Глупая сахариновая жизнь госпожи Сахгал вращалась вокруг мужа, и в каждом предложении она старалась так или иначе его упомянуть, отчего одни считали ее святой, другие — дурой.
Несмотря на ее всепроникающую сентиментальность и привязанность к, казалось бы, вечным фамильным ценностям, напоминавшим ей о любимом муже, свойственное ей же чувство жертвенности заставляло материальные ценности стремительно, даже угрожающе, таять и преобразовываться в нематериальные преимущества вроде отличного англоязычного образования в школе-интернате.
Много лет назад ты сказал мне, что до сорока лет тебя очень волновало мнение окружающих о своей персоне. А потом ты решил, что твое мнение об окружающих куда важнее.
Рашид не помнил такой поры в своей жизни, когда отец не осыпал бы его упреками. Но если в школе он был хулиганом и, несомненно, заслуживал строгого обращения, то потом он остепенился, выучился... и по-прежнему оставался объектом отцовского недовольства. Все стало еще хуже, когда старший — любимый — сын, дорогой старший брат Рашида, погиб в железнодорожной катастрофе, а через год умерла и жена.
— Твое место здесь, на этой земле, — говорил ему тогда отец. — Мне нужна твоя помощь. Я уже не молод. Если хочешь доучиваться в Брахмпуре, делай это на собственные средства.
Отец в ту пору отнюдь не нуждался, с горечью подумал Рашид. И женился он на молодой, несмотря на преклонные годы. Да к тому же хотел — при этой мысли внутри у Рашида все кипело, — чтобы жена родила ему еще одного ребенка! Поздние дети стали своего рода традицией в их семье. Бабé было за пятьдесят, когда родился Нетаджи.
Вспоминая мать, Рашид всякий раз проливал слезы. Она любила их с братом всей душой, даже слишком любила, и они обожали ее в ответ. Брат души не чаял в гранатовом дереве, а Рашид — в лимонном. Теперь, оглядывая умытый и посвежевший двор, он всюду замечал осязаемые следы ее любви.
Поднимаясь на крышу к отцу, он вспоминал мать, прожившую в этом доме до самой смерти. И тогда, два года назад, и сейчас он не мог даже представить, что отец женится на ком-то еще. Уж в пятьдесят пять аппетиты у мужчины должны поубавиться, разве нет? И конечно, память о той, что всю себя отдала служению мужу и двум сыновьям, должна была стать несокрушимой стеной, через которую не просочится даже мысль о новой жене! И вот, поди ж ты, у Рашида теперь есть мачеха: хорошенькая, молодая, всего лет на десять старше его самого, она спит с отцом на крыше, когда тот изволит, и хозяйничает в доме, не обращая никакого внимания на призрак женщины, посадившей во дворе лимон и гранат, плоды которых она столь бездумно срывает...