Соседка, достав электронную книгу, погрузилась в чтение невидимого романа. Силас этих штучек не понимал. Разве можно читать, не переворачивая страницы? А как же приятная тяжесть тома в руках? Шероховатость обложки? Отпечатки разных моментов жизни на страницах — след грязного пальца, клякса от кофе, ресница, упавшая в канавку переплета и оставшаяся там на десяток лет, уголок листа, загнутый тобой, чтобы отметить важный отрывок или просто запомнить незнакомое слово? Нет, всеобщая мания читать с экрана была ему чужда. Это же все равно что читать не книгу, а ее призрак.
И конечно же, у меня есть путеводная звезда, мой компас во веки вечные, моя жена Фаустина, рядом с которой сверкает еще одна подрастающая звездочка, Эбби. С вами я не боюсь заблудиться.
Это был опасный хищник нового для Людивины вида. Ибо, по его собственным словам, нет никакого объяснения тому, почему он стал таким. Ребенком он не знал ни жестокого обращения, ни нужды, ни психологических травм. Отклонение от нормы стало его собственным выбором, результатом эволюции. Он избавился от эмпатии, загнал чувства в герметичный контейнер, оставив лишь чистый разум, чтобы принимать решения только на основе анализа, без мутных фильтров «гуманности». Бонто, по его словам, не был плохим — он был иным. Он предлагал альтернативу. Альтернативу тому, во что превратился человек, развитие которого остановилось, убаюканное благостной идеей цивилизации. Бонто олицетворял собой не зло, а свободу. В точности как дьявол.
Солнце лезло в автобус через все окна, слепя пассажиров. «На нас направлен небесный прожектор», — подумала Летиция. И еще она подумала, что это знамение.
— Михал был одиночкой и плохо поддавался внушению. Я только помог его таланту быстрее созреть и оформиться, а потом свел с одним из своих... протеже. — С Кевином Бланше? Потому что легче что-то внушить тому, кто уже является фанатиком? — Потому что декорации не менее важны, чем содержание спектакля. Вы разве не заметили этого в среду вечером в своей ванной?
В динамике айфона опять затрещало — телефон Летиции, видимо, переместился, и стали отчетливее слышны голоса детей. Она расстегнула карман! Заглянула в него и знает, что я ее слушаю! Сердцу было тесно в груди, хотелось ударить кулаком в стену, разнести все вокруг.
— Месье, — начала Летиция, стараясь, чтобы голос не дрогнул, — я всегда мечтала о таком путешествии и с удовольствием отправлюсь с вами. Только нам будет гораздо спокойнее без детей, вы не находите? Отличный ход, любовь моя! Сеньон испытал гордость за жену и только сейчас заметил, что по его щекам текут слезы. — Пусть дети выйдут из автобуса, — продолжала Летиция. — Я подарю вам самое красивое представление и лучший праздник, если мы с вами останемся вдвоем. Я...
В темных коридорах было столько пыли, что луч фонарика спотыкался об нее, как нога цепляется за веревку между деревьями. Тысячи пылинок покачивались в этой полоске света, они беспокойно двигались, и Людивине подумалось, что сумрак состоит из спящих микроорганизмов — она потревожила их своим вторжением в это святилище времени.
