Дмитрий Калабин

Жажда жизни

Взгляд трансперсонального психолога на онкологию и другие неизлечимые болезни. Из цикла рассказов «Людям о Людях»

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Дмитрий Калабин, 2018

Эта книга для тех, кто намерен прожить глубокую интересную жизнь. Смысл каждого рассказа — это переработанная с точки зрения жизни трагическая история болезни конкретных людей. Во всех рассказах все кончается хорошо, и даже больше — все завершается триумфом жизни в том виде, в котором она бы видела сама себя. Это очень вдохновляет! Книга рекомендуется к прочтению всем, кто прямо или косвенно касался онкологии. Надеюсь, после этой книги кому-то захочется жить гораздо больше, чем раньше!

18+

ISBN 978-5-4496-0218-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Жажда жизни
2. Предисловие
3. Большие города
4. Ахмед
5. Красивая
6. Божья воля
7. Брат бога
8. Воршуд
9. Безупречность
10. Душа
11. Цветы террора
12. Живой
13. Свет
14. Голос судьбы
15. Жизнь
16. Горы мира
17. М31
18. Не от мира сего
19. Прости
20. Кровь воды
21. Старец
22. Вениум
23. Звезды
24. Ароматы небес
25. Нюрка
26. Жизнь и правда
27. Созвучие
28. Восторг!
29. Посланник
30. Любовь
31. Я знаю
32. Родная кровь
33. Благодарность
34. Все пройдет
35. Житель планеты
36. Людмила
37. Снег
38. Осторожно
39. Президенты
40. Путь
41. Россиянка
42. Сердце
43. Самайя
44. Рапорт
45. Вера
46. Завершение

Предисловие

Жизнь — это дар, но в большинстве своем увидеть и осознать это люди, к великому сожалению, предпочитают только после посмертного опыта. Все, что является дискомфортным и пугающим при жизни, является всего лишь нераспознанной глубиной самой жизни. За нелюбимой работой стоит призвание, за тяжелой болезнью находится Душа, а за смертью жизнь. Онкология всегда призывает к правде жизни, именно поэтому рак — это большая награда. В отличие от внезапной смерти, например, от несчастного случая и сердечного приступа, рак — это всего лишь повод для серьезных раздумий о будущей жизни, и поэтому справиться с ним можно в 100% случаев, потому что раковым больным дано время. Разумеется, чтобы заболеть раком, нужно иметь в душе что-то очень противоестественное самой природе, и поэтому, как правило, раковые больные даже не подозревают о настоящих причинах болезни, и более того — очень ревностно защищают ее границы. Но смерти нет — есть только жизнь, и поэтому жажда смерти — это всего лишь жажда настоящей жизни. Настоящая жизнь всегда переплетение доброй сказки и нашей обычной реальности. Искусство жить — это способность преобразовывать этот мир в мир подлинной радости, в которой нет насилия, боли, войны и усталости — это мир, где жизнь вдохновлена сама собой — это и есть реальная и именно сказочная жизнь. Рак — это просто одна из крайних форм желания попасть в жизнь, которая захватывает. Разумеется, лучше такую возможность не терять и использовать ее экологично. Именно для этого написан этот сборник рассказов про абсолютно реальных людей, но с переосмыслением их диагнозов с позиции жизни без смерти.

Больные раком, к сожалению, склонны верить в исцеление той же реальностью, от которой они на самом деле бессознательно бегут. Медицина является ярким примером непонимания истинных причин данного заболевания. Врачи не виноваты в этом — так сложилось, что мы ослепли перед лицом великой жизни однажды очень давно. Именно от этого непонимания рак практически неизлечим именно только медицинскими путями.

Эта книга является попыткой объяснить и пациентам, и врачам, что за болезнью живет увлекательная и, самое главное, глубокая жизнь за привычными представлениями об обыкновенности, я пытаюсь донести в художественной форме, что такие понятия, как счастье, покой и здоровье, являются достижимыми без боли и страдания, достаточно лишь чуть-чуть жить смелее.

Для таких утверждений о том, что «смерти нет и все есть жизнь», нужно любить жизнь всем своим существом, что я и делаю через свою обширную практику духовно ориентированного психолога уже двенадцать лет. Кое-что осозналось на пути о жизни и о любви — поэтому спешу с вами поделиться своим взглядом.

Кто знает, может, кто-то увидит чудо рядом и захочет жить, ведь самое лучшее лекарство от всех болезней — это жажда самой жизни.

С уважением, трансперсональный психолог Дмитрий Калабин

Посвящается моему Папе Калабину Николаю Александровичу, который умер в 2005 году от рака кишечника и толкнул меня своей болезнью на путь исследования Души на самом глубоком уровне.

Большие города

Этот рассказ — некий вводный мотив данной книги. Смысл его достаточно прост: за каждой болезнью стоит глубокий и мудрый природный дух, который живет вне времени и вне всяких идей. Болезни с ракурса такого духа — это возврат к подлинной природе человека на фоне грандиозной жизни, происходящей с нами на самом деле.

Государственная дума думала, а привычный запах горящей свалки снова заволакивал микрорайон подмосковного Волоколамска. От этого дыма, принесенного ветрами в Красноярск, умирал от рака мозга восьмилетний Миша Васильев. Его мама со слезами тщетно пыталась разобрать результаты томографии на распечатке купленного в Японии б/у томографа, но выданного чиновниками за новый. А в тайге на севере в бассейне реки Лена созревал новый грибок, поражающий человеческую плоть именно и только современного горожанина.

Первыми пострадали жители Новошахтинска. За три часа их тела истаяли со скоростью свечного парафина. Скорая, спасатели — все те, кто имел дело с первым очагом эпидемии, тоже превратились в крупные следы наподобие лишайников на камнях. Все внезапно пораженные превращались в узоры лишайника. Грибок молниеносно опустошил Новошахтинск, а потом Киселевск, Загинск и Абакан. Вся Сибирь застыла в состоянии жути. Очевидным стало, что грибок уничтожает сразу целые города, но, как оказалось, кроме людей, болеющих онкологией и находящихся в предсмертных состояниях.

Следующей пала Москва, а потом почти весь Урал и снова Сибирь. И добрался уже до всей планеты — почти одновременно перестали существовать все крупные мегаполисы. Грибок был беспощаден. Но все же он планомерно щадил смертельно больных, но никто не мог понять почему. Стало также очевидным, что глухие деревни грибок тоже не трогает, и туда с невероятным рвением бросились бежать горожане — они доезжали, но на глазах деревенских их все равно сжигал странный лишайник, оставляющий крупные следы на месте их смерти.

В Красноярске в детской онкологии Миша начал бредить, вокруг него почему-то никто не пострадал от грибка. В больнице это поняли и фанатично держались возле него. Миша постепенно начал очень сильно бредить: «Все обман! Я в этом не участвую! Я хочу домой!» В глазах Миши уже с первых дней его жизни накапливалась скорбь по поводу вранья человека саму себе. Вранье было настолько сильным, что даже совершенный мозг не мог справиться с таким потоком лжи природе, самому себе и своему пути — так Миша и заболел. Все люди врали даже собственным жизням, построенным на вранье, теряли корни с сущностью жизни, и лишь только древний гриб мог их вернуть к этой сущности. Грибок, равно как и вирус СПИДа, возвращает людей к сути живого. Грибок уничтожал скопление лжи. Там, где было ее слишком много, там все плавились моментально. Гриб, превращая людей в самого себя, словно заставлял насильно слушать жизнь и жить на основе высшей правды. Ни одна цивилизация не выжила бы на лжи, и лишь только люди упорно делали вид, что понимают окружающее наукой, которая оказалась очень вредна для всех и всего, и ничего, кроме городских свалок, от нее не получилось — люди назвали это прогрессом. Развиваясь как цивилизация, люди даже не заметили, как оказались совершенно неразумными перед реальной природой. Гриб делал свою работу, уничтожая скопление научной лжи — с каждым погибшим исчезали целые очаги сложных ментальных концепций, окружающих, как плотная слизь, всю информационную сферу планеты. Вместе с разгрузкой коллективного бессознательного раковым больным становилось все легче, они почти все стали вспоминать, что болезнь началась с решения жить правдой! Природа помогла им встать на ноги. Миша, прокричавшись в сильном бреду, уже через неделю смастерил себе бубен и бил в него как хотел! Вокруг раскрывалось пространство и становилось по-звериному тепло всем вокруг — хотелось жить! Девочка с ужасной онкологией крови из соседней палаты танцевала так вдохновенно, что ей уже не нужно было никакой пищи для жизни — она питалась вдохновением! Старуха, уходившая на последний погост, начала бормотать сказки с такой любовью, что даже птицы слетались ее послушать. Жизнь — это большой прекрасный путь, и рано умирать.

Гриб сделал свое дело — науки больше не было. Те, кто остался в живых, учились от самой природы жить так глубоко, насколько позволяет великий шанс быть человеком! Это и есть дух онкологии и других неизлечимых болезней!

Ахмед

Рассказ написан для жутко брезгливой женщины с раком пищевода и очень напыщенным и глупым выражением лица

«Дурак ты, Федя!» Маринка хлопнула дверью! И уехала на юг одна! «Сам пусть себе сосет! Кобель проклятый! Ненасытный урод! Чмо! Затрахал меня уже!»

Устроившись кое-как в поезде Норильск — Адлер, уехала отдыхать в Лазаревское! В паху, как обычно, болело. «Пенталгин приняла, приличные соседи, все нормально, еду, буду звонить — пока, мам!»

«Уф, вырвалась наконец-то! Хрен с ним, с этим кобелем, другого найду! Соси ему все время! Сам пусть себе сосет! Козел!»

Мягко говоря, роман Маринки с Федей сразу не заладился. Он был для нее как какой-то песик приблудный, который сразу раз — и на бочок, и гладь и соси ему там. Фу… Мерзкий. «Я же не такая — мне нужен мужчина гордый, самодостаточный!»

Поезд ехал, и Маринка в уме подсчитывала траты своих кровных, которые она самолично весь год откладывала и в тайнике своих трусов везла. Правда, чем ближе к югу, тем больше она боялась, что ее изнасилуют. С мужиком-то было бы все же безопаснее. Федька, собственно, только для этого и предназначался. «Ну ладно, доеду, осмотрюсь — все нормально будет. Одна отдохну».

Маринка и вправду продрогла там в Норильске. Сама она по крови украинка, просто родилась на севере. Родители там завод строили, так и остались там век доживать, здоровье у них стало слабое, особенно у мамы — сердце уже никуда не годится. Волноваться ей совсем нельзя. А Маринке тепла нужно было любой ценой. Болела часто — особенно цистит замучил. Несколько раз описалась прям! И вот по прибытии трусы снова намокли — туалет был долго занят!!! Блин!!! Быстро сняла, быстро их в чемодан, быстро нужно выходить.

Поезд прибыл, мужчина, который строил глазки в дороге, вызвался помочь чемоданы вынести, выходили все прямо на пляж в Лазаревском. Море! Глаза аж ошалели — тепло! Хорошо!

Тридцать секунд шального восторга, Маринка огляделась — ни чемоданов, ни мужчины, без трусов и без денег! Здравствуй, юг! В руках телефон, а там Федя и мама. «Мам, я доехала — не волнуйся, все в порядке!» Вспоминая знакомых на юге — никого не вспомнила. Федька, урод, трубку не берет — зарядка на исходе. Попала, дура! Ладно хоть паспорт не украли с обратным билетом. А домой ехать через две недели.

Маринка уже три часа ходила по берегу, наслаждаясь «теплым прибоем», подбирая варианты, как быть. Ментам заяву писать тоже не вариант — могут домой позвонить, а там мама со слабым сердцем. Пока набирала номера подруг, сел телефон.

«Дэвушка, а дэвушка!» Ее окликнул красивый статный адыгеец. «Чем помочь дэвушка?» Маринка брезгливо посмотрела на него. До отвращения холеный, сытый, довольный жизнью кобель! «Небось еще хозяин чуркестанского кафе — ненавижу таких!» — «Ниче-е-ем», — противным слащавым голосом ответила Маринка, а сама чуть не расплакалась. Впереди две недели хрен знает чего. Пройдя без трусов пару кругов по пляжу, она промочила ноги в море, и море ее немного успокоило. Она почему-то поняла, что ей и вправду помощь хотят предложить — она попросила зарядить телефон. Через полчаса, постояв в спокойном море, успокоившись, подошла снова. Ее ждал обед. Ахмед ее решил угостить. Маринка отказалась и, крепко сжав ноги, а то не дай бог кто «войдет без спроса», ушла в лазаревский курортный вечер!

Очень поздно вечером Маринка все же ела в кафе у Ахмеда, изображая замужнюю, и старалась улыбаться, но ее все равно прорвало на слезы. Ешь, реви, молись, и главное, чтобы не изнасиловали — южное кино! «Слишком добрый чурка», — ненароком подумалось Маринке. Точно оттрахает потом! Надо уходить, но ходьба по пляжу в жару и вкусная еда сделали свое дело, хотелось прилечь, и идти-то, в сущности, было некуда. Море вон там прям рядом шумит. Море убаюкивало, словно подсказывало, что можно остаться. Маринка решила под честную свою расписку просить у него денег и завтра же уехать. Ахмед вроде бы не жмот. А сегодня принять предложение остаться переночевать у него в гостинице.

Вот ключ, дверь закрывается изнутри на щеколду, никто не зайдет. «Отдыхай, пока муж не приедет. Этот номер твой, там вон душ есть и полотенца тоже. Вот халат!»

Утром на кресле висел новый купальник и пляжные шлепки — Ахмед позаботился. Его долго не было, брать было как-то зазорно, но и без трусов ходить тоже. Наверное, вечером будет насиловать — нужно уезжать. А сейчас очень хотелось на море, потому что скоро в дорогу и будут долгие два с половиной дня в поезде до Норильска.

«Ладно, не успеет изнасиловать, в номер я не вернусь, но в море искупаюсь!» Ласковый юг, ласковый бриз, хороший купальник, нежные волны. Маринка сидела прямо в нежной пенке волн и буквально писала и писалась от удовольствия. Пенка от Маринки смешивалась с пенкой моря — романтика. Ахмед смотрел на Маринку и готовил завтрак, ему нравилось, что ей радостно. Он послал к ней племянника, чтобы он позвать ее кушать. Ей, разумеется, было неудобно, но она пошла, но твердо решила просто взять у него взаймы и ехать обратно.

Ахмед без разговоров достал денег и дал ей. И отпуск тем самым внезапно кончился. Стало сильно обидно за себя непутевую. По лицу Маринки пробежала нервная волна предстоящей душной поездной тряски и одновременно каприз маленькой девчонки оттого, что все не по-моему, и гордая стать украинки с северов пробудилась, и полезла еще пущая подозрительность к такому поведению Ахмеда, и мысли закрутились непонятным веером — да вообще, может, у нее другие планы, скоро муж должен виртуальный приехать. В общем, стресс!

Пошла на вокзал менять билет в платье и в трусах от купальника. Билетов на ближайшее время не было. А у нее был тот самый обратный, но только обратно через долгие две недели. Но зато теперь были деньги на еду и небольшую комнату. Вернулась сказать спасибо и сказать, что деньги отдаст попозже, потому что так вышло — планы поменялись. «Садись обедать, родная», — сказал мягко и как-то очень по-доброму Ахмед. За столом сидели братья, отец, племянники. Жены суетились на кухне, а ей предложили сесть с мужчинами. «Если я сейчас не убегу, меня изнасилуют еще и его братья», — подумала Маринка. А глаза хотели увидеть жену Ахмеда. Не увидела — женщины в основном были не его возраста. И кольца у него не было.

Горячо поблагодарила, сбивчиво объяснила Ахмеду суть перемены дел и ушла. Ахмед сказал, что если комнату не найдет, то может жить у них бесплатно, как гостья! Маринка гордо ушла! Тут позвонил Федька, сказал, что она дура, но выслал деньги все равно, номер перевода такой-то. Потом по привычке еще и поругались очень сильно!

Впереди еще 12 полных дней отпуска, и можно было отдать долг Ахмеду и рассчитаться за купальник. Зашла. А там свадьба — шум, гам, танцы! Ахмед затащил ее в гущу праздника. «Вот я попала!»

Ее просто не отпустили с праздника! Кавказский колорит! Лезгинка! Вкуснейшая еда, вино, красавец Ахмед! Он такой чуткий — ухаживает! «Можно же и потанцевать с ним, а потом я незаметно убегу!»

Он предложил сам. Просто отойти к морю, отдохнуть, подышать. Свадьба была еще в разгаре. Вел себя хорошо, повода вроде не давал. «Пойду, но так почему-то захотелось сильно писать!» На пляже был большой камень, Ахмед сел на него, и логично было сесть рядом. Она села. Мочевой пузырь предложил выбор: первый — пустить струйку по камню на Ахмеда, второй — сделать вид, что ей захотелось купаться, и пописать в море, но тогда Ахмед, как в романтичном кино, пойдет с ней, а верха купальника нет, потому что даже не думала о таком раскладе, а плавки были вместо всех украденных трусиков, третий — внезапно бежать, как дура, в ночь! Бежать неуважительно, а в море изнасилует! Выход найден — быстро в море, словно я такая эмоциональная, побеситься незаметно и пописать там, потом выбежать! Прыг — и, наступив на свое же собственное платье, сорвала его по пояс, запуталась в ногах и с размаху лицом в утоптанный песок! Потеряла на минуту сознание. Ахмед от неожиданности сначала хотел рассмеяться, а потом сильно передумал. Взял ее, ничего соображающую, с голыми грудями, на руки, и теплая струйка потекла на него. Он поднял ее и занес ее на руках в море окунуться и вынужденно сполоснуться. Голая, теплая, нежная, с очень красивой грудью, она сама ему упала на руки, слегка ударившись, как спелый персик об землю. Маринка расслабилась, сквозь предстоящий фингал она увидела, что Ахмед, в сущности, действительно добрый одинокий парень, который честно от всего сердца хотел ей помочь. Никакого зверского плана насилия не было. Он просто гордый кавказский парень, и его гордость как раз и заключалась в его желании заботиться. И даже сейчас на руках он держал ее крепко и очень нежно. Она попросилась на ноги и, почти голая, обняла его в море с великой благодарностью за эти чудесные два дня заботы, в первый раз в жизни именно сердцем приняв заботу мужчины. Он проводил ее до той самой комнаты, где до сих пор висел ее халат, словно что-то знало, что она еще вернется. Утром за дверями было новое платье и солнечные очки и новые трусы и лифчик!!! Был небольшой синяк под глазом — очки были очень кстати. Потом завтрак, кофе, приятное молчание. Днем Маринка сходила в комнату, которую успела арендовать, и принесла верх купальника да паспорт с билетом и поселилась у Ахмеда, потому что с ним было очень надежно. Душа нашла временный берег.

Море попеременно было каким-то ласковым и слегка шумным, то настойчивым и почти мужским. Маринка смотрела на Ахмеда и вспоминала бабушку, которая всегда смотрела на ее родного деда с сожалением, потому что она не позволила себе в свое время уехать с одним одесситом в Америку, и маму вспоминала с ее слабым сердцем, которой ослабело из-за того, что не могла себе простить выбора папы, который уехал на север за длинным рублем, а она за ним. Маринке очень хотелось тепла, моря, беззаботной жизни и гордого мужчину! Все совпадало, но была еще сильная своя некая национальная гордость, не позволяющая принимать заботу южанина, которую, впрочем, она вчера изрядно потрепала.

Немного погодя Ахмед пригласил ее в сад за свежими фруктами, где росли высокой аркой виноград и киви. Для Маринки был настоящий экстаз все это увидеть живьем, а не в магазине. Маринке было уже нечего терять, и она прыгнула в руки Ахмеду, чтобы тот ее поднял, и он поднял, смачно вдыхая ее запахи: груди, животика и там, где накопился норильский холод. Маринке это сильно неожиданно понравилось. Наелась свежих фруктов, она немного опьянела от себя, и… пошел сильный дождь. Она так хотела пьяного счастья, так хотела сказать спасибо, и она так хотела погладить гордый нос Ахмеда, она притронулась к его лицу и очень близко увидела его глаза. Это были глаза мужчины, который крайне бережен, и в нем была великая честь человека, который любит жизнь без тревог, знает, чего хочет женщина, и великим удовольствием для него является забота. В первый раз в жизни у Маринки внизу стало тепло, словно ее матка точно не ошиблась в этом мужчине, ее глаза заблестели, тело сказало да, и теперь она позволила ему себя обнять, как он этого хочет. В ответ, обнимая ее, он процитировал стихи на адыгейском, смысл которых был ясен предельно: если море захочет, чтобы они были близки, то пусть так и будет! Дождь прошел. Вечером был ужин. Маринка была на пляже и спросила море: чего оно хочет для нее с Ахмедом? В это время позвонил телефон, и подружка Маринки сказала, что она звонит сказать, что Федя теперь ушел к ней и больше ему не звони, потому что ты дура и такого мужика потеряла!

«Спасибо тебе, море», — прошептали Маринкины губы!

Красивая

Рассказ для парня, который написал «ВКонтакте», что у него опухоль в голове размером с куриное яйцо, и от помощи он, разумеется, отказался. Но я люблю до конца исследовать любые сложные случаи, и вот родился рассказ. О дальнейшей судьбе парня я ничего больше не знаю. Лекарством для него является любое проявление нежной мужской любви к женщинам.

«Сука! Она сука — просто сука! Эта Мэрилин, что она вообще возомнила о себе!» В своем аутичном мире Джек жил уже почти всю жизнь. Там он неистово критиковал всех ярких и красивых женщин. Особенно это обострилось, когда его родной отец избил его, поймав за поцелуями в губы журнальной фотографии портрета Бетти Бросмер. Как поговаривал отец про нее со своими друзьями, «знатная сучка, трахнуть бы ее нам всем вместе, как следует — вот бы она запела!» Надо сказать, что Джек сам видел, как отец онанировал на нее неистово в гараже. Этот журнал у отца был уже затасканный буквально до дыр. Джек просто решил походить на отца. В таком возрасте еще веришь взрослым, как богам. Уже потом Джек замкнулся в себе, и разговоры о красивых и пустых сучках внутри разгорались самостоятельно уже неистово, как лесной пожар. Отец умер рано, во время запоя, выгнав очередную любовницу, а потом случайно сгорел от виски, которое случайно пролил на себя, а потом так же случайно поджег сам себя, уронив спичку пьяными руками себе на живот, прикуривая сигарету. Нелепая смерть, но отец успел выдать столько проклятий в этот мир перед уходом, что Джек уверенно понял, что мир дерьмо и причиной тому грязные красивые шлюхи.

Работая в почтовой конторе неподалеку от дома, Джек засматривался на женщин в окно своего склада, и часто ему удавалось увидеть ухоженных дам в холле почтового отделения, от которых у него до тошноты кружилась голова: от духов, запаха женского пота и излишней уверенности их красоты.

Возраст сделал Джека окончательно слабоумным. Для работы на почте он годился, а вот для всего остального уже точно нет. Но в голове у Джека был сущий женский ад. Он их варил в котлах, садил на вилы, бросал в обрывы или просто изощренно медленно убивал. К женщинам он не прикасался почти совсем, а если так случалось, то потом нервно долго оттирал женский запах со своих рук. Женщин, разумеется, даже падших, у него в жизни не было совсем.

В холле раздался шум! Полисмены привели исполнять наказание в виде общественных работ смазливую девчонку, которая попалась на растрате школьных денег. Приговор ее был простой — быть почтальоном в этом районе 250 часов, где она приложила свои мошеннические воровские руки.

Что-то в ней было похожее на Джека. По слухам, она тоже круглая сирота с мрачным прошлым. У нее тоже куда-то исчезла родная мать, и ей тоже достался отец с приступами ярости и эпилепсии, который помер тоже странно. Это точно конченая сучка — Джек уже разбирался в смазливых женщинах. Все они с сути своей становились несчастными. Эту звали Мэрилин. Она даже походила на Монро и немного старалась даже косить под нее.

«Вот, Джек, теперь это твоя временная напарница». Джек протянул вяло руку и машинально вытер ее сразу об штаны.

Сука — она просто сука — ее дни все равно уже сочтены. Она долго не проживет, такой баланс внешней привлекательности и безрассудства уже приговор, рассудил холодно Джек в своем женском аду, в котором он был чрезвычайно умен и расчетлив. Точно умрет.

«Ты девственник?» Это был вопрос-удар! Это то, что она спросила сразу же, когда они остались наедине. Джека этот вопрос полоснул до самой наготы души. Словно горящее пламя виски. В ответ он просто внезапно ушел из конторы, и в голове началось: «Сучка — конченая сучка! Ее нужно убить, пока она не сделала грешником кого-нибудь из нас, мужчин!»

Уверенно подобрав ключ в дровнике, Джек уже точно не сомневался, что его первой жертвой будет она. Уже десять лет Джек строил подземный бункер для устранения таких вот шлюх, как эта. Это глубокое поземное сооружение снаружи было замаскировано под обычный дровник. Там была кровать, унитаз, душ и небольшая вентиляционная труба. И много инструментов для пыток и много алкоголя и снотворного. «Шлюха! Ты будешь первой здесь и никуда не убежишь от меня, как моя мать от моего отца! Будешь только моей! Гореть тебе в аду! Я выведу из тебя порок! Гореть тебе в геенне огненной!»

Утром Джек старался быть учтивым к Мэрилин. Даже открывал ей двери, когда она, неся коробки, была вынуждена их ставить на пол, чтобы открыть дверь.

Джек готовился! Ее все равно не буду искать — тем более она уже убегала от полицейских — ее нашли в соседнем графстве.

«Убью, изрежу, покончу с ней». Тем более она пришла сегодня с похмелья — дерьмовая дрянь. Где она вчера была — с кем? В период такого гнева у Джека была страшная эрекция! Это было видно даже окружающим! Это повторилось снова. Но только уже неимоверно!

Мэрилин все поняла. С ее печалью в глазах, с ее поиском смерти она уже дано ждала расправы. Ей это снилось! Она не хотела жить так сильно, что это затмевало глаза ее учителям в школе. Церковь тоже ничего не могла поделать. Она ждала смерти! Так же, как мама Джека.

Маму Джека нашли убитой в неведомом детском прошлом Джека — ее смерть была сродни уже истории из старой никчемной газеты и почти ничего не значила для Джека.

Мэрилин смотрела в глаза Джеку и хотела смерти, но не боялась ее. Она все поняла: Джек — это Душа-пленница, такая же, как и она — ей про это приходили стихи. Душа, запутавшаяся в веригах религиозных запретов и жажды невероятного греха. Это сильно возбуждало Мэрилин — ее тянуло к таким мужчинам. Ей снилась эта сцена. Она просто разделась и дала себя потрогать. И следующим днем тоже. И еще потом много раз каждый день.

Джек стал часто плакать по пути домой! «Вот сучка — что она делает?! Какая же она красивая сучка!» Вместо интонации ругани у Джека стала появляться тональность ласки в мозге. Даже сильно расправилось лицо — он стал словно прежним смышленым мальчиком. Он ее ругал, но благодарил за полную девственную, святую открытость. Так открывается только Душа! И у Джека она открылась тоже. Джек стал думать стихами!

И вдруг на мятой бумаге он написал ей стихи:

Солнцу невозможно приказать покинуть небо,

Это просто невозможно.

Ребенка невозможно убедить не плакать,

Это просто невозможно.

Могу ли я прижать тебя еще крепче

И не раздавить в своих объятиях?

Не думать о тебе целую секунду —

О, это невозможно!

Может ли океан не биться волнами о берег?

Это просто невозможно.

Будь ты моей, стал бы я просить о большем?

Это просто невозможно!

И если завтра ты попросишь подарить тебе целый мир,

Как бы то ни было, я его достану, я душу продам

И не пожалею, ведь жить без твоей любви —

Просто невозможно!

И если завтра ты попросишь подарить тебе целый мир,

Как бы то ни было, я его достану, я душу продам

И не пожалею, ведь жить без твоей любви —

Просто невозможно!

О, невозможно,

Невозможно,

Невозможно…

Мэрилин плакала навзрыд…

Уже через пару месяцев Джек выбросил все орудия пыток из «ковчега безгрешности», уму стало небесно легко в голове! Он благословлял Мэрилин, а она отдалась ему в этом ковчеге множество раз! Она была не девственница, но она полностью принадлежала Джеку, как он и хотел. Ее Душа позволила Джеку любить ее по-земному, и она сама позволила себе любить его, как небеса любят даже самых отчаянных грешников, даже убийц.

Однажды она принесла гитару, которую она купила на те самые растраченные деньги. Просто спрятала ее до лучших времен, чтобы полицейские не забрали ее.

Это был день рождения Джека. Она сочинила мелодию на его первый стих. Таких крупных мужских слез в природе еще не было. Джек рыдал и пел свои же собственные стихи, снимая с себя остатки грубой религиозной догмы о грехе и недосягаемости Бога, потому что он видел любящего Бога в лице Мэрилин настолько близко, что заново рождался в ее утробе как истинный мужчина, любящий без границ на Земле и на небе, как Бог, который и есть любовь!

Божья воля

Рассказ-терапия для семьи, где родилась девочка с врожденной опухолью мозга. Это своеобразный ответ на частый вопрос: «А дети в чем виноваты перед лицом болезни?»

Их нужно обязательно казнить! Всю семью, включая детей. Это позор для нашего города! Весь Руен хочет их казни. После последних странных исчезновений лавочника Томаса Жардена с его женой и дочерью и портретиста Дидье Дюрана с его сыном никто не сомневается в их причастности. Они же даже выглядят как звери. Они прирожденные убийцы. У них же у всех все время текут слюни! Они никогда не посещают мессу! Кто дал им право вообще размножаться?! Они точно едят мясо своих жертв вместе со своими собаками! Ничтожество, они ничтожество, за что Господь дал нам это наказание? Таких нужно сразу убивать после рождения! Это же очевидно! И никакого греха — убийцам судьбу жертвы, до того как они еще не успели никого убить! Вот оно, правосудие! Вся округа мучается от этой семьи уже 150 лет. Их семья — пятно на небесных планах нашего города, благословленного Господом.

«Я согласен с тобой, Коринн, рано или поздно будет еще одно убийство, и они все равно попадутся». — «Милый Жеральд, как хорошо, что ты мой муж и мы можем решать вопросы города полюбовно без посторонних. Поговори с епископом завтра, пусть объяснит людям на проповеди, что правосудие вершит Господь нашими руками — ты же истинный дворянин, градоначальник, твоя семья правит этим землями уже 800 лет — он должен тебя услышать. Ну а я на суде просто объявлю приговор именем Фемиды и современной науки о чистоте расы — я знаю свое дело, в конце концов, хоть я и женщина, но я судья в пятом поколении — мои достопочтенные родители меня бы одобрили! Руен будет нам благодарен. Мы устроим большой суд и большую казнь! И с этим будет покончено!»

Тюрьма была оборудована идеально. Она досталась городу еще в те времена, когда здесь правил сумасшедший король Карл VI. Все его тюрьмы были идеальным местом для судилища над всеми, кто не похож на толпу, — король был безумен! В их недрах сгинуло множество народа навсегда. Неугодные исчезали целыми семьями без суда. Там и держали всех Балленов, почти всей семьей. Не нашли только старшего близнеца Поля, его защитили собаки, и он убежал куда-то вместе с ними.

Народу нравился предстоящий показной суд и будущая казнь. Хотя не было ни одного доказательства вины Балленов, но их казни ждали все. Каждый горожанин по-своему толковал против них свершенные убийства и исчезновения людей, длящиеся уже последние пять лет, но общей для всех была жажда расправы над Балленами. Страшно ушастые, пускающие слюни, вечно с ними в попутчиках собаки — ну разумеется, в их рождение на Земле вмешался сам сатана. Их не должно быть — они нечистые! Тем более в одной из церковных книг с пророчествами, по слухам, нашли прямое указание на то, что Руен был специально предназначен, чтобы чистить человеческую кровь от подобных выродков. В это же время в местной газете вышла статья главной судьи Руена Коринн Дюбуа о праве убивать всех в раннем детстве, кто родился с дьявольскими отметинами — ибо так хочет сам Господь.

Казнь была назначена, суд будет свершен. И вот настала последняя ночь перед казнью. Руен тихо радовался предстоящему свершению дела Господнего. Очевидно, что все просто хотели, чтобы Баллены исчезли навсегда. Они отвратительные люди. В воздухе висел холодный аромат смерти и расправы.

Окна четы Дюбуа, верховного судьи и мэра Руена, выходили как раз на эшафот. Там были аккуратно выстроены виселицы для всех девяти Балленов, включая даже младшую Анни Баллен, которая в силу возраста точно ни в чем не была замешана — ей был всего четыре года.

Судья Коринн плохо спала. Ей казалось, что ею руководит сам Бог, дав право свершить дело ее жизни. Она еще в студенчестве исследовала факультативно тему уродств. Ей искренне хотелось вычислить отметины убийц до свершения убийства. Для себя она решила, что такая связь есть, и это ей дало моральное право судить заранее всех неполноценных. Она уже один раз это сделала, на суде присяжных, уговорив всех объявить виновным пьяницу, у которого были тяжелые свисающие над лицом лобные кости. Его обвиняли в изнасиловании и убийстве молодой девочки. Там тоже было мало доказательств, но потом после казни их нашли, и дело было сделано. Начинающую судью Коринн Дюбуа это опьянило! Теперь же она реальная судья, и ее идея жизни сегодня стала реальной! Коринн не спалось. Она встала, чтобы еще раз посмотреть на парадный эшафот — просто для ощущения своего триумфа!

И уже ночью через свое окно она увидела страшную фантасмагорическую картину! Вся площадь под светом луны была заполнена молчаливыми собаками, которые собрались вокруг ее дома, видимо, они сбежались со всей Франции. Их были десятки тысяч. Они сидели в тишине и смотрели на эшафот тихо, тихо, словно они пришли прощаться с Балленами. В середине сидел самый ушастый старший близнец Поль Баллен, которого не поймали. По его позе и глазам было видно, что он искренне будет со своей семьей даже после казни и явно долго не протянет без них — умрет от тоски.

У Коринн случился удар! Она впала в беспамятство на несколько дней. Казнь отложили. Собаки были очень тихими, но в них ощущалась жажда настоящей божьей справедливости. Весь город был ошеломлен. Мир животных, такой правдивый и искренний, встал на защиту Балленов. Тихо и кротко собаки не лаяли совсем. Их было минимум сто тысяч, а может, и больше. Они просто смотрели в глаза каждому прохожему. Но часть самых больших псов, около двухсот, сидели вокруг одного достопочтенного дома и рычали. Сам главный жандарм, который, кстати, был на стороне справедливого суда, вошел в этот дом и нашел все доказательства убийств и исчезновений людей, которые были совершены за последние пять лет. Так был найден убийца. Это был сын самой Коринн Дюбуа, главной судьи, и мэра Руена, ее мужа, потомственного дворянина Жеральда Дюбуа. Их сын, красавчик, истинный, породистый француз Андрэ Дюбуа, прикрываясь высокопоставленными родителями, уже давно безнаказанно творил свои темные делишки. Собаки также вышли на след его подельников просто по запаху. Это были его друзья — все как на подбор свет и цвет Руена. Истинные породистые французы.

Андрэ был седым, сникшим и синим от злости, когда жандарм вывел его из его дома. Все улики были найдены. Псы Балленов сделали свое дело. Осталось только Балленов отпустить.

Это был собачий триумф. Когда Баллены вышли из застенков, столько преданности и радости хвостатых сам Бог, наверное, не видел. Баллены и их псы были чем-то очень гармоничным, словно они были родные по крови. Вся семья, сопровождаемая ста тысячами четвероногих мирных воинов, мирно ушла из города через главные ворота.

Руен остался без главного судьи и мэра. Суд над Андрэ Дюбуа в дальнейшем с новым судьей был пристальным и долгим. И Андрэ Дюбуа и его друзей казнили спустя время на рассвете в присутствии родителей. Весь Руен плакал и каялся от своей слепоты перед высшей справедливостью! Перед Богом все равны! Преступления же со временем прекратились совсем. После произошедшего уже никто не решался на глупости.

Король жаловал Балленам место в королевском заповеднике. «Воистину, не все хотят в рай — некоторые хотят быть ближе к природе», — сказал в напутствие епископ. Семья Балленов была идеальна, чтобы быть стражами французских лесов. Каждому свое место в мире Божьем. На то есть непостижимая для нас, людей, сама Божья воля!

Брат бога

Рассказ про парня из Голландии, который очень резко заболел очень сложной формой рака после того, как сбили над Донецком авиалайнер Boeing 777–200ER авиакомпании Malaysia Airlines, который выполнял плановый рейс MH17 по маршруту Амстердам — Куала-Лумпур. Перед смертью он принял православие. Он был женат на русской девушке.

Андрис был очень смешон, справляя нужду посреди крапивы посреди запущенной деревенской пасторали, совершенно потерявшись на карте России в самой ее глуши в деревне Суйга Томской области.

Верка Сизова, самая шустрая девчонка Суйги, красавица сибирячка, еще в раннем детстве знала, что когда она вырастет, она будет смотреть на другое небо! Ей не очень нравилась Россия. Училась она прекрасно, словно даже учебой готовилась к своему судьбоносному выбору. Ее выбор был выйти замуж за иностранца. Без проблем поступив в ТПГУ (Томский государственный педагогический университет) на учительницу иностранных языков, через год оказалась в Москве в МГПУ.

Вскоре она встретила Андриса. Высокого белобрысого голландца с лицом наивного дурачка, как у всех иностранцев глазами русских. Он приехал как студент в составе делегации по обмену студентами по инициативе Российского государственного аграрного университета — МСХА имени К. А. Тимирязева. У Верки в московском сельхозунивере были крепкие подружки-сибирячки из Томска. Он был из Роттердама. Цель была найдена, и лихой закаленный сибирский характер Верки сделал свое дело! Вот уже восемь лет она гражданка Голландии. Длинный худой Андрис благодаря Верке даже окреп, хотя он ощущал ее сильнее себя. Он ее нежно полюбил, а она к нему честно очень искренне привязалась. Она понимала, что это парень с очень доброй душой и его наивность — это не весь Андрис, он словно родной чем-то, но не понимала почему. За время знакомства Андрис несколько раз порывался познакомиться с родителями Веры. Но Вера, как суровая пограничница, очень умело ставила шлагбаумы на этих попытках. А тут Андрис внезапно оказался на крестном ходу православной церкви Александра Невского в Роттердаме и втянулся в православие с головой. Он нежно пел молитвы и начал внезапно почти сносно говорить на русском и много читал о России. Вера сама лила слезы вместе с ним на литургиях, то ли скучая по Дому, то ли поминая Россию и родной деревенский дом в Сибири, из которого благополучно уехала. Андрис спустя время своей внезапной любовью к православию проник ей в самую суть сердца, говоря ей по-русски слова любви и называя ее ангелом-спасителем его Души. И она полюбила его так сильно и прочно, как может любить Господь ребенка, который искренне замер посреди поля в русской молитве, смотря на небо! Пока своих детей не было, Вера все же решила его познакомить с Россией. Андрис был счастлив. Начав с Петербурга, потом Москвы, они двигались на поезде, останавливаясь в основном только в святых местах. И вот случилось явление самого невероятного Божьего промысла на Земле — Андрис Янсен справлял нужду с похмелья в крапиве выше пояса в огороде родительского дома Веры. Сибирский августовский ветер шатал деревья. Солнце, как крапива, жалило слишком сильным белым светом, пахло лопухами, гниющей картошкой и чем-то еще химическим. Андрис пинал сибирскую землю нелепыми сандалиями, с трудом соображая, как европейский колхозник, какой сорт тюльпанов все же здесь можно вырастить. Но тюльпанов на этой земле отродясь не было. Здесь хорошо росли секретные военные части разных направлений российской армии. Поэтому как только Вера с Андрисом здесь оказались, к ним домой как бы невзначай пришел местный участковый — бывший одноклассник Веры. Его очень сильно беспокоил фотоаппарат Андриса, и вообще характер Верки его бесил еще со школы. Они были нежеланными гостями на этой земле. Белобрысый каланча Андрис ростом 188 сантиметров выглядел здесь как сверхсущество для местных. Казалось, если он начнет махать руками, то точно полетит. Его тут все прозвали Эстонцем! Андрис очень легко пьянел, и уже пятый день приема в Суйге он братался со всеми. Пьяный, своими широченными руками обнимая родных Веры, утирая голландские слезы. Он был постоянно с похмелья и часто блевал. Верка была не против. Нужна была прививка, чтобы сюда больше не возвращаться. В компании на голландскую диковинку приехали посмотреть даже из соседних деревень. Было как обычно в русской глуши: абсурдно, непонятно, грустно и честно тоскливо до оскомины. Еще были люди в штатском вместе с ментом — одноклассником Верки. Верке было уже все равно, потому что визит кончался и скоро уже ехать дальше до Владивостока, а потом домой — посмотреть Россию до конца и больше никогда не возвращаться. На следующий день Андрис нашел на себе клеща. Вечером ему уже было плохо. А утром он уже бредил. Больницы в деревне не было, Андрис действительно умирал. А мент-одноклассник очень странно отказался помогать. Куда-то потерялся фотоаппарат, и было видно, что кто-то рылся в их вещах. Лаяли собаки, солнце палило, Андрис умирал, а на выходе из деревни, когда Вера пошла в Томск за врачом, ее просили зайти на разговор. В очень жесткой форме было заявлено, что она отсюда уедет одна, потому что Андрис, по их разработке, шпион ЦРУ и она стала жертвой разработки спецслужб. Целью Андриса была именно полевая разведка Сибири. Ей очень хорошо подсунули легенду о муже-иностранце, и так легко выйти замуж получилось именно поэтому. Вера не могла поверить. Ведь он же молился в православной церкви и был таким искренним. Она поняла, что очень заразного клеща подсадили они и болезнь так сильно прогрессировала именно поэтому — особый штамм энцефалита. Они ее не выпустят, пока он не умрет. Было видно, что он не протянет и дня. Шпион или не шпион, он уже практически не был даже Андрисом. Синий, в судорогах, лежал ссутулившись длинный мужик с лицом, теряющим разум. «Вот блять! Ну, сука, мужик, ты даешь нахуй стране угля!» — сказала отчаянно по-сибирски, врезав ему по морде! Он очнулся и зашевелился буквально как клещ, шатая длинными руками. «Выздоровеешь, я тебе устрою допрос с пристрастием!» Верка пошла искать черное платье. Матери сказала тоже надеть черное. Сильно погрустнев, она пошла к старосте деревни просить место для могилы. Вечером все было устроено. Завтра похороны. Утром рано выволокла чучело Андриса на садовой тележке на кладбище и закопала. Потом пила водку и ходила специально, как подраненная медведица, по деревне, ожидая, когда эти хуесосы в штатском съебутся. Они уехали, а сама, недолго думая, глубокой ночью повезла Андриса на лодке к тетке через реку. Она у нее еще та ведьма — все вылечит, и не таких подымала. Тетка все поняла! И вместо оханий и аханий взяла кнут и врезала Андрису по телесам, словно это обыкновенная скотина домашняя! И правильно сделала. С ужасной руганью она пнула ему под жопу и буквально оживила еще несколько минут назад умиравшего каланчу-Эстонца. Эти «твари божьи» только так и понимают! Смачно пиная его под зад, она загнала его в скотный двор к свиньям. Там его и закрыла. Под жестокими ударами тетки Андрис почему-то стал себя вести как зачморенный дух перед дембелями в армии, которого все время бьют. Как будто он был сейчас обычным русским солдатиком, отбывающим срочную службу. Даже лицо было как у рядового СА. Но тетка не унималась и, налив ему в баланду целую бутылку водки, кнутом заставила съесть. И через полчаса Андрис был похож на циркового медведя, настоящего дурачка, танцующего за кусочек сахара. Не хватало только езды на велосипеде. Тетка очень увесисто его била! Он жил у нее в скотнике, и битье открыло в Андрисе какую-то другую силу, для того чтобы организм Андриса для начала не подох. Но главное было впереди. Она готовила Верку к страшному явлению. Зоя, тетка Верки, была очень сильной целительницей. Она уже не в первый раз исцеляла безнадежных и особо не церемонилась с теми, кто, по ее мнению, оскорбил Мать-землю. Вера ей доверяла. Андрис был жив, но был уже не человеком. Эта голландская каланча предстала постепенно перед Верой не только агентом ЦРУ, потому что под жестким воздействием тетки из Андриса каждый день выходила какая-либо уродливая маска. ЦРУшник — это было не самое страшное. В Андрисе угадывались черты католического праведника. Его католическое наследие было настолько глубоко в крови, что было видно, что Андрис был готов судить людей от имени Бога — морда была до омерзения противная в эти моменты. Много шкур, переданных по наследству, слазили каждый день. Фашистская форма гауляйтера — это двоюродный дед Андриса, католический кардинал — это прапрадед Андриса. Крестоносец — это древнее родовое, адское возмездие, это что-то стертое из памяти всех людей, но самое страшное — это бурые волосы, которые стали расти даже на лбу. И тетка с этим поступила очень просто. Она пинками заставила Андриса копать медвежью берлогу в лесу, чтобы он туда поместился целиком. Потом заставила принести сухостой. Завалила Андриса сухостоем в этой яме, кинула ему туда книжку с молитвами и подожгла. Из ямы раздался страшный медвежий рык! Густой огонь был сущим адским пожарищем! Горящие жерди шатались, Андрис хотел сбежать, но огонь был страшным. Он задыхался, рычал и хватался за молитвы, но они жгли его изнутри! Орал матом и искал выход, он хотел жить, но уже не мог спастись! В огне возмездия стали проступать лики 269 пассажиров самолета, сбитого 1 сентября 1983 года над Сахалином. Андрис был летчиком, который выпустил тогда ракету, невольно став ангелом войны. Но сейчас, выходя сквозь угли, его спасала только Божья милость и лично его ангел-хранитель, который виден был в контурах пламени. 269 человек стояли вокруг. Из леса собрались медведи, чтобы забрать из Андриса медвежий дух — это древний след боли всех русских. Зоя с Верой оставили Андриса среди горящих углей навсегда — пусть теперь его небеса судят. Рано утром Андрис бил в висячую рельсу, как обычный деревенский сумасшедший. Он был русоволосым и светлым, с безумным взглядом небесной правды, как классический русский юродивый. Сквозь его существо проступил ангельский мир. С этого момента он стал спать как котенок, подрагивая, и было видно, что ангелы во сне посещают его Душу и снова учат его божьему промыслу. Как деревенский дурачок, через несколько дней он нашел колокольчик и играл музыку ангелов, сбегались белки, бурундуки, и прочая мелкая тварь, чтобы слушать симфонию нежной земной и небесной жизни. Потом весной Андрис, перенеся зимой несколько гриппозных очищений через молоко медведицы, уже сам рассказывал, как его забрали ангелы из костра и привели на литургию по его Душе. 269 человек молились за его Душу, и сам небесный богатырь Александр Невский дал ему милость. Его Душа, будучи в пока еще безумном теле, училась на небесах искусству правды, постепенно перенося эту правду в тело нового Андриса, который был невинный, как котенок, и, подрагивая во сне, усваивал эту правду. Его пальцы стали необыкновенно гибкими — с такими пальцами уже ракету не запустишь. Взгляд же его был взглядом божьим. С его ростом и размахом рук он выглядел как родной брат Христа. Все, что звенело, стало для Андриса родным домом. Он становился музыкантом от Бога, а так как он уже практически умер, то он решил Богу посвятить свою жизнь. Потом же к нему вернулась память полностью. Он вспомнил, что еще в 60-х, в прошлой жизни, он так же, как Верка, уехал в Москву из этой же деревни, чтобы стать летчиком, и у него получилось. Летая в небесах на истребителе среди ангелов, он ощущал себя как дома. А потом его учили бомбить и истреблять без всяких принципов. А потом тот самый случай. Он еще много чего рассказывал, но самое ужасное, он рассказал, что большинство россиян неулыбчивые потому, что они еще ждут войны и ничего с этим сделать не могут. Дух медведя для них — это пока дух страха проигрыша в этой войне. Им пока помогает земля, потому что ей нужна Россия, но не современные россияне. И медведя из своей души придется выводить каждому.

Возврат домой был очень легким — Россия отпустила. Андрис поступил в консерваторию и уже через пять лет играл на органе в главном католическом храме Роттердама православно-католические мотивы. Таким способом, творя мир на Земле музыкой, он осознавал, что мир держится на нас на всех и он теперь просто не может быть безразличным к миру. Он стал ангелом на Земле и играл музыку высшего согласия, лично исцеляя очень старую боль человечества со времен ада — миру становилось легче, потому что Андрис просто нашел свое истинное мирное место на Земле.

Воршуд

(добрый дух рода на удмуртском)

Рассказ-терапия для молодого мужчины-удмурта с меланомой на стопах и ладонях и метастазами в головном мозге с потерей памяти.

С детства Женя Верещагин не хотел жить, но никто этого не знал. На душе всегда было скверно и никогда не было просвета, но этого тоже никто не знал. Однажды, уже совсем устав от неизвестно чего, будучи совсем маленьким, Женя специально наелся какой-то горькой травы прямо во дворе собственного дома, чтобы умереть, но его вырвало, и несколько дней он провел в темном муторном сне, но оправился как-то сам. Сны с тех пор так и остались муторными и мрачными. Родители Жени, обычные деревенские удмурты, даже не пытались в тот момент вызвать врачей — смерть для них была чем-то сродни избавлению от врожденной усталости и совсем не пугала.

Отец Жени повесился при первых заморозках ранней осенью, когда Женя был первоклассником. Ярко-рыжего, как рассветное солнышко, папу Жени стеснительно похоронили и старались особо больше не вспоминать. Женя же, снимая папу из петли, вместе со своим старшим братом Валерой точно знал, что его ждет такая же судьба.

Грусть, накрепко поселившаяся в Женьке, была уже настолько чрезмерной, что он уже потихоньку стал сильно сторониться людей и не мог смотреть им в глаза, особенно военным, которых вокруг деревни было много. Неподалеку от их деревни была военная часть, в которой все время ездила тяжелая военная техника, которую делали в Ижевске. Иногда по нескольку ночей от их маневров ровно и гулко дрожала земля и дом. Животные в это время плохо спали, пчелы все время разлетались и днем были очень злыми, но маленький Женя не волновался и откуда-то понимал, что земля найдет способ себя защитить и военные люди отсюда однажды уйдут.

Мама умерла возле стиральной машины в бане, доставая тяжелое белье. Она вся была в мыльной пене от продолжающей работать машины. Смерти мамы никто не удивился — это ей сказали врачи еще в школе. Врожденный порок сердца сработал — любая тяжесть для мамы была губительна. Женя даже обрадовался, потому что внутри он знал, что мама умерла от точно такой же, как у него, усталости от жизни и ей сейчас лучше, она отдыхает.

Став подростком, Женя собрался вслед за родителями. Яд для мышей в деревенском магазине был всегда, водка осталась еще от отца. Смешав все воедино, Женя выпил целый стакан без всяких колебаний. Было отвратительно, но только организму, Душа Жени даже не потеряла сознание. Брат Валерка, как назло, оказался рядом и сильно бил Женьку по лицу, а его невеста, будущая врачиха, делала промывание желудка. Помогло.

После этого случая Женька тихо перестал ходить в школу, замкнулся и подолгу бродил по лесам. Там он однажды нашел мертвого солдата, которого долго изучал и часто возвращался на это место со странным интересом к его разложению, впитывая все подробности, как земля забирает тело. Лес забрал солдата быстро и полностью, только лоскуты одежды, пряжка от ремня и несколько белых костей остались ему надгробием.

Брат женился, когда Женька был в армии, потом уехал в город, устроился в милицию и часто приезжал в деревню в родной дом на служебной машине. Деревня была очень близко, в 13 километрах от города. Женьке с братом повезло — оптимист с хорошей женой и планами на жизнь. Он даже на курорты каждое лето ездил.

Женька после армии тоже женился, и вроде бы все наладилось. Жена была тихая, стеснительная удмуртка, ярко-рыжая, как и Женька, родила дочку, точно такую же яркую и очень нежную, невероятно голубоглазую, с глубоким понимающим взглядом — она была словно частью природы этого края, никогда не унывала и была, в отличие от Женьки, очень певучей. Со временем как-то руки сами пришли к электричеству, и Женька стал местным электриком. Дачники, местные и даже, бывало, военные обращались к нему, были частые шабашки, и даже деньги завелись. Женька также продолжал любить лес и специально купил мотоцикл — вместе с братом по грибы ездить да на рыбалку, только уже подальше, ближе к рекам. Самое любимое занятие у Женьки было возить свою жену и дочку на мотоцикле далеко к большой воде. Там жену Женьки убило молнией. Просто купались в речке — жара была, разгар лета. Маринка не успела выйти из воды, как рядом с ней ударила молния, она умерла в судорогах. Это было чудовищно — под страшным ливнем везти свою жену домой мертвую в коляске мотоцикла, а впереди видеть темечко маленькой дочки, сидящей на бензобаке, которая еще ничего не поняла, и одновременно понимать про себя самого, что ничего уже, совсем ничего не можешь поделать со своей грустной Душой и несчастной Судьбой, что ты так же можешь уйти из жизни от неведомых причин и что жизнь сама по себе уже просто на самом деле ушла, не убив его, словно даже смерть позабыла его насовсем. Не жив и не мертв. Но лучше быть неживым.

Прошел год. Женя продолжал жить, хотя он и не делал никаких попыток уйти из жизни, потому что дочка подолгу смотрела ему в глаза, и в ее глазах он отдыхал от своей неведомой усталости. Брат бывал очень часто. Он устроил из их дома что-то наподобие рыбацкой базы. Друзья брата, милиционеры, тоже гостили часто. Все было по-молодецки хорошо. Никто не пил, даже не курили — баню перестроили. Электричество после гибели жены Женька забросил.

Жизнь шла. Женька превратился в чудаковатого удмурта с вечно слезящимися глазами, по взгляду которого было видно глубокое болезненное смирение перед неудачливой жизнью. Но дочка была настолько большой отрадой, что Женька, по сути, оставался жить только ради нее. Ей было уже шесть лет — скоро в школу.

Когда Женька вспоминал свои школьные годы и смотрел на дочку, которой тоже предстояло пойти в школьный ад, у него подкатывался страшный ком к горлу. Его боязнь смотреть в глаза появилась от учителей. Он мучительно переносил каждый учебный день, и именно от невероятной напрягающей энергии, исходящей от людей с внутренней правотой, он болел. Он боялся, что дочка тоже заболеет его же грустью от таких людей.

В самое лучшее время летом перед школой для Жени большой отрадой было останавливаться с дочкой посреди густой травы и долго смотреть за букашками вглубь сочной жизни и называть все это дочке по-удмуртски. Это была своеобразная школа Женьки для дочки. Получалось всегда так нежно, певуче, почти стихами. Это были лучшие уроки для дочки — уж точно лучше, чем в душных классах сельской школы. Женя так любил свою дочь, так нежно, наверное, так земля любит небо, а небо землю!

В конце августа, перед школой, Женя с дочкой поехали за грибами. Привычно выехали на тракт, на котором в пыльную жару ремонтировали дорогу. Было душно и очень шумно, уставшая Душа Жени уже свыклась с тем, что город наступает и ему предстоит прожить жизнь среди гула электрических проводов, шума дороги, и пыли новостроек. Душа ныла все время, но Женя привык жить с усталостью и совсем без душевных сил.

Вырулив на мотоцикле на тракт, чтобы просто как обычно быстро его пересечь и проехать мимо большой свалки к далеким грибным местам, мотоцикл Жени был задет пожарной машиной, которая возглавляла целую колонну новеньких БТР, бешено несущихся по новому, еще не застывшему асфальту, и сбила, опрокинув, асфальтовый каток, он был полон солярки, опрокинулся и сразу загорелся. Пожарная машина получила удар от БТР и тоже опрокинулась, а в этот БТР врезался другой, и вся остальная техника колонны остановилась в жутком хаосе. Изуродованный перевернувшийся мотоцикл, был слегка придавлен колесом второго БТРа, и Женькина дочка, живая и невредимая, застрявшая в коляске, в шоке, приговоренная к смерти в огне, смотрела на папу прямо в глаза. Женька упал рядом, его сильно обрызгало мотоциклетным бензином, и он, едва уцелев, уже понимал, что скоро здесь будет страшный пожар, и ничего не мог поделать. Первый БТР уже весь горел, и солдаты спешно доставали друг друга. Все остальные в колонне разбежались. Горел свежий асфальт, и мотоциклу с его пролившимся бензином вспыхнуть было уже делом трех секунд. Сам Женя был готовым факелом. Огонь стремительно подбирался.

Страшная обреченность и внезапно нахлынувшая обида на жизнь нахлынула на Женьку с такой силой, что он стал орать на удмуртском страшные, неведомые для него самого проклятия. Его обидчивая усталая ярость содрала с него все маски, и он увидел, что все это не может быть реальным! Его жизнь среди этих людей и техники нереальна! Все эти военные, пришедшие на его землю, нереальны! Асфальт, война и бензин — не его мир! Этого просто не может быть!

Это не твое и не мое! Это не твое и не мое! Женя стоял на границе огня и говорил уже на мощном удмуртском диалекте огню: «Тынад но мынам но со овол! Тынад но мынам но со овол! Тынад но мынам но со овол!» И так много раз! Его глаза увидели, как у огня постепенно проявлялось лицо, и это была Музъем мумы — Мать земли! Сам же Женька в этот момент был уже не сам собой, он превратился в сильного мощного Нюлэсмурта — лесного человека.

Тынад но мынам но со овол! Второй БТР толкнул первый, а тот пробил цистерну пожарной машины, и из нее большим потоком вылилась пламегасящая пенная жидкость. Пена залила все вокруг мотоцикла, но Женька в своем подлинном древнеудмуртском состоянии видел не пожарную пену, а свою маму в виде Ву мумы, пламя обошло, и Женька освободил дочку, с легкостью поставив мотоцикл снова на колеса! «Тынад но мынам но со овол!» — говорил уже Женька дочке! Мы идем в добрый мир! Это мир не наш. Это не твое и не мое!

Его сознание было настолько сильным и проясненным в тот момент, что он увидел, что повсюду рядом были сильные духи природы: Кыль, Мыж, Чер, Дэй, Кутись. Это они устроили аварию.

С каждой минутой Женя все больше осознавал, что он родился в захваченном мире — это не его мир, он задыхался в этом чужом мире с детства. Вся его родня болела усталостью от этого нереального мира! Этот мир был очень сложным, а его настоящий мир значительно добрее и проще, а значит, разумнее. Он взял дочку на руки и просто ушел в лес к родникам. Асфальт горел, БТРы взрывались, духи делали свое дело. Так удмуртская земля защищалась. Потом пошел сильный дождь.

Спустя время в лесу возле большой реки появилась избушка. Широкоплечий, постоянно поющий на удмуртском, по берегу и лесу бродил Женька с удивительно хорошим настроением. Он стал такой сильный душой, что в его присутствии все становилось сильнее! Лес вокруг разросся. Сама по себе проявилась священная роща. Потом спустя время было еще несколько пожаров местных дачных коттеджей, а потом взрывы на самой военной части. Свалку забросили. Военные ушли, а Пужмер мумы — Мать инея и ветра — исцелила окончательно эту землю заморозками ранней осени. У Женьки все больше стал проявляться дар ясновидения и целительства, он глубоко понимал самые глубокие связи всего сущего, его ум сильно прояснился, и вскоре он прославился как сильный целитель и ясновидец. Дочка пошла в него. В школу она не ходила — ее вскоре вообще закрыли. А начавшаяся перестройка в стране просто забыла их полностью.

Вокруг Женьки выстроилась новая деревня. Удмурты снова жили у большой воды. Ву мумы — Мать воды — стала являться к ним настолько же реально, как реален для городского человека этот день. Для Женьки же стала реальна его настоящая полная жизнь — он наконец-то жил в доброй сказке! Он больше не хотел умирать!

Спустя время Гудыри мумы — Мать грома — подарила ему встречу с новой женой, и жизнь наладилась совсем и навсегда!

Безупречность

Этот рассказ родился для человека, который сильно пострадал от наследственного заболевания, которое в итоге вышло саркомой костей. Всю жизнь человек занимался необычной исследовательской работой, которая требовала от него высшей и ответственной сосредоточенности, но в роду жила легенда о недостижимости мечты, и в итоге на пиковых нагрузках Виктора настигла родовая болезнь.

В очередной раз слезы душили Виктора Петренко, единственного космонавта на борту новейшего российского многоразового корабля, летящего на Луну. На глазах слез, естественно, не было, но жажда быть совершенным была железной. Вместо слез просто один за одним лопались сосуды на лице. Трудно, полагаясь только на себя, выполнить особо важную государственную задачу — нужно было полагаться на большего себя, именно этим и славился Виктор. Он профессионал в пилотируемых полетах, но в одиночку он летел впервые. Задача была очень сложной, но подходящей для Виктора: необходимо вернуть к жизни основной лунный модуль, исчезнувший в тени кратера после неудачной посадки на автоматике, но для этого нужно было не промахнуться самому. Полет и посадка на Луне должны были быть в ручном режиме. Во время тренировок все было успешно, но вот в реальном мире все могло пойти не так. Опасность не вернуться была тоже весьма вероятной, потому что это первый пилотируемый полет на Луну в истории российской космонавтики. Жаль, что он экстренный, и жаль, что он секретный, но нужно было спасать престиж страны. Риск для мужчины — это в сути своей хребет мужской природы, и было даже интересно. Виктор был уже в космосе и дважды провел на МКС больше года и рисковать любил — разумеется, в рамках разумного.

Но почему-то в этом полете стали сдавать нервы. Лететь на луну предстояло всего 3 дня, 3 часа, 49 минут, но почему-то немели руки и несколько раз сбивалась мысль о какую-то паршивую преграду в голове, гудело в висках и лопались сосуды. Никак не удавалось спокойно побыть в своих мыслях, настраиваясь на очень важные маневры на Луне. Даже планомерное и спокойное воображение, которым очень часто и эффективно пользовался Виктор, тоже подводило и не давало мысленно отрабатывать все возможные сценарии.

К прибытию на Луну уже совсем не было сил. Странное расстройство координации никак не давало даже вглядываться в рельеф Луны, в особенности там, где нужно было приложить максимум контроля. Если промахнуться, то от простой банальности под названием «слишком отдаленное расстояние прилунения» можно было провалить всю миссию. На кону государственный престиж. Станция на Луне сродни имиджу страны на международной арене, а с затратами на нее она в три раза больше, чем все стройки века за последние исторические вехи страны. Автоматы подвели или, может, что-то еще, но основной целью миссии Виктора была установка питающего модуля к основному модулю лунной российской станции, который почти сразу перестал подавать признаки жизни после прилунения в тени кратера. Цель миссии Виктора — оживить станцию, чтобы станция могла принимать ученых и космонавтов уже на регулярной основе. Телескопы с Земли увидели, что станция цела, но обесточена.

Глаза заболели невыносимо, место прилунения Виктор узнал только с третьего витка вокруг Луны. Но беда в том, что руки словно стали не свои совсем. В горле стоял ком, сосуды лопались, а настроение было убийственно депрессивным и паническим. Сердце слабело, и была сильная угроза провала в обморок — так и случилось. Во время обморока корабль Виктора пошел на четвертый круг, уже снижаясь к Луне, поддавшись ее гравитации. Вернувшись из обморока, губы бормотали что-то безмолвно и глаза застилала густая боль. Видимо, заболел. Обмороки возвращались каждый раз, когда нужно было принимать решение о посадке. Уже в седьмой раз Виктор, облетая Луну в странных симптомах, уже невольно дал понять Земле, что что-то пошло не так и причина тому — нерешительность космонавта, потому что вся остальная телеметрия была безупречной. На девятом круге шансов сесть безопасно уже не было — корабль снижался еще быстрее. Шел восьмой круг.

Виктор, ужасаясь своему положению, уже точно понимал, что очередной обморок уже его убьет, инстинктивно стараясь максимально быть в сознании, просто стал себя просить не падать в обморок, но слова вырвались неожиданные: «Я хороший, я смелый, я умный — держись, мой хороший человек, держись, все у тебя получится, ты замечательная Душа и звезды тебя любят». Теплые мощные слезы залили глаза, и глаза увидели старую донельзя обидную драку со старшим братом, которая до сих пор дремала в душе Виктора, она подтачивала его изнутри всю жизнь. А когда была нужна особая воля, подломила его до состояния погибели. Страшные обидные спазмы излились из тела, и картина вспомнилась вся! Виктор так любил в детстве строить из подушек дивана башню, чтобы на нее лечь и, расправив крылья, ловить баланс, как летчик в полете, но брат, когда не было никого дома, срывал злость на нем с такой силой, что приходилось драться с ним даже несмотря на разницу в пять лет. Брат был откровенно бессмысленно жесток. А когда Виктор увлеченно играл в летчиков со своим другом, брат избил его прямо при друге, просто показывая свое превосходство. Но сильным кошмаром было то, что когда Виктор ходил уже в летную школу, брат во дворе всем друзьям рассказывал, как он прикалывается над ним дома, и что когда он строит свои пирамиды, он выглядит как идиот и почему-то как поплавок. «Поплавок» стало обидным прозвищем Виктора во дворе на все детство и юность, лишив его настоящей дружбы со сверстниками и с самим собой.

Странно, но вместе со слезами и словами поддержки в адрес себя стали выскакивать очень злобные слова в сторону брата! «Сам ты поплавок! Урод! Отстань от меня! Убью! Убью тебя! Мне так обидно! А еще брат называется!» Мысленно Виктор дрался с братом и одновременно очень мощно поддерживал себя самыми добрыми словами — координация вернулась и очевидным стало, что брат невыносимо сильно ранил Виктора именно туда, где формировалось чувство баланса в мозге, которое так необходимо летчику и космонавту, и в ту часть души, где должны были быть резервы самоподдержки для особых случаев риска, но для этого нужна была поддержка сильного рядом в моменты взросления, но рядом все детство был слабый, коварный, глупый брат и его друзья.

«Придурок! Как ты меня достал даже на Луне», — выдохнул Виктор с большим облегчением, явно возвращаясь в свое рабочее состояние. «Это так странно! — подумал Виктор. — Так ведь и убить можно человека, словесной пулей, выпущенной в тебя детстве, и она, оказывается, может настигнуть тебя хоть где». Виктор повторял: «Я хороший, я уверенный, я сильный, смелый, у меня есть цель — летать, и я буду летать!» Сердце Виктора становилось легче, а брат все меньше и меньше стал занимать место в сознании Виктора, равно как и парни во дворе, у которых просто не было великой мечты и от этого они были злы на свою жизнь и жизнь других.

Через 20 минут корабль благополучно в нужном месте прилунился назло брату.

«Я отличный парень! Это полет показал мне, что я гораздо больше, чем я о себе думал всю жизнь, — улыбаясь, говорил Виктор на пресс-конференции уже на Земле. — Я готов к новым полетам как никогда!»

Душа[1]

Это рассказ про реальную девушку с реальной онкологией лимфоузлов и матки, которая пришла из глубин бывшей дворянской фамилии, которая в свое время потеряла всякое человеческое достоинство. Лечение оказалось успешным — девушка жива. С большой благодарностью за доверие сочинил ей рассказ.

Наташка Вавилова блевала возле ночного клуба с расквашенным носом и набирала на айфоне номер своего возлюбленного. «Сука, возьми трубку!» Опять приступ рвоты, и спустя время совершенно пьяная Наташка заводила свой «Порше Кайен», чтобы лично доехать до этого уебка, который, блядь, опять не взял трубку! Ехать недалеко: с Кутузовского на Рублевку, до Соснового бора.

Бестолковые слезы и музыка глушили чувства, Наташка орала песни Монеточки вперемежку с матюками водителям, которые не уступали дорогу дочке префекта Северо-Восточного округа Москвы. Выехав за пределы МКАД, разогнала до 200 километров в час свой «Порше» и в одно мгновение, множество раз кувыркаясь, влетела в густой лес где-то уже на подъезде к «Соснам». Машина несколько раз ударилась о крупные деревья, далее пролетела с большой высоты в замерзающее болото и упала, уткнувшись в него носом. Музыка прозвучала еще пятнадцать минут, пока не залило аккумулятор, и наступила тишина. Наташа в неестественно-сидячем положении оказалась на пассажирском месте, а на том месте, где она мгновения назад была водителем, была большая вмятина и зияло полностью разбитое окно.

Через два часа она очнулась от холода, ее ноги были переломаны в бедрах, в голове был страшный шум, а руки дрожали под воздействием остатков адреналина в крови. Телефон вылетел из разбитого окна, позвонить было невозможно. Сознание было как в детстве, когда ждешь от мамы наказания за что-то действительно страшное. И детские слезы брызнули сами! Захотелось просто к маме, даже если она накажет.

Ноябрьский холод проникал в машину вместе с сыростью болота. Выйти из машины означало промокнуть в холодной жиже, а ползти наверх было около 50 метров. Наташа трезвела, но так сурово, что, глядя на ее лицо, было очевидно, что она еще немного и начнет издавать проклятия — так и вышло! «Вы у меня все ответите, вы все будете платить мне, когда я выберусь!» Странно, но ум Наташи не искал помощи, а каким-то нереальным усилием черпал из себя новые порции судебных терминов и всякого юридического бреда, которого она нахваталась, работая у папы в администрации Москвы. С похмелья и от удара совсем, по сути, слабая Наташа предъявляла судебные иски дорожникам, лесникам, хозяину ночного клуба, сотовым сетям и пролетающим над ней самолетам Домодедово — всем тем, кто ее, по ее мнению, не уберег.

А когда пришла настоящая трезвость, пришла и боль в ногах. Душа словно хотела покинуть это насквозь испорченное капризами тело, и временами так и было. Боль заставляла Наташу выпрямляться всем позвоночником, и она теряла сознание, а Душа абсолютно серьезно улетала, и Наташа была каждый раз мертвой пару или тройку минут. В эти минуты ее лицо становилось тихим и абсолютно девчоночьим и неиспорченным, как лицо ее мамы на черно-белой фотографии, когда ее мама приехала в Москву в начале 70-х. Тихая Наташа в эти минуты звала Душу обратно, и она возвращалась, чтобы дать ей еще один шанс. Так прошел день. Наташа даже не догадывалась, что таким способом ее Душа готовит ее к смерти.

На следующий день от приступов боли и от холода Наташка просто кричала, распугивая болотных животных. Часто теряла сознание и умирала. В отчаянии сделала попытку выползти из машины — извозилась в болотной грязи, промокла и замолкла. Сидя снова на кресле, она увидела, как организм ее уже не слушается, ее словно уже не было, оказывается, она уже давно обкакалась и обмочилась в колготки и даже не почувствовала этого. «Как маленькая прямо!» И снова разрыдалась изо всех сил, просто зовя уже маму и никого больше! Мааааааамааааа! Маааа ммааа. Слезы были очень искренними! Наташа поняла, что она скоро умрет. Ее голова склонилась над стеклом окошка — за окном падали редкие снежинки, и одна из них упала прямо на стекло, и Наташа впервые в жизни удивилась, насколько красива жизнь в такой обычной снежинке. Жаль, что у нее все не так.

Признавая свою пустоту и растраченность, Наташе на мгновение открылось былое чувство тревоги о чем-то важном, что-то беспокоило ее уже много лет, и это точно поможет ей умереть без боли и страха! И губы сами от отчаяния забормотали:

Снег, снег — это любовь,

Это любовь падает…

Наш молчаливый танец без слов

На краю снов — радует…

Снег, снег… Нас закружил

Этот волшебный танец…

Словно сердца заворожил

Белый волшебный глянец…

На краю снов, на краю слов

Молча с тобой танцуем…

Этой зимы белый покров

Нравится нам до безумья.

На краю слов, на краю снов,

На краю наших встреч…

Танец без слов, танец-любовь…

Крыльями белыми с плеч…

Почему-то вспомнился Лешка, друг из детства, которого когда-то сильно полюбила, но папа не дал этой любви окрепнуть и выгнал его из ее жизни, намекая Наташе, что ей нужен жених пореспектабельнее.

Какая белая зима!..

А мы — не думали о многом,

Когда высокопарным слогом

Соединяли чувств слова…

Какая бледная луна,

Какие крупные сугробы!

Наверно, слепы были оба,

Коль заплутали по зиме…

Наташа вспомнила, как ей было уютно раньше внутри себя, когда она тайком писала стихи Леше, и в это мгновение ее внутренний мир обдало глубоким теплом. В ее теле снова появилось гнездо для этой странной птицы, имя которой — Душа. Душа не выдерживала той рвоты, которую Наташка вбирала в себя с того мгновения, когда она стала стремиться к клубной гламурной жизни современной москвички, а особенно когда она встретила «своего» последнего любовника. Душа просто не дала ей доехать до него, это был уже предел. Наташа для Души уже иссякла — пора было отдохнуть от блевотины.

«Леша, родненький, прости меня!» И губы Наташи шептали об опоздавшей и запутавшейся любви…

Это ничего, что я —

немного задержалась;

Это ничего, что ты —

немного опоздал…

Тихая луна в окне

холодном отражалась,

а в глазах твоих —

двойная синяя звезда…

Не зови, не помни,

не пиши о нас,

не думай…

И не снись, маня,

такая близкая,

моя…

Полночью ко мне

не приближайся

полнолунной…

Я и так дышу тобой,

дыханье

затая…

Медленно истаивает

ночи наважденье,

оставляя горечи

и сладости налет,

оставляя в сердце

неземное наслажденье,

ощущенье крыльев,

упоительный полет…

Кажется, что снова,

принимая сна обличье,

проникает в душу

колдовство манящих глаз…

Вновь приподнимает ввысь

любви твоей величье…

Нет такого сна, в котором

не было бы нас…

Не зови, не помни,

не пиши о нас,

не думай…

И не снись, маня,

такая близкая,

моя…

Полночью ко мне

не приближайся

полнолунной…

Я и так дышу тобой,

дыханье

затая…

Каждый стих возвращал Наташу к Наташе. Больше в себе грязь удерживать было невозможно! То, что из нее получилось в этой жизни, уже не имело смысла. Только Душа! Только Душа! Только Душа! «Я готова!» И, роняя уже сильнейшие крупные слезы, страшно трясясь от конвульсий и боли, Наташа умирала в себя саму — в ту девчонку двенадцати лет, похожую на маму из 70-х!

Боль внезапно прошла, сильное тепло помогло набраться мужества выползти из машины, и Наташка поползла сквозь ивняк наверх и нашла свой телефон, он вибрировал и светился экран, а на экране был Леша из детства!

Цветы террора

Рассказ-терапия о человеке, который болен лимфомой с многочисленными осложнениями, с которого началась эта книга. Он не пришел на консультацию, тем самым сподвигнув меня как психолога к сильному расширению своей практики за пределами кабинета в виде писательства, чтобы показать другим заболевшим посредством книги, что за любой болезнью нет ничего мистического и за всеми диагнозами всегда находится обычная, или пусть даже необычная, но все же человеческая история, которая все равно является проявлением жизни и ничем больше. Так появились рассказы «Людям о людях». В этой истории талант борется с номенклатурой — это личная драма этого человека — причиной его болезни было увольнение из театра по доносу и репрессии в родне в 30-х.

«Уважаемый, пройдите, пожалуйста, с нами». Это шутка, нет — это точно розыгрыш, но по лицам милиционеров было понятно, что шутить они не умеют. Василий внутренне собрался и даже догадался о причине его приглашения в отдел. Ему же недавно досталась главная роль шпиона и врага народа в новой постановке, и он сам шутил внутри себя, что такого шпиона он бы и сам арестовал и расстрелял бы с удовольствием. Играл он бесподобно! Шпион Василия, который по сценарию саботировал работу строительства новой ГЭС и одновременно рьяно, для показухи, поддерживал советскую власть для отвода глаз, был бесподобен. Зрители взрывались в порыве возмущения! Это была звездная роль! Василий ощущал себя подлинным народным артистом. Впереди была большая карьера в Москве. «Везунчик же я! — думал иногда Василий о своем таланте. — Такая удача стать артистом для советской родины! Буду обличать врагов на сцене!»

В отделении было ужасно. Сразу были приставлены конвоиры. Основной упор обвинения был представлен тем, что только настоящий шпион знает все тонкости той роли, которую играл Василий. Значит, он и есть шпион. Это расстрельная статья. Улыбка и одновременно страшная печать пронзала Василия и ломала ему душу в осколки. «Ну как же так, товарищи?! Я же специально вошел в роль, чтобы народ увидел, как они на самом деле ведут! Я же их разоблачал на сцене! Это же просто искусство! Но все было бесполезно».

Перед Василием лежала плотная пачка доносов. Оказалось, на него давно уже доносили почти все, даже режиссер труппы. Она еще даже не закончила театральный вуз и тоже хотела жить и работать в Москве в дальнейшем. Василий представлял, что они даже будут хорошими друзьями в большом творческом будущем. Она обвинила Василия в чрезмерном рвачестве, это явно признаки карьеризма, что является пережитком буржуазного мира. Даже костюмер студенческого театра обвиняла Василия, что он растратчик социалистической собственности и что он был замечен на прогулке в городе в театральной одежде. Но тогда нужна была роль — нужно было пройтись по улице, чтобы вжиться в роль!

Василий страшно вспотел и, казалось, уже сломался. Но все равно нервный злой пульс внутри поддерживал его, но только это был пульс не Василия, что-то иное в нем. Уже в камере еще раз ужаснула мысль о такой огромной стопке доносов. Приговор был ясен. Домой даже не пытались сообщать. Даже воды не дают. Нужно, видимо, было уже принять судьбу. Странно, но злой пульс прямо потребовал от Василия дорепетировать роль полковника НКВД, которая по иронии судьбы ему досталась в самой последней постановке, которая еще не вышла. «Буду жить артистом до конца — такая у меня судьба! Тут и антураж подходит».

Через секунды уже от Василия не осталось ничего, кроме энкавэдэшного полковника. Глаза источали сталь. Через минуту под гипнозом мощного таланта истинного актера охранник-лейтенант нервно открывал дверь камеры, извиняясь за такую ужасную ошибку. Через пять минут все протоколы допроса и все доносы были лично отданы Василию. Тут и нашлась форма, которую надел Василий, — хороший реквизит в НКВД, подумал Василий. Вот и оружие. «Нет, я так просто не сдамся! Я талант, такие не пропадают!» Щеголь — крепкий полковник НКВД Василий вышел на улицу и увидел глазами, как люди трепещут перед его обликом — прямо медали отливай, все в глазах стального полковника открылись потенциальными предателями, вся Москва стучала на всех!

«Ох и талантище ты, Василий», — подумал он сам о себе. Это был звездный час! Главная роль свободы — пик мастерства! Уже в поезде печаль, но только уже внутренняя, пронзила Василия до глубины души — он понял, что, будучи настоящим самородком, он, к сожалению, оказался среди посредственности, которая изображала связь с искусством. В Москве все сокурсники просто симулировали актерское мастерство — никто его так и не понял. Москва до мозга и костей мертва — там только стукачи разного толка. Нет там подлинного огня искусства. Ни одной стоящей души! Злой пульс нашел свое место внутри Василия — это его внутренняя особенная целая театральная школа! Уже через час Василий утопал в мыслях-мечтах, как он создаст свой театр где-нибудь в провинции, но искренними неиспорченными людьми! «Что меня теперь остановит? — я и есть искусство — оно меня ведет! Эти менты и стукачи мне еще на сцене будут цветы дарить!»

Живой

Рассказ-терапия про мужчину, который страдал раком кишечника, но ничего не хотел даже знать про психотерапию и умер.

«Черт, что за день! Вы видели, этот жид так был похож на Иисуса, у меня даже рука поначалу дрогнула! Но потом я ему в рыло выстрелил! Зачем я ему посмотрел в глаза?! Вот черт! Словно я в икону выстрелил. Сука жидовская под нашего Бога заделался! Шайзе!»

Николай уже целый год ходил в карателях и уже хорошо говорил по-немецки. Еще в начале войны он перебежал к немцам осознанно, чтобы служить в СС. С детства еще в Бердичеве нелюбовь к евреям у него была просто зверская. Всегда что-то изнутри хотело некого возмездия, даже неизвестно за что! Так надо! Но дружить с жидами приходилось, потому что их было много — они были повсюду, даже говорить на их языке! А потом уже на учебе в Доброхиме (Добровольном обществе друзей химической обороны и промышленности) он мечтал создать такой газ, который уничтожит всех жидов, а всех остальных оставит в живых. А тут вскоре война, и немцы как раз его мечты хотели реализовать. Надо сказать, что Николай со времен учебы никогда не расставался с противогазом, где-то внутри ожидая, что жиды могут опередить и первыми применят такой же газ, но только против него и высшей расы. Суки, выродки!

Работа карателем, в сущности, тяжелый труд. Расстреливать десятки людей в день — это физически трудно. Но надо было стараться перед немцами, и Николай старался! Еще в Бабьем Яру его заприметили эсэсовцы, и их удивило, что Николай без всякого заискивания перед ними хладнокровно сам расправлялся с поступающими в бесчисленном количестве на казнь евреями. Для Николая это был шанс, и он им удачно воспользовался. Сейчас он руководил расстрельной командой русских и украинских перебежчиков в айнзацкоманде под руководством штурмбаннфюрера СС д-ра Бруно Мюллера в Западной Польше.

Николай даже осмелился показать Бруно Мюллеру свой личный план уничтожения евреев и свою химическую формулу газа, который будет убивать только жидов. Таких безумцев хватало во время оккупации, и многие очень сильно разделяли идеи Третьего рейха, но Николай был не безумец. Получив личную расположенность такого высокопоставленного офицера, Николай уже грезил идеальным порядком на планете и своим местом в нем. Николай был уже почти пророком для себя.

Расстрелы и казни продолжались — война шла. Служа Третьему рейху уже в Треблинке-2, Николай уже полностью мимикрировал под истинного арийца. Он руководил процессом уничтожения польских евреев и к визиту Гиммлера весной 43-го был удостоен награды в виде нацистской формы и перевода из вахманов в штат СС в чин шарфюрера. Это означало, что Николай в Третьем рейхе стал бессмертным. Вахманов же оставлять в живых после войны немцы даже не планировали.

Август был тяжелым месяцем. Гиммлер приказал сжечь все тела, которые до этого были просто засыпаны в рвах. Странный приказ, но это приказ. Пленные работали, и крематорий работал исправно, но с большей нагрузкой. Николай ощущал свое превосходство над жидами уже не на шутку, позволяя себе невиданную жестокость уже без всякого повода. Одновременно он ощущал и их лютую ненависть к нему. Они его боялись больше всего — потому что он хорошо понимал польский, говорил на украинском, русском и иврите и уже убил немало узников просто за то, что он слышал их ругательства и недовольство, принимая их на свой счет.

Внезапный взрыв крематория сильно контузил Николая и бросил его в трупы недавно раскопанных евреев, приготовленных к сжиганию. Череда взрывов продолжалась — восстание разгоралось! Треблинка-2 восстала!

Находившегося среди трупов сильно контуженного Николая заволакивал газ «Циклон Б», который был специально разработан для окончательного решения еврейского вопроса. Кристаллы газа «Циклон Б» щедро разбросало после взрыва вокруг — они испарялись и забирали жизнь шарфюрера СС Николая Василенко. Паника и перестрелки слышны были уже словно вдалеке. Николай кашлял, шла пена изо рта, и только лицо молодого Христа смотрело в лицо Николаю так близко и так сострадательно, что Николай почувствовал на себе всю тяжесть ноши, которую он взвалил на себя! Он так устал нести крест спасителя на себе! Его Душа так сильно устала! Он устал убивать во имя идеала, которого даже не понял до конца. Господи, если ты есть, возьми меня, искупи мои грехи! И Бог дышал им, и Бог взял ношу Николая. И Николай ушел к Богу с легким сердцем, весь содрогаясь от слез, так, как только может плакать сама Душа, которая вечно скиталась по мраку и нашла путь домой! Николай узрел Бога в истинном лице — Бога, спасающего даже тех, кто спасен быть не может! В глазах Николая появились небеса!

Спасителем был подросток, очень похожий на Христа, — Яша Зацман, служащий в крематории посыльным. Он случайно увидел контуженного и задыхающегося Николая, стонущего в трупах. Сам едва оправившись после взрыва, он выбежал на небольшой вентиляционный холм, спасаясь от газа, но он видел оттуда отчетливо предстоящую смерть Николая. Разум Яши хотел мстить, но Душа хотела спасти. Набрав большое количество воздуха в легкие, Яша подбегал к Николаю и выдыхал его прямо ему в рот и потом немного его оттаскивал от облака газа, и так много раз, отбегая и прибегая с новой порцией воздуха, пока не вытащил Николая на себе на тот же холмик, откуда было видно яркое солнечное голубое небо! И убежал дальше! Восстание разгоралось!

Уже потом в Аргентине, спасшись от возмездия Красной армии, Николай иногда с трепетом заходил в синагогу с сильным комком в горле, осознавая, что у Бога нет врагов. У Бога все друзья, и Бога он видел лично, Бог его спас лично — и Душу, и тело, и для Николая было особо важно, что Богом был обычный еврейский мальчик, которого Николай хотел навсегда со свету изжить вместе с остальными. «Как жаль, что я был тогда так глуп», — думал про себя часто Николай.

Свет

Это рассказ про подростка, который сильно потолстел во время болезни, и потом выяснилось, что у него рак щитовидной железы. Он умер в 14 лет только потому, что в доме совсем никто не верил в тонкую романтику души, честно настроенной на чистоту помыслов, — так умер поэт.

Медленный свет луны через болото сразу за пустырем продолжался толстым кабелем интернета, который вынесло на свет божий тяжелой техникой. Кабель чудом не порвало, но с него неслось в мир космоса нереальное количество ломаного, битого, колкого информационного хлама. Что же о нас подумают братья по разуму, неизвестно? Горькая ирония. Я привидение, которое беспокоится о том, чтобы мы как можно больше не сорили в космос. С тех пор как меня убили здесь из-за сотового телефона в начале эпохи сотовых, а потом бросили в воду с камнями под курткой, я долго, долго слушал еще тогда этот телефонный кабель под водой — это сейчас он интернет передает, а тогда разговоры. Вода слышит и искажается от такого мусора. Потом меня отпустила куртка, и я всплыл и почти мгновенно истлел, но меня никто уже не искал. Я живу теперь тут, в строительном хламе, которые нагребли бульдозеры после постройки нового микрорайона. Я не знаю, почему я тут хожу. Мне непонятен мир — я ждал чего угодно, но я не ждал, что после моего убийства я буду слышать провода, и никуда я не ушел. Никаких перевоплощений. Я призрак, от которого пахнет почему-то битумом — именно по этому запаху меня можно почувствовать. Я как очень слабая тень среди строительного хлама. Я тоже, видимо, хлам.

Мое болото, безусловно, живое, хотя здорово пострадало от стройки, но я люблю его. Люблю его слабые волны и сильное умение отражать лунный свет. Вот и весь мой мир. Мне по меркам людей все еще 14 лет. Бесцельные крики людям в глаза уже не влекут меня. Я долго пытался кричать, чтобы меня услышали или увидели, но я понял, что и в жизни меня никто особо не видел — хоть закричись. Телефон я носил для понта, брал его у бати, когда батя засыпал спьяну после своей беспокойной бандитской жизни. Я ходил с ним вечером, говорил типа по нему, типа деловой. Ни у кого сотика не было, а у меня был. Вот такие же беспонтовые меня и убили. Я их видел, конечно, потом много раз, но сил кричать уже не было. Сейчас я уже сам себе кажусь пустой коробкой от магазинных девайсов. Пофиг на все! Лягу в бетонную трубу смотреть в трубу. Убили бы меня снова, но как?

Случай. Странный случай. Так странно, но на мое место стал ходить мужчина с телескопом. У меня очень темно и никого нет — видимо, это важно для звездочетов. Он ставил его на берегу болота и смотрел, иногда отходя и делая записи. Но то, что я увидел, это изумительно. Из линз телескопа лилось несомненное чудо. Телескоп словно снимал с небес нектар света и изливал на бетонную крошку. Легендарная манна небесная — это наверняка свет звезд. Я украдкой смотрел в его телескоп, и в меня вливалась благодать небес. Удивительное ощущение захватывающей страсти узнавать жизнь. Бесконечный по человеческим меркам ближний космос уже невероятен. Господи, это так просто! После моего убийства я оказался в своем мире, где я только казался, — природа дала мне то, во что я верил. Мне не было интересно ничего, и я попал в мир неинтереса ко всему — все в точности, как я верил. Я ходил тут все время, потому что я и до своего убийства ходил тут, ничего не видя. Я казался всем и себе — таким и стал целиком. Так просто — то, во что ты веришь, и есть ты. О! Спасибо тебе, собиратель звездного нектара! Это так здорово, когда есть среди нас люди с интересами к большему!

Сейчас я собиратель стеклышек. Я готовлюсь к своему великому старту! Еще немного, и я воскресну. Я научился верить! Вязкий битум стал выходить из меня — ведь всего лишь была густая тьма неинтереса к жизненному приключению. Мои стеклышки, которые я научился собирать, уже настроены, и я готов к великому путешествию во Млечный Путь, собрав столько света, чтобы взлететь!

«Доброе утро, Боря! С днем рождения, наш хороший! Ты просил нас, и мы поговорили и решили купить самый лучший телескоп — гораздо более хороший, чем даже то, на что ты рассчитывал! Он собирает свет гораздо больше! Мы увидели, насколько тебе это важно!»

«Спасибо, мама, а мне очень тяжелый сон приснился…»

Голос судьбы

Рассказ-терапия для девушки, которая собирает деньги в интернете на операцию для удаления опухоли головного мозга. Ее глаза — настоящие ангельские. Совершенно случайно ее болезнь поселилась в моей душе, и рассказ родился сам по себе. Девушка, кстати, жива и, по-моему, выздоравливает, но ее притчи о здоровье набирают популярность в интернете.

Опять эти слезы. Уже восемь лет прошло после освобождения, а Наташа все заново переживала тот мистически мягкий удар, который она приняла сначала за наезд на обычный магазинский ящик. Но этот взгляд этой женщины, такой красивой, такой русской, которая просто вернулась в магазин, чтобы отдать 20 лишних копеек продавцу. Оранжевый дерматин коляски и, о боже, раздавленная голова ребенка. Он еще в судорогах — это уже никогда не вылетит из головы. Взгляд этой женщины в Наташины глаза был непередаваем. Там сомкнулось все: и суд божий, и месть, и утрата. Суд был очень неприятным. Родня Светы, мамы погибшего маленького Ванечки, иногда, казалось, уже была настроена приговорить Наташу к вечной муке в аду. Да Наташа сама себя приговорила. Два года колонии-поселения ничего не дали. Наташа могла и все сто лет там пробыть. «О боже, за что мне это!»

Мама, прошедшая мимо с точно такой же оранжевой коляской, снова вызвала тяжелые слезы. «Ох, Ванечка, ты мой хороший». Еще в колонии Наташа сделала куклу мальчика — назвала Иваном. Иногда ей казалось, что так она сможет хоть как-то позаботиться о нем, о его душе. Иногда она ощущала, что она стала роднее ему даже его родной матери. «Ванечка мой хороший!» Кукла получилась тоже словно осуждающая Наташу. Маета и обвинение словно поселились уже во всем, что окружало. Весь мир хотел отяжеления Наташиного креста.

Шли годы, церковь стала со временем единственным местом, где душа Наташи не испытывала такой тяжелой вины, потому что во взглядах приходящих она иногда видела таких же мучеников, как и она.

Платок, молитва и походка бабушки уже накрепко стали сопровождать Наташу — она как-то стремительно состарилась, хотя в молодости она была очень яркой — еще бы, дочка директора завода, истинного деятельного коммуниста, в доме всегда было все дефицитное, и этот злополучный «москвич» из первой серии. Ваня с его смертью возле магазина стал чем-то вроде Наташиной внутренней церкви. Казалось, уже все прошло и вспоминать там нечего, но что-то все равно вспоминалось, особенно всякие мелочи: несчастные 20 копеек, которые продавец случайно сдала больше, совестливость мамы Вани, которая, по сути, стала губительной для Ванюши — цена жизни ценой в 20 копеек, совесть или жизнь, ожог ладони утром в спешке, который привел к тому, что Наташа очень плохо держала руль, свет и тень жаркого дня возле магазина, которые ослепили левое зеркало машины и ослепили тем самым Наташины глаза, которые временно не смогли разглядеть в тени оранжевый цвет коляски, который удивительно совпадал с цветом машины, тяжесть машины, которая всего-то лишь толкнула коляску, а потом немного прижала к парапету и спружинила обратно, но голова Ванечки как раз была на том месте, где багажник москвича продавил ее в большей степени. Мысли путались, но это напоминало уже долгий сон, который просто никак не заканчивался. Начинали уже с возрастом дрожать руки — Наташа старела вместе со своим сном.

Вскоре это была уже совсем бабушка. Церковь, сирень, голуби, небо и колокольный звон — это была жизнь Наташи. Яркая очередная свадьба возле церкви. Наташа эти свадьбы видела уже множество раз. Но только в этот раз невеста была с большим животиком. Что-то материнское, намоленное проснулось вдруг внутри Наташи, так захотело благословить ее на счастье, но почему-то дрожащие руки Наташи вдруг на мгновение стали необычно уверенными, как сталь, и она твердым голосом сообщила: «Повремени немного у фонтана сегодня, потанцуй три танца вместо одного, так Господь велит».

Уже на следующий день всклокоченный жених принес Наташе вспотевшей ладонью смятые сто рублей, нервно рассказывая, как они вчера чудом спаслись из пожара в кафе: он начался, как только все приехали — едва стали усаживаться, как вспыхнул пожар, но только его жена танцевала, как велено было, три танца возле фонтана перед кафе, это ее и спасло. Все спаслись, потому половина танцевала с ней, а половина успела выбежать.

Наташа словно это тоже предвидела, и эти сто рублей тоже. Но главное, она увидела, что Господь все время предупреждает и неустанно всех ведет к счастью! Ум Наташи выдохнул с облегчением, и она просто сказала: «Вот и спасла я Ванечку. Долгие лета вам, возлюбленные! Господь с вами!»

С тех пор наступил лад в этом городе, Господь через Наташу столько добра сделал. Наташа окрепла, руки ее перестали дрожать, а голос стал настолько утешающий, словно через нее говорила сама судьба — сам любящий Бог-отец! Он обрел свои уста на Земле среди людей и предупреждал обо всех тяжестях и опасностях, даже тех, кто совсем ослеп от суеты. «Бог с вами», — часто шептала Наташа вслед абсолютно незнакомым людям, и так действительно и было, благодаря Наташе сотни ангелов смогли достучаться до своих подопечных во имя Бога всемилостивого!

Жизнь

Этим рассказом мне немного хочется разминировать терроризм. Суть этого рассказа очень проста: мальчик, главный герой, просто хотел быть святым, но, к сожалению, его жизнь оборвалась в атмосфере семьи, где была не очень здоровая атмосфера вечной мести непохожим. Мальчик умер от сложного рака позвоночника в раннем детстве.

Маленький Саид Азанаев в тяжелом состоянии без сознания ехал в реанимации вместе с сильно встревоженной молодой мамой 19 сентября 2001 года. Это было после набега боевиков на Гудермес. Бои в городе только затихли, а малышу Саиду стало очень плохо. Ему было еще меньше года, и он тяжело дышал, и видно было, что он может не выжить. С сильной температурой, сильно вспотевший, сжимающий кулачки Саид смотрел уже куда-то не в этот мир.

Врачи Хасавюрта, куда доставили Саида, очень грамотно поставили верный диагноз — это был сильный менингит, и с помощью сильных антибиотиков они смогли заставить организм Саида справиться с болезнью. Саид уже через три дня сосал грудь и выздоравливал.

Через полтора месяца они вернулись домой. Саид больше не болел, и в городе уже было спокойно. Только у растущего Саида появилась особая манера прикасаться ладошкой внезапно к разным людям, к животным и растениям, подолгу смотря на них печальными глубокими глазами, в которых, казалось, были все слезы мира. Его глаза после болезни так и остались смотрящими сквозь этот мир. А в остальном он был обычный чеченский мальчик!

В возрасте пяти лет он обрел кучу друзей повсюду. Это был тополь у подъезда, который Саид обнимал всегда, выходя из дома. Кот дворовой, который был настолько заглажен Саидом, что у того хвост дрожал от удовольствия, когда он Саида видел, и кот всегда бежал навстречу, как ненормальный. Бесчисленное количество собак узнавали Саида, всем тоже доставалось ласки. Все ему были рады!

Играя в футбол, Саид стал быстро лучшим игроком. Его манера играть изумляла всех, потому что его игра была очень деликатной и одновременно стремительной. Сложные пируэты ногами ему давались как музыка. Он словно и не старался победить — само получалось. Так Саид оказался в юниорской сборной.

Когда они командой направлялись на товарищеский матч во Владикавказ, их автобус был захвачен террористами. Они были переодеты под гаишников, и у них была даже патрульная машина. Их просто остановили на дороге под видом обычной проверки. Через 30 минут после быстрого захвата вся команда оказалась в пещере. На этот раз все было продумано, после Беслана и «Норд-Оста». В пещеру газ не пустишь и штурмом не возьмешь. Пещера была оборудована заранее решеткой с дверью и местом, где можно было держать заложников в глубине. Требования террористов были те же самые: прекратить войну, вывести войска с территории Чечни, освободить всех пленных чеченских боевиков из тюрем.

Все заложники оказались в пещере, которая была вся насквозь исписана всякими глупостями туристов. Через 15 минут у пещеры уже был обстрелян наряд местной милиции. Никто не погиб, но черта была четко очерчена. Потом приехали все. Перед пещерой было открытое плато. Спецназ сразу же выстроил из песочных мешков ограждения. Защитились пожарными машинами. Приехали все главные местные. И журналисты. Переговоры начались.

Врачи скорой помощи через некоторое время договорились передать детям пледы и воду. Вода была поставлена у черты, нужно было только принести. Саид, как только услышал об этом, сразу встал и пошел за водой. Это была очень грубая провокация с его стороны, но Саид уже давным-давно стремился делать хорошее без всяких ожиданий. Это была привычка. Он встал и пошел за водой так легко, что это даже никого не обескуражило. Когда он подошел к черте, в него целились два снайпера в спину, а спереди — несколько десятков объективов. Он улыбнулся, сказал, что все живы, взял воду и пошел обратно. Первые две бутылки он дал снайперам. Это вызвало шквал негодования: мальчик — предатель, возможно, он с ними заодно, и как это понять и расценивать?!

Но в самой пещере от такого небольшого поступка в воздухе запахло болью, но не злобой. Словно в корне изменился сам сценарий захвата заложников. Как будто перегретая злобой взрывчатка передумала взрываться, но при этом осталась опасной, но не такой уже угрожающей.

В пещере был террорист, у которого был озноб, и для него лично Саид попросил лекарство, которое ему дали незамедлительно врачи скорой при следующем заходе за водой.

Постепенно роль посредника полностью перешла Саиду. Он возвращался каждый раз, не пытаясь убежать. Словно в нем абсолютно не было страха. Особым событием было, когда Саид покормил собаку на глазах у всех. Она, горемычная, оказалась между репортерами и снайперами. Это выбило из колеи всех, особенно когда собака забежала за Саидом в пещеру. Ее довольный хвост и улыбка сильно поддержала тонус всех в пещере, и террористов тоже. Фото улыбки снайпера, потрепавшего собаке спину, облетело весь мир. Это был шанс, данный Богом, показать истинное лицо ислама.

Штурма не было. Штурмовать было бесполезно. Взрывчатка была расставлена кругом и мигом бы все завалила и убила бы всех мгновенно ударной волной. Дети сидели уже в переданных спасателями спальниках, в слабом свете фонарей. Рядом с Саидом сидел тот самый больной террорист, который с усилием бормотал исламские молитвы. Перед террористом были неприличные надписи на стене. Саид для чистоты молитвы просто стер их медленно, откалывая камушки, стена стала чистой и молитвы тоже. С этого момента было ощущение, что молитва пробралась ко всем. Мальчики стали сплоченнее и гораздо выносливее душой. Воздух в пещере стал безопасным.

На третий день, когда весь мир следил за заточением ребят, перед пещерой уже был президент, верховный мулла и большое количество иностранных журналистов. Больному террористу стало плохо. И Саид вместе с ребятами очень бережно его подняли наверх. С большими трениями пригласили врача, который сообщил, что это сильный риск обширного инсульта — это смерть в 90% случаев, если быстро не вмешаться. Среди террористов был брат заболевшего, который разрыдался и клятвенно просил муллу позаботиться о его брате, чтобы его не убили и спасли. Ребята вынесли террориста под бесчисленными вспышками камер. Это были удивительные снимки — на лицах ребят было так много сострадания, что даже политики поняли, что этот захват заложников — шанс для всех начать большие переговоры западного и восточного мира.

В толпе были люди в национальных одеждах. Были музыканты, были известные артисты. Брат террориста молился за брата, а ребята молились за него молча. Из больницы спустя время пришла весть, что благодаря своевременному вмешательству здоровью больного ничего не угрожает. И кто-то запел народную песню. Запели все!

Воодушевившись песней, мулла пошел в пещеру. Никто не стрелял. Через час он вышел и, встав на колени перед президентом, под личную ответственность просил его дать террористам шанс на исправление в виде изоляции их в духовном центре мусульман для полного выяснения истинных причин боли, толкающей исламских мужчин на подобные поступки.

Через год у всех террористов в глазах сияла глубина и истинное желание сеять вокруг глубочайшее согласие перед шансом этой жизни, делать что-нибудь хорошее, пока ты живой.

А Саида на пресс-конференции после освобождения всех заложников спросили, почему он дал воду террористу, и он ответил просто: «Так хотела моя жизнь, перед которой мы все равны. Это сказал мне Аллах, когда я маленький специально отправился к нему, чтобы спросить его о причине всех войн на Земле».

Горы мира

Для мальчика, у которого развился рак обоих глаз и ему их удалили в раннем детстве. Лекарство не воспитывать детей в духе вражды. Причиной болезни стала долгая межродовая война.

Отца убили сразу, за Ибрагима решили требовать выкуп. Все случилось настолько быстро и больно, что даже нереально. Небольшая перепалка в автобусе. Остановка автобуса выстрелами, потом белая машина, в которую затолкали отца Ибрагима и его самого, увезла их в аул Джабродов. Потом двое джабродских мужчин громко орали на отца, а потом оба в него стреляли. Ибрагим их знал. Джаброды с Байситами живут в долине двух рек Суддистана уже тысячи лет и тысячи лет не дружат. Старейшины уже десятки раз хотели мира, но он не приходил. Ненависть была иногда такой сильной, что часто почти инстинктивно новая, еще не воевавшая молодежь шла специально кого-нибудь убивать из другого племени. И так постоянно. Оба народа были крепко заперты в одном ущелье и пили воду из одной большой реки, вдоль которой были их аулы по разным берегам. И дорога в столицу Суддистана, в Лакку, у них тоже была одна, по которой один раз в неделю ездил старый автобус. Река, разделявшая их, часто раздваивалась и образовала между этими народами посреди своего русла большой длинный остров, из-за которого война началась давным-давно. Оба народа претендовали на этот остров, потому что он был с очень сочной травой и там было очень удобно пасти скот. Мосты к острову уже давно разрушили. А сам остров, как назло, из-за ежегодных сезонов дождей менялся и периодически становился полуостровом то для одной стороны, то для другой. Внешне народы походили друг на друга как две капли воды, но только диалекты единого кыпчарского языка были очень разные.

Ибрагим знал этих двух мужчин, убивших отца, они приходили уже в их аул и о чем-то очень громко предупреждали. Ему было четыре года, и он уже все понимал. К своим невеликим годам он твердо понял от речей муллы их аула, что Джаброды очень опасны и рано или поздно они нападут и лучше нападать самим первыми. В этот раз опередили они. Ибрагим просто был еще маленький и нападать еще не мог. Он сидел у мертвого отца и даже не плакал. Он просто молча, сильно молился Аллаху, чтобы он ему как-то помог закончить эту войну. Потом отца бросили в реку, которая точно принесет его в родной аул, который был немного ниже по течению. Отец заплатил жизнью за прошлогоднее убийство одного из Джабродов кем-то из Байситов. Скоро наверняка опять будет бойня.

Ибрагима заперли в небольшой тюрьме, сделанной в пещере горы. Завтра будут требовать выкуп, а если не заплатят, то уплывет по реке так же, как отец — так сказали Джаброды. Ибрагим просто продолжил свои молитвы так неистово, что даже несколько раз терял сознание! Он умолял Всевышнего, чтобы тот дал ему власть увидеть мир своими глазами уже в его поколении, чтобы он стал последней жертвой этой нескончаемой войны.

Начался сильный дождь! Спустя время из пещеры пошел мощный поток воды, который снес двери тюрьмы. Ибрагим чудом уцелел, но случившийся дальше сель снес в реку половину главного Джабродского аула. Погибло не меньше трехсот человек. При виде такого кошмара Ибрагиму хотелось только одного: чтобы никто не погиб. Он кричал в небо, прося Аллаха, чтобы он миловал Джабродов, и все это видели! Утром он вместе со всеми искал погибших и живых. Точно так же, как Джаброды, он был потом на похоронах каждого. Горе было невероятной силы — такое сильное поражение от сил природы на глазах у врага. Мулла Байситов на следующий день дал проповедь о том, как Аллах наказывает нечестивых и Джаброды тому живой пример! После селя про Ибрагима все забыли, но уйти домой все равно не получалось — на блокпосту были солдаты. Не было даже тюрьмы, чтобы где-то спать.

Через три дня его обняла и накормила женщина, которая потеряла всех детей и мужа. От одиночества или просто от горя она его обнимала и показывала фотографию ее маленького сынишки, который как две капли воды был похож на него. Она Ибрагимом заменила для себя своего погибшего сына.

Горе, которое случилось на глазах Ибрагима, показало ему, что в такие минуты нет никаких Джабродов или Байситов, а есть люди, которые просто хотят жить счастливо. А потом он понял, что его родные Байситы не придут, потому что считают его погибшим. И тогда он принял в свое сердце свою новую маму Фагиму — так ее звали. Спустя время у него появился джабродский акцент. Староста и одновременно мулла аула был не против. «Мужчин и так осталось мало, пусть живет с тобой, Фагима, — сказал он, — раз так угодно Аллаху». Но за время своего взросления он наслушался вдоволь о жестокостях своих родных Байситов.

В 26 лет он уже с трудом вспоминал свое байситское прошлое, пока Байситы не взяли его в заложники вместе с пятилетним сыном. После очередного убийства Байситы хотели мести — им нужна была расправа с кем-нибудь из Джабродов.

После грубого допроса Ибрагим рассказал всю свою историю. Ему привели его мать. Она его узнала и потребовала освободить! Байситы были в страшном замешательстве. Половина села хотела его смерти, потому что он предатель, половина хотела помиловать. Старейшины утроили суд. Суд постановил все же казнить, а сына оставить и при случае обменять.

Казнь решили осуществить немедленно. Услышав приговор, Ибрагим громко заявил своему бывшему племени, что если ему суждено сегодня умереть, то он сделает это своим руками, чтобы никто из Байситов не замарал руки его кровью и не подлил масло в огонь этой вечной кровной мести. «Пусть эта кровная война закончится на мне!» Видимо, так хочет Аллах, раз он стал сыном двух племен! Сын Ибрагима кинулся к отцу, стоящему с кинжалом, занесенным над сердцем, и на чистом байситском стал просить папу этого не делать. Ибрагим рыдал и ничего уже не мог поделать, он подспудно уже всю жизнь хотел закончить эту войну на себе, именно поэтому у него сложилась такая судьба. Сын висел на руке и не давал Ибрагиму убить себя. Ибрагим еще сильнее кричал перед смертью, что всю жизнь он мечтал, когда война прекратится! Его сердце устало, он все равно сейчас умрет, но в порыве гнева он никого не обвинял, он кричал о том, как он хоронил тогда триста погибших Джабродов и что они точно такие же, как они, он всех знает, и что все они хотят мира. Он рыдал и хотел изо всех сил себя заколоть во имя примирения, но руку уже держала его мать, которая кричала на муллу, что это его кривой язык разжигает войну последние десятилетия. Если сын уйдет, то и она уйдет вместе и все лично расскажет Аллаху про то, какой тупой мулла им достался. Настоящий мулла хочет мира, а не проповедует злорадство! «Посмотрите, что он с нами сделал, — у нас у всех глаза стали черными от ненависти и мести!» Мулла внезапно осел на глазах у всех на колени и умер от удара. Народ ахнул! Но в воздухе стала исчезать черная занавесь тысячелетней мести.

Ибрагим плакал, лежа на земле! Его мать легла на него, утешая. Сын сидел рядом и держал папу за руку, утешая его на байситском. Подошла тетя, потом бабушка. Потом остальная родня. Они публично дали клятву завтра же пойти к Джабродам искать мира. В ауле у многих в этот момент посветлели глаза, потому что наконец-то забрезжил свет настоящего мира.

Утром все женщины аула, одевшись во все лучшее, пошли к Джабродам с первой весточкой мира. Через месяц на острове посреди реки Ибрагим строил храм двух народов. Остров по обоюдному согласию Джабродов и Байситов было решено отдать новой мечети, новым муллой в которой стал Ибрагим.

С тех пор пришел мир, потому что Ибрагим на каждой своей проповеди говорил: «Ищите глазами схожести, а не различия, отмечайте в друг друге хорошее, а не плохое, ищите мир во всем изо всех сил, а не войну, а если вы не можете, то просите Аллаха дни и ночи прояснить вам глаза пока не прозреете!»

Постепенно с обеих сторон сами по себе появились надежные мосты. И в конце своей жизни Ибрагим каждую неделю своими глазами видел свадьбы между Джабродами и Байситами. Мир уже все видели собственным глазами, и никто больше не хотел войны искренне и всеми сердцами двух народов!

М31

Предисловие. Этот рассказ посвящен собирательному образу для родителей детей, находящихся в группе риска синдрома внезапной детской смерти. А также этот рассказ появился для девочки, которая прожила очень мало из-за сложного врожденного диагноза, связанного с деформацией скелета и церебральным параличом. И смысл рассказа — донести до родителей, что дети — это далеко не плод их трудов, а очень часто это дар самого космоса. И что не стоит нагружать детей суровыми представлениями о трудности земного пути. Также положительным прообразом для данного рассказа стала очень необычная художница из Канады Мод Льюис.

Крошево расколотых стен, арматуры, мебели и людей рухнуло на Катю. Посуда, утварь и старые книги падали, подминая под себя любую попытку удивиться своему дыханию. Катю, больную церебральным параличом, мучили такие видения каждое утро. Лежа в кровати, она никому не могла это объяснить — зубы были стиснуты шоковой болью.

Кругом шла обычная жизнь. Ее сильно удивляло, что мама, протирая подоконник, не видит, как у подоконника нет никакой связи с его тяжестью, и она просто тряпкой может расшатать дом! Все вокруг было словно из наилегчайшего пенопласта. Любое грубое действие, особенно быстрые и сильные шаги, вызывало у Кати ощущение, что это обязательно вызовет разрушение вокруг, словно кто-то прыгает на мягком поролоне, на котором построены домики из домино.

Медицинские процедуры, в которых Катя уже накупалась досыта, никак не влияли на ее самочувствие — это напоминало странный танец медицинских приборов, больничных окон и ламп, а также голосов важных людей в белых халатах о ее сложном диагнозе. Все было расшатанным и крайне неустойчивым. Весь мир был для Кати как совершенно разрозненные фотографии, небрежно разбросанные на плоскости. Катя была разрозненна до самого основания. Мышцы никак не могли работать согласованно. А все грубое вызывало сильный испуг разрушения реального, особенно каждое утро, когда на нее снова падала арматура, стены и всяческая мебель.

Мама с папой для Кати выглядели людьми, которые чаще всего показывались на фотографиях ее реальности — она видела их только как сложно склеенные видеоряды с хаотичным набором звуков и честно не понимала их выражение лиц. Глядя на маму, часто смотрящую на Катю, Катя лишь видела родинку на щеке мамы, и это единственный ориентир, который для Кати был не расплывчатым и абсолютно плавным в отношении всего расколотого повсюду. Но мама не особо понимала, что родинка для Кати что-то значит, пока из родинки не вылез муравей.

В глазах Кати муравей, выбежавший из родинки мамы, был настолько важным событием, что это было сродни единственной возможности разговора с кем-то, кто видит мир из реальности Кати так же, как и она. А Катя стремилась сюда из галактики М31. Это был уже пятый ее полет в галактику Млечный Путь. В этот раз Земля. Тело на Земле рождается быстро — по меркам других миров вообще мгновенно, а вот Душа с телом не подружилась. Животный инстинкт организма Земли не смог принять взгляд Кати на этот мир — для Кати вещи были очень простыми, а для людей — сложными. Особенно там, где было огромное скопление сложного и усталостного, для Кати такой мир был неустойчивым, а для земного тела Кати земная сложность была ценностью — особенно ценились квартира, город, дороги и пешеходы и все вокруг, построенное людьми. Катя искренне боялась, что такая постройка, как многоэтажный дом, рухнет, если кто-то туда добавит усталости и сложности, а по утрам это было всегда критическим. Просыпаться среди руин было очень сложно, но для людей дом был ценностью, и за счет коллективной терпеливой усталости он стоял словно на сложных многочисленных слабых подпорках.

Для муравья не было ценности в доме, в планете, в людях — муравей был нацелен на то, что точно было устойчиво, а самым устойчивым в космосе является время, исходящее от улыбки.

Муравей пробежал по невидимой дорожке и оказался на щечке Кати. Это было несказанно радостно! Появилась надежда, что в этом мире есть что-то прочное. Катя решила встать, потеряла от боли сознание и спустя время внезапно для себя оказалась в реанимации. Внешне, когда Катя пыталась встать, это выглядело как страшные конвульсии с падением на пол с кровати — Катя ударилась лицом об твердый пол, который окончательно доказал ей, что ее внутренний космический мир не имеет никакого значения с реальностью Земли — Космос большой, а Земля твердая. Муравей во время падения Кати спрятался где-то в глубине зрачка Кати и после снятия повязок с лица вышел родинкой на том же самом месте, как и у мамы.

Уже дома Катя, отчаявшись, лежала на боку, медленно истаивая для этого мира. Она заметно похудела, и только родинка на щеке превращалась в муравья и немного щекотала щеку, так же как и маме. Было ясно, что Катя теряет связь с миром Земли окончательно. Она устала от окружающей ее усталости материального, в котором не было ни капли великой легкости космоса. Там, откуда Катя родом, ничто не является усталым, потому что там все делается со смыслом, а смысл делает все легким, но здесь жила самопогибель во всем, потому что все сделано было через человеческую усталость.

Но муравей щекотал щечки, и мама обратила внимание на странное совпадение, которое она уже заметила, но не придала ему значения. Просто прилегла рядом, соприкасаясь щечками, и совпала родинками, между которыми возникло приятное теплое сильное электрическое напряжение, как неспешный поток электронов между оголенными проводами.

И мама уснула мгновенно. Муравьи забегали, перенося срочно, пользуясь возможностью, кусочки сознания Кати прямо в нейроны головного мозга мамы, и маме приснился глубокий сон про Катю, которая была из галактики М31. Сон был настолько значимым, потому что мама увидела Катю абсолютно здоровой, находящейся на такой волнительной высоте смысла и симфоничности мироздания, что мир вокруг Кати был многомерным, сказочным, плавным, и мама поняла, что Катя просто уставший путник, который едет к ней сквозь заросли человеческих сложных сплетений сознания, пиковой формой которой является отрицания легкости космоса во всем. И мама впервые поняла Катю полностью!

Когда мама проснулась и увидела свою родную дочь, у нее невольно выдался выдох великого облегчения: «Как же ты далеко забралась, моя космическая муравьишка!»

Из глазика Кати выкатилась слезинка, как у путника, которого нашли спасатели далеко-далеко от его родного дома, когда уже не было никакой надежды. Стало легче — вдвоем мир людей было уже легче держать.

Еще немного погодя Катя стала ощущать тепло в теле, и мир впустил космическую странницу в свое лоно — Земле стало легче, потому что Катя принесла сюда благую весть, что все гораздо, гораздо проще, если помнить, что Земля всего лишь одна из миллиардов населенных планет поблизости, а космос бесконечно большой!

Муравьи превратились в мысли, которые Катя могла передавать на расстояние любому отчаявшемуся от усталости человеку. Сначала это были прохожие из окошка, когда Катя начала стоять и смотреть в окошко, а потом все люди и дети, когда Катя стала рисовать и выдумывать совершенно удивительно приятные истории о жизни во всех мирах, а уже когда она была взрослой и знаменитой фантазеркой, писательницей и художницей, у нее родилась абсолютно здоровая дочка с пучеглазыми любопытными глазами и искоркой неведомых миров в глазах!

Не от мира сего

Это рассказ — моя большая печаль. Этот человек стал мне очень близок сердцу, и все же он умер от рака мозга. Только спустя время я, снова и снова возвращаясь к его болезни, разгадал ее. В нем жил очень сильный гений и мастер, который растратился на суету бизнеса. Очень жаль.

«Господи, дай мне еще подышать!» Виктор, уже давно устало ощущающий себя обреченной жертвой международной гонки вооружений, наблюдал, как стремительно летит именно к нему крылатая ракета, выпущенная из пролетевшего самолета, уверенно и хищно желая уничтожить гения криптографии, сидящего в супербронированном джипе. Виктор охнул, и ракета в клочья разнесла джип, на дороге возникла глубокая воронка. Различные осколки джипа падали с неба еще пару минут. Ракета была самой мощной, класса «воздух-земля». Цель тоже была очень значимой — суперсекретный разработчик системы военной связи, которую невозможно взломать. Рядом лежал раскуроченный автобус с мертвыми бойцами спецназа, которые должны были его охранять.

Виктор лежал на дне воронки невредимый и неудержимо дышал, дышал и дышал. Пена изо рта с розовой кровью выходила и снова проглатывалась, и невероятно бешеный взгляд цеплялся, казалось, за само пространство подобно рукам за камни. Виктор был жив и даже встал на ноги.

Небольшое подразделение боевиков, приехавшее отснять на видео результат атаки, было обескуражено: их главная цель не пострадала. Несколько выстрелов в упор вызвали очень странную реакцию тела Виктора — пули тонули, словно превращаясь во что-то ничтожно малое, и никак не достигали цели. Только привлекли внимание Виктора, который смотрел на боевиков с невиданным сожалением.

Никто не знал, что Виктор — это тщательно подготовленный визитер на Землю из сверхвысокого измерения для корректировки истории Земли, который в последний раз был здесь в эпоху Ренессанса, и имя ему — Леонардо. Джоконда, его творение для объединения Европы, стала негласным символом соединения крови всех европейцев. Она привела Европу к балансу материального и чувственного и навсегда закрыла доступ к чуме и церковному мракобесию, дав выход из вечного тупика между недосягаемым Богом и человеком, живущим сегодняшний день в своем запутанном мире чувств и отношений. Джоконда — это икона для живого человека любой эпохи, находящего смысл в простом и сегодняшнем. Ее влияние колоссально: отдавая ей свое внимание, она преображает его в повседневные небольшие, едва заметные радости для смотрящего на нее. Она приносит простую удачу всем, делая жизнь более уютной и значимой, какой бы она ни была в простых земных радостях.

Мало кто знает цену таким символам. А вот как раз Виктор с рождения символы понимал невероятно. Однажды, еще в детстве, он изобрел алгоритм шифрования на символах, который никто не мог расшифровать. Мало того, этот алгоритм без ошибок хорошо понимала техника, и на этом можно было устроить войну беспилотных систем. Так он со школьных лет попал на секретную службу в отдел передовой криптографии. Выбора не было: он стал угрозой для своей же страны. Его нужно было удерживать любой ценой, чтобы он не попал к врагам. Гений стал жертвой своего гения. Таков век — благородный Ренессанс уже давно в прошлом, великого мастера в XXI веке не распознали.

Обладая невероятной силой намерения, Виктор даже не знал, что на его пути нет препятствий в материальном мире. Он настолько сильный мастер проявления в материи, что материя сама хочет ему служить. Только попроси — земной Бог готов был ему служить лично, немедленно склоняясь перед любым его желанием, но достучаться до силы безупречности в век оружия и подлости можно было только оружием и подлостью. Ракета сняла заклятие жесткости материи, и Виктор обрел доступ к внутреннему мастеру, которым ему предстояло теперь овладеть снова в этой жизни и стать Леонардо да Винчи XXI века.

Виктор безучастно пошел прямо в арабскую пустыню, а за ним бежал отряд боевиков, тщетно стреляя ему в спину и обескураженно понимая, что теперь им не заплатят за его уничтожение. Виктору было безразлично. Любое воздействие агрессии было неизмеримо малым перед его безграничным величием иного мира, представителем которого он являлся. Пройдя несколько километров, он сел в глубокой медитации — начался процесс соединения с Леонардо.

Спустя время арабский шейх получил видео про бессмертного русского и прилетел лично. Над Виктором уже был установлен шатер, и потерявший гравитацию песок внутри шатра кружил вокруг него, создавая невиданные образы из-за мощного присутствия другого измерения. Шейху было ясно — это дело рук самого Аллаха. Милостиво преклонив колени перед человеком в светлой печали, он неожиданно получил в ответ в виде крупной голографии неописуемой красоты мечети, которая воистину являлась центром мусульманского мира и, возможно, всех мусульманских миров вселенной, безгранично добрых, мудрых и справедливых. Голография танцевала образами, показывая шейху возможности символизма для успокоения всех мусульманских войн на Земле. Мечеть была настолько прекрасной, что у любого, даже самого далекого от мусульманского мира человека возникало ощущение, что Аллах реален, и Он велик, и Он един, и Он есть мир! Слезы лились у всех боевиков, охранявших шейха, видевших эти образы.

Мечеть стали строить незамедлительно.

Виктор иногда приходил в себя, с трудом признавая, что внутри него всю жизнь жило нечто особенное. От несовместимости внутреннего и внешнего он часто снова уходил в светлую глубокую медитацию под влиянием Леонардо, и тогда ему самому были явлены символы его личной истории. Он с чудовищными головными болями был вынужден признать свою особую роль на Земле и для землян. Плен обычного человека кончился.

Одухотворенный и свободный для творения своего нового шедевра, с почетным сопровождением арабских шейхов и высшего арабского духовенства Виктор был доставлен в Россию.

Его новое «я» вполне устраивала жизнь на берегу русской реки вдали от городов в своем доме-мастерской, где спустя время он явил новую икону для третьего тысячелетия. Это был юноша, который неуловимо превращался в девушку, и наоборот, из рук которого или которой текла вода. Это был символ Души, танцующей вечный танец перерождений. Душа и душевность — вот новая икона для всех тех, кто устал от потребительства и бездушного секса.

Это было настолько прекрасное творение, что каждый, кто смотрел на него, получал успокоение всех внутренних конфликтов на почве мужского и женского и разобщенности по крови за последние несколько тысяч лет. От этой картины веяло теплом любви от души к душе.

А еще картина давала неуловимое ощущение, что наше внешнее творение связано с чем-то очень грандиозным внутри. И это гораздо больше всех представлений, чем все представления, которые мы представляли ранее о душе. А это уже сильно снимало градус напряжения от самооценки, и даже сложные психические состояния значительно смягчались, просто глядя на новый шедевр, созданный для нового, в будущем единого мира, построенного на принципе великого многообразия души внутри каждого!

Прости

Про мальчика, который в детстве убил своего кота, а в подростковом возрасте умер от рака позвоночника

«Сергей Николаевич, что делать с этим каскадером?» На тележке лежал парень в мотоциклетной черепахе, чей таз и ноги были полностью раздавлены грузовиком. «Этот дурак скоро умрет. Вы знаете, что делать с покойниками. Заполняйте бумаги, позвоните родственникам. Мое дежурство кончилось».

Сергей Николаевич немного торопился, его уже ждал его любимый лес — он хотел успеть побродить за грибами, немного продрогнуть, а потом в баню. Он любил тишину леса и, самое главное, свою экипировку. У него был свой добротный джип, классная дорогая походная одежда с множеством карманов и самыми разными приспособлениями, и еще он неоднократно проходил курсы экстремального выживания. Будучи заведующим отделения анестезиологии-реанимации, который лично был в местах стихийных бедствий во время спасательных операций, он знал, что жизнь человека очень хрупка и нужно быть готовым ко всему. Жена от него уже давно ушла, потому что она устала, что от него уже давно пахло смертью, особенно когда на юге вместо того, чтобы помогать тому парню, упавшему с водопада на камни, он просто закрыл ему глаза и тот умер мгновенно. «Это судьба!» — произнес тогда сакраментальную фразу Сергей столпившимся туристам, явно наслаждаясь ролью демиурга, провожающего в смерть.

Стемнело очень рано, сентябрьский пятничный вечер был стремительный — пора было возвращаться, но дорога была потеряна, Сергей Николаевич заблудился. Холодок по спине пробежался незамедлительно. Это было новое место, далеко от людей. Сюда только на джипе можно проехать. Компас он давно уже выбросил, не доверяя китайской индустрии. Телефон в машине оставил. «Вот черт! Ну ладно, не буду терять времени, переночую в лесу — благо, комаров и клещей уже нет». Легкая паника торопила и заставила валить очень старую засохшую крупную ель, чтобы решить проблему с дровами до утра. Топорик был маленький и даже пару раз улетал во тьму из рук, панически на ощупь находился, и работа продолжалась. Разница между тренингом по выживанию и реальной ситуацией была слишком большой. Сергей Николаевич, оказывается, сильно боялся темноты. Ель падала с неохотой, пришлось ее подрубать на ходу — скорей бы упала. И она упала так нелепо, кружась вокруг подрубленных волокон, и выбрала цель — она упала на убегающего Сергея Николаевича, проткнув ему левое плечо здоровенным заостренным суком, который пронзил его и сам вошел на глубину не меньше полметра в почву. Остальные ветки просто прижали Сергея Николаевича и не дали его ударить стволом вдоль спины. К этому Сергей Николаевич готовым быть не мог. Сук был толщиной не меньше четырех сантиметров, он аккуратно прошел сквозь ткани, раздвинув кости, и даже не вызвал кровотечения. Но рука сразу стала неметь. Сергей Николаевич пришел в себя только через час. Было темно. Он достал фонарик, посветил на руку, пошевелил пальцами и как опытный травматолог понял, что рана серьезная и придется долго быть на реабилитации. Но ужас его охватил от мысли, что ножик и топорик лежали вне досягаемости его руки и ног — он снял свою жилетку экстремальщика с карманами, когда рубил ель. Это походило на приговор. Его точно не будут искать до понедельника. Было холодно, и нужно было что-то делать. По левой руке уже ползали насекомые, и Сергей Николаевич ее совсем уже не ощущал. Вспомнилось сразу, как когда-то в детстве он убил кота палкой с таким же сучком на конце. Кот был сбит машиной и сильно орал — это было невыносимо, и он просто хотел, чтобы тот прекратил мучить его и себя. «Какая ирония, — подумал Сергей Николаевич. — Спасибо, котик, за месть!»

Боль была несильной, но боль Души была воистину адской. Лесные шумы — кабаны, прошедшие мимо. И абсолютно мертвая рука. Осознавать себя калекой было просто невозможно. Сергей пытался бороться с елью, но боль останавливала. Моральных сил совсем не было. Орать и плакать он уже устал. Даже выдохся — никто его, кроме леса, не слышал. В один момент совсем рядом пробежала белка, но Сергей Николаевич от слабости духа уже умирал и не заметил ее. На рассвете глаза сами открылись, и Сергея Николаевича уже не было внутри, он струсил и умер душой, оставив свое тело на растерзание нарастающей боли и для встречи со смертью. Перед глазами был крохотный цветок, который почему-то расцвел только наполовину, остальная часть была засохшей. Несколько деревьев впереди были уродливыми. Повсюду перед глазами были мертвые останки чего-нибудь. Мертвую руку Сергея вовсю кусали муравьи, и пара ворон ходили неподалеку. Казалось, уродливость мира специально была задумана, и весь живой мир был нацелен на то, чтобы убивать и калечить друг друга. Руку уже не спасти, на нее смотрели уже остекленевающие глаза Сергея, который умирал от шока от происходящего с ним.

Находясь в глубине себя, ожидая исхода, кусочек его Души смотрел на смерть тела, а тело само готовилось к смерти — оно умело умирать. Тело нашло ресурсы, чтобы взглянуть на лес, на небо в последний раз, и запело песню!!! Она очень походила на песню того визжащего кота, а еще она очень походила на крики человека, того самого человека на юге перед смертью. Тело сожалело о том, что Сергей так мало узнал жизни, зато он много узнал о смерти. Телу было страшно за Сергея, а не за себя! Тело пело песню прощания, а Серега снова увидел кота, которого он забил до смерти! Тело пело песни про все, что у Сергея Николаевича не вышло в судьбе. Все крики умерших пациентов вдруг стали выходить многоголосием. Тело предложило выход из тела через глаза. На секунду Душа Сергея задержалась взглядом за цветочек — он, по сути, был жутким калекой и в принципе права жить не имел, но, пережив свое личное умирание руки, Сергей удивился, что цветок себе такое право дал, а он себе нет. Он увидел, что уродливые деревья тоже дали себе право жить, глаза увидели, что это мир весь был уродливый, но живой. Каким-то щемящим чувством Сергей понял, что вся жизнь его вокруг него почему-то всегда была немного уродливой. Как будто в изначальных планах творца была идея о слабости и неполноценности. Но ведь так не может быть! Но раз это есть, то всемогущий Творец исполнил нашу волю! Бог нас слышит и делает то, что мы просим. Мы просили страдание и несовершенство, и мы его получили сполна. А сейчас эхо этого желания живет повсюду в кривизне и убогости этого мира. Бог наш слуга! Мы его заставили судить нас, и он это исполнил! Мы его просим судить нас очень строго, и он исполняет это! Мы решили наказать нас смертью, и мы стали смертными! Мы ищем расправы, и мы ее получаем! Мы уподобились своему созданному Богу, признав его единственным, и стали судить всех и вся! Этот цветок судим, эти деревья кем-то судимы, он сам судим, и эта ель выполнила суд над ним, и вся реальность вокруг стала карой Господней! Даже жизнь как поток вечности у нас с душком суда! Жизнь на Земле, включая живое и неживое, стала тленной от бремени строгости над всем! Мы все стали судимы изнутри и снаружи, стали жрать друг друга, потому что все рано все умрет — так возникла пищевая цепочка! И он понял, что он как человек на этой планете был просто ходячей ментально-экологической катастрофой. Как же, оказывается, воняли его мысли! Все, все, все не видят выхода! Все привыкли судить испокон веков, утверждая своим жизненным путем идею суда и смерти и делая ее все абсолютнее и абсолютнее, вплоть до того, что тому подтверждением стала вся реальность. Он понял, что его личная ментальная вонь задела этот цветок прямо или косвенно. Глаза снова зацепились за засохшую часть цветка, и он увидел, что эта рана нанесена разливом нефти в Мексиканском заливе в апреле 2010 года, потому что он лично заправляет бензин, а кривые деревья — следствие испытаний подводных ядерных боезарядов на атолле Муруроа в 1966—1996 годах, потому что он лично ждал возмездия всем врагам, а убитый кот — это продолжение Ржевской битвы 1942—1943 года, потому что он лично не умеет прощать. А тот мужик с водопада — потому что он лично подумал о нем как о придурке вместе со всеми. Его сбили мысли окружающих! Очень опасно даже вслед думать плохое случайному прохожему! Все перекликалось, все было взаимосвязано.

«Прости! Прости меня, цветок, простите меня, деревья, прости меня, кот! Прости меня, тот мужик! Прости меня, мотоциклист! Простите, меня все пациенты, кого я вольно и невольно толкал на страдание! Прости меня, моя планета!»

Сергей Николаевич с каждым выдохом все больше и больше наполнялся прощением, он понял, что Бог — это продукт всех нас, он поворачивается именно тем лицом, которое ты выбираешь, а лицом его становится реальность, которая прямо сейчас перед глазами. Сергей Николаевич ощутил боль в онемевшей руке, и так сильно обрадовался боли! Болит — значит, живая! С лица уходила тяжесть суда, и появлялось лицо сострадания. Организм тоже понял, что он может наконец-то выйти из закоренелой идеи суда и подготовки к вечной смерти. И оба, и Душа и Тело, увидели, как живая структура Бога, спасая ежеминутно всех, спасла даже тех, кто не хотел спасения! Так захотелось любить этот цветок! Так захотелось дать ему должное! Так хотелось исполнять волю жизни! Рука накопила импульс великой силы давать поддержку уставшему от страдания Богу на Земле, и он растаял от невиданной нежности к цветку! Цветок оживал! А Бог просто сломал веточку в теле Сергея Николаевича. Бог разный настолько, что чудо не просто возможно — чудо и есть, что Бог нас слышит всегда. Проси все что хочешь и помни, что твоя мысль и есть твоя просьба. Машина нашлась через одну минуту, Сергей ехал на работу, мяукая, как тот самый раненый кот, на свою руку, потому что кот тогда знал секрет, что если просить Бога, то он оживит даже мертвого! Кот тогда своими воплями говорил с милостивым Богом! А Сергей был тогда на стороне карающего Бога — вот и убил кота, как подлая смерть убивает всех по нашему желанию! Кот ожил в Сергее Николаевиче как сила врача, который сильнее обстоятельств, уродства и смерти. Левая рука хотела оживлять! Так тихонько бывший жрец, три тысячи лет назад изымавший этой рукой сердца жертв перед карающим Богом, перешел в лоно понимающего и бесконечно спасающего Бога, который позволяет детям своим быть беззаботными, смешными и неразумными, потому что он все видит и помогает бескорыстно, ничего не прося взамен!

Мотоциклист был еще жив, и Сергей Иванович, недолго думая, положил левую руку на сердце, подхватил его песню жизни и пропел ее так красиво, как поет шаман! Все будет хорошо!

Работать по-прежнему Сергей Иванович уже не мог! Все, что он брал в руки, становилось живым. Абсолютно все! Говорят, его дом теперь где-то на Алтае, и говорят, он исцеляет теперь особыми песнями и прикосновениями!

Кровь воды

Рассказ для одного очень хорошо знакомого парня, который умер от рака крови. Это было мое первое потрясения как психолога. Я правда не знал, как работать с онкологией. Сейчас я учусь этому мужественно, но тогда, в начале практики, его смерть стала потрясением. Его болезнь — чистая история его Души, которая в свое время из-за жажды наживы убила целую речку. Лекарством был возврат в мир воды, сока и цвета живой природы, а также прохлады и воздуха — просто стать художником-акварелистом, а не токсичным химиком в душе.

«Очаровательные новые фонтаны, Гюнтер! Ты как всегда в тонусе лучших фонтанных технологий! Я даже не буду спрашивать, сколько ты заплатил за это водное шоу в твоем поместье». «Но подождите, господа, это только начало, — оправдывался слегка развеселившийся от шампанского Гюнтер. — Я не остановлюсь, я превращу свой дом в триумф управления водой! Мои японские дизайнеры и инженеры — истинные фанатики своего дела! Вы видели в Лас-Вегасе поющий фонтан? Мой будет лучше». «Странный ты, Гюнтер. Где ты только нашел таких японцев? Ты видел их лица? Спокойные до невозможности. Эти твои японцы тебя могут в секту ввергнуть, а потом ты все деньги отдашь. Ты их проверял? Может, это самый хитрый способ подобраться к твоим деньгам? Шутим, шутим. Впрочем, они и так у тебя кучу денег на твои прихоти забрали. Не трать деньги в таких количествах, хоть ты и наследник семейного концерна, это все временная блажь — наш общий успех просто вскружил тебе голову!»

«Акции растут, мы уверенно продолжаем дело наших родителей. Денег много! Мы лидеры в Европе по производству фотореактивов! Все остальные направления тоже растут! Мы открыли продажу флексопластин в США — там у нас быстрый рост. Я хочу тратить деньги как я хочу! Хочу лучший фонтан в мире своем поместье! Много фонтанов!» Гюнтер, изрядно выпивший, говорил сам с собой, словно стыдясь и оправдываясь за свои фонтаны, продолжая отчет о прошедшем финансовом годе, обнимая статую русалки на краю разноцветно подсвеченного бассейна. Его достал бездушный мир химических формул — его душа хотела чего-то живого.

Химический концерн AGMA действительно все время со дня своего основания в 1867 году процветал. Первая и Вторая мировые войны даже добавили роста из-за военных заказов. Теперь оборот основного направления уверенно держится на уровне около полутора миллиардов долларов год. Былые экологические претензии решены переносом производства в третьи страны. Химический семейный концерн AGMA-Gevaert N.W. — это очень прочный семейный бизнес.

Гюнтер Геварт является главным акционером и наследником семейного капитала компании AGMA — крупнейшего химического концерна Европы. Начав дело на фотореактивах недалеко от Берлина, предки Гюнтера вырастили компанию до присутствия на всех континентах. Только французская GOBEN и японская FUNJI уверенно конкурировали на их рынке. Фотореактивы, красители, фотоаппараты, рентгеновское оборудование и расходные материалы к ним, а также новое направление — цифровая индустрия и материалы для рекламы — все это было быстрорастущим и только толкающим на невероятные перспективы роста! Гюнтер отлично справлялся с местом президента компании до поездки к прямым конкурентам в Японию. А потом он словно сошел с ума. Его невероятно поразила Япония! Особенно его поразило искусство японцев оживлять неодушевленное: анфилады из свисающих светящихся светодиодных деревьев вперемешку с чем-то ускользающе-природным в японских садах камней. Шум ночного неонового света и цветущая сакура ранним утром — все это было для Гюнтера почему-то очень значимым. Особенно его поразило искусство японских буддистов подолгу замирать и словно быть между измерениями. Словно живыми и неживыми одновременно.

Еще он недавно развелся и жил один. Все его дети были почему-то немыми от рождения. Он заплатил своей бывшей жене хорошие отступные, и они расстались. Ну а сейчас он творил фонтаны. Обычного объема воды сразу же стало не хватать для водной феерии Гюнтера. Он по-хозяйски провел геодезические исследования местности, и его фонтаны с тех поймали в плен целую подземную реку. Но Гюнтеру этого было мало — он хотел, чтобы его деревья в саду светились. Для этого он содержал целую лабораторию, где проводились опыты с внедрением люминофоров в кровоток деревьев. Все было очень странно, и странного было все больше и больше. Однажды Гюнтер даже чуть не утонул пьяный в подкрашенной воде, которую он хотел сделать живой. Ему все время казалось, что природа что-то от него скрывает, ему так хотелось увидеть ее волшебство. Ему хотелось, чтобы радуга над домом была все время. Но все равно этого было мало.

Японцы однажды попросили Гюнтера о небольшом одолжении — провести небольшой религиозный буддийский праздник на территории его поместья. Гюнтеру отводилась особая почетная роль главного гостя этого торжества.

Приехали монахи-буддисты — и мужчины, и женщины. Одна из монахинь была невероятно по-японски красива. Именно к ней было особое расположение всех гостей. Церемония началась.

Били долго в гонг, долго пили чай на церемонии, много молились и преподносили цветы той невероятной японке. Она вся была усыпана лепестками. Гюнтер это тоже делал. Когда церемония кончилась, все тихо разошлись. Гюнтер, конечно же, хотел показать ей фонтаны. На что она коротко сказала, что этой воде очень больно и если он ее не опустит, то она его убьет. Смотря вслед японке, он увидел, что ее стопы почти не касаются земли. Гюнтер же от тяжести внутри снова напился шампанского. Сидя на краю центрального фонтана, он уже не знал, куда деть себя и то, что он творит. Вся беда в том, что на все хватало денег, но не было создано ничего в итоге. И это невероятно трудно признать, но Гюнтер сам понял, что его фонтаны фальшивка.

Следующий день был посвящен поиску той японки, чтобы узнать, что означают ее слова и как сделать так, чтобы воде было не больно. Японцы не давали координат. «Ну и черт с вами! Я сам ее найду!» Но ее не было нигде. Она исчезла.

Это крах! У Гюнтера не было сил больше вкладываться в его странное хобби, но не делать этого он тоже уже не мог. «Ну, раз воде больно, то я ее разозлю до конца!» Весь вечер и ночь фонтаны работали на всю мощь, светодиодные прожекторы сошли с ума, а тонны красителей были вылиты в воду для ошеломляющего эффекта! Все спецэффекты были испробованы! Гюнтер был один с пультом управления, сильно пьяный и пустой!

Его утром нашли японцы в очень мокрой траве, едва не захлебнувшегося от разливов. С ними была та самая японка. «Я пришла тебя убить!» Через секунду Гюнтер был брошен в центральный фонтан — японка смотрела ему в глаза, и его парализовало, он не мог плавать и не мог дышать. Он шел на дно. Странно, но Гюнтеру вдруг показалось, что это состояние ему очень знакомо. В раннем детстве его так же однажды парализовал сильный дождь. Все тогда убежали, а Гюнтер смотрел в небо, парализованный, и не дышал, его душу буквально омывали крупные капли, ему становилось сильно легче, но другие его не поняли, он увидел тогда мир в цветах радуги. С тех пор любовь к воде была уже нестерпимой. Он не мог без брызг воды. Фонтаны были очень слабой попыткой оживить то детское воспоминание. Голова Гюнтера стукнулась об дно бассейна, но взгляд этой удивительной японки он продолжал ощущать. И начались сильные видения. Гюнтер видел себя крупной рыбиной с человеческими руками, и он услышал безмолвный зов, он поплыл на зов внутрь своих трубопроводов к подземной реке. И там была страшная картина: красивая девушка с золотистыми волосами была проткнута насквозь его трубами. Это был сильно раненный дух реки, которую поймал фанатичный Гюнтер! Эта девушка умирала. Течение реки увлекало дальше, и Гюнтер увидел еще очень много пострадавших духов природы, некоторые были мертвы, а некоторые заставили говорить детей Гюнтера, говорить на языке рыб! Эти духи пострадали от предков Гюнтера. Вода несла дальше и принесла в далекий мир, где его предков делали на фабриках искусственно. В их чреслах были трубки, и они с тех пор не различали, что есть живое, а что есть искусственное. Гюнтер увидел себя в трубках! Он был мертв от рождения! Все человечество спродуцировало себя искусственно и раздуло свою пустоту себя до такой важности, что удовлетворить эту важность могли только различные заводы, которые грабили природу, потеряв с ней всякий контакт, раздувая эту пустоту еще больше! Люди были обречены — Гюнтер это тоже увидел, именно поэтому они себя пытаются остановить чумой, войнами и геноцидом, УЖЕ НЕ ЗНАЯ, ЧТО СОБОЙ CДЕЛАТЬ, ЧТОБЫ ОЖИВИТЬ! Но это только усугубляет ситуацию. Инстинкт жизни стал мощным порывом вцепиться в себя! Он, как рыба, влез внутрь и стал мощно дышать своим сердцем! Он бил себя в грудь руками-плавниками, осознавая, что это бесполезно. Он участник убийства матери-Земли. Перед его глазами стояли его предки-химики, которые нанесли такой урон природе, что права быть на Земле уже нет. Гюнтер смирился со смертью и вечным небытием биологического робота. Прощай, мир! Его искусственное сердце сколлапсировало и разродилось косяком разноцветных мелких рыб! Рыбы рассыпались в разные стороны в глубинные пустоты океана. Гюнтера больше не было — осталась только синяя, темная, безмолвная океанская глубь.

Шел сильный дождь, Гюнтер открыл глаза, глаза смотрели на травинку. Боже, как она была красива! Обычная травинка дышала жизнью и была совершеннее, чем что-либо, что видел Гюнтер ранее. Едва он встал на корточки, как его взгляд охватил все вокруг, и он был потрясен — все было баснословно красиво и живое! Творение Духа воды в мире было во всем! Все было невероятно насыщенным и ласкало взгляд. Гюнтер рухнул. В больнице, ему сказали, он перенес инфаркт и клиническую смерть и он фактически умер! Да так оно и было! Он умер! Но Гюнтер знал, что согласие с мощным глубинным безмолвием воды дало ему снова жизнь, потому что он лично решил больше не убивать этот мир. И поэтому Вода снова родила Гюнтера, но только уже нового. Первое, что захотел Гюнтер, это акварель, потому что воробьи на подоконнике были такие удивительные — как этим можно не любоваться? Гюнтеру вдруг стало достаточно творения! Ему стало достаточно себя. В совершенно обычной реальности он стал видеть игру жизни и буквально утопал в ней глазами. Ну зачем нужен фотоаппарат, когда есть акварель и время! К Гюнтеру пришло великое удовлетворение!

Потом, уже спустя годы, когда он уже был признанным художником, он с улыбкой вспоминал свое увлечение фонтанами с краской и спецэффектами, понимая, что пустое сердце ничем не наполнить. Но в каждом из нас течет кровь, которая состоит из воды, то есть из самой жизни на Земле, и каким бы ты ни был пустым — ты все равно живой! Если совсем потерялся, то просто дыши глубинным покоем, тогда сосуд души снова будет наполняться вечным смыслом, и от него можно оттолкнуться в нового себя! Именно это и дало Гюнтеру наконец-то увидеть своих детей в сути, а не на поверхности. Их безмолвие от рождения было совсем не безмолвным, там было много наполненности, которую Гюнтер в пустоте души даже представить не мог. И его дети постепенно заговорили, один музыкой, другой картинами, а третий глубокими умиротворяющими медитациями до самого сердца!

Он продал свою долю акций компании и открыл в своем бывшем доме школу искусств и медитации, чтобы восторга и глубины в этом мире стало больше! Выбросил фотоаппараты! Выключил фонтаны! А после Гюнтер извинился перед подземной рекой и вынул все трубы из грунта. Земля вокруг снова наполнилась полевыми цветами и соком самой жизни.

Старец

Для мужчины, который лечился от саркомы кости правой ладони, но вскоре сгорел в пожаре у себя на огороде в недостроенном доме. Полное отрицание всякой глубинной значимости души в его жизни со стороны женщин, к сожалению, привело к таким последствиям.

38 раз его абортировали. Все женщины, которым он приходил как ребенок, под разным предлогом от него отказывались. Согласилась только одна, потому что ей было абсолютно все равно, у нее было стальное лицо, она уверенно шла на дно и вскоре после родов умерла от запоев. Сейчас Андрею уже 38, он бомж и мочился пьяный в арке дома по улице Ленина в городе Уфе. Оперевшись на стену арки левой рукой, он пристально водил правой по кирпичам, словно читал их, как книгу. Его всегда привлекали линии. Сильный удар по левой ноге — и четверо подростков через секунду обшмонали его, отобрали пакет, а потом, смеясь, обоссали ему, лежачему, лицо. Андрею было все равно, он и так всю жизнь прожил между смертью и жизнью. Он очень сильно устал от жестокости и насилия этого мира. Вслед одному сказал, что его ждет удар током и он умрет на стройке через год, когда от уксусного варева с ума сойдет, второй утонет в бассейне блядской бани, третий спустя время задохнется от сгоревших ботинок на вахте, поставив их сушить на электротен в бытовке. А четвертый очень дорого будет покупать белый яд за свои же деньги и тоже умрет, но только от жадности в 42 года. «Откуда ты это знаешь, сука?» — «Я по вашим глазам вижу, дети мои, — сказал Андрей, даже не обидевшись. — У вас это на роду написано». И потерял сознание.

Андрей уже предсказал тысячи событий, и все они сбылись. Но только еще в интернате его за это сильно били. Никто не хотел знать правды о себе — она всех ранила на Земле. В частых глубоких обмороках Андрей всегда улетал к себе глубоко в космос в свою духовную келью и яростно требовал от себя самого смерти. В космосе у него была своя собственная церковь истины. Там он был знаменитым старцем этой галактики. Он ее лично по кирпичику кропотливо создавал именно таким путем — в разных мирах держал фокус правды. В мирах, где правда была в почете, он испытывал триумф, в мирах, где правда презиралась, все было наоборот. Но на Земле это было слишком. На Земле море сплетений лжи было настолько штормящее, что он сам был в нем щепкой — с ним все время случались очень мелкие подлые неприятности. Но он был очень сильным провидцем, и он хотел утвердить свою веру в правду именно таким жестоким путем, потому что ничего, кроме истины и правды, его больше не интересовало. «Если я на Земле выдержу, то я и в аду смогу» — этим и был сыт. Андрей во всем искал правду, потому что правда питала истину, истина — мудрость, мудрость — жизнь, жизнь — вечность. Чем больше истины — тем больше вечности. Если никто не будет искать правды, то Вселенная прекратится, ей будет невыносимо больно и бессмысленно от самой себя — коллективный разум всех существ не захочет быть. Ведь Бог — это просто коллективное сознание. Чем больше существ скажут жизни да, тем бесконечнее и прекраснее будет жизнь. Но тело его не хотело здесь больше быть, Земля его не принимала — Земля уже давно вместе с человечеством колебалась между великим ДА и великим НЕТ. Являясь для Земли новым спасителем, он через пробоину в душе невольно по материнской линии взял на себя большинство современных грехов жадности и корыстолюбия и стал их суммарной квинтэссенцией. Бессмысленность, жадность, потребительство, коррупция и двойные стандарты — все это носил в себе Андрей. Это и сделало его бомжом. За него словно все время кто-то против него принимал решения. Его всегда что-то приводило в мир людей, погрязших в мелочности. А сегодня эти подростки — дети супермаркетов, которые украли у него, бомжа, пакет, который он только подобрал на помойке, стали воплощением вершинной идеи будущего этого мира — мира потребительства. Всю эту тянущую на дно мелочность передала ему его родная мать, которая несла на себе невыносимую карму материального псевдовеличия и чудовищной мелочности рода Фараонов, которые давным-давно сотворили на Земле деньги, закрыв людям взгляд на очевидную повсюду вечность.

Все женщины, с которыми Андрей пытался быть, ранили его до самого корня мужского «я». Ему нужна была вера и только вера. А всем женщинам нужна была только материя. Все они спорили с ним, и он жестоко болел и уходил снова в жажду смерти. Из-за обмороков его признали нетрудоспособным. Однажды, сильно раздосадованный после ссоры со своей сожительницей, уйдя в ночь, домой он уже не вернулся. В домах в каждом окошке жила губительная для него мелочность.

Это весной он сильно обморозился и лежал в травматологии. Ходить уже не мог — не было левой ноги. Так он простился с родом мамы. После потери ноги, как ни странно, на душе было значительно легче. Никто в нем внутри уже не спорил и ничего не требовал — Андрей даже строил планы на жизнь. Планировал найти работу, да вообще сильно посветлело на душе. Раны заживали — он ни о чем уже не сожалел. Мамина тяжесть из души вышла через потерю ноги, и с его лица сошел металл маминого презрения ко всему душевному. Он стал улыбчивее. Решение о потере ноги он вымолил у своего сверх-Я, находящегося в его светло-голубом космическом храме Истины и Правды. В духовном мире он так с самим собой договорился и стравил мамину тягу к смерти, иначе бы его такой трудной приход на Землю завершился бы снова ничем.

Первый раз, выкатившись на коляске из палаты, он сразу увидел стройную женщину без глаз и носа, которая лежала без сознания после очередной операции. Андрея до боли пронзило знакомое ощущение тяги к смерти. Этой женщине любовник плеснул в лицо кислотой.

Ни секунды не медля, пока она без сознания, с помощью необыкновенной легкости, которая его наполняла, он взял ее руку и сказал ей, что ее ждет вскоре невиданный покой души, и больше не нужно будет ей кривить душой, и именно из-за этого она потеряла лицо, и вскоре ее ждет настоящая любовь душа в душу! Это была первая женщина, которая верила Андрею. Ей было все равно и не все равно одновременно, лишь бы как-то смириться со своим положением. А Андрей как раз и был воплощением этого смирения. Он был той самой ипостасью судьбы, о которой вспоминают только в конце пути. Эта ипостась есть Душа.

На следующий день Андрей с невероятно хорошим настроением увидел эту женщину снова, она позволила взять себя за руку, и он рассказал ей все истинные, еще более глубокие причины, почему она потеряла лицо. Ей сильно помогло. Она улыбнулась душой, а лицо ее наконец-то отдохнуло. А у Андрея начала отдыхать жизнь. Ему впервые верила женщина. Через нее впервые его способность говорить жизни ДА вышла на Земле в реальный мир и не была отторгнута. Андрей был ей по душе!

Через неделю она уже смеялась душой, а лицом еще больше отдыхала. Андрей ей рассказывал ее невероятные приключения из ее прошлых жизней. Ее душа хохотала, а лицо отдыхало все больше и больше — она светлела. «А нечего было нос воротить, когда я тебе предложение делал, когда мне было 12 лет, а тебе было 88, я же любил твою Душу, а не твое тело!» Это была одна из забавных правдивых историй, которая объединяла их из далекого прошлого. И она наконец-то его тепло обняла сквозь века.

Когда их выписывали, Андрей уже исцелил от разных душевных тяжестей почти всех больных, потому что ему хорошо, а ей было светло, и им было совсем не жалко вечного света блаженства быть! Она верила в него, а он наконец-то смог жить здесь как пророк в окружении силы Женщины, которая искренне и широко верила в душу Мужчины. С тех пор они жили далеко за городом, в глубоком согласии жизни и души посылая Богу грандиозное совместное послание ДА жизни! Это великое ДА жизни она стала записывать, и спустя время вышла книжка под названием «Великое ДА!» под совместным псевдонимом «Андрей и Ольга Вселенские». Ольга снова начала понимать язык птиц как богиня тишины и доверия, и с нее только недавно стала сходить маска недоступной дворянки с лица, она хорошо стала понимать Душу Земли — она обрела земной покой. А к Андрею стали приезжать со всего света за правдой. Его храм космической мудрости оказался полностью достроенным на Земле. Над их общим храмом была надпись: «Да пребудет с вами ПРАВДА-ИСТИНА И ДУША».

Вениум

Это рассказ посвящен нашей тривиальной действительности, которая держит человека в траектории между телевизором, работой и супермаркетом, и, к сожалению, привела к смерти от рака желудка в общем-то типично хорошего человека в сельской местности, который жил возле нефтебазы и на ней и работал. Умер от невыносимой скуки в своей жизни.

Венька, косолапый мальчуган, каждый день слушал трубу, а потом рельсу — это все его развлечения детства. Его дом был как раз напротив железной дороги и толстенной трубы местного нефтяного завода, который вдали закрывал весь горизонт. Позади дома была федеральная дорога, за которой был основной поселок, начинался который с магазина «Башспирт». Дом Веньки был напрочь окружен магистралями цивилизации. Сверху тянулась линия электропередач, а в дом влазила желтая труба газопровода. Неподалеку раскинулся нефтедобывающий куст №12 от компании «Белкамнефть». Рядом была бензоколонка и стоянка дальнобойщиков. Родители Веньки были очень простыми людьми, работающими в нефтянке, куда-то уходили утром, а вечером, приходя, пахли очень сильно приторным газом, который часто застилал все вокруг в дождливую безветренную погоду. Венька, очень шустрый мальчуган пяти лет с очень удивленным лицом, был загадкой для родителей. Ему до безумия нравились эти трубы, дороги, запахи и особенно разводы бензина в лужах. Увидев в Веньке некоторую разумность и занятость в его детском мире, несмотря на его сильно удивленное выражение глаз, они однажды сильно ослабили за ним родительский присмотр, и он вот так рос, играя с магистралями цивилизации. Весной его «лагуна» затапливалась большими лужами с радужными химическими разводами, и однажды Венька выловил себе подружку детства в этих разводах. Это была грязная обычная кукла, которую, видимо, принесло ручьями из поселка, но дело было не в этом, разводы бензина вокруг нее были особенно красивы — это был как рисунок ауры. Венька ее отмыл и поставил себе на алтарь из гаек, резиновых уплотнителей, лампочек, и всякой технической ерунды, которая вдоволь валяется в таких местах, где жил Венька.

Но для Веньки это была не ерунда. Оседлав трубу, однажды он, запертый в своем техническом аду, пытался понять, как все это может существовать, не вызывая гнев природы. Все было так странно и неестественно. И он спросил трубу: «Зачем ты здесь?» И потом он спросил еще и еще, еще и еще, спрашивал полдня! И вдруг труба ответила! Нужно было только очень внимательно слушать. И ответ был прост: «Ты при-и-ишшшшшелллллец!» И Венька понял, что если очень сильно спросить любой предмет, то он дает ответ. Это как накачать воздухом мяч и потом слушать тихий воздух, выходящий обратно. Техника вопрошания росла, и тогда он спросил рельсу, и она ответила, шелестя металлом: «Учисссь видетть невидимую сссилу». Асфальт ответил о том, как измерять минуты и секунды, а выловленная кукла сразу же сообщила Веньке цель его жизни. А цель жизни Вени была такова: жить у ручья с водопадами на том месте, где сейчас находятся эти трубы. Различные железки, резиновые уплотнители и кусочки фар и лампочки подтвердили эту цель и стали частью плана. Разговаривать с предметами стало очень хорошей привычкой, но главное, некоторые предметы подсказывали идеи, а некоторые просились на алтарь. Так во дворе Вени возникла куча всего такого, что бывает только у очень сумасшедших людей. Родителям это даже нравилось — в хозяйстве все пригодится, а проезжающие машинисты поездов стали даже со временем махать Веньке рукой от удивления разнообразного и необычного на его дворе.

Спустя время Венька уже разбирался в физике и химии. Увлекся электричеством и пару раз вызывал молнию с помощью зонда на ниточке. Смастерил солнечные батареи. И очень увлекся абстрактным искусством, делая разводы на воде разными жидкостями, и еще стал неплохим музыкантом, с легкостью создавая музыкальные инструменты из запасов своих деталей. Рисунки на воде немного меняли погоду вокруг, а музыка призывала небольшие дожди. Веня был уже почти шаман. А по ночам на потеху всем в небо светил прожектор-калейдоскоп, подкрашивая облака в невероятном танце цветных огней. Одним словом, пришелец.

В 12 лет Веня случайной вызвал духа природы. Когда он рисовал привычно свои абстракции в луже простой веточкой, само по себе нарисовалось необычно красивое лицо. Оно внезапно стало безмолвно разговаривать — Веня быстро взял камеру и снял все на видео. Он повторил всю артикуляцию своими губами, и сложилась речь, и Веня получил послание о том, чтобы он изучил полностью мир кельтской эзотерики. Сложные геометрические конструкции и пирамиды быстро заполнили двор. В поле перед заводом вырос небольшой Стоунхендж. А спустя время из-под Стоунхенджа пробился родник. Жителям поселка это была большая радость.

Уже после школы Веня писал фантастическую музыку и создавал прекрасные абстрактные полотна. Но душа была неуемна, и однажды он догадался, что ему мало этого мира — он сделал себе очки, которые видят глубоко в инфракрасный спектр и глубоко в ультрафиолетовый. Это значительно усилило познавательный эффект. То же самое он сделал с наушниками. Соединив это в шлем, он совсем стал космонавтом из другого мира. В этом шлеме Веня стал ходить все время.

В порыве исследования всего он стал разговаривать даже с песчинками. И однажды он уловил, что песок с дороги и песок с его Стоунхенджа имеют какую-то неуловимую разницу, и Веню осенила гениальная мысль. Песок, рассыпанный в хаосе, был обычной температуры, а насыпав его на свои рисунки, Веня видел, что что-то важное меняет энергетику песка. Но даже не в этом дело. Веня догадался, что все химические элементы имеют свою энергетику, даже самые тяжелые. И Веня предположил, что кроме химии и физики есть еще другая, гораздо более тонкая физика и химия.

Шли годы, Веня для окружающих стал сумасшедшим полностью. В умопомрачительном наряде с кучей всяких приборов, научных и ненаучных, он ходил и прислушивался ко всякой, казалось, фигне. На голове шлем, отрешенная погодка, на участке дома свалка из невероятных деталей, которая иногда кормила его. Умельцы со всего края заезжали к нему меняться, но главное, Веню любили в округе. Он почти всему поселку сделал солнечные батареи, из его дома тянулся со спутниковой тарелки кабель, через который весь поселок смотрел все мировое ТВ. Родник значительно украсил унылый пейзаж. Его сумасшедшие постройки привлекали автомобильных туристов, на которых очень хорошо зарабатывал местный общепит. Дальнобойщики уважали Веню за то, что тот мог моментально указать на проблему любой поломки. А Веня все больше становился странником в этом мире. Его часто видели даже по ночам, ходящим вдоль речки, которая называлась Грязная. От Вени исходили лучи цветных фонариков, а на шлеме была хрустальная конструкция в виде цветка.

Пару раз к нему приезжали немного похожие на него люди, с которыми он очень уважительно разговаривал, и вместе часто они оставляли после таких визитов абсолютно ненормальные сооружения. Местное ТВ просто балдело от таких людей — про Веню было снято несколько передач, которые привели ему жену. Она сама приехала и сразу же привела всю кучу деталей в порядок, определив все по стеллажикам и занеся все в компьютерную базу. Она была хорошенькой, но сильно косоглазенькой — как раз для Вени. Участок стал походить на зону 51. Увидев Веню с такой толковой женщиной, родители вздохнули с облегчением и переехали в основной поселок, сладив себе дом в лучшем месте.

У Вени благодаря супруге высвободилось огромное количество времени, она его понимала и действительно в него верила! Веня мог наладить абсолютно все — этим и жили.

Спустя годы их было уже четверо: Веня, Лара (жена), косолапенький сынок Юпитер и косоглазенькая девочка Венера. Научный семейный коллектив полностью поддерживал папу. Венера очень тонко играла музыку волн и музыку ветра, а Юпитер изумительно понимал чувство пропорции. Его творения были верхом гармонии, счастье в семье было крепкое, но Вене чего-то не хватало в душе.

К Вене стала часто приходить грусть. В его годы он уже мечтал все изменить. Ему было уже 39, и вся его жизнь это была посмешищем для людей. Энтузиазм Вени иногда проваливался в сильнейшее разочарование. Он тяжело вздыхал, руки болели. Душа уже ничего не хотела. И он заболел серьезно. Все, что он делал, стало отнимать силы. Исчез интерес быть на Земле. Он же пришелец, и у него не получилось изменить этот мир. Он мир только насмешил. Но жить здесь ему понравилось.

Похороны были уже близко. Венера с Юпитером, понимая отца, никого к нему не пускали. Лара же молилась в Стоунхендже у родника. Всю местность затянуло привычным удушливым газом с нефтезавода, моросящий дождь оголил всю серость округи. Фуры, летящие в брызгах, только усугубляли картину. Лара, вернувшаяся со Стоунхенджа, пришла с улыбкой и сказала радостно, что Веня не умрет и все идет по плану, так сказали Духи — это умирают остатки земного безверия, а другая сила уже здесь. Смерть Вени оказалась реальной, но только тело не умерло. В глазах Вени стали проявляться нотки небывалого восхищения природой, и его глаза действительно стали видеть мир гораздо глубже и объемнее, но только Веня словно стал еще больше верить в свой путь и немного стал походить на очень рьяного трудолюбивого академика, и эта сила только возрастала.

Через три месяца среди участка возвышался новый серебристый цех, в котором закипела работа. Веня возобновил эксперименты с песчинками. Во время болезни он узрел объемную химическую таблицу Менделеева. Записи Лары и точное звучание Венеры с высокоточной графикой Юпитера позволили открыть первый информационный химический элемент, благодаря реакции с которым был получен камень, который был стабильно теплее, чем окружающая среда. Вениамин Христофорович Бузыкаев прорвался в мир диалога и созвучия с природой. Первый информационный химический элемент состоял из пропорции прекрасного звука и образа. Далее были открыты элементы, создающие реакцию прохлады, уюта и здоровья. Вениум, Лариум, Венериум, Юпитериум.

Это очень походило на древнее искусство волшебников, которые могли соединять материю с информацией. Никто, кроме Вени, так и не догадался, что информация — это тоже химия, но только многомерная. Первое ведро теплых камней разлетелось как пирожки на стоянке дальнобойщиков. Если сложить теплые камни в кучки, получалась печка без дров. Сложить прохладные камни — холодильник без электричества. Когда создавали дом из камней уюта, он получался невиданной гармонии и красоты. А камень здоровья под кроватью давал целительный сон.

Журналистов в доме Вениамина было невиданное количество. Госкорпорация предлагала Вене баснословные деньги за технологию. Он ее отдал им просто так, но у них ничего не вышло, потому что нужно было быть людьми особыми, чтобы сотрудничать с природой. Ничего не поделаешь, это квантовый эффект — наблюдатель влияет на наблюдаемое, то есть только чудики видят чудо! Именно поэтому на Венькином радужном заводе работали только чудики, которые съехались к нему со всего света. И постепенно весь мир заполнился домами без труб. Климат выровнялся, нужда в дорогах исчезла, труба возле дома опустела и больше не шумела. Поезда перестали ездить, потому что мир уже никуда не спешил. А вечный двигатель был уже делом времени. Благодарный мир отказался от бензина навсегда. Завод перестал удушать округу. И сильные дожди смыли его с лица земли, образовав повсюду реки с водопадами!

А вся наука на Земле перешла в руки добрых чудиков!

Звезды

Про девушку с раком мозга и с очень противоречивым характером, которая не верила ни во что, даже в науку и в частности в психосоматику, которая слушала только врачей и умерла от чудовищной головной боли. Я полностью исследовал ее болезнь, и она связана с глубокой верой в рай на Земле и одновременно крах этой веры. Я решил ее поддержать.

«Мы вчера видели вашу Валечку по телевизору! Она изумительна! В кого у вас такая дочка прекрасная уродилась? Мы даже про нее вырезки из газет собираем. А вчера политинформацию в школе на основе ее выступлений провели». Мама Вали улыбнулась, сказала спасибо и добавила, что главное, чтобы все в нашей стране жили мирно и хорошо, и неважно, кто приближает коммунизм, но ей приятно, что ее дочка выбрала правильный путь.

С тех пор как в раннем детстве сам генеральный секретарь Леонид Ильич подержал Валю на руках и поцеловал в прямом эфире центрального ТВ, Валентина Орлова стала любимицей всего СССР. Красивая, кудрявая, истинно русская девочка с ямочками на щеках стала эмблемой процветающей страны. Она хорошо пела, была очень фотогеничной, и самое главное, у нее было подходящее прошлое — дитя истинно трудового народа, до седьмого колена только труженики, а папа с мамой убежденные партийные коммунисты! Советская Родина хотела любить такую Валю. И любила!

Став всемирно известной эмблемой СССР в пионерские годы, Валя выросла и превратилась в очень идейную комсомолку. Она стала еще краше! Ее любили за ее яркий коммунистический характер! За умение пошутить! Она пела гимн так преданно, что во всех школах прокатился конкурс патриотических песен имени Валентины Орловой. Парни советской страны стали предпочитать девушек, похожих на Валю. А девочки стали все как одна кудрявыми и преданными родине еще сильнее! Сама же Валя все больше становилась недосягаемой для простого народа. Ей явно в женихи годился только человек со звезд. Так и вышло!

Валентина Орлова вышла замуж за космонавта! Звезды сошлись! Никита Державин — это тот самый первый советский человек на Луне. Он был подходящим женихом для Вали! Они были идеальным воплощением советского характера. С Никитой Державиным она познакомилась в звездном городке на встрече с Юрием Гагариным, с которым она искренне дружила. Она выросла, и к тому времени появилось уже второе поколение советских космонавтов, в числе которых был Никита. Юра Гагарин их познакомил лично. Они стали близки еще до полета Никиты на Луну, но в космосе Державин уже успел успешно побывать и в свои 27 лет был героем Советского Союза. Их свадьбу освещало центральное телевидение, на котором Валентина работала телеведущей молодежных программ. Валентина Державина стала воистину небожительницей Советского Союза.

Вскоре Валентина стала народно избранным депутатом СССР и изо всех сил искренне старалась улучшать жизнь советской Родине, которая так много ей дала.

Никита был на орбите в своем третьем полете — он строил мощную орбитальную советскую космическую станцию с мощным телевизионным передатчиком межпланетарного вещания для покорения Марса и Венеры. А Валентина готовила юбилейный съезд коммунистической партии во всесоюзном пионерском лагере «Буревестник», где ее саму в детстве торжественно принимали в пионеры. Ее тут любили и знали по-особенному, именно здесь ее поцеловал Леонид Ильич после того, как она выступила со стихами своего собственного сочинения на всесоюзном пионерском празднике. Она здесь бывала часто — во время учебы в высшей школе телевидения в МГУ снимала тут свой дипломный проект о пионерии. Ее даже дети здесь называли просто Валечкой, без всяких «Вы». А сейчас она министр по делам молодежной политики Советского Союза. Ее истинная роль была именно здесь, чтобы новые поколения советских детей выбрали верную дорогу, эмблемой которой она являлась в полной мере.

50 лет ЦК КПСС И 40 лет «Буревестнику» были очевидным поводом для того, чтобы собрать здесь весь партийный цвет и лучших детей страны для преемственности поколений.

Детям была дана возможность стать взрослыми и поуправлять страной целую неделю, а всем престарелым партийцам предложили стать пионерами, как в детстве. Идея была гениальная!

Праздник завершался! Дети увидели, что их вожди близки к ним как никогда, а коммунисты со стажем были спокойны за страну, увидев такое большое количество умных идейных детей.

Счастье Валечки было безмерным, к тому же в процессе праздника она обнаружила, что она беременна первенцем. Секретной связью эту новость сообщили на орбиту Никите. И ей показалось, что благодаря Никитиной радости даже космос стал ярче для нее и для страны.

Кульминацией праздника был концерт, который транслировали на весь мир, а потом — круиз через океан по странам Америки с целью установления дружеских коммунистических связей между потенциально братскими народами. Америка ждала, и корабль с лучшими детьми советской Родины и вождями Советов, включая бывшего генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева и его преемника Виктора Анатольевича Градова, отправился к берегам другого континента! На борту было 8000 делегатов.

Океан разбушевался невероятно. Уже на третий день был чудовищный шторм, и несокрушимый круизный лайнер «Иосиф Сталин» был выброшен на жесткие камни острова Кромлус посреди Атлантики. Море было очень злым, и волны только росли! Попадание корабля на твердь земную не спасало ситуацию, потому что утес острова, к которому прибило корабль, был высотой 350 метров и был абсолютно каменной стеной, а волны, бьющие корабль об этот утес, были чудовищные. И могли разбить несокрушимого «Иосифа Сталина» уже в ближайшее время!

Дети вели себя достойно, и вожди тоже подавали истинный пример мужества, но для страны потеря лучших людей была недопустима, и Валентина Державина вышла в прямой эфир вместе со всеми детьми и, едва сдерживая слезы, сказала спасительную фразу: «Господи, если ты коммунист, помоги нам!» Дети хором повторяли эту коммунистическую молитву Богу в прямом эфире! Вся советская Родина вторила этой молитве, застыв у телевизоров! Весь этот ужас из космоса, роняя жгучие мужские слезы и сильно сопереживая всем, видел Никита Державин! И он передал сигнал Богу в космос! Космические лучи отправились в звездную бесконечность!

Через восемь минут «Иосиф Сталин» встал как вкопанный, а шторм тем временем не угасал. Над советским лайнером появился неведомый огромный неопознанный космический корабль с отчетливым рисунком серпа и молота на корпусе. И люди в очень легких скафандрах с плазменными крыльями стали забирать всех по одному и стремительно переносить на ближайший американо-канадский плавучий город. Это был знаменитый город Лас-Путин, который был настолько огромным, что даже не замечал такого шторма. Все были спасены.

«Иосиф Сталин» тоже был спасен, он был помещен в ремонтные доки Лас-Путина. Когда шок отошел, люди в скафандрах сказали, что они коммунисты с Венеры и они первые получили сигнал и почти мгновенно, используя торсионные поля и двигатели, оказались рядом. Остальное было уже не трудно.

Потом они дали в прямом эфире пресс-конференцию, не снимая скафандров, потому что здесь другое давление и состав воздуха, но свою внешность они показали со своего корабля. Они были почти как люди, только с заостренными крупными ушками с кисточками наверху. Валентина Орлова транслировала на весь мир диалог с ними. Это был триумф коммунизма! Наши братья по разуму оказались убежденными коммунистами и полностью подтвердили правильный курс советской Родины, но и указали на недостатки — слишком сильный уклон в материализм. Они сказали, что храмы святой веры в дружелюбие звезд — это необходимость любой цивилизации на пути к лучшему обществу. Кто-то же должен верить в дружелюбие космоса! А в целом они ждали землян в гости уже давно, но торопить события — это против их принципов. Каждая цивилизация должна пройти свой путь сама, так же, как очень развитой капиталистический сосед Марс, который тоже является истинным примером разумного постепенного процветания.

Вся советская Родина глубоко благодарила спасителей с Венеры! Мир аплодировал! Мир обрел веру в добрый космос! И совместно с американцами уже вскоре на Венеру и на Марс оправились две одновременные экспедиции объединенной Земли! Коммунизм благодаря святой вере стал только сильнее!

Ароматы небес

Этот рассказ — про мужчину, которого несколько раз искали как пропавшего. Он очень сильно спивался и в таком состоянии пытался куда-то все время уйти. Прожил недолго и умер от тоски по неведомому и даже перед смертью с сильной печалью в глазах рассказывал всем, что если бы была возможность, он снова бы сбежал неведомо куда! С позиции врачей у него была сложная лимфома и ослабевающее сердце. А человеку хотелось просто верить своим глазам, чтобы они не видели! В семье был сильный запрет на непредсказуемую жизнь, полную приключений. Был бы моряком, яхтсменом, профессиональным авантюристом и писателем — жил бы долго!

«Ну ты же хотел их встретить, ну вот они, ты же сам сюда приехал именно для этой цели, получай!» Виктор пытался не удивиться, но, с другой стороны, он был один сейчас в лесу ночью, и даже не было страха, был даже юмор в этом. «Я хотел инопланетян — и вот они!»

В 35 метрах впереди стояли три фигуры в светлых костюмах, которые напоминали наши белые тренировочные, и вместе с их появлением по всей поляне сильными брызгами разлетелось что-то наподобие каплевидных крупных льдинок. Все было покрыто шариками льда. Вялое слабое состояние толкало Виктора в обморок, но все детство он верил в эту встречу и даже был решителен в этом. Сейчас он смотрел на них, а они — сквозь него. При всей невероятности встречи возникла неловкая пауза, которая бывает тогда, когда остался один на один с не очень общительными иностранцами, а языка «друзей» не знаешь.

Фонарик светил в ночь на гостей, а гости безучастно смотрели насквозь вдаль и ничего враждебного и дружелюбного не излучали, скорее, они даже не имели цели контакта, просто так вышло, что Виктор их видит, а они стоят и смотрят сквозь него, словно в горизонт. Так прошло два часа.

Все киношные чувства «первого контакта» прогорели, и Виктор откровенно захотел спать. Долгожданный контакт ознаменовался дурацким желанием залезь в палатку и заснуть как можно скорее и сильнее, затем дождаться рассвета, а там уже посмотрим.

Утром обнаружились остатки ледяных шариков, и было видно, что ночью они щедро покрывали всю полянку — значит, эти странные люди были реальны, но кто они? Виктор подержал в руках несколько шариков, и они просто растаяли, а спустя время и все остальные.

Впереди еще две ночи и, возможно, еще встреча. Абсурд, но страха не было совсем. Виктор вспомнил их безучастие, и у него даже появилась смелость побыть нахалом и подойти к ним близко, если они снова объявятся.

Так и вышло. В кромешной тьме их снова было трое, и ледяных брызг, казалось, добавилось, но только на этот раз они подошли сами и очень быстро. Неприлично близко, стоя почти вплотную к Виктору, все трое смотрели ему в лицо насквозь. Мягкий обморок стал забирать Виктора, и он упал на левый бок на одного их троих, но они не дали ему упасть на землю. Мягкие руки троих поддержали его и продолжали смотреть в лицо насквозь. Один из трех дотронулся ладонью до носа, и Виктор отключился.

Очнулся на рассвете от собственного чихания. Весь день была очень сильная аллергия в носу, сопли и чихания шли так интенсивно, что болел уже мозг. Остановить это было невозможно. Это мучение длилось весь день. Но поздно вечером случилось прояснение, и волна лесных запахов так сильно ударили в нос, что было ощущение, что дышать и ощущать запахи Виктор стал только сейчас, в возрасте 26 лет, а до этого как будто носа совсем не было. Глаза Виктора обрели словно еще одну фокусировку — стало отчетливо видно объемы всего происходящего вокруг до мельчайших подробностей. Куда бы ни смотрели глаза, повсюду была видна жизнь. Все гудело ровным приятным гулом наполненности жизни, и вся поляна предстала более волшебной, и все вокруг стало другом и дружелюбным. Отчетливо понималось и чувствовалось, сколько сейчас животных в лесу и где они бродят, и без лишних плутаний можно было найти любого из них. А еще, как в сказке, через запахи стала пониматься речь животных и трав. У всего были названия, но только их можно было передать запахами. Даже растения были теперь очень разумными, и каждое без всякой тайны хотело дарить свои целительские способности любому, кто их правильно понимает.

Потом ночью, удивившись и вдоволь наигравшись новыми способностями, Виктор, лежа в палатке, внезапно понял по невероятному аромату, что пора выходить, потому что на поляне был новый взрыв из льдинок, который на самом деле был взрывом невероятных запахов, непривычных для человека. Вся поляна была наполнена запахами иного леса. Оказывается, молчаливые люди в белом все это время пытались общаться запахами, создавая из льдинок медленный едва заметный туман ароматов мира, из которого они пришли. Запахи медленно создавали то ли выход в другой мир, то ли голограмму другого мира.

О боже, насколько их мир похож на наш и насколько же он другой! Глядя через нос на мир инопланетян, Виктор предстал перед невероятной картиной разворачивавшихся перед ним пейзажей иного мира в мельчайших подробностях. Ноги сами шагнули в джунгли к неведомым зверям и травам, и глаза устремились в горизонт, потому что он был значительно ближе нашего, и это больше всего завораживало глаза. Мозгу Виктора было просто необходимо понимать и видеть что-то иное — он так ждал этой редкой пищи для ума! А тут раскрылся другой мир с растениями, чем-то похожими на наши: другого цвета злаковые, лопухи, листья которых размером как детские дворовые горки, белка, мохнатая, как нестриженая шпана, заглядывала нагло в лицо, а мощный светлячок сел прямо на рукав. Пахло травой, лесом, ягодами, и все это было на фоне розового солнца и нескольких крупных точек лун на небе. Небольшой ветер с дождем, который лил всего-то три секунды, но повторялся спустя время еще и еще. И насекомые невиданных видов, которым не было дела до Виктора. А вдалеке была деревня из одноэтажных домов, из которых звучала нежная музыка. Трое в белом были рядом и дружелюбно смотрели прямо в глаза. В глазах была жажда показать иное именно Виктору, потому что его просьба была настолько искренней, что не могла быть не исполнена. Всю жизнь он мечтал увидеть инопланетян, но чтобы не как в кино, а нормальных, таких, как люди, с похожей природой, и вот желание было исполнено.

Было тихо, и Виктору было дано долго походить во внезапно проявившемся выходе в другой мир. Все было реальным. Можно было трогать ветки, гладить белку и даже держать в ладонях яркого светлячка. Но особенно кайфово было промокнуть под внезапным инопланетным дождем, и особенно важно было досыта надышаться их воздухом — он почти как у нас, только другой, более мягкий. Тихая благодарность разливалась в сердце Виктора — это был великий дар узнавать другое совершенно безопасно, без сложных космических технологий и грубых научных зондов, и, конечно же, телескопами такого не разглядишь. «Спасибо большое, друзья!»

На рассвете благодарный до глубины души Виктор стоял напротив людей в белых костюмах, льдинки таяли и выход в другой мир исчезал, а они молчаливо в дар оставили ему большой кусок льда, в котором были зашифрованы ароматы их городов и образа жизни и всей их истории, для того чтобы Виктор полностью был удовлетворен встречей с ними. А для этого всего-то лишь нужно было видеть носом! Ведь ароматы — это всегда дух странствий. Жаль, что люди это забыли так давно, что уже разучились ими пользоваться!

«До встречи, друзья!»

Нюрка

Про женщину с очень добрыми глазами, которая умерла от рака поджелудочной железы. Она так хотела мира, где не пахнет бензином.

Микола не видел выхода. Его уже хотели убить из-за Нюрки, но он хотел ей добра настолько сильно, насколько может человеческая душа сказать спасибо за дружбу длиною в жизнь.

Он родился в один день с Нюркой, сейчас ей уже было 16 лет, и ему тоже. Она обычная коза, а он человек. Всю жизнь она его кормила молоком, а он стал ей лучшим другом. В Нюрке было что-то человеческое — у нее в глазах была какая-то особенная улыбка, от которой петь хотелось! Она всегда безмолвно понимала Миколу, хотя, как обычная коза, могла бодаться и капризничать, но Микола знал, что она всегда его слышит и понимает. За свою жизнь она родила много козлят, а Микола для каждого становился крестным отцом. Каждый раз страшно плакал, когда мать с отцом их отвозили на рынок. Сейчас Нюрка стала древней старухой и молока уже не давала, а он только начал становиться взрослым. Ударные бригады хлебозаготовки уже довели до смерти всю его семью. Корову и все зерно забрали уже в позапрошлый раз. Сначала умерла мать от голода, а на прошлой неделе — отец. Микола сам уже ощущал свою голодную смерть очень близко. Нюрку можно было зарезать уже давно, но Микола не дал! Соседи, пока не умерли, пытались ее украсть несколько раз. Миколе пришлось Нюрку спрятать в погребе. Конца и края голоду не было видно, а человеком быть всегда нужно, так считал Микола.

«Иди, давай иди!» Рано утром, почти еще ночью, Микола решил отпустить Нюрку, которая сама вчера ему посмотрела в глаза до щемящей боли. Микола понял, что дни Нюрки тоже иссякают и пора прощаться. Она умрет от старости, а он от голода.

«Иди, кому говорю! Иди, моя хорошая!» Микола решил отпустить ее в лесу. Он знал, что хищники и следа от нее не оставят вскоре, но все же это было нужно. Нужно было сказать Нюрке спасибо! Пусть поживет на воле! «Спасибо тебе за все, моя сестренка! Иди! А я тут останусь».

Нюрка смотрела на Миколу так преданно, так глубоко, как будто это она его отпускала на волю. И Нюрка уверенно обошла Миколу и боднула, словно сказала: «Проводи меня напоследок». «Хорошо, моя хорошая, сейчас». И они вдвоем вошли в лес.

Тропинка была незнакомой, хотя Микола вырос в этих местах, но он шел по ней в первый раз. Он был очень вялым, но Нюрка была настойчивая и она вела себя так очень редко. Обычно она была именно такой, когда хотела Миколу предупредить о чем-то важном. Микола слушался. Деревья на пути были очень крупные и сложные. Кора некоторых деревьев создавала лики людей с очень страдающими лицами. Одна ель сразила Миколу — он увидел лик своей сестренки, из глаз которой текла смола, как слезы, а рот ее был закрыт корявыми очертаниями жилистой руки. Сестренка первая умерла от голода — вернее, ее подстрелил сторож в поле, когда она уже от невозможности терпеть просто пошла в колхозное поле выкапывать только что засеянную картошку. Она умерла на следующий день. Смерть была уже привычным делом, но чтобы деревья были с ликами умерших — это было слишком. Оглянувшись вокруг, Микола увидел, что почти все деревья так или иначе были с лицами тех, кого он еще недавно видел живыми. Еще немного погодя Микола увидел много тракторов, которые насквозь были ржавые, и их щедро обвивали сильные деревья — создавалось впечатление, что лес хочет проглотить своей мощью всю колхозную технику. За ними были старые оплавившиеся чугунные памятники, а вокруг них крупные лужи из чугуна, как будто что-то очень жаркое однажды здесь горело с такой степенью, что металл плавился, как свечной воск.

Тропинка явно шла к реке, становилась все круче, а Нюрка все вела и вела. Берег был белым, а вода была почти изумрудная. Набрав в ладони воды, Микола удивился, насколько она была прозрачной и пахла чем-то живучим, так пахнут семена. Вода была очень вкусной и придала сил. Только сразу захотелось сильно спать, но Нюрка толкнула Миколу, намекая, что нужно идти дальше. Немного погодя у реки появился перекат. Нюрка бодро по камням оказалась на том берегу, а Микола упал, сбитый течением. На помощь прибежали трое парней.

Отлеживаясь на том берегу, Микола почему-то улыбался, потому что парни улыбались как-то по-родному и просто, словно он родным домой вернулся после долгих скитаний. Через час пожилой мужчина поил его квасом и отпаривал в бане. Куда бы ни посмотрел Микола, все радовало глаз. Все было прочным и сделано было как навсегда. Потом он три дня спал.

Проснувшись, он увидел, что его простыня была черная от копоти и смолы, словно он весь пропотел тракторной соляркой. И вокруг были странные предметы, но впервые он не ощущал странного вечного беспокойства на сердце. Рядом лежали осколки какого-то стеклянного кристалла.

«Ну вот, очнулся наш пламенный!» Пожилой мужчина говорил весело, его слова были настолько легкие, что на его голос реагировало все тело, и впервые почему-то сильно захотелось петь! Микола встал, а тело вскочило! Настолько стало легко! Силы стало так много, что хотелось мысленно благодарить жизнь за то, что она просто дана! И Микола запел! Слова стекались в рифмы, а рифмы в реки смыслов! С каждой строкой сил прибавлялось все больше и больше! А потом заработало его настоящее сердце! И это был необычайное переживание!

Микола ярко понял, что он стал живым! Все вокруг наполнилось струйками жизни. Она была повсюду, и жизнь была настолько отзывчивой, что просить было можно все, и точно было ясно, что все дано будет по первому мгновению! Микола подумал о ягодах и тут же увидел их под ногами. Микола подумал о маме и вдруг почувствовал, что маме стало легче от его мыслей и она его обняла, и ему стало тепло на душе. Он подумал о Нюрке, а она была уже рядом. Довольная коза с улыбкой в глазах! Пахло все очень по-особенному вкусно, и есть совсем не хотелось. А вечером, придя в себя, Микола увлеченно разговаривал со своим целителем. Он и поведал, что давным-давно славяне разделились на пламенных и благодарных после того, как была открыта Жива.

«Жива — это самое первое проявление Бытия. Например, семечко — это бытие, а импульс жизни в нем — уже Жива. Жива — это пища сердца! Пламенные решили, что теперь можно жить вечно, и изменили себе сердца — сердце стало искусственным за счет особого кристалла, — и стали потреблять Живу повсюду. Они даже технику оживляли! Баловались с Живой как могли! А Жива оказалось разумной, в ней же вечная сказка жизни живет! И с тех пор началась вечная морока. Сначала Живы хватало, но постепенно все вокруг страдало оттого, что вокруг них стало все вянуть. Потом все стало серым, потому что доступ к сказке кончился, а потом они увидели, что Жива стала останавливать их сердца, но они открыли свой адский огонь и стали добывать Живу из самой матери-планеты. А Земля стерла их вулканами. Они родились снова, но сердца их неизлечимы, сказку уже не видят, все, что они видят, до сих пор для них тревога и морока. В поисках Живы они теперь добывают нефть и пытаются набивать желудки. Они еще пытаются во все вмешиваться, но природа их мысли сделал мелкими, а слова ничтожными. Но Жива их пощадила и дала им снова поиграть в вождей. Но к Живе уже прикоснуться не могут. Они с тех пор все готовы сожрать, но вкуса уловить не могут. Жива — это вкус сущего! Нам же в те древние времена сразу стало понятно, что Жива — это что-то очень мудрое! Нам удалось поговорить с Живой, и она ответила! Мы стали благодарить все сущее, потому что Жива — это первое проявление жизни перед самой собой, которое есть благодарность! Благодарность — это ее язык. Жива поет, а что еще остается делать перед лицом бесконечной жизни? Мы развили в себе навыки согласия с происходящим — и мы живем в науке благодарности, в которой воистину остается только радоваться, и в один момент наши сердца тоже запели, и мы стали удовлетворены жизнью! Нас питает сама природа! Со временем разница между нами и пламенными стала настолько большой, что это уже почти два абсолютных разных мира — у нас даже законы времени и пространства теперь разные. Пламенные, высосав всю Живу вокруг, провалились в ямы безысходности, а благодарные стали совсем незаметны для пламенных, потому что сильное напряжение не дает сил видеть Живу, в которой мы пребываем. Чтобы познать Живу, их часто лес к рукам прибирает. В деревьях их души отдыхают в Живе! С тех древних пор славянские народы разделились на сказочных и тех, кто вечно недоволен жизнью. А в сказку можно попасть, если сердце доброе и поющее! Да еще животные сюда тропинку не потеряли — вот Нюрка и решила тебя отблагодарить за доброе сердце! А ты, Микола, прямо герой. Смог человеком стать — ты у нас пламенно-благодарный теперь! Я тебе сердце облегчил — часть кристалла „вечной жизни“ достал, ты теперь привыкнешь немного к Живе, а потом сходишь к своим через тысячу лет — они, когда деньгами наедятся да нефтью своей, и сами взмолятся. А жить-то ты теперь будешь столько, сколько захочешь! А жить, сам знаешь, хорошо. Правда, Нюрка?»

Жизнь и правда

Важное предисловие: это рассказ про милую девочку, болеющую нейробластомой — очень частой формой онкологии, которая встречается преимущественно у детей. Суть болезни проста: слишком много излишней воспитанности, поэтому мат в рассказе — это художественная необходимость, не обессудьте.

Прекрасный, только что отремонтированный зал ДК «Строитель» города Саранска был переполнен представителями компании MARIVON. Вера Михайловна была приглашена специально на встречу с бриллиантовыми директорами этой сетевой компании, потому что она решила серьезно взяться за свой жизненный путь и начать карьеру в этой компании, потому что времена бывают разные, а ее подруга уже ездит на корпоративной машине «Маривона» уже целый год. Вечер был очень яркий, были даже артисты, два раза фанатично, с прихлопываниями, спели корпоративный гимн, а дочка Веры Михайловны, четырехлетняя Сонечка, во время двойного исполнения гимна компании нацарапала на спинке новенького соседнего кресла слово «ХУЙ».

Через два дня Вере Михайловне позвонили из ДК «Строитель». Соню в этом возрасте судить было трудно, потому что она маленькая и читать еще не умеет, но слово было нацарапано основательно, и после достаточно ощутимой выплаты из бюджета семьи разговор с ДК был замят. А Соне строго-настрого запретили делать что-либо подобное в дальнейшем. Соня согласно, со скукой в глазах, кивнула и поняла.

Вера Михайловна на самом деле еще очень молода, ей всего 26 лет. Закончив педагогический колледж, решила продолжить педагогическую династию в школе, как мама и бабушка, но потом поняла, что это не ее стезя, и пошла учиться на экономический факультет филиала Российского университета кооперации в Саранске. Закончила и, поработав полтора года в бюджете, поняла, что ее по-любому ждет что-то большее, и тут подруга позвала в MARIVON за перспективами. Верой Михайловной ее называют потому, что в «Маривоне», в школе и в бюджетной сфере так повелось. Вера поняла: MARIVON — это серьезная компания, в ней все ее будущее!

Муж Веры Михайловны, Игорь Вячеславович, дознаватель в ГИБДД, весьма порядочный молодой человек на хорошей должности, хоть и работа немного нервная. Он хихикнул немного от выходки дочери, превратил это в семейный прикол, пока сосед не пришел разбираться с запиской, написанной рукой явно Сони в адрес соседа, что если тот не перестанет шуметь, то его ждут большие проблемы. Соне в этот момент было шесть лет, и она только-только научилась писать, и первым самостоятельным творением было это письмо. Сосед действительно был неадекватным и часто устраивал попойки с какими-то шумными девахами. Жил он как раз через стенку от комнаты Сони, и Соне явно это надоело. Сосед побуянил, а папа у Сони сильно напрягся, но разрешилось все это проблемами для соседа самого неожиданного толка. Соня объявила всей детворе по секрету на улице, что сосед латентный педофил и его надо обходить стороной, ну а потом сосед закономерно неожиданно съехал под натиском недружелюбных взглядов родителей всех детей всего микрорайона и облитой краской машины с разрезанными колесами с помощью анонимных активистов.

А потом всем надоевший мутный киоск на краю двора, где уже с давних времен торговали наркотой, просто сгорел. Во дворе стало наконец-то тихо, а Соню часто стали видеть курящей прямо за углом собственного дома. Опрятная второклассница, всегда с бантом, в классических светленьких колготках периодически курила, смачно смотря куда-то вдаль, создавая культурный шок для населения и не обращая никакого внимания на замечания различных взрослых порядочных теть.

Для образцовых родителей это был удар. Надежда семьи, такая хорошая девочка начала курить в восемь лет — это недопустимо! Разговоры не помогали, школьный психолог опустила руки — ведь в остальном девочка была приличной и училась на отлично. В одном только отличаясь от сверстниц — в ее глазах уже четко сформировался взгляд на этот мир. Она уже много поняла и поэтому по пустякам уже не особо суетилась и на вопрос учительницы «Сколько будет семью восемь?» могла невозмутимо ответить: «Восемь на семь!». К ней часто приходило философское расположение духа, в котором она запросто могла затеять разговор с любым самым бесперспективным, по мнению родителей, человеком. Так она подружилась с мусорщиками, которые как раз угощали ее сигаретами. Это были ее кореша — нормальные ребята, каждый из которых где-нибудь и за что-нибудь отсидел свое. Соне нравилась их правда жизни без всяких «выебонов» — так спокойно, не выбирая выражений, объясняла она маме дружбу с этими людьми.

MARIVON лютовал, и Вера Михайловна обрела уже свою хиленькую сетевую веточку при помощи страстной победоносной подруги на тачке, подаренной корпорацией женского счастья. Дома часто были подруги мамы по бизнесу, было шумно, весело, по-женски даже хорошо. Некоторые мамины тетки Соне нравились, а некоторые нет, но Соне было ну как-то все равно. Мужиков у них просто нет, философски заключила Соня.

Летом в лучших традициях развитого сетевого бизнеса был запланирован тимбилдинг «Маривона» в виде сплава по горной речке на Кавказе, но ради мужской поддержки и безопасности были приглашены холостые коллеги Игоря Вячеславовича. Сочные, активные деятельницы сетевого бизнеса были, в общем-то, очень рады такому природному удачному половому симбиозу. С мигалками и без проблем на дорогах поехали «сильно сближаться» на природу и строить команду. Соня, философски скучая, тоже ехала вместе со своими активными родителями, одновременно куда подальше послав взглядом своих туповатых сверстников со спиннерами, вынужденных попутчиков, и периодически хотела курить, сидя в одиночестве и мечтая о татухе на полруки, одновременно досконально изучала всю дорогу маршрута предстоящего сплава в Google Maps.

Кавказ всегда прекрасен. Реки Кавказа — теплые, прозрачные — действительно созданы для корпоративных сплавов всех видов сетевых и несетевых компаний, а особенно прекрасны были уютные кемпинги с возможностью пить южное вино, кушать сыры и прочие южные фрукты. С компанией маривонцев был прославленный коуч и строитель команд, иностранный экспат, некто Энтони, который почему-то приехал из Америки в Россию, подозрительно хорошо говоря по-русски. Соне, разумеется, он сразу не понравился. Особенно его активно трясущаяся по ночам палатка. Ради прикола она изображала неподдельный интерес к его учению, сделав его тем самым фанатичнее в своих проповедях — до такой степени, что тот аж слюной брызгал.

Палатки по ночам тряслись у многих. Соня часто не спала — ей были интересны звезды и тихие палаточные стоны девушек «Маривона» и охранявшего их команду подразделения саранского ГИБДД. Смешная, немного нелепая будущая третьеклассница бдила реальность за этими немного расслабившимися ментами и сетевухами.

В прекрасную звездную ночь Соня делала селфи с камня прямо посреди реки, и в момент пикового релакса души Сони глубокой ночью пришла смс от МЧС. Смысл был предельно ясен — вверх по течению прорвало плотину и поток воды несется как раз по речке, на которой так уютно уже полночи совокуплялись отдыхающие тимбилдинговцы. Лагерь же был разбит в катастрофическом месте — в ущелье на острове посреди двух крутых скалистых берегов. Прикинув критически и вспоминая карту Гугла, Соня поняла, что всем скоро будет пиздец, если ничего не сделать немедленно. Отплыть не успеем. А вот на скалы лезть придется всем немедленно.

«Пап, буди людей, сюда потоп идет — МЧС смс прислали!» Папа был сонный и не врубался. Соня знала, где лежит пистолет, достала и прямым прицелом заставила папу встать! «И, Верка, ты тоже вставай», — крикнула она не по-детски маме. «Суки, уроды, подъем нахуй! Через десять минут пиздец всем, если, блядь, на скалу не полезете»! Два выстрела в воздух, и воздухе запахло настоящим характером Сони! Выгнала голого Энтони с обнаженной подругой из палатки; он почему-то начал визжать по-бабьи. Полуголые, полусонные, немного пьяные, под прицелом пистолета менты и сетевички, построенные вдоль берега, слушали команду разъяренной до невероятного бешенства будущей третьеклашки! «Слушай меня: сейчас все, блядь, лезем на скалу, там сидим, блядь, ровно два часа! Время пошло! Сюда идет большая вода». Выстрел в воздух — «На старт, внимание, марш!» — и в трусах, а кое-кто без трусов, идеальной командой все поползли на скалу. Через пять минут внизу уже была эта большая вода. Машины, скот, мертвые люди, нескончаемые доски, ветки и даже автобус пронеслись внизу. К рассвету вода стихла. МЧСники снимали их по одному.

Соня все утро тряслась от адреналинового шока, ее попытался обнять папа, но Соня попросила покурить, и папа лично побежал к спасателям за сигаретами. Соня курила и молчала. Ну а потом, уже спустя время, дома за чайком вечерами уже никто не смел мешать Соне молча сидеть на балконе с сигареткой и смотреть вдаль. И в глазах Сони навсегда закрепился взгляд человека, который хуйней никогда маяться не будет и никому не советует. Точно так же она сказала в интервью местной телекомпании, интервью, разумеется, опубликовать не смогли.

Никто не знал, откуда у нее такой характер, но психолог в школе дала простую характеристику: «Девочка хорошая, прилежная, а вот курить, если хочет, то пусть курит».

А Соня временами за сигареткой на балкончике мечтала о своем будущем: то ли сеть шиномотажек открыть, то ли завод по производству алюминиевых профилей. Покурить нужно еще немного, и там разберемся, главное жизнь не проеб@#ь — моя ведь жизнь-то!)

Созвучие

Это рассказ о конкретной девушке с детским аутоиммунным заболеванием суставов, костей и зубов. Суть ее заболевания — это наличие очень мощного духа внутри, который с очень большим трудом пробивается в реальный мир сквозь весь организм из-за отторжения ее сути сугубо родовыми легендами.

Мейли родилась глухонемой. Ее плотно сжатые губы и усталые глаза выражали сильный гнев, далеко не по меркам детской души очень сильный гнев. Она молчала. Ченг, ее отец, поначалу нервничал, но потом свыкся, особенно после того как его жена погибла, попав в его же ловушку, которые он расставлял повсюду, чтобы охотиться на тигров. Истекающую кровью мать Ченг приволок точно так же, как всех своих убитых зверей. Кровь лилась густо, окропляя снег, на котором еще недавно точно так же густо лилась кровь убитой беременной тигрицы. Мейли люто ненавидела свою родную мать за то, что она разделывала зверей, и очень сильно боялась отца, потому что вокруг отца было много смерти и железа, приносящего смерть. Отец и мать занимались добычей «целебных снадобий» из тел животных, а также продажей их шкур. Маму Мейли даже не потрогала на похоронах, а вот разделанную тигрицу она странно удивленно потрогала, глотая сильные спазмы в горле, и это еще сильнее сделало ее оглушенной этим миром.

А потом Мейли, взрослея, видела еще множество смертей разных животных — у нее подкашивались ноги, но она не падала, просто все больше и больше она уходила внутрь, пока совсем не провалилась в мир, который она начала слышать и понимать и говорить с ним — это был мир приамурской тайги, джунглей Океании и древних лесов Индии, где она чувствовала, что там водились ее настоящие сородичи. Мейли боялась отца уже рефлекторно, и все, что делал отец, вызывало невыносимую боль в горле, от которой еще больше хотелось бежать из дома и от него. Глаза Мейли все чаще смотрели в лес, который для нее становился гораздо безопаснее, чем присутствие ее родного отца рядом. Мейли от страшной накопленной смерти в глазах отца все больше становилась вровень с животными, и ее тигриные повадки становились уже видимыми и часто очень неприкрытыми — она хотела напасть на отца и разодрать его, но ее человеческая часть отца еще сберегала. Постепенно она вспомнила, что в свое время была так же убита отцом и разделана матерью на том же самом месте, где она только что видела свою мертвую мать. Но было одно большое «но»! Мейли была главным духом тигриного рода на Земле. Она не побоялась войти в мир людей, в самое логово браконьерства, чтобы показать людям свое место на планете.

Когда приехали друзья-браконьеры к отцу, в разгар их пьяного разгула перед самой охотой Мейли просто ушла в лес. Полосатый мир стволов деревьев и их теней давал ей особую ловкость, повинуясь глубоким инстинктам в ее крови, она стала первым человеком-тигром. Человеческая часть Мейли была испугана, но уже ничего не могла поделать! Мейли шла вглубь тайги и от этого становилась еще сильнее. Уже следующей ночью она нашла своих. Тигрица с недавним выводком тигрят долго ее обнюхивала Мейли — Мейли же ничего не боялась, но теплая струйка ее мочи обагрила землю, и тигры признали ее своей. Лума вернулась. Ее звали Лума среди тигров. Сильно опечаленная, она снова начала говорить, но на языке тела. Она была старейшиной тигриного мира здесь, в этом мире, где люди уничтожали их один за одним, устраивая ловушки на ее сородичей. Она сообщила, что мир стал слишком человеческим. Потребительская смерть в людях стала сродни фанатичному желанию затянуть в свой личный суицид всю планету. Потребительство стало настолько сильным, что люди уже зачастую покупают друг друга на органы и даже похищают. Тайга вырубается, моря засоряются, а атмосфера задыхается. Слепой суицид людей — это смерть для всех. Нужен дождь, который смоет только людей.

Место, где Лума и ее сородичи обитали, было необычным — это было место падения метеорита, который создал вокруг себя небольшой кольцеобразный горный хребет с озером посередине — отдельный мир тигров в мире медленно гаснущего мира людей. Лума на тигрином молоке быстро выправилась и обрела настолько грациозную и сильную походку, что это было ослепительным зрелищем, а попутно она разумом получеловека и тигра обучила тигров изящно обходить ловушки браконьеров. Но Душа Лумы томилась — она хотела остановить всех браконьеров и одновременно понимала, что просто убийство их всех, включая своего родного отца, ничего не даст. Хотя он сам однажды дал повод. Его отряд был очень близко к их логову. Лума, которая отчаялась от невероятной усталости на сердце, не знала, как защитить свой род и рода всех животных от людей.

Она просто прыгнула, как истинная тигрица, в лагерь браконьеров, и ее Душа начала проклинать их всех с такой силой, что у них у всех свертывалась кровь, они задыхались, по их родовым жилам разливался посыл на самоуничтожение всех детей и внуков, и даже покойники этих родов получали свое! Своего родного отца она лично, около получаса вглядываясь в его Душу, убивала проклятием такой силы, что он лично скончался через неделю — сгорел у себя в доме вместе со своим браконьерским хозяйством. Но Душа Лумы знала, что дом браконьеров снова возникнет в другом месте, и даже если он снова сгорит, то это не остановит этот паршивый мир продавцов мяса и потребителей.

В мире же в это время набирал обороты видеоролик с Лумой, который был снят с помощью фотоловушки, где она была вместе с тиграми. Новая Маугли, грациозная, злая, красивая, тигрочеловек!

Достаточно быстро разобравшись с браконьерами на месте обитания клана, клан Лумы стал жить относительно спокойно, только все больше вокруг было тех самых фотоловушек, в которые Лума стала попадать как фотомодель дикого мира. Она воистину была прекрасна. В ней и в самом деле была богиня тигриного мира! Уже кто-то в мире людей использовал ее образ в рекламе экологических акций.

Лума же сильно тосковала по своему тигриному телу. Ей не нравилось быть человеком. В крови еще слишком много было человеческого и даже браконьерского. Очень, очень трудно жить в раздвоенном мире внутри себя.

Гора, которая отделяла ее мир от человеческого, стала ее местом молитвы. Благо, тигриный мир был очень целостным и глубоким до открытий, но совсем не тем способом, как у людей. Лума получала знания позвоночником. В порыве припадка борьбы тигриного и человеческого в ней она сильно рисковала остаться инвалидом. Искривляясь в судорогах до слышимого хруста в костях и позвонках, она общалась поочередно с миром людей и миром тигров, стремясь найти себя и свое место для всех. И ответ пришел. Ответ был изящный — многие миры живут в красивом симбиозе людей и других видов, и даже на некоторых подобных Земле планетах мирно живут до семи-восьми разных разумных видов, абсолютно мирно благополучно сосуществуя. И также она увидела, что и на Земле было так же до прихода сюда тех, кто уже был мертв, но стремился продлевать свою жизнь за счет других. Ее отец служил мертвым, и их имя — страх перед вечной жизнью, который выражался в деньгах. Почти все в это мире стало служить этому обману.

И Лума остро поняла, что цивилизация мертвых людей легко уйдет, потому что она держится на обмане и страхе насилия, который уплотнился в ножах, скальпелях и шприцах, пулях, оружии, технологиях, и если стать сильнее этой психической силы, то все это рухнет — останется только живое. Лума решила взять на себя боль всех разделанных, убитых и использованных животных, и ее позвоночник передал ей энергию, где ее плоть стала крепче стали. Она взяла на себя боль всех выделанных шкур, и позвоночник передал ей столько тепла крови, что одежда сама по себе стала не нужна из-за прочного кокона энергии вокруг нее. Она взяла на себя все гормональные уколы животным на фермах и она стала владеть погодой и круговоротом всех веществ, бульдозеры и лесопилки превратились в ней в великую политическую силу, а нефтяные скважины — в обладание воздухом и климатом и так далее. И она вышла к людям вместе со всеми животными, которым она передала подобную же силу! Животные больше не боялись выстрелов — пули в отношении такой силы просто не стреляли.

Все, кто на ее пути проявлял насилие, мгновенно умирали от этого насилия сами. И Лума оказалась на трибуне ООН. Мощный тигриный рык прервал жизнь цивилизации притворщиков. Остались только люди. Мертвецы погибли от того, что было предначертано их же собственной гордыней. Это были не проклятия, а голос живой жизни в союзе с природой. Мир начал отдыхать. Животные вернулись к людям, мегаполисы медленно разрушились, и на Земле снова воцарился язык всего живого — язык отдыха и созвучия. Одежда, технологии и все, что так было нужно мертвым, исчезло.

Мейли, обладая собой полностью, сохранила за собой статус старейшины мира и от лица животных, и от лица новых людей. Мир снова стал созвучным, и места стало хватать всем! Климат стал ровным, а земля — родящей изобилие! Мясо уже никто не ел — достаточно было воздуха. Мертвое ушло в потоки времени, начав свою эволюцию заново с уважения перед воздухом, водой и землей и огнем. Ом!

Восторг!

Про девочку, которая тяжело болела от грубости непонимания.

Маша так ждала этого праздника, и вот настал этот долгожданный момент городского салюта. Ладошки сомкнулись в ожидании — залп, и что-то пошло не так, и один из зарядов со всей мощностью полетел по горизонтали прямо в сердце пятилетней Маши. Удар — и взрыв заряда фейерверка прямо в проломленных ребрах ребенка. Скорая дежурила неподалеку и уже через минуту была рядом. Судороги ребенка, еще считаные минуты назад радовавшегося празднику, были ужасны. Маша умирала. Бледная мама в ошарашенных чувствах сидела рядом и смотрела на исцарапанное лицо ребенка, удерживая лицо и взгляд Маши в небо, умоляя не умирать! Глаза были открыты, но грудь Маши, продавленная и обожженная, с обнажившимся сердцем, была ужасна. Укол адреналина, и Машу увезли. За скорой помощью вслед Маше улетела стая фей.

Нужна была музыка — ее включили в магнитоле водителя скорой! Нужна была волшебная атмосфера — и тут же разбились баночки с приятными по запаху лекарствами. Нужна была сложная операция с чувствами Маши, и тут же раздался заливистый смех. Никто не мог сдержаться — даже мама Маши. Феи устроили свою реанимацию! Феи своих никогда не бросают!

Сердце Маши справилось с испугом, и очнувшаяся Маша даже немного разволновалась за маму и крепко сжала ей руку. А мама со слезами, крепко посмотрев Маше в глаза, попросила ее не умирать, и Маша сказала: «Ладно! Но только вас очень умоляю, купите мне с папой белый рояль, а то у меня столько дел еще на Земле!» «Хорошо, моя хорошая! Конечно, купим, только не умирай!»

Через два дня робко в интернете мама попросила на своей страничке о помощи для Маши по поводу рояля. Небольшой город наполнился волнением, но почему-то никто не был против. Тихим ручейком потекли денежки, и через день набралось два миллиона рублей. И невероятный белый рояль был куплен и доставлен.

Маша знала про то, что ее услышали все. Уже второй день феи совершенно открыто с ней разговаривали, и их было отчетливо видно для Маши, потому что лекарства и сотрясение от салюта как раз настроили ее на лад восторга! Феи живут в мире истинного восторга, и их видят только очень любопытные и радостные дети, одной из которых как раз была Маша. План был простой: она фея музыки, и ей очень важен белый рояль! Ведь рояль — это как салют каждый день! Если рояль есть, то фея становится очень сильной! А если нет, то она мучается и примагничивает к себе все то, что сверкает и искрит! Особенно фейерверки! В общем, зря родители не послушались Машу раньше.

Рояль поставили прямо в холле больницы, и на нем заиграла главная пианистка города, которая прилетела специально для этого случая прямо из Вены, где она уже жила много лет. Она прилетела, потому что ей феи сообщили о трагедии, и решение было молниеносным — ехать и спасать сердце новой феи, которая рождается среди людей!

Услышав музыку, Маша очень легко встала и тихо пошла на ее зов. Глаза рыдали — текли теплые крупные слезы, потому что Машу просто поняли все.

Через пять лет Маша вместе с роялем давала искрометные концерты, извлекая из рояля такие гармоники, что временами на ее концертах замечали что-то волшебное, порхающее прямо над зрителями! Город воскрес, и стало заметно, как изменились фасады домов, архитектура и сами люди. Все больше было чего-то волшебного в воздухе и даже люди все меньше и меньше стремились покидать этот город. Стало уютно и цветочно повсюду, как дома!

Посланник

Для всех детей, у которых есть что-то необычное в душе.

Огромный мощный орел, набирая скорость, стремительно летел над водой. Янтарная вода, глубоко прогретая солнцем, отражала в своих солнечных бликах множество лиц, которые смотрели в глаза летящему орлу. От этих взглядов правое крыло накренилось, начало задевать воду, и орел со всей скорости упал в воду, и Серафим проснулся! Уже целый год трехлетний Серафим видел один и тот же сон. Каждую ночь что-то большое захватывало его, давало удивительную силу, он становился большой птицей, которая очень хотела взлететь очень высоко, но янтарная вода не отпускала правое крыло, и оно всегда задевало янтарно-золотистую воду.

После ранения правой руки еще в возрасте около полутора годиков Серафим замолчал. Как только он начал уверенно ходить, он часто смотрел в большое зеркало — ему так важно было что-то разглядеть в себе. Однажды в новой квартире, еще не закрепленное, оно упало прямо на Серафима, разбившись на крупные осколки, один из которых сильно поранил правую ладонь, когда Серафим пытался встать. С тех пор пальцы на правой руке напряженно раскрыты, как перья летящей птицы.

Софья, мама Серафима, как она всем говорила, зачала его от великой любви. Она сама рассказывала своей маме, что ее выбор был самый лучший и что лучше ребенок, рожденный от настоящей нежной страсти, чем в скучном браке. Со своим возлюбленным она быстро рассталась, так и не поверив в его исключительный дар вдохновлять людей книгами. Серафим знал, что мама не врет, потому что его папа — один из ангелов на Земле, а мама — настоящий светоносец, только его мама не верит в мужчин, которые Бога ищут, и в него она тоже не поверит. Это беда всех женщин — они всех мужчин в глубине своей видят солдатами — это беда Земли. Еще на небесах в глубоком мире счастья Серафим придумал себе таких родителей, и все сбылось! Он вообще все видел очень точно в действующих образах. Когда в очередной раз на загородной даче в гостях у бабушки за городом бабушка в очередной раз его пыталась накормить блинчиками, он видел не блинчики и не бабушку, он видел большую хищную птицу, пусть и заботливую, но способную напасть на слабого. У бабушки очень сильная пульсация сердца, а у дедушки не очень. Дедушка во взгляде Серафима был очень уставшим, который, как все мужчины, все время несет на себе чувство долга. Его сердце сильно сдерживало порыв слез и поэтому увядало. Серафим знал, что дедушка долго не проживет.

Софья молчаливого Серафима возила к разным специалистам, чтобы исцелить его от безмолвия. Но Серафим видел речь людей как образы, которые распадались на древние истории говорящего, и каждое произнесенное слово открывало все больше и больше источников боли, от которой речь всех людей была ломаной и нескладной. В мирах, где нет боли, говорят стихами и часто поют. Ему хотелось исцелять боль всех людей, и его охватывало глубокое желание говорить правду в глаза людям, но сказать вслух людям то, что открывалось Серафиму, было невозможно. Поэтому он молчал. В мире людей за правду убивают. Оживление снов человека, которые он сам не в силах увидеть, вызывало бы еще больше боли, а это опасно — Серафим это тоже видел.

Все, что делали и говорили врачи и психологи, помогающие Серафиму, это был только их мир, абсолютно не пересекающийся с его Душой. Кто-то из специалистов демонстрировал Серафиму свой страх за профессию, и было видно, что он как врач пытается вернуть голос Серафиму, чтобы тот в будущем был нормальным работником и гражданином. Другой специалист был болен душой и пытался внушить Серафиму чувство обыкновенности как залог счастья и прописывал таблетки. А кто-то смотрел на Серафима глазами духовного превосходства только для того, чтобы мама Серафима отдала ему деньги. А кто-то утверждал, что это последствия родовой травмы, но что-то недоговаривал все равно, словно боясь произнести главную догадку о Душе Серафима, которая так явно была видна через глаза разного оттенка, которые так часто Серафим рассматривал в зеркалах любого калибра. Серафим рос и просто изучал людей, изучающих его.

При каждой возможности Душа Серафима искала ветер, чтобы подставить ему правую ладонь. Особенно это было здорово, когда Серафим ехал с мамой на ее маленькой машине, выставив ладонь в окошко! Это было как крыло птицы! Растопыренные пальцы создавали особое удовольствие ловить подъемную силу воздуха! Хотелось так сильно летать и взлететь!

Когда бабушка и дедушка Серафима оставляли его в покое, он бежал на свой любимый обрыв, который был сразу за участком их дома. Его любимым занятием было долго-долго рассматривать горизонт с высоты, и его мысли в этот момент нежно и очень любяще застилали все вокруг, так плотно и сильно, как настоящий божий покров, и он проникался настолько ясным и тонким пониманием мира, что начинал слышать потребности каждого существа, охваченного его взглядом, — каждому существу он передавал великое чувство надежды. Боль у всех исчезала на многие километры вокруг. В особых случаях его слушался грозовой дождь, и он помогал ему стирать скорби, особенно там, где случалось что-то несправедливое — тогда вдалеке что-то грохотало, забирая сильно накопившиеся скорби на небо. Серафим в этот момент тихо плакал оттого, что этому миру становилось лучше. Он искренне хотел, чтобы этому миру было хорошо.

Но после таких вечеров Серафиму становилось очень горько перед сном, и сон про орла, который становился все более навязчивым, измотал всю душу. Слезы от потери полета стали постоянными даже днем, и стало очень нестерпимо болеть лицо. Взрослея, Серафим был в ужасе от противоречий взрослых и все больше и больше осознавал, что поступки людей никак не соотносятся с их истинными мыслями. Даже в глазах своей мамы он видел, что она не умеет прощать, хотя ее настоящая суть очень святая по отношению к мужчинам и способна любого мужчину привести к спасению души.

Серафима очень мучило, что все люди без исключения безмолвно каждой мыслью стараются делать друг другу плохо. Все притворяются счастливыми, но в сути своей каждую секунду делали жизнь нагруженной абсурдом и скованностью. Люди во все вкладывали разрушение. Дорога, которая вела к их дому, через два года будет размыта долгими дождями, потому что в этой дороге было столько народного пьянства, что она просто обречена — и дорогу действительно размыло с точно такой же определенностью, как и сгорел дом напротив, в котором с самого начала была заложена идея большой межнациональной войны — это было видно по совершенно нелепому фасаду. Глаза Серафима безмолвно плакали от того, что он видел, но сказать об этом людям было невозможно, особенно родным.

А потом умер дедушка от слабого сердца. Бабушка, кружась над мертвым дедом, хлопотала о его похоронах с гораздо большим наслаждением, чем при жизни о его здоровье. Ее мысли уплотняли мглу и неверие в деда, даже тогда, когда он уже ушел в мир иной. На похоронах возле могилы Серафиму стало нестерпимо плохо оттого, что мысли людей заполнили последнюю обитель деда до краев ужасным холодом обреченности, и почти на видимом уровне было видно, что никто не помогает дедушкиной Душе спастись и воистину испытать Царствие Божие в благодати небесной. Дедушка на краю пропасти получал снова и снова порции нерадостных мыслей во все свое существо — его Душа была пленницей вечного долга перед женщинами, которые даже не хотели и не ведали мира. Над могилой деда летали призраки Первой мировой войны, самолеты вермахта и все еще шли бои в Афганистане. Душа деда была там. Было ощущение, что все безмолвно подливают нелепую темную обреченность в обряд похорон и толкают сами себя на край могилы, ожидая, кто будет следующий. Никто не хотел спасения! Слезы Серафима стали такими мощными, что он уже не мог этого выносить. «Не должны люди так жить! Смерти нет! Я это знаю точно!»

Увидев весь абсурд человеческих мыслей и судеб, Серафим решил уйти из этого мира в свой! Душа болела так сильно, и чудовищная усталость от одиночества толкнула его к его обрыву, и он просил небо забрать его обратно в небесную обитель! Послушная сильная буря с очень сильным дождем и ветром отозвалась немедленно. Серафим расправил руки, и мощный ураган его подхватил, и одновременно невероятная сильная молния ударила рядом в кружащийся в вихре лист железа, и Серафиму явилось его настоящее лицо. Он увидел янтарный свет тысяч церквей по всему миру и свой лик на иконах, и все это было заполнено янтарем и золотом, и он узнал себя как одного из главных пророков истины на Земле. Ему молились миллионы прихожан во всем мире! «Спасибо, родные, за веру», — выдохнуло с сильным облегчением сердце, и Серафим решил остаться! Ему просто не хватало веры женщин в его исключительность. Вся линия мамы отрицала всякую возможность связи мужчин с небесами. Все они умирали от болезни сердца. После этого на его лице проявился лик его настоящего и его глаза стали одного оттенка — его собственная вера в жизнь смогла переломить силу неверия женщин. Дорога открылась! Он долго и неистово молился, как мужчина, который посвятил свою жизнь высшей истине, а не войне и могилам! Следующей ночью он видел сон, как большая птица набирает высоту за счет золотистого света благодарности, идущей от всех людей планеты. Его сердце задышало так сильно и так ровно, и его руки обрели светоносную силу, и он подошел к одной из икон, которых в доме было в изобилии. Он увидел до боли знакомого с раннего детства старца на иконе, долго смотрел на него, как в зеркало, и принял его полностью в свою душу, как свое же предшествующее бытие на Земле. Левый глаз засиял, и два Серафима накрепко спаялись в душе, и с этого момента Серафим ощутил, что единственное, для чего дана ему речь, это помогать другим воспарить над трудностями жизни. Он посмотрел в глаза маме и сказал: «Ты светлая!» Посмотрев в глаза бабушке, произнес: «Ты безупречная». Начав говорить только то, что помогает людям быть сильнее смерти, Серафим стал источником высшей правды, которая всегда выше смерти. Потому что высшая правда — что смерти нет и никогда не было, есть только жизнь! Его правая ладонь вдыхала надежду даже в тех, кто не мог уже жить. Люди выздоравливали, потому что в Серафиме была великая надежда на вечного Бога. Глаза Серафима стали подобны той самой иконе. Уже потом, когда Серафим в своих снах летал так высоко, как только можно, он увидел, что он один из покровителей Земли, который приходит сюда раз от раза держать земной путь на пути к правде. Он уже неоднократно на Земле воскрешал себя невероятными молитвами и неоднократно обретал высшие ценности жизни и само бессмертие, и ради этого он приходит сюда снова и снова, каждый раз сталкиваясь в утробе матерей с неверием, что мужчина может верить и идти к Богу сильнее, чем солдат может идти к победе над врагом. Такова Земля на данный момент.

На высоте между космосом и атмосферой Земли летал невероятно красивый золотистый орел, окутывая Землю покровом ясности и непоколебимой веры в то, что Бог есть нескончаемая любовь для каждого существа. Тихая, но очень сильная сосредоточенность орла на глубочайшей вере, которая была потоком знания, давала людям еще один источник света в небе, освещающий мир сомнения людей, чтобы в мире было меньше сомнений в бесконечность души — это создавало прочную почву для выбора счастья в земной жизни для всех без исключения. На Земле же много детей во сне начинали летать все выше и выше, выбирая Бога как высшую цель!

В дальнейшем Серафим стал сильным психологом, автором целой серии книг, создателем целого направления в психологии о выборе жизненного пути, но в сущности своей становился все больше покровителем правды, набирая невиданную силу с каждым днем. Днем он принимал людей, а ночью, во сне — новых подрастающих покровителей планеты, желающих летать на крыльях правды.

Любовь

Про красивую женщину, которая быстро умерла от опухоли в ноге, которая дала метастазы в мозг.

Такую сладкую любовь уже трудно было спрятать! А они уже и не прятали! Все жители небольшого карельского городка Олонец видели, как счастлива была Анникка с Микку. Эта чудесная трогательная любовь развивалась на глазах у всех и была настолько светлой, что было за версту видно, что все у них будет хорошо на веки вечные. Микку был студентом-лесником и учился в Ленинграде, а Анникка стала любовью, только закончив школу. Она всю жизнь мечтала стать учителем физкультуры. А Микку приехал на лето на практику в местный леспромхоз и встретил Анникку, которая смешно бегала в лесу свои любимые дистанции. Он тоже карел из Петрозаводска, но старше на два года, оба очень красивые карелы. Он как культурный парень сделал ей предложение сразу же, и они очень весело поженились в начале лета 1941 года в Олонце. Там он и решил остаться с ней на всю жизнь. Боже, как сладко она его любила! Как же сладко они исполняли любовь! Казалось, природа источала мед, когда они любили друга на брачном ложе! Она очень любила танцевать, бегать и смешно кривляться! Невероятно стройная, очень привлекательная, смешливая и улыбчивая Анникка была идеальным воплощением чистоты и природной радости карельского народа! Все были так рады их свадьбе!

30 июня финские части оккупировали Олонец, и Микку временно, до формирования регулярных частей ушел в партизаны в лес. Анникка так сильно скучала по нему, особенно по-женски. Она его по-настоящему любила и телом, и Душой! И он ее тоже! Ночью он ей все время снился — стоило только закрыть глаза, и она была в его объятиях! Вскоре она уже бегала связным, стремительно, как стрела, к нему в отряд сквозь леса и реки! Любила его и одновременно выполняла задания как разведчица в тылу врага!

Финны поставили везде посты на мостах через местную речку Олонку. Пройти было невозможно, но только не местной Анникке — она знала все места и знала один брод. Уже в который раз она шла через него к партизанам, и тут выстрел, и пуля снайпера пробила ей бедра насквозь! «Микку, мне больно!» Она потеряла сознание, и река с мощным течением забрала ее себе. Через несколько километров вниз по течению Анникка очнулась, застряв на песчаной отмели, ее руки были на ее промежности, словно только собственное женское тепло могло ее спасти. Она дернулась в пытке встать, но пробитые ноги дали сильнейшую боль, она инстинктивно опять схватилась за промежность, так боль становилась значительно меньше! «Микку, мне очень больно!» Она снова потеряла сознание от потери крови и от боли. Очнулась глубокой ночью от холода. Ноги ее были плохи, но она выползла на песок и уснула. Ей сразу же приснился Микку, они страстно во сне занимались любовью — но во сне она была вся во льду, и он ее просил не остывать и не превращаться в лед и все время дул ей в сердце, в котором были угли, которые никак не разгорались, она умирала от потери крови. В этот момент ее сердце обнюхивал медведь. Анникка была в сильном беспамятстве, она все время говорила на карельском о том, как хорошо, что Микку нашел ее, и чтобы не бросал больше никогда. «Как хорошо с тобой! Я благодарна Богу за то, что ты есть!» Она была так слаба и стонала очень тонко, по-женски, непонятно, то ли от удовольствия, то ли от боли. Медведь неожиданно упал рядом и прибрал ее лапами к себе, чтобы согреть. Пришло утро, и сильно ослабевшая Анникка очнулась и увидела медведя. Тепло медведя глубоко проникало в кости и давало успокоение, точно такое же, словно ее обнимал Микку, но Анникка была так слаба, что даже не испугалась. Сквозь бред она понимала, что лучше пусть будет так, чем вовсе пропасть. «Спасибо, Микку, что не бросил!» Она была абсолютно уверена, что любовь ее выручит и спасет. Она закрыла глаза и снова увидела своего Микку, который с лютой медвежьей силой дышал ей в сердце, разжигая угли!

В этот же день на эту сцену набрел инок из храма Спаса Нерукотворного, который был неподалеку.

Вечером среди старых икон она уже лежала в храме в скрытой комнате для реставрации икон на соломенном матрасе, укрытая толстым одеялом. Старая большая мрачная икона с жгучим осуждением смотрела прямо на нее, а она просто безмолвно молилась своему Микку. И уснула так глубоко, как бывает только у покойников. Ей снилось страдание: много мрачных времен, много сражений, бесчисленные жертвы и коричневая земля без облаков, гарь и мощная мрачная метла в ее доме — она никак не могла схватиться за метлу. Впадая в забытье и снова возвращаясь в явь, через три дня она чувствовала, как медленно умирают ее ноги. Теперь перед этой страшной иконой ей становилось временами очень страшно, она холодела от ее взгляда.

Тем временем финны сожгли половину Олонца, и помощи ждать было не от кого. Она искренне продолжала молиться своему Микку, потому что во имя такой любви хочется жить, жить и жить бесконечно! Она была ранена, но она была все равно счастлива, Микку где-то рядом, придет и заберет ее!

Анникка снова провалилась в мрачный коричневый сон, в котором она видела кишки полных червей людей, и страшные судьбы ее родственников, и много могил после средневековой чумы, и крестовые походы, и виселицы иноверцев. Ей снова снился дом и метла в доме, к которой она снова никак не могла дотянуться.

Ночью под громовые раскаты она смотрела на икону и умирала от сильной боли. Икона ее судила и становилась только мрачнее. Она пыталась говорить с Микку, но той светлой связи с ним она не ощущала, но твердо знала, что он живой. Она продолжала молиться ему, только ему!

Диалог с иконой был полон страхов. Мрачное лицо иконы укоряло ее без всякого повода, нагнетая много боли. Анникка хотела убрать это взгляд, но икона была очень большой, и она, сильно ослабевшая, просто не могла. Икона словно была изображением того самого проклятого снайпера, который так подло вмешался в ее жизнь. «Что я тебе сделала? За что ты меня так?!»

Сон в дальнейшем ее ошеломил, ей приснился всадник во мраке, который звал ее народ на войну. Много красивых беременных женщин с животами, пронзенными стрелами, потом из этих животов повылазили змеи и выдали себя за спасителей народа, они все лицом были похожи на лицо этой мрачной иконы, а потом понастроили дворцов и мир стал коричневым, а потом бомбы падали повсюду, из бомб выползали змеи, и змеиные чудовища заползали в каждый дом в детские люльки, а в доме была метла, и Анникка к ней тянулась и никак не могла ее достать, она старалась изо всех сил, но в ногах были две сильных змеи, и они, как удавы, давили ее волю, и силы кончались! Она сделала рывок, но проснулась от боли и снова увидела этот взгляд иконы! Но прямо перед ней увидела кисточку с краской, похожую на ту самую метлу. «Ну что же ты не улыбаешься, тварь?» — и мазнула лицо иконы по губам! Упав снова на пол, она увидела, как метла разрубила коричневый мрак, и большой лучезарный медведь ворвался сквозь икону, разрывая ее в клочья большим могучим светом, как северное сияние, и это был Микку в виде медведя. Он ее обнял, а она сладко ему отдалась всем сердцем и кружась в созвездиях полярного неба в виде светящейся медведицы. Она стонала от удовольствия любить и быть любимой и понимала теперь, что в древности кто-то сильно загрязнил им кровь, и с тех пор горе и беды не кончались на их земле, и что на войну попадают только очень несчастливые души! Но она теперь точно знала, что родилась только для радости и для истинного наслаждения, это истинный план ее жизни. Микку был для нее самым лучшим Богом и самым любимым, до такой степени, что и других ей было совсем не нужно. Она твердо решила забрать его с войны. «Микку, родненький мой, я так ждала тебя!» Они сладко-сладко занимались любовью. Анникка сладко стонала во сне и впервые крепко спала без всяких кошмаров. Утром иконы не было. Инок ее просто сжег. Он сам уже давно не выдерживал взгляда этой иконы, и поэтому она и пылилась в складской комнате. Она была явно написана кем-то недобрым.

Каждую ночь ей теперь снился Микку без всякого мрака, он ласкал и обнимал ее и дышал ей в сердце. Ее здоровье стремительно поправлялось. А днем она уже могла стоять на ногах и даже выходить на улицу. Целыми днями она сладко-сладко шептала ему на карельском, что ждет его и что все теперь у них будет хорошо, у них будет дом на берегу реки и много детей!

Микку нашел ее через месяц и увез с собой. Война их обошла, потому что Микку был распределен работать в тылу как хороший специалист-лесник. С этого момента им стало хорошо на веки вечные!

После войны он стал лесником, а она бегала, танцевала и смешно кривлялась со своими детьми на берегу реки, где был их дом, в котором не было никаких икон — только счастье!

Я знаю

Рассказ для женщины с сильно уставшим лицом, ужасным характером и врожденной патологией легких, которая привело к удалению одного легкого в возрасте 40 лет.

Марика с детства знала, что там, по другую сторону фьорда, среди снежных скал часто приземлялся огромный космический корабль. Сегодня он тоже был там. Прибытие корабля обычно было ознаменовано либо густыми туманами, либо низкой густой облачностью, либо снежными буранами с особой игольчатой структурой снежинок, а также большим скоплением касаток в водах фьорда, бывали даже большие киты. Сегодня был особый случай, множество дельфинов, касаток и китов плавали по кругу, ожидая посадки на корабль. Но никто этого не видел из-за сильного тумана, но Марика это знала.

С рождения внутренней своей сутью Марика понимала все вокруг, она была словно пропитана знанием абсолюта, словно в древности она сама создавала этот мир. Но никто не мог этого узнать от нее, потому что она была ребенком, рожденным с сильной формой ДЦП. Здоровыми у нее были только глаза — они были очень серьезными.

В хорошую погоду ее выносили на улицу на специальную сделанную для нее кровать, а в плохую погоду она лежала дома на кровати, вплотную приставленной к окну. Родители увидели, что ее успокаивает широкий обзор, и старались при любом случае дать ей эту возможность. Она родилась в семье обычных норвежских рыбаков в глухом месте, где не было электричества и никого из соседей. Родители были добрые люди, очень земные. Марика их долго выбирала до рождения, и они ей понравились своим великим доверием к силам природы. Она обожала их голоса. Папа был очень добрым, а мама очень вкусно готовила и была почти волшебницей. Их дом находился далеко от людей и практически сразу же у воды.

У Марики иногда по нескольку дней были сильнейшие припадки. Уже никто не мог ничего поделать. Родители уже не знали, кого звать на помощь. Местные врачи и даже шаманы уже отчаялись. И все попросту ждали, когда Марика уйдет в мир иной в порыве следующего припадка.

Корабль прилетел снова — в этот раз несколько китов были перенесены на борт с помощью большого водяного столба, и корабль снова быстро скрылся в плотной низкой облачности. Марика просто смотрела на это. Скоро будет зима, и, возможно, она долго не сможет смотреть на это так ясно и близко.

Ей было уже шесть лет. Какая-то сила не давала ей жить, и не давала умереть, единственное, что она могла, это проваливаться от этой сильной неведомой тоски в глубину себя, но тогда снаружи ее тело испытывало сильные эпилептические припадки и тело могло даже не выжить, но Марика тренировала свое тело все больше и больше, ныряя в глубину себя раз от раза еще глубже и глубже, это была ее главная цель. Она это знала — так было надо.

Она не приходила в себя уже второй месяц, практически став деревянным трупом. Ее дыхание было уже едва ощутимым — проще было ее похоронить. Но она была жива. Сегодня был очень морозный день с колючим снегом, в такие дни корабль был за горой. Священник перед похоронами еще раз поднес охлажденное зеркальце ко рту Марики, чтобы убедиться, что она еще жива, но то, что получилось, ошеломило всех. На зеркальце водяной пар проявился в виде рисунка наподобие знаменитых кругов на полях. Потом зеркальце подносили еще раз и еще раз, рисунки получались всегда разные, это было словно как слова у людей, но гораздо, судя по рисунку, более многозначительнее. Очевидно, что Марика в этот момент была в контакте с чем-то очень великим и необычным. И мама Марики в это поверила. Она стала все узорчатые круги перерисовывать на бумагу, чтобы, когда Марика вернется, показать ей их. Спустя время длительный припадок стал проходить и Марика стала снова хорошо кушать и возвращаться в мир. Перерисовывая круги, мама стала потихоньку их понимать в виде песен на каком-то нежном языке, похожем на норвежский, но только этот язык был, по ощущениям, очень древним и понятным даже камням. Мама Марики старалась петь эти песни и рисовать — от этого в душе поселялся невиданный покой, словно само звездное небо убаюкивало маму Марики до чувства приятия всего и великой любви ко всему.

Марика очнулась и снова стала смотреть в окно. Мама решила показать рисунки. Глаза Марики отреагировала очень болезненно. Ее личико искривилось, словно мама показала какую-то невиданную ересь. И она дала понять маме, что от этого у нее только голова бо-бо.

Шло время, и пришло время следующего припадка. Марика готовилась к новому отважному погружению внутрь, но тут случился следующий очень сильный припадок. У нее случился сердечный приступ — ее тело выгнулось до посинения и явно не хотело, чтобы Марика снова уходила внутрь. Тело себя защищало — оно устало от Марики! Оно уже не хотело сотрудничать с Марикой. Душа или сущность Марики была в западне. Жить в этом реальном мире она не могла, а в глубину она тоже уже не могла попасть. И она просто начала коченеть. Глаза впервые показали боль маме.

Мама готова была уже ко всему, ведь ни у кого сил уже не было. Она держала Марику на руках и пела колыбельную. А потом стала петь те песни, которые ей напелись от кругов на зеркальце. Из глаз Марики потекли слезы. Марика никогда не плакала, но тут песня вызвала смягчение мышц, и Марика просто уснула в сильных и очень крупных слезах.

Утром ее тело уже не так сильно боролось с Марикой, потому что Марика смотрела не в окно, как обычно, а на рисунки кругов возле ее кроватки. И плакала, плакала, плакала… А мама смотрела…

Мама поняла, что у нее необычная дочь, которая не верит в то, кем она является. Она от себя спряталась и сильно боится своей огромной волшебной силы. Маме до рождения дочери эти круги снились в большом количестве, и она даже видела несколько на снегу до ее рождения. Но тогда она приняла это просто за добрые знаки. Ну а с болезнью Марики это просто забылось.

Мама попробовала петь снова те самые песни, и из легких Марики потекла вода. Она вела себя словно как утопленница, которую только что спасли. Вода выливалась вместе с сильным кашлем и спазмами в легких. Марика упала на пол и ползла куда-то под кровать — она боялась! Потом боялась мама, потому что вода на полу стала превращаться в те самые круги. За окном был буран!

Потом все стихло. Марика всхлипывала под кроватью, ее ноги шевелились. Она выбралась сама и попросилась на ручки. Это было очень трогательно, потому что Марика впервые в жизни сказала: «Мама!» Потом пришел папа и она так же сказала: «Папа!» Горел камин, было тепло, и глаза Марики становились словно родными.

Прошла неделя, и снова был буран, и Марика несмело показала пальчиком на самую гущу кружащегося снега и посмотрела в глаза маме. На что мама сказала, что эти странные бураны здесь начались уже давно и туманы, заволакивающие фьорд, тоже ее сильно всегда удивляли.

В чашке чая в руке Марики появились замысловатые волны. Мама стала их петь, и она поняла из этих кругов, что у ее дочки особая судьба на Земле. И что в нее нужно сильно верить, потому что на Земле уже никто ни во что хорошее давно не верит. А у Марики очень легкая душа, ей сильно пришлось потрудиться, чтобы здесь оказаться. Трудно быть чистой верой в мире боли и сомнений.

Весной Марика уже хорошо сидела в кресле прямо у берега и много и смешно рисовала космических пришельцев и корабли. И вдруг к ее ногам приплыли касатки. Они явно были довольны, что Марика выздоравливала. И Марика легкими фигурными волнами им сообщила, что все в порядке, но только она хочет, чтобы папа и мама увидели ее настоящей и поверили в нее до конца.

Следующим утром в ярком солнце весь громадный корабль был полностью виден над соседней горой. Он был ярко освещен и был абсолютной органичной частью пейзажа. Папа и мама Марики вздохнули с облегчением — они об этом знали в глубине души и поэтому выбрали это место для жизни специально. Подул ветерок, и папина яхта, ведомая двумя касатками, пригласила их на тот берег. И они все втроем побывали на борту невероятного абсолютно дружелюбного космического корабля и увидели удивительных светлых пришельцев, они были вполне узнаваемы. Их энергии были так хорошо знакомы родителям Марики, особенно энергия Джо Дассена, Джона Леннона и Мирей Матье и Махатмы Ганди. Там было еще много знакомых других знаменитых людей. Там же они узнали, что Марика в прошлом была политиком, которая погибла во время выборов в Индии от рук религиозного фанатика, и что она является мастером просвещения на Земле и горячим сторонником гармоничного воспитания детей на всей планете. Прошлый ее политический план не удался, и она решила попробовать снова, но сейчас ее план — стать писательницей, чтобы дети увидели космический мир очень добрым. Она хочет, чтобы новое поколение изменило этот мир за счет добрых намерений, а для этого нужно было новое доброе сознание целого поколения. А для этого, в свою очередь, нужно стать писательницей, в которую поверят все дети, то есть очень забавной, странной и смешной, а для этого нужно, чтобы тело выдерживало эти энергии, и именно поэтому она тренировала свое тело видеть глубину космоса, но из-за шока утопления это было очень трудно! В инопланетной своей форме посланники не могут рождаться, им приходится выбирать человека с судьбой, которая внезапно обрывается, и потом долго ее исцелять, и это не всегда получается. Марика в этот раз выбрала жизнепоток одной маленькой норвежской девочки, которая провалилась под лед и утонула. И потом начался долгий процесс сроднения с ней. Но этого тоже мало, начинающим посланникам, которые на Земле в первый раз, нужно еще привыкать к разуму землян, и до выбора человеческой формы нужно несколько раз побыть в форме дельфиноподобных. Это делается, чтобы привыкнуть к структуре ДНК млекопитающих и стилю мышления. Дельфины, киты и касатки легко понимают космос и легко его интегрируют в себя. Но обычному человеку, испуганному войнами и религиозной безысходностью бытия, очень трудно поверить сразу, что космос может быть так рядом и что он очень дружелюбен. Марика очень сильно старалась! Спасибо родителям и священнику, что она оказалась не одна!

Через два месяца Марика уже ходила. Она говорила уже вполне сносно и иногда пела свои необычные песни. Она очень любила свои активации из кругов на воде, для этого совала пальцы в воду и играла, создавая удивительные узоры, а потом она поняла, что ее организм ей поверил, потому что руки Марики внезапно взяли книгу со сказками, и она утонула в литературе. Активации стали обретать человеческое измерение, и Марике захотелось писать.

Священник подарил ей печатную машинку, и после небольшого обучения Марика напечатала первые строки своей первой сказки: «Жила-была девочка, она шла по тонкому льду фьорда и вдруг провалилась вверх!»

Родная кровь

Этот рассказ про человека, который извел всех своей болезнью. Все, что он заработал в охранном бизнесе, было потрачено на дорогое лечение в Израиле, которое не дало никаких результатов. И когда кончились все деньги, он умер, проклиная всех и вся в больнице в одиночестве. Решением болезни являлся просто добрый взгляд на людей и глубинное покаяние перед своим народом.

Саша сидел на своей свадьбе в своем родном одесском дворике, напряженно обжимая свою слегка полноватую невесту левой рукой, а правой в кармане ворошил два колечка, ожидая торжественной речи своей мамы, чтобы на виду у всех надеть их на безымянные пальцы невесте и себе, а в конце Французского бульвара в доме номер 53 на втором этаже лежали убитые супруги Циммерман, бывшие владельцы этих колечек. Саша их убил вчера ради колечек, ведь мама хотела, чтобы Саша не опозорил их семью. «Колечки должны быть, и меня не волнует как; что люди подумают!» «Саша, ты же сможешь — я знаю!» «Нужно, чтоб все было не хуже, как у людей!»

Мама выступила с речью в своем самом лучшем платье, колечки были надеты, и переполняющая Сашу счастливая спесь нахлынула на лицо, от которой обычно спустя неделю все лицо покрывалось мелкими прыщами. Далее последовала пылкая благодарная речь молодожена в адрес мамы. Ритуал был осуществлен. Мама уж в который раз показала свой фирменный взгляд гостям — мол, мой Сашка в люди пойдет, такой человек, видите, все может, все добудет! Умеет выкрутиться — главный навык для еврея.

Милиционеры Сашу даже не искали: такой мальчик не мог быть убийцей. Всегда приветливый, учтивый, сын Розы Михайловны, образцовый комсомолец в принципе не мог попасть в поле подозрений. У Саши уже давно появилась фирменная улыбка, которая работала как отмычка ко всем жизненным ситуациям — эта улыбка излучала человеческое участие и заинтересованность, но совсем не давала людям запомнить его лицо. Таких обычно даже кондуктора не беспокоят, потому что от таких людей с таким лицом шла уверенная ровная ширпотребовская и как бы «нравственная» сила честного советского человека, прямо как на всех советских плакатах. Такое выражение лица было в некоторой степени важно выработать — так легче жить в Стране Советов. Такое лицо носили очень многие. Люди давно уже стремились походить на среднестатистическое.

И поэтому, когда Саша постучался к Циммерманам под видом новенького почтальона, не было и не могло возникнуть никаких подозрений. Ну а дальше — удары по голове, и старики пали. Будучи по крови чистокровным евреем, Саша прекрасно знал, где искать золото у себе подобных. Обычно это компактная вещь, чтобы было удобно бежать в любой момент, но вещь без намеков — это печальная национальная привычка. Золото было в цветочном горшке сразу на фортепьяно. Саша всегда знал это каким-то своим особым глубоким чувством. Взял горшок и вышел. Ни следов, ни подозрений — ничего не оставив за собой. Кольца как раз были самые неприметные, классические свадебные. А горшок канул в море вместе с остальными украшениями. Ведь мама просила только колечки. Так и улик меньше, и жидов меньше, рассудил бывший пионер, а ныне комсомолец.

Прошло 50 лет. Лена, жена Саши, давно уж умерла от глубокой внутренней болезни. Она сильно располнела после рождения сына, а потом словно долго умирала внутри себя, периодически даже выдавая запахи разлагающего тела. Ее жир был холодным, и вся плоть напоминала тугую наволочку, набитую украшениями. Все тело было в странных буграх и веяло студеным холодом. Она вечно мерзла. Саша жил с ней из-за мамы. Мама была самым сильным моральным ориентиром — все должно быть как у людей, ни меньше, ни больше. И так для Саши было легче — жену можно было терпеть, ведь она подходящая для нормальной жизни.

Сын Лены и Саши же был уже давно убит в Стамбуле, будучи моряком-контрабандистом. Его убили как раз из-за магнитофона, которыми он занимался втихаря от всех. Просто воры на рынке зарезали и обчистили из-за яркого красного японского магнитофона. Настоящий шик тех времен стал сильной приманкой для шайки турецких блатных малолеток.

Уже 20 лет как 68-летний Александр Сапожников жил один — правнук династии мастеровых евреев. Удачная русская фамилия уже не раз помогала отводить людскую злобу. Саша был уже старик, кожа которого стала серой с черноватыми стариковскими прожилками и так же, как и у жены Лены, веяла холодом. Всю жизнь под надзором мамы Саша крутился в торговле и не прогадал. В начале перестройки Саша имел квартиру и очень солидную обстановку — мама это очень поощряла. Но мама умерла от обширного инсульта в 2000 году, пролежав в коме несколько дней, дав Саше понять, что смерть — это самое нелепое, что может быть с человеком. Похороны Саша организовал хорошо, но почти никто не пришел. А те, кто были, прямо на похоронах не стесняясь просили у Саши взаймы как у «как бы богатого еврея», краем глаз намекая, что если не даст, то кто-то узнает, как он живет. Саша дал, чтобы отстали навсегда, но больше никогда не давал.

Саша остался один в квартире в старом городе, из окон которой омерзительно для Саши видны были купола церкви, но маме они не помогли — они вряд ли они кому-то помогают.

Каяться за Циммерманов Саша и не думал — он был злой на свой народ не хуже самых злобных фашистов. Но сейчас дыхание его личной смерти было уже совсем близко, и было уже не до злобы — нужно было позаботиться о последних днях. И что там будет на погосте — неизвестно. Мебель и удобства с портретом мамы с собой не заберешь. Смотреть на церковь опостылело. Саша боялся такого же конца, как и у мамы — беспомощного ухода в неизвестное при полной немощности и картины разграбления его квартиры полуродственниками.

Каждое утро становилось все более холодным, и временами, когда Саша долго просыпался, его взгляд долго и надоедливо тупо смотрел в окно на купола церкви, вид которых черными пятнами портили силуэты тараканов, почему-то облюбовавших окно. Именно сегодня крупный таракан как раз сидел на главном куполе, закрывая крест.

Холодно, осень, скоро смерть. Ужас, а не жизнь. «Зачем мне она далась? Зачем?»

Тяжела поступь старика, прожившего жизнь в напрасной суете, словно уже просила землю сделать все по-тихому, без посторонних. Хотя такой старик уже всем был посторонним. Даже для кровных родственников был посторонним: Саша плюнул в лицо внуку двоюродной сестры однажды, когда тот пришел со странным свертком под Новый год — он принял его за черного риелтора.

«Что там за вечным порогом?» Мысли возвращали Сашу к земле, к холоду земному все чаще и чаще. Наследников все равно не было, и оставлять нажитое было бессмысленно тоже. Но зато умереть Саша мог комфортно. Главное, чтобы не было боли. Но все хотели Сашиной недвижимости и обстановки. И смерть стала шептать: «Возьми все с собой, так спокойней».

В стариковском уме виделись картины, как его, немощного, подло кидают и выселяют полузнакомые родственники, и потом он гибнет где-то там, на выселках, от ненужности и равнодушия. Ему виделись удавки на шее и колотые раны поутру. И тараканы на церкви в окне отнимали всякое утешение в этой жизни — пора готовиться к той, пока есть силы. Нет веры, нет жизни, нет никакого продолжения. Душа — это досадный атавизм страха смерти. Хотелось только одного: уйти, ничего не меняя, ничего не чувствуя, словно и не было никого, никакого Саши Сапожникова. Утопая в вещах, заработанных в торговле, Саша захотел комфорта и там тоже — ведь это то, за что его действительно любила мама. Она — единственный человек, который внятно дал знать, за что любят, а за что — нет. И Саша решил все забрать с собой, пока не поздно, в том числе много золота, чтобы купить себе место там: «Я уверен, что жиды и там все организовали. Договорюсь — мама научила».

Поговорив с кладбищенскими бандитами, Саша стал устраивать себе дом на тот свет, и, к удивлению своему, он встретил среди этой похоронной братии удивительное понимание. У всех на кладбище было участливое лицо, как и у Саши, — все свои, даже как-то легче стало. Экскаватор копал яму, чтобы туда поместить все, что у Саши было. Со старательной мелочностью Саша переезжал на тот свет, воспроизводя до мелочей свою комнату в виде могилы с портретом мамы. Умирать было страшно, но в привычной атмосфере, под присмотром матери, легче. Мама же была совсем рядом на том кладбище.

Страшно сильно. Особенно копать себе дом на тот свет, ничего не чувствуя. Саша совсем ничего не ощущал, только кожа чернела, и холод пробирал изнутри. Просто шла стройка на кладбище. Словно обычный переезд за город. Администрация на кладбище излучала понимание и подкрепила понимание одним из приближенных с самым участливым выражением лица — он помогал и даже строителей контролировал.

План Саши был очень простой: избежать старческой немощи и закончить с этим как можно безболезненнее под оком мамы, словно лег спать и не проснулся. Для этой цели Саша приготовил сильное снотворное. В последний день продал квартиру и накупил золота.

Под аккомпанемент грусти кладбищенских соратников Саша укладывался в могильной кровати, закрываясь по привычке сразу двумя одеялами, отмеряя каждую минуту. Кран опустил потолок, плотно закупорив комнату-могилу, включился свет, и копия комнаты воскресла под землей вместе с Сашей.

Подрожав пару минут в руке, стакан очень сладкого чая со снотворным был выпит, и серый, как пасмурное небо, Саша лег в постель и уснул навсегда.

Липкие руки и зуд по всему телу, качание на черных волнах и крики сквозь темноту. Уход был очень нелегким. Мозгу было так больно, как может быть больно, только если резать его тонким лезвием, множественно рассекая его по разным диагоналям. Руки хотели удержать голову от боли, но делали это слабо, нелепо собственными пальцами попадая в глаза. В голове проявлялись крики и стоны. Кто кричал в его голове? Кто-то уже бойко предлагал место в раю за умеренную плату — слышны были истошные базарные крики. И в один момент сквозь тьму и агонию Саша смутно увидел своих родственников по папе, похороненных неподалеку. Саша тянулся к ним, прося помощи в легкой смерти, предлагая им золото. Они сами доставали золото из всех карманов, а их глаза плакали мокрой землей прямо Саше на лицо, и они наконец-то удовлетворили его просьбу — сильный свет ударил Саше в глаза, и повеяло свежим воздухом, потому что в этот момент, на самом деле, смотритель кладбища, выждав часок-другой, с помощью копальщиков и крана взломал склеп Саши с целью ограбления и светил ему в глаза, проверяя, живой еще или нет, просыпав на него много комьев мокрой осенней земли. «Спасибо, спасибо, то-да, то-да!» — кричал на русском и на иврите обезумевший старик, которого не пробрало до конца снотворное. Обрадовавшись такому быстрому переходу в мир иной, Саша с бешеной скоростью карабкался вверх из склепа, стараясь скорее бежать от этого места, думая, что теперь осталось только найти маму здесь, теперь уже на этом, том свете.

Душа оцепенела, а тело стремглав бежало вдаль, шатаясь и падая. Надо найти маму или хотя бы кого-то из своих — единственное, что было нужно сейчас для Саши. Вера была сильнее снотворного, и тело шло и бежало, а вокруг были призраки, призраки, призраки. Земля, густо пропитанная смертями, подымала из своего чрева множество призраков от удивления видеть живого призрака. На поляне, уже далеко за кладбищем, собрался сход, и Саша упал к ногам большого скопления серых, таких же как он, не нашедших пристанища душ. «Я с вами, я с вами, где моя мама? Дайте мне маму, я вам заплачу, жиды проклятые! Вы же за деньги на все способны, я знаю это! Дайте мне маму!» Саша потянулся за мешочком золота, но его не было. Золото было у смотрителя. «Дайте мне маму! Яша, сын, позови бабушку. Кто-нибудь, приведите мне маму». Светало, снотворный яд отпускал, и Саша трезвел, осознавая себя живым, как прежде, лежащим на поле среди смеси грязи и мокрого снега. Один, без квартиры, мебели, теплого одеяла, мамы и золота, и живой. Сквозь разрезы мозга просачивались мысли, что можно всех на свете обмануть, и даже себя, и даже Бога, но не жизнь. Саша заплакал чистой водой, это плакала Жизнь в Саше от его заблудшести. Его руки, подчиняясь неведомому импульсу, стали лепить из глины надгробия, чтобы хоть с кем-то поговорить из своих снова с этого света. Так же, как дети в песочнице лепят замки и домики, Саша лепил надгробия, повторяя один за одним имена предков, которых мог вспомнить и из наследия которых состоял он сам и его жизненный путь. Все названные имена шептали Саше просьбы прощения за то, что, прожив жизни, они ее так не познали, все было насквозь ритуальным и до неведомого колена пропитано надобностью казаться, а не жить — все были мертвые уже при жизни. Все без исключения приспосабливались, все умели подражать среднему, и все как на подбор умели вертеться из поколения в поколение. Играя в такую странную игру, Саша дошел до Моисея. И слова Моисея были просты: «Все, что у тебя есть, — это только жизнь». Это вызвало такую нестерпимую тяжесть во всем теле, словно у Саши сломался позвоночник, и вдруг в Сашу влилась вода самой реки жизни — она текла сама по себе, чистая и никем не замутненная. Саша на мгновение стал всем родом человеческим и увидел, насколько легко, изображая искусственного себя, можно исчезнуть для себя в самых сложных сценариях подлого выживания. «Я просто человек! Я просто человек! ЧЕЛОВЕ-Е-ЕК!» А ЖИЗНЬ ХОРОШАЯ САМА ПО СЕБЕ, И ОНА НИЧЕГО НЕ ХОЧЕТ ОТ НАС! Но ключ понимания ее — смотреть на хорошее, и жизнь открывает свою радостную сторону. И Саша всем существом понял, что быть живым — это значит следовать чему-то хорошему, как хочет сама жизнь. И Саша захотел сказок. Сказки были единственной настоящей потребностью души. Небо словно раскрылось, и стало пронзительно ясно, что жить нужно, опираясь на хорошее в себе. И если ты просто рожден, значит, ты хороший! Значит, все хорошие! Учись видеть жизнь. А жизнь всегда выбирает хорошее. А сказки — это настоящая жизнь, которая всегда заканчивается хорошо!

Несколько часов Саша вслух бормотал сам себе сказки, которые полились рекой из его еврейской крови. Через Сашу словно хотела пробиться к жизни вся самая прекрасная еврейская сторона его народа, общий смысл которой — будем жить! Сказки согревали и наполняли жизнью еще недавно жаждущего смерти еврея. На следующий день Саша рассказывал сказки на Дерибасовской возле фонтана, да так забавно, что собрал вокруг себя кучу народа. И его радовало его сумасшествие, подаренное живым настоящим посмертным опытом. Родня его охотно приютила — впервые в жизни он понимал, что счастье, когда есть даже плохие родственники — ведь живы же, значит, все будет хорошо! По-настоящему плохие просто не рождаются. Мы все просто живем, как можем и как научились. Но можно жить лучше — нужно всего-то лишь немного постараться вбирать в себя лучшее, чтобы река жизни стала слаще — это ее единственное желание! Не одни мы живем, а все вместе — все хорошие, потому что живые! Со временем его глаза наполнились вечной радостью удивления от жизни, а особенно от того, что люди с ней вытворяют. Кожа стала обретать человеческие оттенки, и Саша стал любимым «очередным сумасшедшим» дедушкой города, каких в Одессе бывало уже немало. А вечерами, устраивая уже целые искрометные спектакли, Саша тихо радовался тому, что раньше он был скверным плохим родственником даже для своих, а теперь он родня сам себе — просто живой, а это значит, хороший человек, и теплота его сердца еще успеет сделать что-то хорошее в этом мире, пока дышится, дышится и дышится!

Через некоторое время у Саши появилась удивительная слушательница с глазами, до боли напоминающими мамины. Это была девочка лет пяти, Роза Циммерман, которая была правнучкой тех самых… И она уговорила свою маму пригласить дедушку Сашу к ним домой. Это была возможность показать свою самую лучшую сторону жизни, и Саша понял: вот что является настоящим покаянием перед жизнью и самим собой и перед своими грехами — просто быть человеком среди людей.

Ну а на Новый год, сами понимаете, роль Деда Мороза сама прилипла к Саше, к еще недавно никому не нужному старику еврею. Шалом, друзья!)

Благодарность

К сожалению, этот рассказ написан для хорошо знакомого мне человека. Он умер от рака крови. В процессе болезни у него был очень большой скепсис по поводу лечения психологическими путями, и, упустив два года возможности увидеть свою болезнь в ракурсе его духовного излечения, он умер, по сути, просто от жадности и вечной гонки за деньгами. Лекарством было дать себе побыть очень простым, до уровня осознания идеального устройства Вселенной. Мне было очень жаль, но, с другой стороны, эта болезнь требовала от него огромного преображения. Эта болезнь — классический случай, когда болезнь хочет сделать из человека настоящего человека.

Опять промокла взрывчатка! Ничто не останавливало на пути Чарли Доусона в его хищном и прибыльном горном деле по добыче золота, но эта гора с дикими рисунками была очень странной помехой на пути. Вся река Юкон была уже многократно перекопана старателями разных мастей, но Чарли был явно везунчиком — самые крупные самородки были найдены им, и, весьма значительно разбогатев, он уже устраивал свои законы на реке. Десятки тысяч старателей, приехавших в долину Клондайка, каждый год голодали целые зимы, и все равно прибывали новые «счастливчики». Но те, кто работал на Чарли, жили очень хорошо. Самые отборные горные инженеры в сочетании с отборными головорезами собрались в очень эффективную золотодобывающую банду. Их боялись и уважали, и им несказанно и методично везло.

Из этой горы вытекала небольшая река, из которой начиналась вся жизнь Аляски. Все геологические признаки указывали на то, что если ее перемолоть, то золота там будет не меньше, чем было найдено во всем перекопанном Клондайке. Осталось только «разрыхлить» ее под самое основание.

Чарли был непреклонен. Уже в четвертый раз все закладки взрывчатки промокали, и взрывов не было. Удалось разогнать надоедливых местных с их пророчествами насчет горы. Приходил занудный шаман с дарами и предупреждениями, но пара выстрелов — и он ушел, кланяясь горе, в бессилии остановить Чарли. Гора, казалось, боролась.

Однажды ночью внезапный селевой поток с горы смыл всю взрывчатку и припасы, а половина команды в ужасе с утра рассказывала о странном одинаковом сне-предупреждении. Всем им приснилось, как они примерзали к земле и властная красивая серебряная женщина превращала их в камни из льда. А двое в панике суеверно покинули лагерь ранним утром.

Чарли понял: гора сопротивляется. Но он же везунчик Чарли, ему нельзя отступать! Если Чарли отступит, то его свои же могут раздеть до нитки. Чарли и его удача — это и есть его основной бизнес. Богатеть каждый день, иначе — крах.

Банда разбегалась после каждой ночи, и даже самому Чарли во сне пришла эта серебряная женщина. Но Чарли прикинул ее стоимость на рынке серебра, причмокнул от суммы в голове и пообещал ей лично размозжить голову, потом распилить и продать частями. Утром в лагере нашли несколько полумертвых и не вышедших из сна бандитов — они были холодны как лед. Остатки бандитов просто разбегались. Фортуна в этот раз явно была не на стороне Чарли.

Но к этому моменту была доставлена новая партия взрывчатки. Чарли остался один на один с горой. Сложив все на лодку, он лично решил взорвать гору в самой сердцевине. Старательно толкая лодку, доверху наполненную динамитом, Чарли вошел в пещеру, из которой начиналась река. При подступе уже становилось холодно, а в самой пещере начинался ледяной туман. В конце пути Чарли увидел Серебряную женщину наяву. Она старалась засыпать Чарли снегом из тумана и заморозить реку и почти добилась своего, но в момент, когда Чарли леденел, он успел с проклятиями и дрожащими руками поджечь фитиль. Взрыв и обрушение, но Чарли был уже сам глыбой льда, вмерзшей целиком в лед мгновенно застывшей реки, и замер навсегда под обломками горы, не успев даже закрыть глаза.

С широко открытыми глазами Чарли попал в мир истоков. Все, что можно было охватить взором, было истоками, питающими истоки, и так — до бесконечности. Все в природе начала начал было отдающим и бесконечно питающим все вокруг. Это был мир корней Вселенной — здесь все состояло из связей, продолжающих связи, и множество переплетений рождало явления и стихии. И уже потом стихии создавали в разных сочетаниях весь проявленный мир, который был переполнен жизнью. Но путь души Чарли прекращался навсегда в виде безвольного ледяного камня. Напоследок, теряя волю, но очень ясно, Чарли перетекал в стихию речных камней, чтобы навсегда быть безвольным в потоке времени. Когда он оказался камнем, перед ним открылась картина невероятного симфоничного космоса — только камни видят происходящее в масштабах всего творения. И Чарли успокоился.

Но его покой напоминал жажду длиною в вечность — пространство играло вокруг танцующими струнами. Но отчужденность Чарли от этого танца напоминала вечно падающий камень в мире облаков, дождей и воды. Что-то звонко шипящее и страшно жаждущее пить внутри Чарли уже никогда не могло быть удовлетворено. Сама пустота и щелочная жажда разъедала сердцевину Чарли, делая его еще плотнее и все более падающим вниз. В самом низу его ждало то, что было всеми его представлениями о самом себе — Чарли стал Сфинксом, управляющим потоками времени, таким, каким он был, когда он был в эпоху пирамид, когда человечество совершило огромную кражу времени у пространства, расплачиваясь теперь за это рутиной повседневной тяжелой работы, отдавая свое время за пустые деньги ежедневно. Безграничная власть над потоками материи и возможностей пространства создавала в Чарли почти Бога, создателя любого блага. Время, боясь его, услужливо подчинялось ему подобно хорошо прирученной лошади. Сбывалось все, что хотелось! А хотелось всего одновременно.

Власть над материей опьяняла его до власти демиурга: хотеть и иметь сомкнулось в одно без всякого смысла. Это была чистейшая корысть, построенная на философии вечного голода и страха безграничного. Взгляд Сфинкса роковым образом все превращал в хаос стихий и стремлений, превращая покой в тягость желаний, легкость — в страх потери, свежесть — в химические запахи гари, здоровье — в изнеможение. Остановиться было невозможно, взгляд рушил даже воздух, превращая его в тягучие капли маслянистой кислоты, и провалилось даже небо от тяжести бесконечных желаний — сама Земля тонула в черной дыре, созданной неопытным демиургом. Чарли Сфинкс начал распадаться на песчинки, а песчинки — на молекулы, а молекулы стали исчезать навсегда. Это была вторая смерть Чарли.

А потом была третья, самая тяжелая — все, что осталось от Чарли, потеряло всякую возможность существовать, видеть, ощущать и желать. Чарли попал во Вселенную до Вселенной, где не было стихий и еще не было относительности. Все было только предтечей существования живой жизни. Не было даже пространства и времени — это была жизнь нежизни. В этом мире Чарли перестал распадаться. Но чтобы снова стать человеком, нужно было заново пройти всю эволюцию от неживого до живого, не меньше чем путь самой Вселенной от начала начал, от вечного истока истоков. Но власти над этим у Чарли уже не было — исчезла сама воля быть.

На месте горы была груда камней и льда. Река протекала мимо Чарли, застывшего во льду. Образовалось небольшое озеро. Женщина — дух горы плакала над несчастным телом Чарли. Она искренне сожалела о нем, но не знала, как ему донести всю красоту сотворенного, чтобы Чарли опомнился. Рядом оказались духи ближайших гор, рек и лесов, собравшиеся для того, чтобы исцелить Душу Чарли суровым, но очень мощным способом, подарив ему исключительную возможность испытать потерю не только Души, но и саму возможность быть, подарив ему тройную смерть: Тела, Души и Духа.

Чарли медленно в глыбе льда переживал заново всю эволюцию мироздания, было видно, как Чарли сопротивлялся, пока окончательно не превратился в абсолютно неодухотворенный камень. Но постепенно по мере прохождения утраты всего глаза его прояснялись от тихой жажды жизни, словно даже без его участия. Жизни, которая однажды сама по себе зародилась во Вселенной до Вселенной. Лед постепенно растаял, и талая вода уносила в своих потоках тонкие нити, из которых состоял ненасытный Сфинкс — могущество корыстного властителя над временем со времен пирамид уходило в песок. Старая планета Земля его простила. Постепенно Чарли ожил, но не весь — только дыхание. Несколько дней и недель он лежал и дышал на берегу, поддерживаемый духами, и его тело полностью перерождалось для полного восприятия потока жизни: сначала покой, потом дыхание, потом сознание, а потом желание и движение и, наконец-то, жажда творения в союзе со всем сущим.

Чарли встал на ноги на седьмой день. Но это был уже словно молодой Бог, совсем как первобытный человек — бывший старатель стал ранимым и до невозможности восприимчивым к созерцанию совершенства природы. Он совершенно интуитивно стал находить съедобные травы и рисовал, рисовал на остатках скалы рисунки восхищения, изо всех сил стараясь благодарить Вселенную за возможность дышать и жить. Он искренне, как слабоумный, гладил камни, которым причинил боль, и плакал у лона реки искренне и по-детски на коленях матери Аляски, как нежный мальчик рефлекторно просил прощения для рождения в новой славной жизни. В мягкое сердце Чарли началась нежная, но мощная своей бесконечностью жизнь со всем ее замыслом для всех одновременно.

Его глаза увидели, как золото распределяет покой, кристаллы — знание, горы — устойчивость, а реки — радость. И так — до бесконечности. Все работало только для того, чтобы Чарли жил и все жило. И Чарли часто падал на колени в великой благодарности и с пониманием, что все это создано для того, чтобы он жил, испытывая жажду дарения, тем самым создавая жизнь в себе в избытке, только потому, что только ею можно по-настоящему насытиться, только отдавание дает обладание высшей ценностью жить и дышать, от этого рождался танец жизни, и Чарли танцевал, танцевал, благодаря Жизнь каждым движением. Все служит жизни, и чем больше ее берешь, тем больше она рождается — таков главный закон! И Чарли искренне захотелось любить, жить и множить жизнь всем своим существом во благо всех миров во всех Вселенных.

Со временем взор Чарли стал настолько обширным, что он увидел, что весь материальный мир состоит из грандиозных Духов Космоса, которые настолько добры ко всему сущему, что только такие Духи способны поддерживать само мироздание — это словно лучшие друзья самого Творца. Чарли очень подружился с духами воздуха и воды и даже мог с их помощью вызывать небольшие дожди. Изучая заново мир, словно волшебную азбуку высшего созидания, Чарли узрел, что он сам является Духом благодарности, но в эпоху алчности заболел желаниями, которым конца и края не было. А сейчас Чарли приходил ко всем сбившимся в пути во сне и оставлял в их душах маленькие алмазы и россыпи золота, которые тихо и почти незаметно указывают путь истинного служения Вселенной, точно так же, как светят всем нам путеводные звезды на небе каждую ночь!

Все пройдет

Этот рассказ является собирательным образом для всех людей, которые могут себя сами довести до любой болезни. Это типичная история человека, у которого медленно закрывается сердце и рассудок от постоянных человеческих проблем.

Юлия Владимировна смотрела в окно, в ее руке дрожала чашка с чаем, но она этого уже не замечала. Скоро придет ее бывший класс на два урока, а ей предстоит мучительно смотреть на третью парту, где сидела ее ныне погибшая дочка.

Душа хотела выскочить за дочкой, когда все случилось. Приличный смышленый мальчик Андрей, который даже нравился ей всем сердцем, почти как родной, стал нелепой причиной смерти Вари. Игра детей на большой перемене и совершенно нелепая трагическая случайность — портфель, брошенный в Варю на лестнице, создал лассо из своего ремня, поймал шею Вари в свою петлю и силой инерции заставил Варю падать и бежать одновременно навстречу своей смерти. Варя очень сильно стукнулась головой о стену и, не приходя в сознание, умерла от травмы черепа. Никто не ожидал, что такое вообще может быть. Андрей оцепенел и после многочисленных допросов милиции исчез из этой школы навсегда, а Юлия Владимировна несколько дней убеждала врачей, что Юля просто в коме от испуга и ей необходима особая терапия. Только спустя неделю после похорон пришло очень запоздалое понимание, что дочки больше нет.

А сегодня она ударила мальчика, похожего на Андрея, на улице просто потому, что он за рукав тянул девочку попрыгать на дворовых вкопанных в землю раскрашенных колесах. Ударила очень сильно — дети испугались до дрожи. А потом она долго выговаривала, шла и продолжала отчитывать детей вслух, потеряв всякие ориентиры, и пришла в себя только в соседнем микрорайоне, возле школы, куда родители перевели Андрея. Рядышком со школой продавцы канцелярского магазина, увидев ее в таком состоянии, успокоили и напоили чаем. Она там раньше часто бывала и по своим учительским нуждам, и с учениками, и с дочкой.

Дома все затихли. Младший сын честно скучал по сестренке, а муж просто постарел немного и стремился заместить горе различными делами по дому и по работе.

А сейчас Юлия Владимировна ждала детей с большой перемены, глядя в окно. Ее мысли витали только вокруг боли от этой ужасной утраты. Особенно ей было тяжело думать про Андрея: она знала, что Андрей сейчас тоже пойдет на уроки в соседней школе и будет дальше жить как ни в чем не бывало. А сказать Андрею было нечего. Чашка дрожала, дети собирались, урок начинался.

Директор уговорил Юлию выйти снова на работу: «Все же жить нужно, все пройдет!» Но не проходило. Юлия принимала поддержку коллег, ей стало легче, когда ее освободили от классного руководства, в котором училась Варя, а вот Душа все равно копила тяжесть, как тяжелую воду. Явно такого удара Душа Юлии Владимировны выдержать была не готова.

Где справедливость?! Где Бог?! Куда он смотрел?! Школьный врач плакала, когда мерила давление Юлии Владимировне. В эти минуты Юлия Владимировна словно сходила с ума. Для нее после скачков давления просто необходима была душа для вымещения боли. Врач стала невольно виноватой всем.

Заявление об увольнении не было неожиданностью для директора. В какой-то степени уже все понимали, что Душа Юлии Владимировны утонула в чем-то очень вязком и до боли мстительном. Рядом становилось невыносимо. У детей на уроках были даже кровотечения из носа. При всем уважении все уже хотели, чтобы Юлия Владимировна перенесла свою скорбь где-то в стороне.

Стороной стала душевная болезнь. Уже во время увольнения Юлия говорила что-то про спасителя и про высшую справедливость, и что дочка ее в раю, а все, кто не понимает этого, попадут в ад.

Дома дочке был поставлен алтарь, и Юлия полностью замкнулась на ней и только о ней уже и говорила. Эту тему нельзя было трогать никому. Варя постепенно обожествлялась Юлией как святомученица за неизвестные грехи человеческие.

Несколько раз Юлию видели возле школы, она узнавала у детей, сколько у Вари еще уроков и когда ее лучше встретить. И еще что-то про грехи спрашивала, а потом ждала. Муж уводил ее домой после звонков ее бывших коллег, объясняя, что Варя уже дома и что она случайно разминулась с ней. И так без конца.

Быстро стареющая Юлия Владимировна вся утонула в горе, и казалось, что она начала уже служить ему всей душой. И увидеть ее саму в ее глазах было уже очень сложно — там была только скорбь и только какая-то рубящая до крови горькая, нетерпимая ни к чему правота.

Дочка явилась очень внезапно. За окном Юлии Владимировны шла дорожная стройка уже вторую неделю. Был ежедневный шум, и каждый раз — до глубокой ночи. Дорожники торопились, а Юлия Владимировна устала. Она даже сама уже не понимала, чего она от них хочет — она просто причитала на краю дороги сквозь шум и дым, пока сквозь марево асфальтовой густой копоти и гари не увидела Варю с размозженной головой под обломками какого-то сооружения в сильных конвульсиях. Она увидела и себя рядом с ней, с такой ненавистью смотрящей в небо с клятвой отомстить летчику с такой силой, что в принципе было основным ее желанием. Летчика она, конечно, сразу почувствовала — это Андрей. Он бросил бомбу, безучастно убив ее дочь еще тогда, в Дрездене в феврале 1945-го. Их, Андреев, было тогда не меньше чем две тысячи в 773-х британских самолетах и в 406-ти американских. Горели даже камни. Адский смерч, раскаленный и заносящий людей в небо, забрал тогда Юлию и дочку вместе и испепелил без остатка плоть и Душу и всякую веру в лучшее на Земле.

Сильнейшая рана Души не зажила до сих пор. Казалось бы, тогда уносящаяся в небо Душа должна была найти вечное утешение, но нашла в небе только ад и пекло. Злые глаза, злая Душа, злая жизнь, злой Бог — все злое и все злые! Укрыться негде, и ни от кого не укроешься. Даже небо злое! Добра на Земле нет!

Укрывая дочку от ужасного огня с небес и сгорая сама, Душа Юли с того момента искала укрытия в чем-то очень добром и, сама не ведая своего выбора, стала учительницей. В стране детей не должно было случиться ничего плохого, но и здесь зло пришло из ниоткуда и сотворило свое дело неизвестно зачем.

Зло в глазах Юлии проявлялось все больше и больше. Любые слишком резкие звуки приводили Юлию к отчаянию, желанию обрушить на людей такое зло, что уже руки сами хотели что-нибудь бросить в них. Вкупе с осенью и дождями рассудок Юлии Владимировны сдался — она стала воспитывать всех и вся!

Уже каждый день девочек, похожих на Варю, она отчаянно ругала за то, что они общаются с мальчиками. А мальчиков — что они изначально плохие. В каждом прохожем она видела зло. Уже не было счастья нигде и ни в чем. Юлия помрачнела, и черты ее лица стали сливаться с чем-то до боли знакомым — она стала немного походить на все скорби человеческие. Иногда прохожие пытались креститься при ее виде. Она завораживала и пугала своим видом, изредка напоминая лики самых суровых икон.

Уже через некоторое время вся семья опустила руки перед безумием Юлии. Она перестала закрывать глаза по ночам совсем, боясь бомбежки. Временами она, утонув в своем горе, звала дочку по ночам, и та являлась и плакала навзрыд оттого, что ее гибель так сильно расстроила маму. Варя почти каждую ночь держала маму за руку и страшно, со всем дочерним ужасом, боялась и оправдывалась, и повторяла, и повторяла, что если бы она знала, она бы никогда больше бы не просила Бога о смерти других людей. «Я не хотела! Мамочка, прости! Мамочка моя любимая, никогда не нужно верить в смерть, нужно верить в жизнь, даже если ты ее не видишь и не понимаешь! Мама, прости меня, я желала смерти людям…»

После визитов дочки Юлия видела странные сны с открытыми глазами и днем, и ночью. Она стала видеть дворовых алкоголиков застрявшими во времени партизанами, людей в магазине — узниками концлагеря, а прохожих — странной смесью лютых врагов различных войн и эпох, которых нелепо перемешало время. Один раз она даже набросилась на подростка со странным виноватым лицом, увидев в нем наводчика для самолетов, и сильно его била и даже бежала за ним. В больнице же она видела невероятно чудовищные эксперименты над людьми без всякой их воли.

В один из вечеров, закрывшись в своей комнате с Вариным алтарем, Юлия услышала внезапный вой сирен и начала выгонять своих близких из дома в ужасе и очень неразборчиво объяснять им, что сейчас будет возмездие божие и им, грешникам, нужно спасаться!

Уже потом, через два часа после мнимой бомбежки, покинутая родными, нелепо одетая, под осенним дождем, с бездонно печальными глазами, в ночи обычного двора, светя фонариком в небо, ожидая возмездия, Юлия увидела Иисуса Христа. Она неожиданно посветила ему прямо в лицо, а рядом стояла Варя. Варя лично его попросила прийти к маме, и он, разумеется, пришел. Христос стоял, такой знакомый до боли, с глазами в тысячи и тысячи раз печальнее Юлиных. Христос плакал оттого, что он всегда был так рядом и так близко, но никак не мог подойти и обнять, потому что люди принимают за Бога все что угодно, но только не саму Жизнь. И Юлия бросилась ему в объятья с невиданной жаждой быть спасенной. Он, и она, и Варя плакали до невероятной боли в сердце. Юля плакала навзрыд от невозможности больше хранить старинную клятву зла на сердце, и плакал Христос, и обнажалась все больше и больше простая истина: Бог есть бесконечная любовь! Она сильнее любого горя и зла. И увидела Юлия, что рядом с каждым Бог плачет от бессилия что-либо изменить, потому что любовь настолько большая, что даже позволяет быть всему, и даже тому, что люди называю злом. И зло тоже служит любви и только ради указания самого прямого пути к ней же самой в ее большем выражении, чем она была до этого. Бог ищет в себе самом любовь большего смысла и большей величины через каждого из нас. Зло — это указание к любви не безразличной, не замкнутой только на себе и родных. Только любовь реальна, а остальное нет, а зло — это заблудившаяся любовь ко всем. Варя обнимала маму и Христа одновременно и плакала оттого, что ее сердце освобождалось от многовековой идеи превосходства одних людей над другими. Все больше и больше доходило понимание до сердца Юлии, что сама любовь ведет людей к себе через все самые ужасные события на Земле, чтобы наконец-то человек стал человеком в высшем смысле этих слов. Только на любовь можно опираться в любом горе, потому что только любовь выводит тропками Бога к более сильной любви. И Юлия простила Андрея, увидев в нем носителя старого зла, которое носило сердце Юлии еще в большей мере — это зло называлось «формализм и показная любовь». Такая «любовь» даже в горе горюет напоказ.

Юля поняла, насколько сильно иллюзия массового превосходства ставит на место бога различных тиранов, которые решают, кому быть или не быть. Она сама разбомбила Дрезден в феврале 1945-го и сама построила концлагеря, но только чужими руками от личного бессилия найти в себе человека. Бесчисленное количество других идей выветривалось со слезами у всех троих. И вместо Юли, Вари и Христа все больше проявлялись люди в их изначальном состоянии восторженного бытия и благодарного сердца перед лицом великой и любящей Жизни. И даже самая главная идея, что Бог на нас прогневался, уходила тоже навсегда, забирая с собой целую плеяду суждений, кто достоин жизни, а кто — нет. Варя плакала, особенно о том, как трудно было принять свою смерть от своей личной озлобленности маленького человека, которая был каплей в большом зле. И она просто захотела тепла, и прежде всего для всех людей — это под силу даже самому маленькому сердцу. Как же важно иногда сказать доброе слово без всяких причин. Капля за каплей беда накапливается! Капля за каплей мы все создаем все беды. Капля за каплей рождается Гитлер. Капля за каплей, и кто-то случайно погиб. Капля за каплей, и падают бомбы, капля за каплей, и ты уже сам горишь в аду. Капля за каплей, и ты уже сам создатель ада. Капля за каплей, и ты считаешь себя лучше других. Капля за каплей, и ты готов напасть на «нелюдей», когда тебе говорит об этом твой выдуманный Бог.

Через день Юлия возвращалась в жизнь. Ее разум посветлел. Она говорила добрые слова просто в пространство. И дышала этим же освященным воздухом сама. Дочка улыбалась с картинки на столе в виде детского рисунка Вари с Богом в обнимку. «Спасибо, Варя, за Бога. Спасибо, мой друг Иисус! Теперь я все чувствую, и с этого момента все, что делают люди, они это делают со мной! Я не могу больше никого судить, все достойны жизни!»

Спустя время Юлия полностью восстановилась и вернулась в школу с великим посланием, что всему ответ любовь, и завела традицию уроков счастья для первоклашек!

А потом, когда в ближайшем супермаркете какой-то пьяный милиционер взял в заложники людей, Юлия туда смело пошла, потому что по телевизору было видно, что он почему-то босиком, и она понесла ему тапочки, чай и плед. Милиционерам она сказала, что ему просто холодно на сердце. Спустя всего несколько часов он плакал у нее на коленях, и его Душа очищалась от невыносимо тяжелой ноши превосходства. Точно так же, как у Юли всего пару месяцев назад оно очищалось в присутствии Христа, но только Христом в этот раз была обычная учительница обычной школы.

Житель планеты

Для совсем маленького малька, которому из-за болезни ампутировали стопу левой ножки. А смысл, тем не менее, болезни — это движение к сказке. Мальчик всю жизнь хотел жить по душе и никуда не спешить.

Жил-был Йети, которого сбил поезд. Йети могут обижаться на людей, но не хотят. Поезда едут потому, что им надо, Йети ходят потому, что это происходит самой собой. «Надо» и «само собой» очень часто сталкиваются. Это просто разные измерения жизни, которые слегка запутались!

После этого события Йети поселился на крыше пятиэтажки небольшого микрорайона небольшого города. Он дарил жителям дома возможность больше отдыхать. По ночам он перепечатывал на старой печатной машинке беспокойные сны жителей и потом, как почтальон, разносил их адресатам. В магазинчик напротив он позвал работать очень приятную женщину — она раздавала приятное настроение с каждой покупкой. А в соседний подъезд подселил усатого дядю Колю — замечательного рассказчика, вокруг него начали возникать интересные беседы. Йети очень любил играть со снегом и любил давать тихие снежные представления зимними вечерами — его снежинки танцевали самые тихие танцы на земле, мягко падая, очаровательно кружась в свете фонарей. Двор для жителей постепенно стал любимым двориком.

Потом из подъезда вышел первоклассник, и Йети захотел ходить с ним в школу каждый день. Мальчик ощущал что-то доброе за спиной и часто оборачивался и стоял, глядя назад. У него от этого сильно улучшалось настроение — так мальчик научился не опасаться.

В школе Йети сидел на соседнем ряду и играл с мальчиком, научив его отвлекаться от уроков и рисовать в тетрадке — так мальчик научился видеть свое.

Несколько раз Йети уговорил мальчика прогулять школу, потому что была хорошая погода, и у мальчика развился навык открывать дверь в свой мир!

Еще Йети подарил ему велосипед с разными колесами через соседей, чей сын уже к этому времени уже вырос из велосипеда — катаясь на велике, мальчик узнал стремление к невероятному, объездив вокруг все доступные интересные места.

А в небольшом лесу Йети научил мальчика замирать, чтобы мальчик начал видеть невидимое!

А еще долго смотреть на песчинки, чтобы задумываться, от чего все началось.

Потом Йети подстроил встречу с очень удивительной и чуть-чуть сумасшедшей приятной женщиной-библиотекаршей, которая работала неподалеку, которая увлекла мальчика интересной литературой и диафильмами — там мальчик стал привыкать к другим измерениям.

А потом Йети очень сильно попросил мальчика сильно заболеть, чтобы он стал непохожим. Через три недели мальчик начал смотреть на мир своими глазами и увидел звезды даже днем. Вся жизнь ему открылась волшебной, и тут ему посмотрел в глаза Йети, и они познакомились! Они стали самыми лучшими друзьями!

Мальчик рос, уважая каждую возможность стать лучше. Он накапливал маленькие радости, от которых действительно все происходит само собой. У мальчика само по себе стало улыбчивое лицо, и мальчика охватило удивительное ощущение простой и светлой жизни!

Ножки мальчика начали ходить веселее и сами стали выбирать интересненькое — даже думать не надо было!

Ночью Йети познакомил мальчика с Питером Пэном. Это было на облаках. Для этого нужно было по веревочной лестнице, приделанной к балкону с папиными и мамиными лыжами, забираться наверх. Мальчик настолько доверял Йети, что научился удивляться всему, прежде чем подумать, и ему было легко карабкаться наверх! Так мальчик начал самостоятельно обретать хороших увлеченных друзей!

А потом Йети научил мальчика смотреть на людей, и мальчик увидел грусть в каждом человеке. Мальчик понял, что всю жизнь нужно жить, а не выживать. Люди выживали уже миллион лет и не видели ничего вокруг, кроме асфальта под ногами. Все устали!

В десятом классе Йети оставил мальчика не некоторое время, чтобы тот выбрал свой Путь! У мальчика начала болеть голова, и он не спал несколько недель. Ему даже казалось, что его жизнь уже кончилась. Он подолгу смотрел в зеркало и ждал себя. Комок в горле подступал все сильнее и сильнее! И однажды мальчик проплакал три дня — так его начала покидать человеческая усталость! Уже когда совсем не было надежды, он просто сам захотел стать надеждой для себя самого! Так мальчик понял секрет Йети — просто все время хотеть быть самим собой! Так мальчик научился быть — центром Вселенной!

После этого Йети вернулся и подарил мальчику его личный космический корабль, который легко управлялся сам по себе! Мальчик стал космическим странником — великим соединителем миров!

Все стало еще больше идти само собой — его балкончик превратился в космопорт, получалось бывать в разных мирах, и не нужно было думать как! Мальчика захлестнула его великая сила интереса к происходящему во Вселенной! У мальчика появились друзья во всех измерениях и во всех мирах! И к мальчику пришла вера в добрый мир — он это все видел сам лично!

Он стал верить в доброе и бесконечное с такой силой, что это стало выплескиваться из него в виде сияния на лице! Он так доверился жизни, что жизнь стала приглашать его в еще более невероятные истории!

В мальчике было столько веры, что когда он рассказывал о своих приключениях, то уже никто не сомневался в добрых инопланетянах и удивительных светлых мирах! Весь мир поверил в его мир!

А уже в 25 лет мальчик сидел в кинотеатре со своей семьей и смотрел удивительный добрый фильм, снятый по его похождениям.

А через 50 лет на улицах мира стало значительно добрее, и у каждого балкончика была веревочная лестница в другие измерения!

Мальчик изменил наш мир точно так же, как в свое время наш мир изменил Жюль Верн!

Йети и мальчик сняли еще огромное количество фильмов, и уже через сто лет на Земле точно так же, как обычные прохожие, гуляли инопланетяне, потому что мир в глазах людей стал бесконечен — они всему стали доверять и не опасаться.

И десятки тысяч Йети дружили с другими детьми просто потому, что так получается само по себе!

А в школах к этому времени преподавали Йети! Которые учили открывать двери в собственные миры и перешагивать измерения и изучать Вселенную на собственном опыте!

Люди постепенно все без исключения научились ходить не только вперед и назад, вправо и влево, но также в сторону их наивысшей радости жить!

Людмила

Для преподавательницы факультета психологии, которая всю жизнь курила, мрачнела с каждым годом и умерла от скуки, вызвав у себя рак легких.

В раннем детстве Людмила часто представляла, как у папиной машины исчезает пол и ее ноги летят над асфальтом без всякой машины. Она всегда знала, что она умеет летать на метле! Только вот реальной высоты почему-то мистически боялась. И сейчас со своим мужем она снова едет и видит, как она летит совершенно голая над землей выше деревьев! Но в это время они просто ехали в очередной раз на юг вдвоем!

Муж очень хороший человек — такой же кандидат наук, как и она, только он физик, а она психолог!

Взяла и соблазнила его оголенной грудью, как бы случайно, во время туристического слета аспирантов и молодых преподавателей университета. Красивый парень, вернее, самый красивый в университете стал полностью ее. Отличный ум, отличное тело, отличный запах, отличный сексуальный аппетит. Да вот только беда — все это она знала с самого детства! Она все знала. Прямо по запаху чуяла. Душа от этого знания выла ночами!

Принимая экзамены у студенток, она часто видела своих же — таких же ведьм. Их выдают глаза и некоторая наглость, хотя на вид это бывают очень приличные девушки. Она наперед знала, кто куда потом попадет в жизни, а особенно она чуяла, с кем ее студентки спят. Их выдавал запах. Часто она легко намекала, вызывая сильный стыд у некоторых, кто сильно маскировался. Ну и, разумеется, у Людмилы сложился имидж коварной и непредсказуемой преподавательницы, а ей это нравилось! Ей было все время жутко скучно!

Курорт и море — это прекрасная возможность поймать лето и насладиться медом молодости. Объятия, купание в море, хорошая еда и перспективная жизнь — Людмила очень старалась вообразить, что это счастье! Так, в принципе, и было, по крайней мере, родители Евгения и Людмилы так считали.

Туризм — это то, что так объединяло Женю с Людмилой. Ей очень нравилось смотреть в самый жар костровых углей — в эти мгновения она точно знала, что Женя один из тех очень правильных святош, которые жгли ведьм в XIV веке. Она горела тогда тоже, но, видимо, не воспламенилась.

В равной степени ей нравилась психология, и в равной степени она ей наелась. Ей казались очень наивными люди, которые не понимали даже простых законов души. Она даже добилась отчисления троих похожих на Женю студентов за невиданный формализм по отношению к глубинам внутреннего мира человека. Пусть святоши почуют жизнь сначала. И отправила их прямиком в крепкие объятия военкомата.

А потом она сломала спину. Это было так странно. Стоя на балконе своей квартиры вечером в вечернем платье перед поездкой на спектакль, ожидая, когда приедет Женя, вдруг уронила ключи в темноту вечера и, быстро ринувшись за ними, опрокинулась и упала в густую траву в зарослях деревьев перед домом. «Я это тоже знала», — выдохнула Люда в траву и полностью ушла в темное бессознательное.

Перелом был на редкость сложный — компрессионно-оскольчатый перелом поясничного отдела с повреждением спинного мозга. Диагноз — инвалидность на всю жизнь.

С грустными немного подавленными глазами Людмила вернулась на кафедру через два года. Когда она каталась на коляске по коридорам, у нее даже была злая ирония на себя, потому что ее ноги теперь действительно летали слегка над полом.

Женя же, по мнению Людмилы, был даже счастлив увидеть жену окончательно успокоившейся и приговоренной к ровной судьбе инвалидки. Особенно сколько почестей было оказано святомученику Евгению с такой женой, которая воистину теперь его крест! Истинное наслаждение всех святош. Характер Людмилы стал сдавать. Ее лицо иногда обдавало таким сильным мраком, что некоторые студенты брали на экзамены иконы и иногда заходили в церковь, особенно приходя на пересдачи, которых стало значительно больше. Людмила вела психодиагностику — самый сложный предмет на факультете.

Почести для инвалидов воистину потрясающие. Это наглядный пример вечной христианской муки! Людмила даже ненароком провела серию вебинаров для себе подобных инвалидов как психолог. И выпустила книжку «Держись за небо»! В общем, зарабатывать на этом тоже получалось. Но она и это знала все заранее досконально и до мелочей.

С позиции инвалида она хорошо стала различать людей, особенно их глубину. Весь трепет поверхностной заботы она легко разбивала выражением своих глаз. С ней стало очень сложно просто даже находиться рядом, но людям это нравилось, потому что Людмила излучала ту же энергию, как иконостас церковный — «все обречены, но все ищите спасение в муках своих!». Но в целом Людмила смогла прочно освоиться даже в мире ограниченных возможностей без особых трудностей. Любящий Женя все организовал как надо.

Но ей хотелось того, не знаю чего.

Принимая студентов на дне открытых дверей, она увидела девочку, от которой у нее похолодело сердце. Она испытала примерно такое же состояние, когда выронила ключи на балконе. Ей хотелось немедленно к ней ринуться, но она просто с ней встретилась глазами. Та уверенно подошла сама. Девчонка выглядела как неприкрытая ведьма. Вся в амулетах и в одежде собственного неведомого покроя. А сбоку кисет с табаком и трубкой. А в душе этой девочки не было и даже капли притворства!

В первый раз в жизни Людмила ощущала стеснительность, и по ее спине сильно стал ходить страшный сильнейший холод — она в первый раз не знала, что будет. Они поговорили о факультете психологии. И спустя полгода она принимала у Маргариты вступительные экзамены. Она поставила ей пять.

Спустя еще полгода они сблизились невероятно! Изучив сразу же весь Facebook Маргариты вдоль и поперек, она влюбилась в нее как в саму невероятность судьбы. Очень долго изумлялась фотографиям ее обнаженного тела в татуировках, а потом в качестве рассылки получила приглашение на ее семинар под названием «Исполнение». Но пойти на него не смогла. Испытывая уже невероятный голод общения, написала ей сама. Маргарита откликнулась.

Сидя в обычной аудитории, Людмила ждала Маргариту, как студентка, ожидающая пересдачу экзамена у нее самой. Маргарита тоже все знала и еще тогда сразу поняла, что Людмила станет ее клиенткой на «Исполнение».

«Раздевайтесь, Людмила Ильинична». — «Как — раздевайтесь?» — «Полностью раздевайтесь, догола. Вы же это любите. Вы же любого соблазнить можете, кроме себя! Вам нужно соблазнить себя!» — «Я не буду раздеваться». — «Ну тогда наш разговор лучше завершить. Давайте тогда мы снова просто студентка и преподаватель. Давайте тогда просто чай пить и время тянуть!»

Видео с костром на страничке Маргариты было засмотрено до дыр. Молодые девчонки, бесстыжие и абсолютно голые, скакали как икры костра, вскидывая руки в невероятном огненном танце, призывая огонь, словно они желали сгореть дотла на самом деле. И Людмила выслала ей свои обнаженные фотографии еще с той жизни, когда она еще была девственницей и Женю еще себе четко не спроектировала, но что-то все же тогда в ней еще горело.

«Годится! — был молниеносный ответ от Маргариты. — Приезжайте на „Исполнение“ 15 октября в полнолуние!»

Женя привез Людмилу в холодную ночь в какую-то загородную глушь и, по условиям Маргариты, оставил ее там ожидать в доме, который был весьма неплох — хороший добротный коттедж. Нужно было раздеться — разделась. Потом четверо здоровых мужиков ее отнесли вместе с коляской к реке, возле которой был сложен костер и больше никого не было. Маргарита пришла по воде со стороны реки с бездонно-черными глазами, голая и с настолько мрачным лицом, что даже чертям было бы страшно. Из Маргариты разливалась сама мгла и застилала ночь до самых ее невиданных рваных очертаний, из чего состоит подлинное безумие души, выбравшей навсегда быть во мраке. Было очевидно, что на фоне такой мощной мглы сознания ни один нормальный человек не останется психически целым. Все люди, у которых есть Эго, будут мгновенно сражены собственными же убеждениями о жизни и смерти. Но Людмила… Людмилу сковал страшный лед в спине, и от боли она встала! Маргарита подошла вплотную — столько жажды не быть она еще не видела ни в одном существе. Позвоночник Людмилы крошился как лед, ее позвонки издавали звуки крошащихся ледяных камней, нанося переломы уже по всему стволу. От страшной боли Людмила хотела тотально жить и не жить одновременно, но упасть обратно в коляску не могла. Из земли стал прорываться огонь и втекать в пятки, а над головой образовались коронные разряды прямо из темени, и Людмила полетела над рекой! Она видела, как ее держит не Земля, а Вселенная. Все было пронизано гравитацией, которая была очень плотной. Земля была вплетена в Великую ткань безграничного. Она видела свои ноги над рекой, а потом над деревьями. «Тихо, пока не думай, просто побудь дурой, — услышала она вполне знакомый голос Маргариты у себя в голове. — Скоро я тебя отпущу и поставлю на ноги, будет очень больно, но ты будешь ходить около часа. Боль полезна. Потом сядешь в коляску, и поговорим дальше». Походив немного по воде, так же, как Маргарита, потом она присела, и все прошло, но осталось чувство, что душа в теле держится не очень прочно, словно все тело из ваты. Только спина ощущалась как лист металла после наковальни. Было больно, но приятно. И Маргарита рассказала свою историю. Маленькой она падала с папой на самолете. «Папа был летчиком сельской авиации и распылял над полями всякие химикаты. Однажды нас занесло в бурю. Самолет гнуло и ломало. А я хотела гибели. Я всегда хотела гибели. Это сейчас я знаю, что я самоубийца с большим опытом. Каждая татуировка — это напоминание о моих опытах с обреченностью. Когда-то от сильных душевных мук я обращалась к Богу за помощью — не помогал, потом к сатане — не помог. И тогда я обратилась к себе, и картина стала ясной, я поняла, я есть высшая ценность, все остальное выдумка, которую я разделяла со всеми. Весь мир Земли — выдумка семи миллиардов обреченных, трепещущих перед собственным трепетным миром стабильности, который сами же изобрели. В общем, я тогда наорала на бурю, и она успокоилась. Так впервые с Богом, то есть с самой собой, у меня возникли свои личные отношения. Мне надоело умирать. Я наорала на себя за то, что я так пошло все выдумала о себе и реальности. С тех пор я решила не жить и жить одновременно, так мне по нраву. Церковникам не понять, что не жить — это тоже жизнь, но только вовнутрь, а жизнь обычная — это тоже жизнь, но растущая из мглы бесконечного бессознательного. В общем, моя же собственная жизнь и смерть стала мне лучшим преподавателем. Больше ни во что не верю, и я перестала умирать, и все святые мысли о благочестии перед трепетом абстрактной превосходящей силы, которые люди назвали Богом, у меня прошли. Мне стало откровенно плевать на традицию умирать, а на остальные уже подавно. А ты вся погрязла в традиции жить правильно перед всевышним светом. У тебя все женщины в роду веками жаждали и создавали приличную жизнь, так же как и ты! Стали мокрыми дровишками — гореть подлинной жизнью не могли больше. У таких аккуратных обычно позвоночник хрустит от натуги. Все бросить хочется, а в дикую непознанную жизнь бессознательной космической мглы уже страшно шагнуть. Ты попыталась, я читала твою книгу о том, как держаться за небо! Полная хрень — ты хотела прыгнуть в непредсказуемость, а не в небо, а ключики выронила как раз от жажды бросить все земное вместе с квартирой и Женечкой твоим, апостолом хреновым. Мое имя теперь Жизнь и Смерть одновременно, а твое — Мрак и Свет одновременно! Именно так ты меня и видишь. Жизнь плодоносит всеми способами жить — живи любой реальностью, стань удобной для себя собой. Вся шелуха отвалится сразу — спине легче станет. Я сейчас голая ведьма, с тобой по воде ходящая, а завтра на лекции увидимся. Ты сейчас потеряла все ориентиры, но завтра, пожалуйста, излучай на креслице-колясочке Божью длань избранности и креста страдания и ровно-предсказуемой жизни страдалицы. Пусть твой Женечка кончает от возможности еще больше служить Боженьке в лице тебя — в рай же он у тебя собрался, аккуратный, сволочь, до тошноты! Я бы ему никогда бы не дала. Ему женщина нужна страдающая, как и он! А сейчас ступай в костер, исполнись! Ведь костер на земле — тоже выдумка всех тех, кто верит в тлен и в однобокость Бога! Вот пусть тлен и сгорит, а настоящее останется!»

Душа Людмилы была настолько прояснена, что она встала легко, как Душа, в костер с такой же легкостью, как в обычном душе себя ведет тело, и, находясь Душой в костре, смотрела на свое тело в коляске и видела разлагающиеся в сильнейших припадках очень прочные психологические убеждения себя, мамы, бабушки и прабабушки, всех, кто верил, что жизнь — это Дар Бога и ее нужно беречь. Жизнь нужно разжигать, и Бог — это выдумка однобоких душ, не видящих, что мы, в сущности, искорки, летящие во мгле звездного неба, за которое и держаться-то не надо — оно само ведет и возносит, достаточно только не притворяться перед самой собой! И Людмила затанцевала свой танец Души, вызывая снопы искр освобождения не только себя, а возможно, еще кого-то, кто прикован слишком сильными традициями к Земле. Костер прогорел, а Людмила сидела в жарких углях в нем в позе лотоса, упиваясь непредсказуемостью жизни, как истинный Бог, которого нет, но он повсюду! Ибо он мрак и свет одновременно! Так жить гораздо надежнее, так же как ходить на двух ногах, но не по Земле, а по Вселенной! И Людмила поняла, что тело — продукт земного опыта, а Душа — вселенского, и позволила уже на рассвете снова вернуться в тело, но только как Вселенная.

Однажды Людмила, погружаясь все больше в пламя Души, пошла телом! Коляска пригождалась все реже и реже. Людмила постепенно становилась для себя полностью познанным мраком звездного пути Души, с позиции которого было видно свет повсюду — он был бережлив ко всем, и для тех, кто с традициями, и для тех, кто горит собой, и каждому давал свое!

На своих лекциях она уже часто говорила: «Традиция жить только в теле делает тебя слишком правильной, традиция жить только в Душе делает тебя безумной. Лучше пропитать тело Вселенной, а Душу — телом! Тогда в теле можно ходить по воде, ибо так легко живет настоящий неразделенный Бог! Не верить ни во что настолько же важно, как и верить! Неверие дает истинный поток живого, а вера дает ему лицо! Мы все безумцы без тела, но в теле мы безумцы на пути к себе невероятным! Больше никакой предсказуемости, но все же пусть все будет непредсказуемо-невероятно! Пора учиться быть в большей реальности Земли, чтобы быть счастливыми здесь! И бесконечного Космоса, чтобы быть исполненными Душой!»

Телу было приятно побыть в исполнении Души. Полет над рекой Людмиле снился еще много раз, и страх высоты исчез навсегда — появилось предвкушение невероятного!

В университете с тех пор открылся факультатив для тех, кто ищет настоящую психологию. Еще через год Людмила уже ходила в рваной одежде с необычным и притягательным лицом загадки! А Женя не выдержал такого поворота, сбежал от нее и женился спустя время на очередной аккуратненькой девочке с грустным лицом и предсказуемой судьбой!

Снег

Это рассказ для человека с сильной головной болью, у которого дома однажды случился пожар. Кончилось все обширным инсультом, из которого этот парень вышел глубоким инвалидом.

Бросив посреди трассы свою машину, Геннадий, уже не удивляясь самому себе, просто ушел в первый снегопад, который так колоритно украсил его слишком сильно начавшуюся депрессию. Раньше ему казалось, что это дурной характер от отца, и тому были большие доказательства: его мама сильно настрадались от выходок отца, пока тот не пропал без вести.

«И вот и мой черед», — подумал Геннадий, вышел из своей дорогой машины и, даже не закрыв дверь, пошел в сторону вспаханного поля под густой снежной пылью сильного первого снегопада. Идеально, чтобы пропасть.

Сила, с которой удавалось идти, была легкой и злой. Душа понимала, что это опасно, но миллионы мелких оправданий иррациональной жажды исчезнуть навсегда были настолько сильной движущей силой, что ноги даже испытывали прилив сил, чтобы идти до конца!

Прошло не меньше трех часов и не меньше пятнадцати пройденных километров напрямик в снежном тумане. Главное — идти прямо! Овраги и мелкие речки уже перемерзли, и преодолевать их было нетрудно — скорей это даже добавляло изящества для акта пути в никуда.

Еще через два часа ноги подвели, и Геннадий сильно упал с крупного склона среди елок, берез и сосен в живописном месте, сильно ударившись плечом об стылую землю. Глаза смотрели сквозь тонкие ветки в небо, лицо уже давно покрылось льдом из застывших слез, которые Гена даже не заметил, а на ветвях сидели ангелы — кругом была тишина. Ангелы были абсолютно реальны.

Руки и позвоночник испытали прилив тепла, и Геннадий смог сесть, но, оглядевшись вокруг, он увидел, что он сел, а тело лежит и плачет, он сидел, словно раздвоившись сам в себе. Он привстал и оглянулся на себя, и его ужаснула невероятная гримаса усталости, которую демонстрировало его лицо. Он плакал, то есть его тело плакало сквозь смертельную усталость человека, которого сбило что-то с пути очень-очень давно, возможно, в детстве. Это был смертельно уставший человек, именно смертельно. В отличие от многих, он не заболел онкологией и не стал медленно слабеющим сердечником, не спился и не тронулся умом, но вся человеческая мелочность легла на душу таким бременем, что уже не было никакой разницы между живым и покойником. Покойник — это тот, кто признал эту усталость и последовал за ней, а у Геннадия это была боль беспокойника, но с такой жаждой стать покойником, что шагнуть туда, на ту сторону, было уже жаждой самого организма. Даже тело хотело смерти от всей невероятной бессмысленности, которую Гена устроил себе в своей жизни. Он ехал в соседний город, чтобы продать мясокомбинату мясорубку немецкого производства фирмы Daukef, чтобы несчастные свиньи и коровы аккуратно прожевывались для того, чтобы кто-то съедал прожеванные изделия мясокомбината, потому что чьи-то челюсти уже утратили всякое рвение жить, и чьи-то кишки уже не могли ничего соображать, и чей-то мозг уже не мог переварить эту жизнь и жаждал, чтобы Гена продавал мясорубки, потому что сам Гена был из числа подобных же, и Гене тоже нужна была разжеванная еда, и Гена не мог не продавать мясорубки, потому что это ему давало возможность купить что-то наподобие таких же разжеванных продуктов, да еще элитных, потому что Гена менеджер среднего звена, представитель немецкой компании в регионе с 300-летней историей производства мясорубок. Гена не может упасть в грязь лицом, потому что у него красивая жена и, блять, красивые дети! Гена перфект! Царь мясорубок Волго-Вятского региона!

Царь мясорубок молил о смерти и плакал. Сюрреалистичный пейзаж нелепо упавшего тела и вставшего из самого себя как бы привидения Гены, и абсолютно молчаливые ангелы, сидящие на ветвях.

Ангелы взяли выходной. Любой снегопад стирает границы реального и сказочного, поэтому в снегопад так бывает мягко и легко на душе. Снег — это как уборка сомнений в доброту жизни, и главное свойство снега — это заглаживание трещин в душах и пространстве повсюду. Снег лечит всех! Каждая снежинка напоминает о круговороте душ — вот она родилась, и вот она летит, и вот она упала вместе со всеми отдыхать, чтобы весной пополнить собой круговорот жизни. Именно снег — лучшая метафора, что всякая суета есть напрасная растрата сил. Ангелы в снежные дни отдыхают, особенно в дни первых снегопадов, вдали от людской суеты, подальше от городов и деревень. В эти дни за ангелов работает снегопад.

Гена упавший плакал в сильных конвульсиях, а другой Гена стоял и смотрел, и из его Души с тяжелым выдохом вырвались вечные вопросы вечного смысла: кто я? зачем я живу? какой мой путь?

Ответ был правдивый, точный, как сон, и уверенно проясняющий, как сказания старца: ангелы не врут, ангелы дают ответы только правдой, какой бы она ни была, и до самого конца, и поэтому Гена увидел, что…

В давние времена он носил легкие одежды, был вечно молодым и был бессмертным в числе «счастливой» половины человечества, попавшей в искусственный рай. Под его ногами было много слуг — смертных людей. Он ел и пил их жизненные силы, словно тля пьет сок из растений, испортив навсегда свой характер, а сейчас люди едят мясо, потому что не могут перенести ужасный шок возврата в тленность. Мясо помогает закрываться от этого шока, как наркотики — от шока высших потребностей Души. От чудовищной жажды возврата в мир элиты пришлось с самого раннего детства жить не своей жизнью, выбирая «лучшее», изловчаясь даже в своей сортировке своей спермы, рождая лучших детей от лучших женщин. Красивые, но бессмысленные люди стали окружением Гены. Все было пусто и нарочито вычурно, вперед выдавались только телесные потребности, насмехаясь над потребностями Души. Не было никого, с кем можно было просто побыть — секунды и минуты жизни становились необъяснимо невыносимыми, особенно когда нужно было развлекаться и развлекать, изображая рай на Земле на очередном курорте после успешного сезона продажи мясорубок!

Потом эта толпа бессмертных устроила себе мясорубку, устав от вечности, все они хотели смерти, но, разумеется, не своими руками — они искали рабов повсюду, покоряя народы, которые покоряли их по тем же мотивам. Убивая друг друга, каждый косвенно помогал другому научиться умирать. А потом была череда апокалипсисов, и умирать научились все, но пока еще не до конца. Сегодня же война с жизнью стала войной внутренней, порождая все депрессии, болезни и проблемы современных людей. Так возникла сегодняшняя очень гнилая и неустойчивая цивилизация, которая вертится вокруг мясорубок. Сейчас каждый гниет до смерти и стремится сквозь марево материального разглядеть хоть что-то важное — то, ради чего стоит жить, но ни у кого не хватает времени успеть себя — всех жрут мелочные проблемы и потребности, возведенные в ранг как бы истинных потребностей!

Но еще раньше, до появления технологий бессмертия, Душа Гены любила детей, его основная жажда — это дети и целые дни напролет ничего не делать, а только играть! Как же он любит играть! При такой догадке ветки и кустарники расступились и большой очень старый ангел показал Гене путь сквозь через все оставшиеся сомнения. Он показал, что еще в первом классе Гена взахлеб играл в мягкие игрушки, создавая из них группы воображаемых детей и рассказывая им добрые сказки, обучая их жить, опираясь на душу, которая и есть дарованное нам природой бессмертие. Гена воспитатель! От осознания такой великой простоты жизни и великой радости выбора пути без сомнения все стало предельно важным и само по себе отбросило несущественное, особенно мясорубки.

Проплакавшийся Гена очнулся с огромным игрушечным мишкой в руках — подарком старого ангела. С невероятной надеждой пошел к своему истинному огню жизни прямиком в детский садик, чтобы быть воспитателем. Для других он в этот момент пропал без вести, а для себя уже точно нет!

Осторожно

Для девушки с очень сильной психической энергией, и головными болями, и обмороками, и болезнью глаз, и мамой, у которой был рак матки.

«Мама, я же сказала, что я никогда не выйду замуж! Я же проклятая — так все твои бабки да колдуньи говорят! Все, разговор окончен. Мне уже 39, и мне уже хорошо одной. У меня все хорошо. Больше у меня ничего не падает. Нет, мебель больше не передвигается. Ты меня в детстве не упустила и не потеряла! Ты хорошая мама! Не говори так больше. Разговор окончен!»

«Это ужас какой-то! Почему я такая?» Юля очень пугалась в раннем детстве своих способностей — вокруг нее все время что-то падало, горело и искрило. Она не боялась, боялись окружающие. О причинах полтергейста вокруг она рассказала только маме, но та рассмеялась и не поверила. А после того как Юлю стали не на шутку пугаться все Юлины мужчины, мама поверила. Но никакие мамины бабки и экстрасенсы не помогали.

И в мыслях Юля никогда не испытывала покоя. Об обычных семейных радостях уже не было даже мечты. Ее любимым вынужденным занятием стало просто лежать у себя в квартире и сильно закрывать глаза, но тогда опять начинала происходить всякая чертовщина. Вещи меняли свое место, что-то скрипело и иногда падало. В прошлый раз упали краски с мольберта, так и не отмылись с пола. Главное — не открывать глаза!

Новое место работы было подарком судьбы. Настоящая находка! Работать в заповеднике и расставлять фотоловушки для такой ненормальной было нормально. В лесу, в дальнем приюте для научных сотрудников, все было по-дикому небрежно, и никого особо не волновало перемещение предметов, потому что Юля там была одна. К сожалению, одна. Ей нравились мужчины, но пространство вокруг Юли мужчин сильно не любило.

Фотографий зверей и всяких явлений были целые терабайты. Нужно было обрабатывать их, делать научные статистические выводы и отправлять сводку в главное управление заповедника. Если бы не одно «но». Некоторые снимки в большом количестве были пустые, но камера срабатывала в одно и то же время, словно она что-то ловила. По правилам эти данные нужно было тоже отправлять, но это как-то ненаучно. Нужно было проверить.

Проверять не пришлось — курсор мыши задвигался сам, и через несколько фильтров фотошопа картинка дала изображение чего-то очень знакомого для Юли, но сильно расплывчатого. Датчик камеры срабатывал на это легко, а глаза не очень. Душа Юлина на все это паранормальное смотрела уже с сильной иронией. Это как привычка к тому, что что-то всегда не так, и равнодушное «ладно, пусть будет так», если оно уже так навсегда.

Если бы не глаза. От такой работы болели глаза нестерпимо, но другой работы ненормальной Юле было уже не найти. Приходилось избавляться от боли в глазах сильным зажмуриванием и потом резким широким открыванием, и тогда возникало легкое головокружение и необычное прояснение, как, наверное, у математиков и физиков, которые видят мир в своем особом порядке, одновременно критически и одновременно предполагая все вероятности — для Юли в эту секунду все становилось на своих места, даже если предметы паранормально движутся и не на местах. Но в ту дурацкую секунду тело Юли обычно пыталось всегда упасть в обморок, и часто так и случалось.

Именно в эту секунду она ярко увидела его на мониторе! Господи, какой он был сексуальный! Упала, но через секунду мозг вернулся, и Юля, чуть не подавившись от такого возгласа, ужаснулась снова, потому что в ту секунду она вспомнила фото инопланетянина, и он был действительно сексуальный. Желание быть замужем и все паранормальное впервые соединялось хрен знает во что! Ночью во сне был оргазм, и на Юльку упал мольберт с недорисованным инопланетным пейзажем. Спать было невозможно. Но сердце что-то просило, так настойчиво, как птица, которая бьется в окошко, желая свободы. Дверь сама открылась, и Юля пошла проверять свои камеры — светало уже, все равно уже не уснешь. Мягкий мох. Привычные тропинки, но вот только чтобы идти, нужно было внимательно смотреть под ноги, глаза уставали. Вот та самая камера. Только ради эксперимента Юля закрыла сильно глаза и резко открыла — и увидела его! Он смотрел прямо на нее с такой любовью! Это была нереальная любящая мужская Душа с удивительным ласковым и нежным взглядом. Ноги привычно подкосились, но мягкая сила подхватила, и Юля впала в припадок! Ее сильно затрясло! Конвульсиями из ее тела стали выходить детские воспоминания, как она однажды уже видела его. Он подходил к ее кроватке в самом раннем детстве и долго и очень нежно смотрел ей в глаза, прямо в те месяцы, когда еще душа верит во все, не отвергая ничего. «Вот где мама меня потеряла!» — улыбнулась Юля. Юлька еще в люльке, оказывается, вышла замуж за космического странника! Взгляд такого мужа не забудешь никогда, но он ее тогда пригласил к себе, а Душа Юльки испугалась тогда и попросила отсрочки. Но так стремилась порвать пространство все время, чтобы убежать к нему, что пространство вокруг гремело и двигалось, особенно в подростковом возрасте. Хотелось видеть его постоянно, но поверить взрослой Юле в это было почти невозможно. Для этого Юлька даже рисовать начала всякую инопланетную живопись. Теперь она знала, чей потрет она хотела написать больше всего!

В обмороке, но с открытыми глазами тело Юльки с отключенным мозгом хотело Киану, так сильно, как невеста в первую брачную ночь любимого мужа! И Киану ее поцеловал и нежно обнял! Она расплакалась, как может плакать любящая женщина, которая после долгой разлуки снова встретила свою настоящую любовь на всю жизнь!

У Киану в сексуальном плане все было хорошо и без всякого стыда, но вот только Юльке, чтобы его видеть, нужно было сильно выпучивать глаза во время исполнения любви. Но это мелочи! Главное, что предметы перестали падать, и все было уже без обмороков и жутко сексуально и приятно по-женски!

«Алло, мам! Мама, у меня все хорошо! Я беременна! От кого, не скажу! Потом увидишь! Ну ладно, его зовут Киану, он хороший, заберет меня к себе, он иностранец, очень издалека! Но свадьбу сыграем как полагается — готовьтесь, он согласился, чтобы вся родня на него посмотрела!»

Президенты

Этим рассказом я хотел пошатнуть институт смерти на Земле.

Огромная бомба медленно на больших парашютах падала в эпицентр города, состоящего из улиц-кругов. Тысячи репортеров сверкали вспышками, фиксируя момент окончательного уничтожения целого мегаполиса. Люди ждали расплаты над самими собой. Парашютные технологии дали наслаждение увидеть плавное падение заряда, и в момент касания земли все пали на землю в ужасных криках! Каждый старался наиболее достоверно изобразить боль и ужас смерти от всесожжения. Ежегодный национальный праздник «Костер жизни» начался!

Все жители неистово искренне кричали друг другу «Ты плохо живешь из-за меня!» и старались буквально вывернуться наизнанку душой перед друг другом! Главная фраза праздника — «Мое горе — это твое горе!». Президент страны делал то же самое перед президентами других стран.

Вечером начался карнавал переодеваний в друг друга. Целую неделю нужно было ходить в одежде других людей и полностью показывать им их самые нелепые стороны.

С Марса приходило с каждой новой экспедицией все больше доказательств, что мы — это они возродившиеся. С момента открытия первого уничтоженного неведомым взрывом марсианского города Земля все больше узнавала правду о всесожжении себя ранее на другой планете. А потом доказательства нашли и на Земле. Было полностью раскопано несколько крупных уничтоженных термоядерными взрывами городов, но это не главное — на Марсе нашли целые и невредимые подземные города с культурой, чрезвычайно похожей на современную культуру Земли. Мир оцепенел от понимания, что он снова, возможно, обречен по неизвестным для людей причинам. Ясно было только одно, что Марс пал от их рук, и ряд других планет тоже — так говорили расшифрованные архивные книги из подземных городов. Ученые-антропологи подсчитали, что этому миру осталось недолго, потому что все технологии были на том же уровне, как и тогда. Мир решил не ждать смерти, а ее устроить, пока не поздно, в виде инсценировки. Так родился праздник «Костер жизни». Смысл праздника был очень простой — обнажение всех противоречий любой ценой, но без насилия.

После праздника наступало облегчение для всех. Мир жил ровно целый год, но почему-то в течение года миру часто приходилось сталкиваться с техногенными катастрофами. Пропадали самолеты, сталкивались поезда и горели реакторы. На каком-то другом, неведомом уровне не было покоя. Праздник же стал доброй традицией, пока не случилось страшное: на переговорах между странами Большой двадцатки президенты всех стран-участниц провалились в карстовую пустоту во время коллективного фото.

Никто не выжил, но никто не погиб. Оказавшись в мощном магнитном потоке планеты, души президентов пополнили силу знаковых памятников какой-либо страны. Кто-то был поглощен статуей Свободы, кто-то — Родиной-матерью, Воином-освободителем, Гуань Юем, Дай Канноном, Чингисханом и т. д. Безмолвная суть памятников пополнилась душами президентов и их глубочайшими намерениями, сделав их сильнее. Эта безмолвная величественная цивилизация символов правила мирами с начала времен. Их власть была настолько велика, что люди, как слепые фанатики, возводили эти памятники снова и снова на всех планетах, где возрождалось человечество после очередного всесожжения. Ничто не могло их сломить — это слишком мощные коллективные энергии, и никак их не преодолеть. Миру становилось хуже. Портилась погода, горели склады с оружием, дорожно-транспортные происшествия случались все чаще и чаще. Даже при наличии искреннего миролюбия ничто не могло остановить катастрофу. Временами уже наступали сильные засухи и неурожаи. Могла снова разгореться война, уже из-за еды и воды.

Глядя глазами памятников, каждый президент мощно и негативно влиял на мир, кромсая его и разделяя на куски влияния. Это сильно воздействовало на сознание людей, заново создавая в их сознании символы, которые дремали миллиарды лет. Снова возрождались красные звезды, полумесяцы, кресты и свастики. Мир начинал гореть — гибельный сценарий повторялся снова. Многие страны снова испытывали ядерное и термоядерное оружие. Появлялись диктаторы. Но к счастью, традицию праздников «Костров жизни» уже никто не смел отменять, даже дикторы. Эта традиция облегчала понимание коллективных страхов, но не обнажала их сокровенной глубочайшей сути.

Маховик апокалипсиса раскручивался все больше и больше, но люди неистово продолжали искать выход. Был созван большой совет самых мудрых и прославленных добрыми деяниями людей. Их собралось больше миллиона. Целые страны открыли двери для поиска решения. Было создано множество центров изучения сложившейся ситуации. И решение было принято: добровольная бомбардировка половины мегаполисов вместе с жителями. Так хотя бы выживет планета и половина жителей. Это было очень трудное решение, но это лучше, чем снова смерть всего. Было решено изготовить бомбы для всех городов, но боевыми сделать только половину. Потом перетасовать случайным образом и сбросить.

Начались работы, чтобы сделать заряд с экологически чистой начинкой. Для репетиций бомбардировки решили выбрать Монголию недалеко от памятника Чингисхану. Несколько взрывов, и проект был готов. День самовозмездия был назначен. Во всех городах мира начались траурные мероприятия. Мир начинал скорбеть по жертвам, которые будут вскоре. Кто-то по себе самому, а кто-то по друзьям из других городов. Час Х приближался.

По телевидению шли трансляции полностью расшифрованных фактов о том, что в близлежащем космосе действительно нашли целый шлейф погибших планет, одна из которых была сразу за Марсом, где сейчас находится самый крупный пояс астероидов, и в поясе Койпера и в облаке Оорта тоже нашли погибшие миры.

Испытания в Монголии показали странный эффект. Все параметры взрывов были несколько искажены в большую сторону в направлении самого памятника, словно памятник усиливал эффект. Были разные предположения, но решили все перепроверить. Поставили много камер и приборов и некоторые новые разработки, показывающие параметры плазмы эпицентра взрыва. И картина подтвердилась. Был впервые научно доказан эффект влияния символов на взрыв. Решили провести испытания с другими символами, и результаты были другие, но влияние подтвердилось. Памятники усиливали в разной степени эффект. Час Х решили отложить и провести изыскания. Через год после сопоставления все вычисления и видеоряд всех взрывов было убедительно доказано, что во время пика наивысшего выброса мощности любого заряда проявляется эффект присутствия влиятельной силы на взрыв. Было решено проявить и исследовать эту силу любой ценой.

Была собрана специальная оптическая установка из большого количества сложных кристаллов и из калифорния, и был впервые создан прибор, который создавал такой же эффект как взрыв, но только в виде луча — он мог сканировать плазму и материю, создавая изображение психической составляющей искажений при взрывах. И в первую очередь отсканировали статую Чингисхана. Психический скан статуи всех потряс до невероятного, доводящего до бледноты и дрожи состояния. В статуе находились в огромном количестве вожди всех времен до такой плотности и древности, что сама статуя уже являлась по сути своей радиоактивной, но только в психологическом плане. Влияние на образ мышления человечества такой статуи было колоссальным! И другие статуи тоже очень сильно влияли. Потом ученые создали звуковой скан. С невероятной мощностью, как заезженная пластинка, разные статуи призывали разные народы идти разными идеями. Но это открытие было не самым главным — в один момент были очень ярко визуализированы души, которые в чрезвычайно уродливом виде заполняли всю технику. Это были тоже мы, но в виде сильно искореженных душ! Любое устройство было одухотворено душой, перенесшей что-то ужасное. Но полной катастрофой и потрясением сознания для человечества было открытие, что каждая песчинка под ногами — это бывшая Вселенная, утратившая огонь развития. Все миры в совокупности своим путем определяют, быть жизни вечной или не быть совсем. Жизнь отдала нам все без остатка, включая саму себя! Мы и есть то, что мы создаем! И мы можем стать просто песком.

Первый эксперимент высвобождения искореженной души был проведен успешно. Из старого танка, бывавшего на войне, путем долгих переговоров вышел дух существа из древней цивилизации, путь которой застрял в войне химических и физических мутаций органики — там были все киборги, а его сознание было на уровне железной руды. Эта душа после высвобождения попала на реабилитацию и стала частью природы в виде магнитного эффекта горных массивов и снова оказалась в потоке эволюции. Среди тысяч других высвобождений сложилась картина прошлого нынешней цивилизации. Все мы когда-то были неживыми железными физико-химическими субстратами жизни. Нас буквально искорежила идея, что мир, жизнь — это только видимый мир, а все остальное не существует. Душа и Дух были забыты навсегда. В душе каждого оставались лозунги покорять и завоевывать все вокруг — потому что космос злонамерен против нас. Дух стал попросту лишним. Мы все понемногу становились живыми роботами. Душа медленно у каждого существа превращалась в непробиваемый панцирь. Все мы — бездушное оружие на двух ногах, и никакой показушный праздник покаяния не приводит к исцелению. К самым глубоким пластам души, где живет подлинная разумность, помогала попасть только плазма ядерного взрыва. Дух вечен и растет только в истину, имя которой — вся жизнь, которая в наших руках, и она вечна. Вы можете стать песком вечно, а можете быть чем-то большим вечно. Выбирайте. Всесожжение цивилизации — это последняя попытка самой цивилизации оживить себя, подобно разряду дефибриллятора в реанимации.

После высвобождения душ статуи Чингисхана мир на несколько лет охватила тяжелейшая скорбь по утрате Марса, и людям перестал быть нужен алкоголь. После высвобождения духа статуи Свободы все увидели, насколько может быть опасна бездуховная наука и политика — была полностью реформирована система образования в пользу истины. После высвобождения душ из статуи Родины-матери резко уменьшилась онкология, были распущены все военные части и все мужчины перестали курить и рано умирать. А когда высвободили души из Эйфелевой башни, весь мир позволил себе жизнь в настоящей любви, и больше не было никаких сложностей в отношениях. Год за годом миру становилось значительно легче.

Постепенно мир смог выбрать другой мир, без разрушения себя, потому что решение уничтожить половину себя оказалось верным, и эта на первый взгляд жестокая идея толкнула всех на шаги к великой ценности своего пути как единого мира.

Спустя время, когда мир преобразовал всех больных духов, было открыто еще много эффектов коллективной души всех людей. Эти эффекты позволили отказаться от связи, потому что телепатия стала нормой, ведь ни у кого уже не было психологического непроницаемого панциря. И отказаться от топлива, еды и транспорта — потому что у всех стало восстанавливаться тело света для питания энергиями и для путешествий в пространстве. Но самым великим чудом стало медленное исчезновение самой смерти, потому что тяжелый груз адских миров истаял, души стали легкими и появилась альтернатива — это возможность вознесения в текущей жизни в любую точку Вселенной, чтобы прославлять жизнь в ее невероятной радости!

Ну а президентами стали те, кому нужно было быть ими всегда — разумеется, ими стали поэты, музыканты и художники, истинные бесстрашные пророки прогресса!

Путь

Это рассказ про онкологию в молодом возрасте. Это тот самый случай, когда она приходит без видимых причин.

«Я устал! Какой смысл? Существование — это так мерзко. Бог, если он есть, примитивен, и жизнь — вечное бессмысленное вращение в никуда. Мне тошно смотреть на свои руки, которые бессмысленно перебирают вещи. Еще лет 40 такого перебора разной хрени, и конец. А потом снова. В следующей жизни я опять найду себе бабу, буду размножаться, а потом сдохну. Знаю уже это все наперед! Даже гребаная боль и смерть уже не проблема! Миллиарды лет бессмысленного созерцания хаоса перед глазами. Хоть бы рак меня забрал! Все поплачут и забудут! Нахрен это все нужно — су-у-ука! Космос — тьма. Солнце поглотит Землю через миллиард лет. Жизнь сама себя убьет, тогда зачем все это? Зачем? Зачем быть? Зачем?» Анатолий так засыпал в своих мыслях уже много лет — особенно когда стал жить один после развода.

«Поеду в Индонезию, найду школу дайверов, запишусь, а потом случайно утону вдалеке. Хочу, чтобы меня разодрали акулы! Хочу, чтобы от меня не осталось ни кусочка. Или в Перу упаду в реку с пираньями. Или Йеллоустоуне в гейзер с кислотой. Не могу больше!» Так начиналось обычное утро Анатолия.

Днем от избытка усталости и вечно плохого настроения на работе приходилось пить много кофе и курить. Вечером, как обычно, йога как дань моде и секс с подругой. И друзья, от которых уже воротит! Головные боли и апатия к жизни.

А ночью опять мысли о бессмысленности и жестокости космоса и смерти всего сущего! Зачем все это? Боль. «Хоть бы меня машиной сбило или током убило внезапно! Но только, умоляю, внезапно!»

Так и случилось — в Перу, в джунглях, около местечка Плайя Уасипарита, там, где река Гранде впадает в Тихий океан, внезапное мощное цунами смыло всю группу ищущих церемонии настоящей айваски вместе с Анатолием в океан, сильно побив всех семерых о камни и деревья. Шесть трупов плавали в прибрежных водах, их уже трепали крупные рыбы, а Анатолий с переломанными руками и ногами застрял в крупных кустарниках еще живой. Смерть услышала Анатолия, но, видимо, невнятно. Она решила его убить медленно.

Перед закатом шаман племени Шибибо-Конибо изучал лицо Анатолия, рассматривая его очень близко. Именно только от взгляда шамана глаза открылись, и маленькая надежда вспыхнула и так же погасла, как скоротечная жизнь нашего Солнца в перспективе вечности. Шаман был полностью равнодушен. Что-то еще стало умолять ртом, что-то хотело сказать о деньгах за спасение, но руки не смогли их достать из грудного кармана. Только всполохи боли сломанных костей, что-то крикнули, и Толя снова полусдох. Утром, открыв глаза, он лежал в выгребной яме племени. Голый, с опухшими руками и ногами от переломов, он плавал в нечистотах. Тучи мух диким роем носились вокруг, периодически кусали и норовили отложить в еще живом теле Толи свои личинки. Сверху стояли дети племени и смеялись над ним как над чем-то нелепым и потешным.

Днем в жару мухи сошли с ума, и их стало нестерпимо много! Приходилось погружаться полностью в нечистоты, чтобы они временно отставали. Толя умолял вытащить его — но его постигал ужас от своей обреченности и равнодушия индейцев, и он слабел. И главное, предстоящая смерть в нечистотах была настолько нелепой, что даже смогла удивить практически бессознательного Толика.

Дождь, передышка, а потом снова мухи и жара. Вечером, еще больше распухнув от укусов и психоделического яда местных мух, Толик закатил глаза и начал неистово молиться! Импульсивно, с полной сосредоточенностью, губы Толика начали фанатично с неистовостью католика повторять молитву: «Пепси — бери от жизни все!», «Жизнь хороша, когда пьешь не спеша!», «Перхоти нет!», «Мягкий словно бархат!», «Gillette. Лучше для мужчины нет!», «Росгосстрах. Все правильно сделал!». Из парализованного ужасом мозга Анатолия ничего больше не выходило! Только вбитая в голову реклама!

Шок от бреда и головная боль стали настолько сильными, что рой молитв усилился, и рот Толи выдал: «Пионер лучший в учебе, труде и спорте», «Пионер равняется на героев борьбы и труда!».

А потом: «Господи! Се сосуд Твой есмь: наполни мя дарованиями Духа Твоего Святого, без Тебя я пуст всякого блага, или паче — полн всякого греха. Господи! Се корабль Твой есмь: исполни мя грузом добрых дел. Господи! Се ковчег Твой: исполни его не прелестью сребролюбия и сластей, а любовию к Тебе и к одушевленному образу Твоему — человеку».

Глаза стали видеть туннель, и Душа Толи потянула вверх руки! Но боль стала нарастать до такой интенсивности, что он действительно увидел крах Вселенной, и нудные голоса ведущих телефильмов BBC сообщили ему повторно про ужасы Вселенной, что все тщетно, и Толя увидел, как даже Спаситель исчезнет вместе с гибнущей Вселенной. И даже он не в силах спасти себя самого!

Толя блевал этот мир убеждениями, их было неисчислимое количество, он видел, как даже любая прямая линия в архитектуре европейских городов содержит в себе боль сравнения с чем-то недостижимым. Его речь вся испещрена тональностью напряжения. Искривляясь в теле до страшных конвульсий, смешиваясь с дерьмом и блевотиной, глядя на смеющихся над ним аборигенов, Толя воплощал собой истинный образец европейской расы, давно уже живущей в информационной клоаке, не хватало только для подкрепления статуса превосходства европейца идеального костюма и саундтрека из фильма про Джеймса Бонда, и дерьма для контраста еще побольше. Мухи сидели прямо на глазах, которые были бешено раскрыты, и Толя увидел апофеоз унижения себя — самого идеального человека. Рефлекторно вскинул руки в порыве мести божией над аборигенами, и вдруг его лицо обрело ярко и отчетливо облик всех европейцев вместе взятых, в глазах которых был недостижимый и идеальный современный Бог из телевизора! Искусственный Бог любил только его в этот момент! Только его единственного, находящегося в говне в этой яме! А все остальные были нелюди! И из ушей Толика полилась кровь. И прямо на глазах из его позвоночника улетучился очень больной дух мировой информационной грязи. Все, что уши Толика слышали за всю жизнь, это была коллективная песня идеального человека. Все, что из себя представляет европейский человек, это вечный ад сравнения себя с идеалом. Все, что делает вся Земля белокожих, — это боится идеала и бесконечно служит ему. Идеал любит тебя! Он диктует правила распределения любви! Вся реклама заряжена болью сравнения! Соответствуй, соответствуй, соответствуй — кричит все созданное белокожими! Каждая своя мысль становится чужой тебе, и каждое действие не твое, и даже твое тело принадлежит не тебе!

Боль и унижение достигли своей цели, из Толика улетучился недостижимый идеальный Бог, та самая самооценка, которая медленно пропитывала его всю жизнь, начиная от родителей, заканчивая экзаменами в институте и просто образом жизни из рекламы. Все хотели идеала от него! Насилие над собой кончилось, и он что-то с нежной улыбкой блаженного произнес совершенно самопроизвольно, и его достали из ямы! Впервые за много лет его рот залепетал без боли, как маленький ребенок!

Утром он лежал в кровати, обмазанный целительным бальзамом и счастливый до невозможности без причин, с абсолютно пустой головой! Эго переломилось, и Толик весело бормотал, как маленький, слушая ушами так наивно, как это делают все существа, в которых течет только жизнь и ничего больше! Его счастливая наивность переплеталась с речью индейцев, и к вечеру он понимал их язык, потому что в их языке не было никакого насилия над собой и над другими и не было гордыни исключительности. Мухи же вдалеке продолжали петь свою песню о счастье быть неидеальными! Тело заживало очень быстро, потому что Толик ничего от него больше не хотел. Боли совсем не было. Хотелось жить от сердцевины существа. Только голова стала ясно понимать, насколько может быть опасна идея любящего тебя единственного Бога, придуманного людьми! Такая любовь лишает тебя жизни даже при наличии природного права жить, как хочешь именно ты, оставляя для тебя только боль сравнения, от которой сдохнуть хочется постоянно, играя вечно напряженную роль идеального себя! Есть только жизнь и ничего больше, говорила вокруг изначальная тишина! И не было вокруг ни одной прямой линии — вся природа живет, как ей хочется — это и есть путь, в котором нет никакой боли стремления к идеальному. Все есть Любовь, и она грандиозна, и у нее точно есть безграничные силы, чтобы принять тебя полностью, без остатка, до самой темной стороны Души и Тела! В походке и голосе с тех пор у Толика поселилась радость и покой и стало очень уютно внутри самого себя! Спустя время этот уют распространился на внешнюю жизнь, и все стало радовать, потому что хотелось и делалось только то, что радовало. Голос жизни укреплялся, Душа расцветала, в Толике пробудилось что-то божественное от самой Жизни. Глаза его стали видеть повсюду доказательства существования любящего Бога, который не просто позволял ему быть неидеальным, но и сам был сущностью всех неидеалов и просто улыбался всему, как младенец, через глаза каждого существа!

Россиянка

Рассказ для обычной женщины с обычными болячками, сгинувшей где-то на склоне лет в больницах без вести

Грустные глаза еще недавней студентки екатеринбургского экономико-технологического колледжа смотрели на извилистый дерматин задней стенки сиденья рейсового автобуса Дюртюли — Ижевск. Нина Корожкова словно рассматривала в изгибах искусственной кожи сиденья свою судьбу. Шел 91-й год, Нина ехала по последнему перестроечному распределению выпускников на хлебозавод №2 — ей повезло, ее судьба была определена.

В кармане были нестабильные российские рубли, даденные родителями на покупку пальто. Что Нина и сделала сразу. Пальто было красивого кроя и малинового цвета — прямо ягодка! Нине оно очень нравилось. А вот на другую одежду денег уже не было, но перспективы работы были радужные — Нина была выпускницей с отличием по специальности «техник-технолог хлебопекарного производства».

Завод сразу дал общежитие прямо напротив. Работа началась. Жизнь тоже только начиналась. Вскоре Нина родила ушастого мальчика, а молодой сноровистый муж, набрав долгов, устраивая бизнес, куда-то делся. Начинались лихие 90-е.