автордың кітабынан сөз тіркестері  Жизнь без Карло. Музыка для экзальтированных старцев

Дмитрий Горчев

Вот мы сейчас сидим с тобой и думаем, как можно за рубль двенадцать добраться вдвоём до Алма-Аты. Но про это очень глупо думать, потому что сделать это невозможно. Но мы всё равно про это думаем и думаем. Поэтому давай-ка мы эти деньги пропьём, и тогда они не будут нам мешать думать по-настоящему».

Ну как задумался — мысли в армии все простые: да ну ё нахуй или а пошли вы все в пизду. Других мыслей не бывает.

Говорят, что половину дороги человек думает о том, что оставил позади, а вторую половину – о том, что ждёт его далее

Жизненный наш опыт есть не что иное, как опыт отрицательный.

Они нарисовали мне рот и хотят, чтобы я говорил.

Надели мне голову и хотят, чтобы я ею думал.

Просверлили глаза и хотят, чтобы я ими видел.

Привинтили мне нос и хотят, чтобы я этим нюхал.

Они натянули на меня новую кожу, чтобы мне было жарко и страшно.

Но когда откроется рот, я скажу им одно только слово.

Только одно: да пошли вы все на хуй.

Что может сделать пассажир за полтора часа? Поссать, умыться, покурить в тамбуре, выпить кофе, подумать и выпить ещё пива, опять покурить, сдать бельё, закинуть матрас на третью полку – вот и двадцать пять минут долой.

А дальше всё, дальше заниматься совершенно нехуем.

Один учёный-натуралист позапрошлого века однажды взялся рассуждать о том, что бы случилось с нашей жизнью, если бы крот был размером со слона, и пришёл к такому выводу, что это был бы всем пиздец.

От Матушки пахло бурой тиной, Золотым Ключиком и другой плесенью нашего телесного бытия. Мы с приятелем некоторое время повнимали Божественному, затем пихнули друг друга в бок локтём и пошли в тамбур жрать коньяк из горла.

Сейчас положение наше назвали бы тяжёлой жестью, но в те времена так называли только листы (обычно ржавые) из прокатной стали, и поэтому напарник мой обозначил наше положение проще: «кажется, нам пиздец». Я не стал с ним спорить.

А нахуй не пошла?» – мысленно отвечаем мы за невидимого мужчину, но он и без нас знает, что ему нужно делать, и поэтому ровно ничего не происходит – никто никуда не осаживает и ничего никому не подаёт.