут полёта;

― как можно большая приближённость в условиях безлюдной местности к населённым пунктам и пограничным заставам. Чтобы «в случае чего» быстрее пришла и была оказана необходимая помощь;

― необходимость постоянного выдерживания безопасной высоты[4] полёта для того, чтобы, опять же «в случае чего», всегда лётчикам оставалась возможность для манёвра (поворота, разворота, и т. д.). А это условие (выдерживание безопасной высоты полёта) в условиях высокогорья можно выполнить только при условии учёта фактической высоты местности, над которой пролетаешь, и учёта ограничений практического потолка вертолёта по его тактико-техническим характеристикам на разных высотах полёта в зависимости от его загрузки. Все эти факторы при различных условиях полёта и различных вариантах загрузки вертолёта начальником авиации округа полковником А. И. Тимофеевым и другими, названными мною лётчиками, были по сто раз рассчитаны и проверены на практике. Были разработаны и утверждены типовые маршруты с рекомендациями всему лётному составу при полётах по этим маршрутам.

[1] ― (Сноска и отступление от текста. Для размышления). За период моей службы разные бывали случаи и ситуации. Не только у меня, но и у моих друзей-сослуживцев. По многим из таких случаев назначались расследования и проводились служебные разбирательства. При этом, если кто-то, как-то и в чём-то был замешан даже в эпизодах тех случаев, по которым проводились эти разбирательства, писал (вернее, его заставляли это делать) объяснительные записки. Кузьмин Евгений, Шкрябко Николай и все остальные, кто был вместе с ними тоже писали объяснительные и, наверное, побольше меня?.. (Прим. для читателя. Эти фамилии отважных и смелых лётчиков ещё встретятся в моём рассказе. Прошу их запомнить.

[2] «За черту» ― означает «за границу» (армейский сленг)

[3] «Линейка» — граница (армейский сленг)

[4] Безопасная высота что это? Не вдаваясь в сложные формулировки и расчётные формулы, скажу, что безопасная высота полёта в ПМУ (простых метеоусловиях) по маршруту должна быть минимум на 600 метров выше самой наивысшей точки рельефа местности, которая есть в ширине всего коридора, по которому летит вертолёт.

Дед Тимоха

Полковник Александр Иванович Тимофеев был необыкновенным и удивительным человеком! Он относился к тому поколению лётчиков, которые были учениками самого Валерия Чкалова и его ровесников. По возрасту он каждому из нас годился в отцы. Методы его воспитания, обучения лётному делу и передачи своего мастерства молодому поколению были, как и он сам, тоже очень необыкновенны и оригинальны.

А сколько афоризмов он изрекал за день! Жалко сейчас, что тогда их никто не записывал! В наше время, думается, было бы очень интересно их все почитать и вспомнить! И, главное, своими высказываниями он всегда попадал, что называется, «не в бровь, а в глаз!» Все его высказывания сопровождались острыми, не употребляемыми в русской письменной речи и литературе, «бранными» словами и выражениями. Но как это было актуально и до всех доходчиво! Особенно в боевой обстановке, когда решение надо было принимать не то что «быстро», а «молниеносно». Это не описать словами! Это надо было слышать и при этом видеть и его, и того, к кому он обращался. Иногда он, когда его не понимали, срывался на крик, «матюги» (нецензурные выражения), смачно вылетающие из его уст, где-то сглаживали, а где-то усиливали изрекаемые им выражения, подчёркивая особый смысл его предложений. В общем, «матюги» были у него и являлись в его предложениях неким таким обязательным атрибутом для связки слов. Так выражаться и изъясняться не мог, кроме него, никто! Я вспоминаю и говорю это с особой теплотой и трепетом, потому что только сейчас, листая и просматривая свою лётную книжку с подписанными им собственноручно допусками меня к полётам в качестве и на должности командира экипажа, вспоминаю всё, понимаю и воочию осознаю, сколько он вкладывал сил и душевных эмоций, переживаний в меня и каждого из нас, кому он давал вывозную программу и допуски для полётов в горах, да и в любых других условиях. В то время не было как таковой какой-то единой и утверждённой кем-либо программы подготовки лётного состава к полётам в горах. Не было и не существовало нигде ни расписанных методических пособий, ни каких-либо конкретных инструкций по действиям лётчика при полётах в горах, посадках на площадки, взлётах с них на тех или иных высотах! А. И. Тимофеев и В. Г. Захаров в этой, в общем-то, труднейшей работе по подготовке лётчиков к полётам в условиях высокогорной местности, ориентировались только на свой собственный и личный опыт. Они летали с каждым конкретным лётчиком, передавая ему свои навыки и умения, до тех пор, пока не становились твёрдо уверенными в том, что тот везде и всё сможет сделать самостоятельно и без посторонней помощи. Сами высоты полёта там до 6000 м были запредельными для вертолётов всех типов. Площадки для посадки выбирались с высот от 1500 м до 3900 м! Но в основном в тех районах высота применения авиации начиналась с 2100 м. Ниже просто не было такой местности. К примеру, сам аэродром «Лянгар» располагался на высоте 2700 метров.

Опыт, полученный там всеми лётчиками, кто работал под непосредственным руководством Тимофеева и Захарова в тех условиях боевой обстановки по подбору площадок с воздуха для десантирования, конечно, невозможно переоценить, он уникален. На таких высотах полётов никогда масштабно не работала и не применялась ни одна авиация в мире. Но они сделали это и были первыми.

Вообще-то, все лётчики — народ суеверный. У нас, среди лётного состава, негласно считалось чрезвычайно престижным получить вывозную программу в горах, с последующими соответствующими допусками, непосредственно у двух лётчиков (А. И. Тимофеева и В. Г. Захарова) за их личной подписью. Мы словно получали своеобразный символический оберег, означающий, что в полёте, при любых условиях и при любой ситуации, с нами ничего и никогда не случится! «Стать заговорёнными!»

В отношении меня, к примеру, жизнь подтверждала не раз этот устоявшийся и провозглашённый неизвестно кем, когда и как постулат. На самом же деле, конечно, не было ничего особенного, таинственного и сверхъестественного. Просто они вместе и каждый из них в отдельности подходили к своей работе и выполнению своих обязанностей с особым вдохновением, любовью и чувством необычайной, чрезвычайно необыкновенной ответственности не только за себя, свою жизнь, но и за жизнь и здоровье всего подчинённого им лётного и наземнотехнического состава.

После ввода непосредственно «за черту» (в ДРА) наших пограничников (основного и большего контингента) и возведения там «укрепрайонов», А. И. Тимофеев сам лично участвовал в обустройстве всех, уже обозначенных, площадок для десантирования войск и грузов. Они делались по всем правилам авиационной науки. Александр Иванович являлся прямым и непосредственным консультантом наземного командования по любым вопросам, относящимся к авиации.

(Описание-воспоминание к фотографии)

Полковнику Тимофееву наскучило и надоело наводить порядок среди лётного состава, и он пошёл к пленным афганцам. Стоял прекрасный солнечный день. Воздух в горах был такой прозрачный, что, поднявшись на вертолёте на высоту в 6000 метров, можно было увидеть с нашей стороны границы знаменитые на весь мир «семитысячники»: пик Ленина, пик Победы и пик Душанбе. В этих условиях прозрачности и необычайной чистоты воздуха, то, что кричал Александр Иванович, было слышно не только всем нам. Его голос, которому вторило мощное и звонкое эхо, казалось, было слышно и во всем Афганистане, и в Пакистане, и в Индии, границы с которыми проходили по соседнему, прилегающему к речке Лянгар, хребту.

Дед Тимоха кричал: «Ну что, заблудшие овцы…! Жертвы империалистического аборта…?! Мы всех научим и заставим жизнь любить, приведём вас всех к социалистическому строю…!»

Увидев и услышав перед собой кричащего и очень грозного, седовласого, довольно-таки немолодого уже, явно признаваемого и беспрекословно слушающегося всеми вокруг советскими военнослужащими, все афганские пленные без исключения начинали трястись. Во всех их глазах появлялся и стоял неописуемый, просто дикий ужас. Хотя, конечно же, вряд ли кто-нибудь из них понимал, что говорит грозный и на вид злобный русский дядька-шурави[1]…

Далее Тимофеев подходил к кому-нибудь из пленных, дёргал его за рукав, либо ещё за какую-то часть одежды и кричал, обращаясь к нему: «За наших будешь, (слово на букву „б“)! У меня — сыновья по возрасту такие же, как ты…! Ты зачем оружие в руки взял на … (слово на букву „х“)?! Ты узнаешь у меня…, что есть такое светлое будущее — коммунизм…! Я тебе покажу пик Ленина, и ты узнаешь кто это такой…!» При этих словах дед Тимоха натягивал на глаза до упора пленному его картуз, если таковой имелся. Если нет, то просто дёргал стоящего перед ним за руку, роняя его, таким образом, и усаживая на землю, затем он направлялся к следующему «собеседнику».

[1] Шурави — так называли афганцы всех советских военнослужащих.

Моя первая встреча с В. Г. Захаровым

С Виктором Григорьевичем Захаровым моё первое знакомство состоялось в октябре-ноябре 1981 года. Точнее 14 октября! (эта дата есть в лётной книжке.)

Я в составе экипажа (командир вертолёта — капитан Анатолий Кивалкин) прилетел в свою первую командировку на уже существующую и начинающую стремительно развиваться базу «Лянгар». Прилетели мы туда пассажирами на бурундайском борту. Свой вертолёт принимали непосредственно в Лянгаре у сменяемого нами экипажа, который улетал домой обратно в Уч-Арал также пассажирами на попутном борту.

Захаров сам лично встретил нас на аэродроме, и когда мы зарулили на стоянку, и были выключены двигатели, он подошёл к нашему вертолёту. Толик Кивалкин его знал, потому что они раньше встречались. Я же никогда не видел Захарова. Только много хорошего, положительного и просто удивительного слышал раньше о нём от своих однокашников по выпуску из училища. Рассказывал мне о нём Александр Попов, который много летал с началом ввода наших войск в ДРА в составе экипажа вместе с Евгением Тибежем и другими лётчиками, командирами экипажей бурундайского полка. Неоднократно делился со мной всеми восхитительными навыками своего командира и Сергей Богачёв, он был по штату в захаровской второй авиаэскадрилье. Оба они и ещё двое, Коля Марков и Николай Гаврилов, все с нашего 1979 года выпуска, по распределению остались в бурундайском полку, а нас четверых, тоже молодых «новоиспечённых» лейтенантов: меня, Толика Корзюка, Сашу Сальникова и Серёгу Сахнюка отправили в г. Уч-Арал, служить в пограничной отдельной авиационной эскадрилье, которая там базировалась. Правда, Сергей Сахнюк долго в Уч-Арале не задержится. Его в начале 80-х переведут в г. Мары в составе одного из лучших экипажей нашей авиаэскадрильи, командиром которого был Керуков Николай Иванович.

С ребятами, оставшимися в Бурундае, я постоянно поддерживал связь. Каждый раз, во время редких встреч с Саней Поповым, он взахлёб рассказывал о своих очень сложных и полных опасностей полётах в Афганистане, о своих командирах ― Евгении Тибеже, Константине Шошневе и Викторе Захарове.

Сейчас я Захарова видел воочию первый раз! Когда мы все вышли из вертолёта, Захаров по-простому, не дав нам представиться, как это положено по Уставу, с невероятно доброй улыбкой на лице, первым протянул каждому из нас руку, и как-то очень мягко сказал при этом: «Захаров! Виктор!»

Передо мной стоял высокий, немного худощавый, но при этом заметно крепкого спортивного телосложения, молодой красивый подтянутый мужчина, майор. Одет он был не в лётный комбинезон, как все лётчики, а в полевую камуфляжную форму, которую носил наземный офицерский состав ПВ (Пограничных войск). При этом эта форма выделялась, несмотря на относительную аэродромную запылённость, удивительной своей чистотой и «отутюженностью».

У него были чёрные усы, чёрные с проявляющейся кое-где сединой немного вьющиеся волосы. Первым моим впечатлением от встречи с этим человеком было необъяснимое чувство излучения от него какой-то необыкновенно сильной положительной, доброй и зажигающей энергетики. Я ещё тогда подумал: «Вот он — настоящий командир! Такой командир никогда не бросит своих подчинённых под танки. Не сдаст в плен. С ним и за него можно хоть в огонь, хоть в самое пекло!» Мысли в моём мозгу сформулировали эти предложения как-то немножечко, кажется, с иронией. Но душа и сердце подсказывали, что всё на самом деле так и есть.

Потом, уже через много лет, я часто вспоминал первую встречу с этим человеком и те свои первые мысли, которые пришли тогда в голову и показались самому какими-то ироническими. Таковыми они мне больше никогда не казались! Жизнь и война в Афганистане действительно показывала, что были и такие командиры и «горе-начальники», которые предавали и сдавали в плен своих подчинённых…

Встретившись в первый раз и работая под руководством командира лянгарской авиагруппы, мы и лично я всё больше и больше убеждались в том, что Захаров был лидером и примером во всём. К примеру, он лучше всех играл и в шахматы, и в шашки, и в «шишбеш» (по-другому — нарды, популярная на мусульманском востоке игра), и в домино, и в карты (в преферанс). Лётный состав в перерывах между полётами, особенно в дни непогоды и в нелётные дни, по этой причине частенько «убивал» время за этими играми. Дни тянулись без дела мучительно долго, а за занятиями такого рода время, казалось, проходило быстрее. Все игры без исключения, даже спортивные — футбол и волейбол, осуществлялись только «на интерес». «Интересом» в конце игры были приседания (или отжимания от пола, либо лазанье проигравшего под стол с «кукареканьем»). Но в основном — приседания. Проигрывая, приседали все. Даже Тимофеев Александр Иванович. Кряхтя, сопя и тяжело дыша (приседать ему было не совсем удобно из-за сломанной когда-то ноги), он всё равно приседал. Хотя ему говорили все: «Александр Иванович! Вы можете не приседать!» Он отвечал: «Ну почему же? Договор есть договор! Долг есть долг!» И приседал! Приседая, он начинал орать (не «кричать», а именно орать): «Ну что?! Такую-то мать…! (дальше шла тирада не литературной речи). Хотите посмотреть, как полковник приседает?! Идите! Идите! Смотрите…!» Далее опять шла какая-нибудь тирада его непечатных, но достаточно-таки смешных эпиграмм и афоризмов.

А вот Захаров не приседал никогда. Он просто никогда никому и ни во что не проигрывал.

Я считал про себя, что хорошо играю в шахматы. В своей части мне доводилось сражаться на таких состязаниях, и я проигрывал только двум людям, по-настоящему умеющим играть в шахматы. Это Прохоренко Сергею Михайловичу, штурману авиаэскадрильи и Шелепанову Николаю Фёдоровичу, заслуженному и уважаемому всеми ветерану части, командиру экипажа. Он в своё время профессионально занимался шахматами и даже имел какой-то разряд по этому виду спорта, постоянно ходил с журнальными шахматными ребусами, разгадывая их.

Смело и очень уверенно, садясь за шахматную доску с Захаровым, я даже не ожидал, что очень быстро буду приседать и «кукарекать». Н. Ф. Шелепанов потом мне рассказывал, что даже он не мог выиграть у Захарова.

Из уст Григорича, как мы все уважительно называли Захарова, вне зависимости от того, что он представлялся всем, с кем знакомился впервые, как «Виктор!», тоже, как и у Александра Ивановича Тимофеева, проскакивали иногда афоризмы и фразы. Они поистине были достойными стать по своему смыслу и актуальности пословицами и девизами, если не во всей целой жизни человека, то уж в лётной практике каждого лётчика точно. Но в сравнении с Александром Ивановичем Захаров почему-то никогда не кричал и не матерился.

Вообще матерились практически все. Мат (нецензурные и не литературные выражения), в особенности, когда возникала какая-нибудь сложная, опасная и неординарная ситуация, звучал и в эфире. Это был непереводимый ни на один язык и непередаваемый, автоматически «самозашифровывающийся» самой русской сущностью и русским происхождением язык лётчиков. Действительно, ни на один язык мира и ни один самый талантливый переводчик не смог бы перевести даже смысл того, о чём говорят «летуны».

А вот для Захарова мат был неприемлем. Во всяком случае, я никогда не слышал. Говорил он всегда спокойно, без эмоциональных выплесков. Но это никогда не мешало ему быть всегда услышанным всеми. Самая расхожая его фраза, особенно при игре в карты (в преферанс) и в полётах, запомнилась на всю жизнь. Она и по сей день сопровождает меня всегда. Как бы оберегает. Это изречение звучит так: «Нас не спрашивают! Нас душат! Козыри — буби, господа офицеры!» Я попробую сейчас объяснить её. Если перевести смысл этого иносказательного выражения в его глубоко философском изречении на обычный язык, то получится приблизительно следующее: «В жизни, а особенно в боевом полёте, да где угодно, обстоятельства и сама судьба ин