– Может, и есть так я не всех знаю, – бросил на них взгляд вор. – Это они нас в свою картотеку пишут, а не мы их. Знаю одно: хату обложили, если будем здесь еще торчать, нас точно заметут.
Он был прав, сейчас рабочий день, а значит, народу на улице было немного, да и тот торопился по своим делам.
– Тогда сделаем так. Обойдем дворами и подойдем к дому с другой стороны. Туда, кстати, и окно их комнаты выходит.
– Ладно, пошли, – с явной неохотой буркнул вор, которому очень не хотелось находиться рядом с милицейской засадой.
Мы сделали приличный круг, стараясь обойти как можно дальше милицейскую засаду, как вдруг Муха толкнул меня в плечо и кивком головы показал на белое трехэтажное каменное здание. Я увидел закрепленное на балконе третьего этажа название этого учреждения, написанное крупными буквами: «Государственное политическое управление». У входа кто-то садился в пролетку.
– Тебя там принимали? – неожиданно спросил меня домушник, а его губы при этом расползлись в ехидной улыбке. Он откуда-то знал, что у меня статья не уголовная, а политическая. В ответ я только пожал плечами.
Не успели мы пройти и ста метров, как я вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Оглянулся и увидел знакомого мне мужчину, едущего в пролетке. Лично я никогда его не видел, но при этом знал и ненавидел всем сердцем. Вот такой парадокс попаданца! Он пристально смотрел на меня, даже наморщил лоб, пытаясь меня вспомнить.
Рубленое угловатое лицо. Жесткий, немигающий взгляд. Его никак нельзя было забыть простодушному мальчишке из скита, Ивану Микишину. Это он был
Приемка несколько затянулась из-за частичного нарушения одной из пломб, но в конце концов банкноты и золото были уложены в грузовой автомобиль с укрепленными бортами, за которыми сидели сотрудники спецотряда ГПУ, держа оружие наготове.
